Текст книги "Радрадрабен"

– Благодетель! – завопил мужик, бухаясь в ноги графу. – Счастье-то какое! А сколько их было?!

– Точно не помню. Десятка два. Да ты встань с колен!

– Да я не только встану, я тут тебе прямо станцую! Что хошь сделаю! А может, и поболее двадцати, а?!

– На портшезах двадцать четыре носильщика, – сообщил точную цифру хозяйственный Бека, – и с вьюками ещё десять. Итого тридцать четыре, а с твоей прежней троицей – тридцать семь. Остаётся, если на человека по веку брать, триста лет. А вдруг и того меньше – видишь, какой тебе фарт пошёл!

– Так, может, и вы назад повернёте? Тогда я свободен!

– Повернём, – согласился Робин. – Только с условием: ты, когда драконом станешь, перевезёшь нас на себе через горы. Летать-то ты не разучился?

– Нет, не выйдет, – отказался дракон. – Мы, земляные драконы, вообще не летаем. Мы больше по другой части – ну, по ущельям ползать, клады там какие постеречь, а летать – это вам небесного дракона надо. У этих-то, конечно, ветер в голове, знай себе порхают – а только и небесный дракон вас не повезёт. Не положено дракону.

– Ну, как знаешь, – развёл руками граф. – Была бы честь предложена. А раз так, вернуться нам никак не получится. Там уже никто не пройдёт. Мост, понимаешь, развалился.

– Вот оно что, – огорчённо протянул мужик-дракон, почёсывая затылок. – А вы всё-таки поворачивайте-ка назад, – предложил он. – Вас аккурат трое, мне как раз и хватит. Я скоренько. Я через полчасика вас догоню и съем. Право, всё лучше, чем дальше идти!

– Нет уж, – в свою очередь, отказался Робин. – Обойдёмся.

Звено четырнадцатое

Город лежал перед ними, занимая всю широкую котловину среди расступившихся гор. Он был обнесён высокою каменною стеной, сложенной из таких же древних валунов, что и безвозвратно разрушенный землетрясением мост. Стена вплотную примыкала к острым скальным обрывам, величественно возносившим вершины к самым облакам. Серые плиты древней дороги серпантином спускались в котловину, исчезая в больших сводчатых воротах, пробитых в стене. Над таинственным городом висело чуть заметное марево не то испарений, не то некоей дымки, и дома его, зубчатые башни и залитые солнцем площади с резкой чересполосицей теней чуть заметно дрожали, не давая глазу ухватить деталей. На улицах, которые отлично просматривались сверху, было кое-где заметно движение жителей, но опять-таки – видимо, из-за той же дымки – невозможно было разобрать, чем эти жители заняты и что именно делают.

– Люди! – облегчённо вздохнул Бека. – Значит, и мы не пропадём. Если, конечно, они не людоеды какие-нибудь.

– Не людоеды, – возразил Робин. – Людоеды бы тут друг друга давно пожрали. Людоеды – они одиночки…

Однако он никак не мог выбросить из головы встреченный ими растерзанный караван. Ведь должно же было существовать что-то, что столь жестоко расправилось с мирными путниками?

– Назад пути всё равно нет, – ровно напомнила Глендавейн.

– Да уж, – пробормотал Робин. Он тронул коня и первым принялся спускаться с перевала вниз.

Вблизи стены выглядели ещё более внушительно. Они нависали над дорогой, подавляя идущего своей циклопической монолитностью, которую беспощадное время сохранило нетронутой с неведомо каких веков. Граф даже поёжился, представив, как бы он планировал, например, осаду этой твердыни – и с удивлением обнаружил, что ни одной дельной мысли и близко не проскочило у него в голове. Цитадель была неприступна.

Что самое странное – никто и не собирался охранять городские ворота. Собственно, никаких ворот и в помине не было, не было башенок с бойницами для ближнего боя, не было и опускающейся в проходе толстой железной решётки, не было даже элементарной стражи у входа – не было ничего! И тут в третий раз графа кольнуло предчувствие, да так сильно, что он не сумел сдержаться, ойкнул и ухватился за седло, чтобы не упасть. Во рту было горько, голова кружилась, а в ушах – то ли порыв ветра был виноват, то ли шальная птица крикнула, пролетая, но в ушах его явственно прозвучали слова, сказанные безжизненным, пустым голосом:

– Не ходи туда.

Да что же это такое?! Если это и в самом деле Пах так о нём печётся, то почему бы ему, Паху, не пояснить толком, чего он добивается, а ещё лучше – просто пособить путешествующему воину побыстрее добраться домой? Или это и не Пах вовсе?

– Ты чего, граф? – всполошился Бека, взглянув на побледневшее лицо Робина.

– Ничего, – медленно ответил Робин. – Ничего. А только нам туда нельзя.

– Ага, нельзя, значит, – повторил Бека и как-будто даже успокоился. – Ты, граф, точно уяснил, что нельзя? У тебя что, опять предупреждение?

– Да.

– Вот оно как. Крепко, похоже, тебя кто-то опекает… Ты смотри, будь осторожнее, а то как бы нам не напороться на что-нибудь нехорошее. Боги зря не посоветуют!

– Ты уверен, что это боги?

– А ты нет? Пах – сам же говорил!

– Говорил… – проворчал Робин. Он и сам уже не знал, что ему думать. – Конечно, Пах, больше некому. Хотя, может, и не Пах. Тогда кто?

– Тебе-то какая разница? Главное, дело говорят!

– Тихо как, – вдруг задумчиво сказала Глендавейн. – Разве так должно быть в городе?

В самом деле, в городе стояла настораживающая, какая-то безжизненно-мёртвая тишина. Не слыхать было привычных городских звуков – блеяния овец, ржания коней, людской ругани и криков. Отсутствовали запахи городских нечистот, только несмелые порывы ветерка из-под стены доносили сладко-противный дух разлагающегося трупа, будто с той стороны прямо посреди улицы валялся дохлый кот.

И тут, словно в насмешку, звуки послышались. По мостовой сухо защёлкали копыта. Видно, стража решила всё же проснуться и выяснить, кто это явился и торчит у ворот. Звуки приближались, и вдруг в тени прохода показался скелет лошади. Ветхие остатки сбруи свисали с выбеленного солнцем черепа. Костяк приблизился к тому месту, где полагалось быть створкам ворот и, слепо ткнувшись как бы в невидимую преграду, остановился, уныло свесив голову. Путники от изумления разинули рты, а из ворот показался ещё один скелет – на сей раз человеческий. Он вяло погрозил им кулаком, щёлкнул челюстями и, ухватив остов лошади за ржавую уздечку, увёл обратно в город.

– Я туда не пойду, – взвизгнул Бека. – Что хотите делайте, а я туда не пойду!

– Похоже, туда вообще никому не пройти, – мрачно заметил Робин. – Гиблое место.

– Город бога, Которого Нет, – сказала Глендавейн.

– Что?

– Так написано. Или примерно так.

– Где?

– Вот, над воротами.

Робин поднял голову. Над воротами, действительно, вилась выбитая в камне надпись, но полустёртые буквы её были совершенно незнакомы графу, и он с уважением глянул на девушку.

– А больше там ничего не написано? Чем, к примеру, этого бога умилостивить, чтобы…

– Больше ничего.

– Так. Приехали. Но ведь тот караван тут как-то прошёл? Значит, должен быть какой-то путь!

– И что от него осталось, от каравана?! – вскинулся Бека.

– Я не о том, – пояснил Робин. – Если люди шли, значит, знали дорогу. Пусть рисковали, но шли! Значит, дорога есть и она принципиально проходима. Просто им не повезло. Случилось что-то. В жизни ведь всякое бывает. Мне и самому туда край как не хочется, да нам по-другому нельзя. И туда тоже нельзя, конечно…

– Ворона летит, – перебила его Глендавейн.

– Что?!

– Ворона летит, – повторила она. – Вон там. Сейчас посмотрим, что будет.

Беспечная ворона, насмешливо каркнув, легко перемахнула неприступную стену, и тут же, чего-то испугавшись, шарахнулась обратно. Но не тут-то было! Птица словно наткнулась на прозрачное ограждение и её отбросило назад. Отчаянно хлопая крыльями, чёрная неудачница вновь и вновь пыталась вырваться из города, но тщетно: неведомая сила цепко держала её в плену. Вдруг над стеною мелькнула длинная узкая стрела, и пробитая ворона, бессильно сложив крылья, канула вниз. Вновь наступила тишина.

– Понятно, – скрипнул зубами Робин. – Вот, значит, как! Туда-то нас, скорее всего, пустят, а обратно… Ну-ну.

Они отъехали от мёртвого города, спешились у одиноко торчащей придорожной скалы и развели костёр. Настроение у всех было подавленное. Разговаривать не хотелось. Похоже было, что на этот раз они действительно здорово влипли.

Проинвентаризировав имущество, они выяснили, что являются обладателями одного фамильного меча (граф Айтер), одного кинжала (Глендавейн) и пары быстрых ног (Бека). Другое оружие отсутствовало. Из пищевых припасов оставалась лишь початая фляга вина да немного вяленых кальмаров – которые они тут же и доели. Впрочем, голодная смерть в ближайшем будущем им не грозила: в конце концов, можно было по очереди забить на мясо лошадей, а что касалось воды – стоило чуть-чуть подняться вверх по дороге, и небольшой чистый родничок был к их услугам. Но что делать дальше? Как выбираться к людям? Не жить же им тут, в самом деле, дичая и уподобляясь несчастному сторожевому дракону?

Солнце постепенно склонялось к горизонту, обдирая свой пылающий край о хищно торчавшие острыми клыками вершины. Решено было устроить бивак прямо на дороге у скалы. Хотя Робин и не опасался нападения из города – вряд ли обитающие там скелеты имели возможность оттуда выбраться – но всё же предусмотрительность никогда и никому не вредила. Защищаться же от любой опасности лучше не среди чистого поля, а имея за спиной надёжный камень.

Столь же важным было и установление сторожевого наблюдения. Робин отозвал в сторону Беку, указал ему в потухающем небе нужную звезду и внушительно шепнул:

– Заметь это место. Когда она зайдёт за вершину, если глядеть отсюда, разбудишь меня, я стану сторожить, а ты отправишься спать. Гляди в оба. Чуть что – не стесняйся, ори во всю глотку! Лучше десять раз проснуться зря, чем один раз вообще не проснуться. И учти: заснёшь – слово чести, отведу к городу и затолкаю прямо в ворота. Понял?

– Понял…

Робин с Глендавейн улеглись по разные стороны догоревшего костра. Угли, подёрнувшиеся сизым пеплом, давали ровное приятное тепло. Граф уже примостился было, но потом встал и вновь подошел к сиротливо торчащему на указанном месте Беке:

– Будешь ложиться – сгребёшь золу в сторону и ляжешь на это место. Там земля прогрета, будет не холодно.

– Зачем? И так не холодно.

– Под утро должно похолодать. Сам увидишь.

– Ладно.

Робин вернулся на своё место. Девушка уже спала, безмятежно подставив лицо лунному свету. Граф некоторое время рассматривал её, затем вздохнул и улёгся на подстеленный плащ. Истребитель Василисков он положил рядом с собой, накрыв рукоять ладонью.

И тут на нос ему свалился камушек.

Через мгновение Робин был уже на ногах и с мечом в руке. Присмотревшись, он увидел на вершине скалы тщедушную копошащуюся фигурку.

– Гном, – в самое ухо жарко прошептала ему так же мгновенно проснувшаяся Глендавейн.

За всю свою прежнюю жизнь граф Айтерский не видал и половины чудес, свалившихся на него за последний месяц. Кто бы мог подумать, что гномы, драконы, колдуны и прочие герои сказок – персонажи отнюдь не сказочные, а реально занимающие своё место в окружающей действительности?!

В то, что копошащаяся фигурка – гном, он поверил сразу. Неизвестно, откуда эта девица набралась такого жизненного опыта, но Робин уже привык к тому, что Глендавейн зря слов на ветер не бросает, и если она утверждает что-то, то скорее всего так оно и есть.

– Это не опасно? – так же шёпотом спросил он.

Девушка выразительно пожала плечами:

– Кто знает. Как когда. Зависит от того, какие это гномы, сколько их, как настроены… Да мало ли от чего зависит!

– Это не опасно, – раздался сверху тоненький голосок. – Это приятно и очень-очень выгодно!

С этими словами фигурка бодро сиганула вниз. Люди непроизвольно отшатнулись: высота была очень даже приличная, но гном, как ни в чём не бывало, уже стоял перед ними – руки в боки, борода вперёд.

– Что?! – переспросил из темноты Бека. – Что выгодно?

Робин был готов дать голову на отсечение, что Бека возник у него за спиной одновременно со словом «выгодно».

– Выгодно, – кивнул гном. – Вам выгодно, мне выгодно, всем выгодно. Я Булин, сын Мулина. К вашим услугам.

– Граф Робин Айтер, – машинально представился Робин.

– Глендавейн, – сказала Глендавейн.

– Бека Арафейский. Негоциант и предприниматель, – торжественно и гордо отрекомендовал себя прохвост Бека.

– Очень приятно! Чрезвычайно, исключительно, безмерно приятно! – заявил Булин, сын Мулина.

– Присаживайтесь, уважаемый Булин! – пригласила Глендавейн, подбрасывая в костёр охапку хвороста.

Гном присел с видимым удовольствием, тщательно расправив длинную ухоженную бороду, и протянул руки надо вновь разгорающимся огнём.

– Что вы мне можете предложить, достопочтенные путники? – блаженно жмурясь, подобно нашкодившему коту, спросил он. Робин недоумённо вытаращил на него глаза, будучи поставленным таким вопросом в тупик и не ухватывая сути происходящего, но тут инициативу в свои руки взял ушлый Бека:

– Предложение зависит от спроса, почтенный Булин, равно как и наоборот. И мы надеемся достичь взаимовыгодного результата, что доставит нам поистине неизъяснимую радость!

Гном, услышав это, засиял от счастья и радостно потёр крохотные ручонки:

– Истина, сама истина говорит твоими устами, о великомудрый Бека Арафейский! Мои условия традиционны: конечно же, безопасный проход и полная сохранность всех ваших товаров в обмен на всего лишь жалкую половину их. Это поистине щедрое предложение, да-да, просто королевское! Не смею сомневаться, что вы с радостью примете его. Но за отдельную плату вы можете получить любые дополнительные услуги: скажем, переноска на носилках ваших драгоценных особ – без малейшего толчка! – по центральным галереям, яркое освещение коридоров и их ответвлений, демонстрация лучших драгоценностей подземного мира и рассказ занимательных историй их добычи и огранки. Ваш слух могут усладить напевы сладкоголосых красавиц, а ваше зрение – их танцы и иные пленительные телодвижения. Кроме того…

– Достаточно, уважаемый Булин! – благосклонно прервал его Бека. – Это прекрасное предложение, и мы принимаем его. Только, как нам кажется, четверти товаров будет вполне достаточно. Со свойственной вам мудростью вы, конечно, согласитесь с такой постановкой вопроса?

Робин разинул рот и попытался было объяснить, что никаких товаров у них нет и никогда и в помине не было, но заработав толчок локтем от Глендавейн, благоразумно промолчал, предоставив Беке самому выпутываться из щекотливого положения. Тот же, что называется, оказался в своей стихии.

И действительно, в самом скором времени соглашение было достигнуто. Стороны, ко взаимному удовлетворению, сошлись на трети товаров – без песен, плясок и прочих несолидных развлекательных экскурсов. Освещение подземных путей – экономное. Договор вступает в силу немедленно после подписания соответствующего документа.

Тут же был изготовлен и документ, и на пергамент торжественно легли подписи Булина, сына Мулина, сына Толина, сына (множество предков гнома занимало два отдельных листа), и Беки Арафейского (список титулов последнего был этим и ограничен).

– Вы изволите проследовать немедленно, глубокоуважаемые? – почтительно пропищал сын Мулина. – В таком случае благоволите подвести своих вьючных животных и остальных ваших спутников ко входу в подземелья.

– Где находится вход?

– У этой самой скалы, только с обратной стороны. Стража всё слышала и пропустит вас.

– Стража? Признаться, я никого не заметил, – насторожился Робин.

– Хи-хи-хи! – радостно взвизгнул гном. – Ещё бы! Было бы удивительно, поразительно, невероятно, если бы стража гномов была бы замечена жителями надземелья! Это немыслимо! Этого просто не может, никогда не может быть!

– Двадцать шесть воинов-секирщиков под предводительством капитана, – сухо уронила Глендавейн. – Плюс двое молодых оруженосцев, вооружены только короткими пиками. Их, конечно, можно в расчёт не принимать. Имена перечислить?

Сын Мулина был уничтожен. Он сник, съёжился и как-то потух. Из последних сил, пытаясь сохранить остатки гордости, он молча дал знак следовать за ним.

За скалой в неверном лунном свете чернел вход в подземелья гномов, откуда тянуло затхлостью склепа и какой-то почти физически ощутимой могильной жутью. Робин был готов поклясться, что никакого прохода в скале раньше тут не было.

– Вводите караван, – пискнул Булин. – Нашу часть товара разгрузим позже, когда подойдём к хранилищу.

– Нет у нас никакого товара, достопочтенный Булин, – с фальшивой печалью ответил Бека. – Вот эти лошадки и есть всё наше имущество.

– Как?!! – вскричал оскорблённый до глубины души гном. – А как же договор?!

– Подлежит неукоснительному соблюдению, – с сокрушённым выражением лица кивнул пройдоха. – А поскольку положенная вам третья часть от ничего и есть ничего…

– А-а-а!!! Надули! Это гнусно, отвратительно, нечестно! Это подло и беспринципно! И зачем, зачем я только связался с вами! О, позор моей седой бороде!

– Вынужден согласиться, уважаемый. Это получилось для вас не совсем удачно, – кивнул Бека. – Но подумайте, ведь у нас просто не было выбора. Мы находились в безвыходном положении.

– Ваше положение касается только вас! Вы должны были…

– Что мы должны были, это наше дело, – вмешался Робин. – А договор есть договор.

– Но как же?! За проход под городом платят все. Вы хотите сказать, что собираетесь пройти без вознаграждения? Это нам невыгодно, невыгодно и ещё раз невыгодно! Неполученная прибыль есть прямой убыток!

– А вот это касается только вас, – парировал граф.

– Мы отдадим вам одну лошадь, – сказала Глендавейн. – Это будет честно. У нас действительно больше ничего нет.

Бека яростно обернулся к ней, но не посмел сказать ни слова. Вид у девицы был самый решительный, хотя спокойствию своему она, как всегда, не изменила ни на гран. Робин также счёл за лучшее промолчать.

Булин, сын Мулина, был вынужден смириться со сложившимся обстоятельствами. Здраво рассудив, что лошадь составляет больше, чем «ничего» (хотя вьючные животные в соглашении шли отдельной графой и налогообложению не подлежали), он сдался. Махнув рукой, он первым ступил на ведущую вниз эстакаду, образованную тщательно подогнанными гранитными плитами. Безмолвная стража бесшумно расступилась, лишь под лучами покидаемой на ясном небе луны блеснули полированные лезвия боевых топоров.

Подземелья гномов ничем не напоминали описания их из саг и легенд. Никакой торжественности, никаких церемоний не было и в помине. Больше всего подземелья походили на растревоженный муравейник. Никого не интересовало, откуда взялись и куда движутся люди, ведущие в поводу усталых понурых коней. Опрометью проносились пустые и гружёные породой тачечники, маршировали куда-то отряды строителей с факелами и огромными кайлами на плечах, из бесчисленных боковых штреков слышался непонятный стук и скрежет, а далеко, в глубине, в самом средоточии переплетения бесконечных тоннелей, что-то равномерно и безостановочно бухало. По стенам сочились грязные ручейки, и звуки падающих время от времени капель без следа умирали в неподвижном воздухе. Всё это создавало настолько гнетущую и неприятную атмосферу, что граф даже потихоньку сплюнул.

Булин, напротив, заметно оживился. Похоже было, что он просто физиологически не умел долго пребывать в скверном настроении. Поглаживая бороду, он подкатывался то к одному, то к другому, и сыпал сведениями – о времени сооружения того или иного зала, перехода или коридора, о количестве занятых в строительстве рудокопов (такой-то, сын такого-то, сын такого-то…), о найденном при этом золоте и драгоценных камнях – и о всём прочем, совершенно ненужном, но составлявшем, по мнению гнома, немеркнущую славу и гордость подземного народа и потому достойном упоминания.

Робин, который совершенно запутался в бесконечных поворотах и ответвлениях, и которому эта трескотня начинала надоедать, попытался вернуть его на более актуальную тему:

– А сколько нам ещё топать?

– Сколько пожелаете, уважаемые! – живо откликнулся Булин, хитро сверкнув глазками. – Если хотите, можем хоть сейчас на поверхность! Правда, над нами Город…

Он остановился, пережидая, пока отряд стражи пересечёт длинный гулкий коридор, по которому они двигались.

– Нам нужно на ту сторону города, – пояснил Бека.

– Ах, что такое «та сторона»? – возразил упрямый потомок Мулина. – Допустим, сейчас «та сторона» прямо передо мной, но стоит мне случайно повернуться, и «та сторона» окажется совершенно с другой стороны. Всё зависит о того, с какой стороны посмотреть!

Робин, которого такие географические изыски совершенно не устраивали, нахмурился:

– Ты давай веди, уважаемый, нечего тут темнить! А то, я смотрю, катакомбы твои всё уже да всё ниже делаются. Это что, так и должно быть?

Действительно, они давно миновали украшенные цветными сталактитами и наскальной росписью центральные магистрали подземелья и углубились в места, мягко говоря, не слишком посещаемые и потому, видимо, находящиеся в пренебрегаемом состоянии. Всё чаще попадались кучи мусора, пыли, пустой породы; почерневшие балки шахтной крепи были источены неведомыми насекомыми, частично обвалились и сгнили. Бухавший ранее далеко в глубине исполинский молот теперь был слышен чуть ли не сверху, и с потолка от сотрясения время от времени осыпались струйки песка.

Оскорблённый гном заверил, что ведёт самой лучшей, короткой и близкой дорогой, что великолепные галереи, представляющие историческую ценность, специально оставлены в первозданном виде, и что скоро, уже совсем скоро, уважаемые – раз уж им так приспичило! – смогут выйти из уютных подземных коридоров в свой враждебный открытый мир, хотя он, Булин, и не понимает, как можно пренебрегать предоставленной им уникальной возможностью…

– Ладно, пошли, – перебил Робин. – Смотри только, не вздумай заблудиться тут.

Гном всплеснул руками – да как только, мол, такая чудовищная мысль могла прийти кому-нибудь на ум? – и бодро свернул в самый узкий проход, где идти уже приходилось гуськом, а кони боками задевали стены. Этим – исторически явно бесценным – лазом путникам пришлось пробираться довольно долго, и граф, потеряв терпение, чуть было не наорал на гнома, требуя немедленно повернуть назад, но тут лаз кончился, и они оказались в довольно просторном гроте.

Откуда в подземельях брался свет – неизвестно, но даже тут, на самой, казалось бы, глубине, обвыкший глаз мог различить уходящие вверх стены со следами черновой обработки, расширения пещеры в виде грубо сформированной анфилады и следы древней выемки камня – явно для сторонних нужд, так как никаких резных или полированных каменных изделий, которыми так знаменит горный народ, в пещере не обнаружилось.

– Привал, – пискнул гном, усаживаясь на плоский обломок скалы.

– Зачем привал? – подозрительно спросил Робин. – Мы и не устали ещё. Пошли дальше!

– Не устали? О, смею вас уверить, почтеннейшие, что вы просто не представляете, что вас ждёт! – гном, прижмурившись, покрутил головой, отчего кончик колпака его с вышитыми тусклым золотом письменами описал замысловатую дугу. – Нет, вы не можете этого предвидеть! Поэтому настоятельно рекомендую как следует передохнуть.

Сам гном, однако, отдыхать не собирался. Он колобком катался по гроту, не замечая ни битого щебня, ни трещин под ногами, и безостановочно трещал:

– Как бы вы ни были измотаны, измождены, обессилены – повторяю, как бы вы ни устали, вам непременно необходимо узнать, что находится вот в этом с виду ничем не примечательном тупике! Нет-нет, не в том, глубокоуважаемый Бека, а вот в этом! Ручаюсь – то, что вы там обнаружите, перевернёт всю вашу дальнейшую жизнь! Каюсь, я специально дал небольшой крюк – о, совсем, совсем крошечный! – чтобы привести вас сюда, в место, которое вы не забудете до конца своих дней!

Любопытный Бека сразу же полез в указанный проход. Граф, пожав плечами, тоже решил взглянуть, что могло вызвать столь неумеренные восторги представителя горного племени. Общему порыву поддалась даже Глендавейн.

Тупик трудно было назвать тупиком: он оканчивался громадной выработкой, размеры которой трудно было даже представить. Множество каменотёсов, по-видимому, трудились здесь долгие века: малые, большие и просто громадные глыбы камня – как обработанные, так и только-только отделённые от основания, в живописном беспорядке были разбросаны тут и там. Однако не это приковало внимание зрителей: везде, куда ни падал взгляд, лежали скелеты. Древние эти останки принадлежали представителям различных рас – были тут люди, гномы и гоблины, были останки великанов, которых Робину никогда не доводилось видеть, были скелеты и настолько причудливые, что даже великий специалист в любых вопросах Бердрехт затруднился бы определить их принадлежность. Все скелеты были закованы в кандалы, соединённые длинными – видимо, чтобы не мешали работе – цепями.

– И что здесь такого удивительного? – недовольно спросил Робин, оглядываясь на суетливого гнома.

– Я не обещал удивительное! Я обещал незабываемое зрелище! – заверещал тот. – И я повторяю: вы не забудете этого до конца своих дней! Потому что до конца их вы отсюда не уйдёте!

Мерзкое его хихиканье заглушил раскатистый грохот и металлический лязг. Граф метнулся к выходу, но опоздал: толстая железная решётка, упав, разделила его и кривляющегося беснующегося Булина. Проклятый гном, очевидно, привёл в действие спусковой механизм какой-то ловушки.

– Никто, слышите, никто еще не мог похвалиться, что надул Булина, сына Мулина! – торжествующе завопил он. – Теперь я получу всех, всех ваших жалких лошадей! Но не это главное: теперь я каждый день буду приходить сюда, чтобы любоваться вашими страданиями, и…

Он не успел докончить. Острый камень, ловко пущенный рукой графа, попал Булину в лоб. Хилое тельце его опрокинулось и перекувыркнулось на пыльном полу. Робин от всей души пожелал древнему роду Мулинов тут же и прерваться, но недостойный потомок гномьей династии вскочил и, зажимая рану рукой, мгновенно скрылся за углом.

– Я ещё вернусь! – пропищал он из темноты. – Завтра или послезавтра. Я дождусь, когда вы уже не в силах будете швыряться камнями! Я стану приходить сюда часто, очень часто, и буду смеяться над вами! Посмотрим, что вы тогда запоёте! Да, да, мы посмотрим!

Шаги его чуть слышно прошлёпали по коридору и стихли.

Робин что было сил рванул решётку, но с тем же успехом он мог бы попробовать приподнять всю скалу. Горные мастера постарались на совесть: ржавые прутья даже не дрогнули, хотя у графа от напряжения потемнело в глазах. Не в силах поверить в случившееся, он попытался разрубить их мечом, надеясь на чудо, но великолепная сталь клинка лишь со звоном отскочила, не оставив на толстом поперечном брусе даже царапины.

Ошеломлённый случившимся, Робин вернулся к спутникам. Бека с круглыми от ужаса глазами сидел на камнях, беззвучно разевая и закрывая рот, Глендавейн сосредоточенно и отрешённо глядела куда-то в сторону, полностью уйдя в себя.

– Что делать будем? – горько спросил Робин в пространство. Ответом ему было молчание.

– Тупик, значит, – заключил он. – Ну, теперь вся надежда на тебя, Вейни. Сможешь с этими железяками что-нибудь сделать, а?

Глендавейн очнулась и медленно покачала головой:

– Моя магия – магия солнца, воздуха, света. А здесь, в самом сердце гор… Здесь нужна совсем другая сила! Впрочем, попробую.

Она подошла к решётке, глубоко вздохнула и, переплетя руки в диковинном сложном жесте, произнесла несколько непонятных слов. По железу пробежали призрачные синие язычки пламени, запахло окалиной – но и только. Девушка сникла, плечи её опустились, и она, понурив голову, отошла прочь.

– Что, никак?! – с изумлённым разочарованием спросил Бека.

Волшебница не ответила и уселась рядом с ним, вновь полностью уйдя в себя. Граф Айтер тоже было присел, но тут же вскочил и принялся лихорадочно обследовать заброшенные каменоломни. Что он пытался найти – вряд ли мог сказать даже он сам, но просто так сидеть и ждать… Чего? Смерти? А что ж, пожалуй, что и смерти… Но просто так, сложа руки, он сидеть не мог.

В каменоломнях не было ничего, кроме камней, пыли и покрытой этой пылью останков сгинувших тут безымянных рабов. Через полчаса он убедился, что негодяй Булин был прав: это действительно был тупик. И было крайне сомнительно, что хоть кто-нибудь случайно забредёт сюда в ближайшие две-три тысячи лет. Даже если они будут кричать, даже если их чудом и услышит какой завалящий гномишка, это вовсе не значит, что он захочет их отсюда вызволить. Тем более, гм, бесплатно…

Робин выругался. Будь проклята вовеки гномья алчность! Неужели отсюда действительно нет выхода?

Он ощупал решетку и прилегающие к ней стены в поисках скрытых пружин, могущих поднять заграждение, но, конечно, ничего не нашёл. Не таковы были гномы, чтобы из их западни можно было выскользнуть так легко.

Граф вернулся и на вопросительные взгляды товарищей лишь отрицательно мотнул головой.

Так они сидели рядышком несколько часов в каком-то тупом оцепенении. Глендавейн несколько раз подходила к решётке, но все её последующие попытки были ещё слабее, чем предыдущие. Гномы умели ковать хорошую сталь.

Сталь, сталь… Стоп! Робин почувствовал, что на самом донышке его отчаянно сражающегося с безнадёжностью разума проклюнулся тонкий росток надежды.

– Бека! Вейни! – загремел он, – тащите сюда кандалы! Все, которые найдёте. Как можно больше!

Глендавейн пытливо посмотрела на него и, по обыкновению не сказав ни слова, отправилась выполнять распоряжение. Робину лишь показалось, что девушка слабо улыбнулась ему. Бека же вцепился в графа, как клещ:

– Что?! Скажи, что ты надумал?! Ты надумал что-нибудь? Да?!

– Надумал, – буркнул Робин. Он и сам не знал, получится ли что-нибудь из его затеи. Вся надежда была на мастерство горных мастеров и крепость гномьего металла.

Он выбирал из кучи притащенных оков наиболее хорошо сохранившиеся, без потёртостей и ржавчины экземпляры, вытаскивая застрявшие кое-где кости, и показывал, как надо их скреплять:

– Вот так, перехлёстом, тогда цепь сама себя зажимает… Теперь цепляй за решётку, натяни… Как следует натягивай! Ещё раз перехлестни, а то разъедется… Так, а теперь вот за этот камень. Не так, повыше, повыше! Теперь заматывай! Хорошо. Ещё раз…

Кандалы были мало пригодны для изготовления тросов. Если бы они были покороче, то и вообще бы ничего не вышло. Единственное их достоинство – это то, что их было много, поэтому экономить на материале не приходилось. Как бы там ни было, скоро решётку и громадный каменный выступ, торчащий из пола, связывало несколько десятков глухо позванивавших металлических нитей.

– И что теперь? – пропыхтел грязный как чёрт Бека, когда Робин, пробуя их на крепость, вскочил на этот своеобразный цепной мост. – Я уже здорово устал. Что дальше?