Текст книги "Радрадрабен"

– Дальше ты ещё больше устанешь, – пообещал Робин. – Теперь мы будем таскать камни. Самые тяжёлые, какие только сможем поднять.

Бека покрутил пальцем возле виска и красноречиво вздохнул, возведя очи горé.

– Зачем?!

– А затем, дурья твоя башка, что мне лично совсем не улыбается сидеть тут и ждать, пока Булины и Мулины не сжалятся и не соизволят нас выпустить. Боюсь, они на такое не способны. Поэтому я хочу просто выломать из решётки парочку прутиков и выбраться отсюда. Кстати, ты их согнуть не пробовал?

– Пробовал…

– И как?

– Никак.

– Правильно. Силёнок у нас маловато. Поэтому теперь будем грузить камни на цепи, и они своим весом в конце концов отогнут решётку. Должны отогнуть.

– А если не отогнут?

– Тогда ещё что-нибудь придумаем. Приступай!

И Робину, и Беке, и даже Глендавейн пришлось поработать так, как они ещё не работали никогда в жизни. Несколько раз они вынуждены были перекладывать груз из-за разъезжавшихся под ним цепей, пока Робин не сообразил скрепить их несколькими дополнительными витками, но в конце концов получилась достаточно устойчивая конструкция, на которую объединёнными усилиями принялись наваливать большие плоские глыбы, словно специально заготовленные для этого и сложенные штабелем в дальнем углу.

– Берегись! – вдруг закричал Бека.

Решётка начала поддаваться. Мелкие камешки сыпались из разрушавшихся гнёзд, прутья звенели и потрескивали. Только бы цепи выдержали, подумал Робин, осторожно подкладывая очередной камень, шумно отдуваясь и вытирая пот. Глендавейн с другой стороны тоже подкинула камень поменьше и ловко отпрыгнула в сторону.

Несколько цепей лопнули с противным зудящим звуком, остальные резко просели чуть ли не до земли, но тут решётка внезапно вылетела из пазов и, со свистом распарывая воздух, врезалась в опутанный кольцами кандалов выступ, обдав всех каменной крошкой.

Проход был свободен.

Звено пятнадцатое

Гофларех с изумлением смотрел в хрустальный шар. Он то приближал к нему лицо, чуть не касаясь его носом, то пытался вглядываться издали. Он даже подышал на полированную поверхность и протёр её рукавом мантии, но всё было напрасно: сегодня показывать ему Гризонию могучий магический инструмент отказывался наотрез. Колдуну даже почудилось на мгновение, что в голубой сфере мелькнула чья-то нагло ухмыляющаяся рожа, и он машинально сделал пальцами левой ноги охраняющий жест, но тут же опомнился и устыдился: во-первых, ему некого было бояться – никто из известных ему магов не рискнул бы таким дурацким фокусом навлечь на себя его гнев, а во-вторых – инструмент был совершенно безопасен по самóй своей природе. Колдун усилил заклинание, применив специальное заклятие поиска, но добился только того, что шар раскалился и покрылся трещинами.

Щёлкнув пальцами, Гофларех убрал трещины, но тут от чрезмерного напряжения хрустальная поверхность вспучилась, пошла пузырями – и сфера медленно растеклась по золотой подставке тягучими горячими потёками.

Озадаченно подняв брови, старый маг сварливо пробормотал:

– Так-с, нигде на земле, якобы, её не имеется… Ага, как же, так я и поверил… А девчонка набрала силы. Молодец, шельма, моя порода!

Гофлареху одновременно было и приятно – дочка сумела заявить о себе, как о незаурядном маге: не каждый, ох, далеко не каждый мог скрыться от всевидящего ока Гофлареха! – и в то же время досадно: как-никак, а его-таки оставили с носом, пусть даже и родная дочь. Критически осмотрев заляпанный остывающим стеклом треножник, он прикинул, что чем исправлять инструмент, проще сделать новый, и злобно пнул повреждённый треножник ногой. Последний, судорожно поклонившись, с усилием заковылял к выходу – ни дать ни взять, старый подагрик. Гофлареху почему-то показалось, что вещь издевательски копирует походку его самого (время от времени маг страдал приступами люмбаго), и он в раздражении послал вдогонку стрелу оранжевого пламени. Треножник мгновенно прибавил прыти и юркнул за дверь.

Какой-то сегодня не самый удачный день…

С утра Гофларех примерял корону Абсолютного Знания. Не удовлетворило: тяжёлая, холодная, а главное – жмёт. Он задумчиво оглядел головные уборы, напяленные наподобие париков на деревянные болваны без лиц. Вот Венец Всевластия, попавший к колдуну из могильного кургана какого-то туземного царька. Если по правде, то Гофларех его ещё ни разу не надевал – боязно было. Вот Грозовой Колпак, вещь нужная и полезная. Когда начиналась гроза, а грозы здесь бывали, несмотря на вечную зиму, Гофларех первым делом надевал этот колпак – очень от молний помогало. Вот в рядок стоят тщательно надраенные Шлемы Хаоса, почти все, не хватает только Первого и Третьего.

Взгляд колдуна остановился на Обруче Четырёх Стихий. Да, решено, сегодня – Обруч Четырёх Стихий!

Колдун взял Обруч – это был действительно обруч, грубо откованный из низкопробного серебра, в отличие, скажем, от Венца Всевластия, который представлял собой обтёрханный треух из шкуры неведомого животного – и, подойдя к большому мутному зеркалу, стал примерять его. Сперва он надел его прямо, затем кокетливо сдвинул набок, потом залихватски сдвинул на затылок, всмотрелся в отражение и усмехнулся: чудишь, старик! Опять надел Обруч прямо и надвинул почти до бровей – в самый раз!

Гофларех широко развёл руки и громко прокричал отпирающее заклинание. И сразу почувствовал лёгкое покалывание в кончиках пальцев – верный знак того, что заклинание опять сработало как-то не так. Для верности он всё-таки произнёс четыре слова-ключа и особым образом хрюкнул. Подождал – ничего не произошло, а ведь под потолком гардеробной должен был вспыхнуть огненный шар. «Н-да, – мрачно подумал колдун, – хрюкай, не хрюкай… Практики нет, вот в чём беда…»

– Практики маловато, – вслух сказал Гофларех, и тут же послышались крики:

– Пожар!

– Горим!..

Кричали где-то рядом: или в лаборатории, или в мастерской. Колдун опомнился, вгорячах сорвал с головы Обруч, охнул, тут же напялил его снова и торопливо забормотал заклинание Воды. Тут всё сработало безукоризненно: на чародея с потолка обрушился целый водопад – даже хрюкать не пришлось. Словно в издёвку, рядом завопили «Воды! Воды!..». Гофларех, изрыгая проклятия, бросился в мастерскую, и это было правильно – горело там, и горел любимый верстак чародея.

Надо сказать, что старик любил на досуге что-нибудь мастерить: табакерку там или какую-нибудь чернильницу, или даже куклу – очень это успокаивало нервы, расшатанные многовековой борьбой за мировое господство.

Так вот, весело потрескивая, горел любимый верстак, за которым, выстругивая очередную свистульку, Гофларех мрачно и тщательно обдумывал будущее устройство мира. Вокруг суетились слуги; как водится, уже нашёлся созревший паникёр, иначе чем было объяснить самозабвенные крики: «Дракон! Это был дракон, я сам видел! Два раза облетел вокруг башни, всунул голову в окно и плюнул огнём!..»

Колдун тоже плюнул – не огнём, а просто слюной – и стал отдавать приказания: кому за водой, куда лить и что срочно передвигать.

Сбегали за водой. Оказалось, что достаточно одного графина. Паника угасла вместе с верстаком, но слуги не уходили, бестолково переставляли стулья, попытались даже вынести полуобгоревший верстак – колдуну пришлось цыкнуть на ретивых. Кто-то делал вид, что уже занимается уборкой.

Гофларех смотрел на них с сарказмом: эх, работнички… И что-то много развелось, дармоедов. Колдун приказал раскрыть окна, чтоб выветрить чад, и всем убираться вон.

Оставшись один, чародей, зябко передёрнув плечами, подошёл к окну. Перед ним открылся хорошо знакомый вид: безрадостная равнина, покрытая никогда не тающими льдами, и череда бесконечных серых туч. Замок Гофлареха стоял на чёрном базальтовом утёсе высоко над рекой, которая, несмотря на лютые холода, никогда до конца не замерзала и бешено билась и ревела в узком каньоне. Отсюда, с самой высокой башни замка, были хорошо видны обиталища соседей.

Среди злых волшебников издавна считалось хорошим тоном селиться именно здесь, в Долине Ужаса, поэтому замки, дворцы и прочие чертоги тут и там пронзали бледное небо под изредка проглядывающим хилым лиловым солнышком. Конечно, находились отщепенцы, экономившие на отоплении и предпочитавшие тёплые края, но об этих говорили с презрением: этак можно было, чего доброго, заработать репутацию недостаточно злобного мага. Добрые же волшебники, по слухам, предпочитали для жительства некую гору, расположенную в мягком субтропическом климате – да что с них взять, добрые, они и есть добрые. Тьфу!

Ближе всех к замку Гофлареха, носившему, кстати, скромное название Обитель Мудрого, располагался замок Средостение Мрака. Там жил Арудон Умный, ещё недавно ближайший друг Гофлареха и помощник во многих опасных опытах. Чёрная кошка пробежала между ними, когда, полный уверенности в успехе, Арудон с огромной помпой прилетел свататься к Гризонии. А та ему отказала.

Арудон, даром, что Умный, сразу не понял: мол, капризит девчонка, образумится – и сладится всё. Да вот не сладилось…

Обозвала она тогда его идиотом (это Умного-то!), и – полный афронт ему, да-а-а… Гофларех хихикнул и потёр руки – даже сейчас ему было смешно, когда он вспоминал позорное отбытие Арудона. Тогда тот от злости чуть не свалился со своего летучего корабля, да и корабль-то… Гофларех опять тихонько хихикнул: корабль, едва отвалив от причального парапета, резко пошёл вниз и чуть не врезался в лёд, чудом выправился у самой земли и, рыская, неровными рывками удалился к Средостению Мрака.

Тут Гофларех погрустнел: снова вспомнил Гризонию, вспомнил, как три дня назад видел её в хрустальном шаре. Девочка похудела, осунулась, да и компания, в которой она находилась, была сомнительной: какой-то подозрительный жулик, и граф этот – Айтер, что ли…

– Не слыхал я про таких графов, – пробормотал колдун.

Не то, чтобы он так уж беспокоился за дочь – та могла постоять за себя, но сердце, отцовское сердце!.. К тому же Гофларех нутром чувствовал, что оскорблённый Арудон не забыл своего позора и этого дела так не оставит.

Весть о неудачном сватовстве мгновенно распространилась по округе и служила неиссякаемой темой для разговоров на вечеринках. Колдуны, народ всё больше одинокий, скучали в своих твердынях: практически все злые дела были переделаны, оставались кой-какие незначительные скучные мелочи. И как-то сам собой сложился обычай собираться каждый вечер у кого-нибудь – по очереди – на посиделки. Установились и неписаные правила поведения на этих вечеринках, и первое из них было – всё личное оставлять за порогом. Это и понятно, ведь практически все обитатели Долины Ужаса в разное время и разными методами пытались достичь заветной цели каждого злого волшебника – пресловутого Неограниченного Мирового Господства. И надо сказать, что очень многим это почти удавалось, но всегда находилась какая-нибудь досадная неучтённая мелочь, которая и сводила на нет скрупулёзную подготовительную работу. А ведь эта непростая работа требовала сотен, а у наиболее въедливых и тысяч лет. Второй попытки, как правило, никто не делал, ограничиваясь масштабными, но всё же довольно обычными гадостями. Естественно, что пути колдунов пересекались на этом поприще, и пересекались, конечно, не самым полюбовным образом. Многие таили обиду друг на друга, считая именно того или иного коллегу виновником своих неудач.

Конечно, никто не заставлял застарелых недругов обниматься, целоваться или брататься каким-то иным манером, нет! Но и учинять разборки с применением магии и привнесением грозных природных сил запрещалось категорически. Кроме того, была ещё одна очень важная причина, по которой колдуны объявляли перемирие на вечеринках. Всё объяснялось просто: каждый обитатель Долины, естественно, мнил себя величайшим из магов – как живых, так и почивших. И поэтому считал ниже своего достоинства лично заниматься поисками, добыванием и обработкой различных ингредиентов, потребных для изготовления страшных зелий, могучих оберегов, посохов для быстрой ходьбы, амулетов, награждающих обладателя неизбывной мужской силой (или наоборот – поражающих его вечной импотенцией), наконец, обычных, но очень сильных ядов. Кроме того, могучий склероз, в той или иной степени присущий всем владельцам роскошных чертогов Долины в силу их весьма преклонного возраста, сильно препятствовал им в самостоятельном добывании нужных составляющих. И то сказать: наверняка многие забыли даже, как называется на Незнаемом Языке обыкновенный подорожник, не говоря уж о более сложных вещах, как то: пятничная моча горбатой гиены или кожа с хвоста девятижильного зверя-колдобника.

Поэтому появление около десяти лет назад двух пройдох, взявших на себя все снабженческие заботы, было очень своевременным, ведь благодаря непредсказуемому поведению колдунов обычные торговцы просто боялись иметь с ними дело. А сами чародеи, в силу описанных выше причин, совершенно разучились работать самостоятельно. Так что два жулика со столь тёмным прошлым, в которое не могли проникнуть даже наиболее искусные провидцы, пришлись очень даже ко двору, сумели найти общий язык со всеми обитателями Долины Ужаса и очень скоро сделались просто незаменимыми.

Они, жулики, поневоле сделались друзьями: Ливар и Безрукий Жуколов. Кем они были до того, как стали подвизаться на своём необычном поприще, доподлинно известно не было. По слухам, Безрукий Жуколов был лучшим жонглёром стран Заката и – по совместительству – владельцем бродячего цирка, испепелённого молнией бога Чистого неба Элуда за то, что обезьяна, изображавшая в какой-то репризе этого самого Элуда, вела себя слишком уж вольно. В тот раз Безрукий уцелел чудом, отделавшись ампутацией обеих ступней. Безруким он был от рождения.

Ливар же был – опять же, по слухам – главным казначеем Бахата, крупного города на границе Великой Пустыни и Изобильной Степи. Конечно же, проворовался, бежал, долго скрывался…

У обоих проходимцев обнаружился талант посредников между капризными, кичливыми и не всегда честными чародеями и всегда нечестными торговцами всякими артефактами и ингридиентами, необходимыми в тяжком колдовском труде. Торговцы возникали и исчезали, не привлекая к себе внимания жителей Долины: зачем они, если Ливар и Жуколов могли добыть абсолютно всё – за известную плату, разумеется? Присутствие обоих этих ловкачей на колдовских посиделках было уже давно само собой разумеющимся.

Вот к этим тёртым калачам и решил обратиться Гофларех на сегодняшней вечеринке: проклятый Радрадрабен занозой сидел в мозгу колдуна уже который день. Да что день – не то, что днём, а и ночью покоя не было! Стоило отвлечься от повседневных дел, чуточку расслабиться, и под черепом начинал стучать надоедливый молоточек: Ра-дра-дра-бен, Ра-дра-дра-бен…

Тьфу!

Хитроумный Гофларех решил под видом покупки Радрадрабена выведать, что же это всё-таки такое.

Сегодня собирались у Фрелея Прокажённого, известного отменным хлебосольством. К нему ходили – вернее, летали – с удовольствием.

Троекратно расцеловавшись с хозяином, Гофларех прошёл в огромный зал, где собралось уже с полсотни гостей. Почти все, отметил колдун, и принялся высматривать кого-нибудь из торгашей. Вот и они, где ж им быть!

Ливар о чём-то толковал с одним из магов в тёмном углу, а Жуколов светски облетал собравшихся на ковре-самолёте, подаренном ему кем-то из присутствующих в припадке альтруизма.

Гофларех дождался, когда Ливар со своим собеседником ударили по рукам и якобы невзначай подошёл к торгашу. Тот, почуяв немалую выгоду – Гофларех был клиентом солидным и на мелочи не разменивался – мгновенно, но очень почтительно раскланялся с собеседником и повернулся к Гофлареху: чем, мол, могу? Тот, отведя его в сторону, без обиняков рубанул:

– Нужен Радрадрабен, а лучше – два! – и из-под полуопущенных век внимательно посмотрел на Ливара: как тот отреагирует. Тот повёл себя, как всякий торговец, предвкушающий наживу – потёр руки, поднял глаза к потолку, пошевелил губами и наконец сказал, посверкивая глазками-иголочками:

– Это, конечно, можно, но – дорого встанет, уважаемый, ох, дорого… Товар-то редкостный, да ещё целых два… Боюсь даже цену назвать…

– За ценой не постою, – надменно прервал Гофларех. – Сколько?

– Сколько, сколько… Так сразу и не скажешь. Тебе, как постоянному клиенту, скидка полагается… – и Ливар загнул сумму, от которой любой нормальный колдун упал бы в обморок. Но Гофларех Ужасный не был нормальным колдуном и спокойно согласился:

– По рукам. Когда?

Поражённый Ливар грустно открыл рот – он не ожидал такого быстрого согласия и сейчас клял себя, что не запросил раза в два больше – и, нервически позёвывая, сказал:

– Седмицы через две, а может, и три, это как получится. К тому же пара. Пока подберу, пока притащат… Тяжёлые они очень, эти твои Радрадрабены.

Гофларех насторожился: это уже было кое-что.

– Тяжёлые, говоришь? – недоверчиво переспросил кознодей.

– Ну, сам-то Радрадрабен не тяжёлый, ты ж знаешь, а вот футлярчик – ого-го, четвёрка волов еле потащит.

– Вроде бы раньше никаких футлярчиков не полагалось, – осторожно закинул удочку колдун.

– Так это раньше! – воскликнул Ливар. – Это раньше не полагалось! А как они к Сузу Сумасшедшему попали… – он махнул рукой: мол, что тут говорить, сумасшедший и есть сумасшедший.

Гофларех понимающе покивал, хотя не только не приблизился к разгадке тайны Радрадрабена, но и ещё больше запутался. Сумасшедший Суз жил здесь же, в Долине, но особняком, знаться ни с кем не желал и ни в каких собраниях обычно не участвовал. Как Радрадрабены могли попасть к Сузу и что такого он с ними делал (кстати, с одним или с обоими?), оставалось совершенно неясным. Как, впрочем, и общее их число, обретающееся на свете. Короче, загадок с каждым днём становилось всё больше.

Звено шестнадцатое

От отсутствия воды они почти не страдали: по стенам тут и там сочились ручейки сконденсировавшейся влаги, и её, профильтровав через кусок плотной материи, кое-как можно было пить. Но вот голод ощутимо заставлял их задумываться о поисках съестных припасов. Пошли уже вторые сутки, как во рту злополучных путешественников не было и маковой росинки. Безусловно, пища в подземельях имелась, и запасы её у скаредных гномов наверняка были огромны, но вот как её добыть? Эту задачу следовало решить безотлагательно, причём по возможности так, чтобы не попасться на глаза обитателям подземного мира. Робин – да и все остальные – не собирались больше иметь с ними никаких дел.

Они передвигались с величайшей осторожностью, по самым заброшенным ходам, руководствуясь только одним правилом: лишь бы ход этот поднимался вверх. Как бы ни были глубоки обиталища горного народа, но в конце-то концов, выше поверхности они простираться не могли. Оставалось только найти выход.

А вот этого-то они никак и не могли сделать. Все сколько-нибудь подающие надежду галереи неизменно оканчивались тупиками. То есть, выходы-то там были – об этом свидетельствовали многочисленные следы, но вот механизмы открытия этих выходов были так хитроумно замаскированы, что даже самые тщательные поиски результатов не давали. Оставалось одно – сесть в засаде у самого многообещающего места и – рано или поздно! – вырваться на поверхность с боем, дождавшись, когда гномы решат воспользоваться этим ходом для очередной вылазки. Теоретически такой план был великолепен, но на практике гномы почему-то не спешили претворять его в жизнь. Приходилось ждать. А для этого опять-таки необходима была еда.

Граф Айтер вздумал было отправиться на разведку в населённую часть подземелья, но и Глендавейн, и Бека категорически этому воспротивились. Они наотрез отказались оставаться и ждать его, хотя и по разным причинам. Девушка считала неразумным любое распыление сил, а прохвост Бека попросту боялся оставаться без Робина. Поэтому, волей-неволей, им пришлось пойти всем.

Тут им впервые повезло: они наткнулись – нет, не на кладовую, это было бы слишком хорошо! – а на оружейную комнату, нечто вроде музея, где было собрано разнообразное оружие, используемое, кстати, не только гномами, но и другими расами. Улучив момент, когда старый облезлый смотритель на минутку куда-то отлучился, Робин добыл себе широкий кожаный пояс с набором метательных ножей, а Глендавейн в мгновение ока стянула с крюка лук и колчан со стрелами. Бека второпях схватил что попало. Ему досталась духовая трубка карликов и полный кисет ядовитых колючек. Кроме того, он успел сунуть в карман тонкий волосяной аркан. Робин, увидев эти приобретения, только философски покачал головой, воздержавшись от какого-либо высказывания.

Как бы там ни было, теперь они были вооружены чуть-чуть получше. Тем более что размахивать Истребителем Василисков в тесных коридорах Робину было бы весьма проблематично.

Их выручало то, что гномы в своей неприступной крепости отличались крайней беспечностью, и беглецы без особого риска могли отсидеться за камнем в любом тёмном углу, когда кто-нибудь проходил мимо. Камней же во всех коридорах валялось неисчислимое множество, причём любых форм и размеров.

Так, крадучись, они обследовали уже довольно большой участок, и наконец их усилия увенчались успехом. В затхлом воздухе запахло дымом, чесноком, жареным луком и варёной капустой. Тут же они и нашли, откуда шёл этот дразнящий запах: пробравшись по длинному коридору, они вышли на узкий карниз и оказались прямо над кухней.

Под огромными котлами, в которых томились и булькали всяческие супы, бульоны и соусы, бушевал адский огонь, поэтому здесь было довольно светло. Повара метались, как дьяволы в преисподней, нарезая, шинкуя, помешивая, посыпая приправами и раздувая жар. На стальных вертелах вкусно шипело жаркое, капая соком и испуская дразнящий запах. У очага вертелся коренастый толстый гном – видимо, из местного кулинарного начальства. Борода его, дабы случайно не пострадала от пламени, была заботливо упакована в кожаный мешочек, привязанный тесёмкой к жирному подбородку.

– Я сейчас захлебнусь слюной, – чуть слышно прошептала Глендавейн, пожирая глазами обилие яств.

– Бека, – приказал граф, тоже чувствуя в желудке голодный спазм, – давай сюда аркан. Сейчас проберёшься подальше и уронишь камень. Не очень крупный, но чтоб грохоту было побольше – куда-нибудь на пустые кастрюли. Постарайся, чтобы было похоже, что он свалился сам. Понял? Вейни, бери лук. Сможешь отсюда попасть вон в ту тушку?

Бека, широко осклабившись, кивнул и исчез с загоревшимися глазами. Глендавейн выбрала длинную стрелу с зазубренным наконечником, к хвостовику которой Робин привязал конец волосяного шнура, и, прицелившись, застыла в сосредоточенном ожидании. Другой конец шнура Робин плотно обернул вокруг своей руки.

Ждать пришлось недолго. Звон битой посуды тут же был заглушён взрывом пискливых ругательств. Толстый патриарх кулинарии взвизгнул и вместе с остальными кинулся к эпицентру безобразия, а Глендавейн, воспользовавшись всеобщей неразберихой, метко всадила стрелу в самую середину коричневого поросячьего бока. Робин мгновенно дёрнул, и жареный поросёнок ласточкой взлетел на карниз.

Ничего вкуснее этого они, казалось, не ели никогда в жизни. Несмотря на то, что поросёнок был достаточно крупный, он был съеден в одно мгновение. После этого друзья несколько повеселели и, дождавшись, когда суматоха внизу уляжется, хотели уже было тихонько покинуть гостеприимный карниз, но тут их заинтересовал разговор поваров.

Оказалось, что аврал на кухне был вызван визитом полномочного посла королевства лесных троллей. Посольскую особу потчевали с особым размахом и выкрутасами: дружба с троллями гномам была весьма выгодна – как ни верти, а под землёю добыть, скажем, свежие фрукты крайне затруднительно; у троллей же этого добра было хоть пруд пруди. В свою очередь, тролли отчаянно нуждались в железной руде и изделиях из металлов, которыми были битком набиты кладовые горного народа. Короче, поддержка добрососедских экономических отношений сулила обеим сторонам баснословные барыши, и непосредственно от самогó Совета Плешивых (так называлось верхушка олигархии гномов) было спущено строгое распоряжение – расстараться по полной программе.

Но больше всего заинтересовало слушателей то, что уже на следующий день, сразу после рыцарского турнира в его честь, троллий посол должен был завершать свой визит и возвращаться. Не важно, куда – на поверхность, разумеется!

– Этот случай мы упустить не должны, – констатировал Робин. – Кто знает, сколько ещё времени у нас в запасе. Что, если Булин, не найдя нас на месте, поднимет тревогу? Не знаю, каков его статус, но вдруг он достаточно большая шишка, чтобы организовать облаву – а от гномов в подземелье не спрячешься.

Ни малейшего противоречия это предложение, естественно, ни у кого не вызвало. Оставалось лишь уточнить одну мелочь, а именно: где его посольское превосходительство будет покидать подземный мир. А дальше уж действовать по обстановке – либо, как и было задумано, прорываться с боем (что рискованно: посла, безусловно, будет сопровождать вооружённый эскорт), либо, подглядев, как и чем открываются ворота, дождаться, пока все уйдут – и покинуть непомерно гостеприимных гномов тайно. И уж конечно, этот-то выход никак не должен вести в Город бога, Которого Нет: поскольку тролли носили название лесных, то обитали они, по всей видимости, в лесу. Лес же располагался явно по другую сторону Города, так что в случае удачи путешественники вышли бы в нужном направлении.

Необходимо было решить сложную задачу: незаметно и постоянно отираться возле посла и его свиты, чтобы не пропустить ключевой момент торжественного убытия.

Выследить, куда с кухни носят готовые блюда, было проще пареной репы. И посол, и пирующие вместе с ним лорды Совета, и приближённые, и свита, и прочие прихлебатели явно любили хорошо покушать – ну, и выпить, разумеется, тоже любили. Сложнее было при выслеживании не попасться никому на глаза. Охраны вокруг резиденции посла было понатыкано множество.

Неизвестно, то ли охрана эта несла службу спустя рукава (впрочем, а что могло случиться в самом средоточии гор?!), то ли Робин и его команда поднаторели в маскировке и укрывательстве, но только через некоторое время их всех троих можно было бы найти на небольшом выступе-балконе, прямо над центральной частью громадного зала, где и происходило высокое дипломатическое действие. По дороге Бека ухитрился стянуть с тележки у зазевавшегося лакея-официанта поднос сладостей, и теперь они блаженствовали, лёжа у самой кромки – туда как раз падала тень от колонны – и слушали напыщенные речи расположившихся как раз под ними пьяных лордов.

Прав был Булин – пляски и телодвижения бесстыжих гномьих красавиц и в самом деле стоили того, чтобы на них посмотреть. Робин, краем глаза наблюдая за лежащей рядом с ним волшебницей, заметил, что щёки и шея той чуть-чуть порозовели – ага, не такая уж она была и бесчувственная! Впрочем, наверное утверждать это в неверном трепещущем свете факелов было нельзя. Граф как бы невзначай осторожно положил руку на плечо Глендавейн – та только посмотрела на него долгим взглядом, но не отодвинулась и ничего не сказала.

Да-а, жрать да пить они были горазды – и гномы, и тролли эти лесные! Хруст и треск стояли как в каменоломне, а булькало, как на водяной мельнице. У графа рот опять наполнился слюной, хотя он был совершенно сыт – уж очень всё это действо завораживало. На танцовщиц уже никто не обращал внимания; музыканты пытались было что-то там тренькать, но на них прикрикнули – не мешать! Особо усердствовали двое: рыхлый гном из Совета Плешивых, что было видно по абсолютно лысой голове, и троллий посол. Они полусидели-полулежали почти под беглецами, и было очень хорошо видно, как и чем они набивали свои утробы. Робин всегда думал, что тролли – это существа огромного роста и необычайной силы, но, похоже, в этом заблуждался. Был этот посол росту обыкновенного, даже чуть ниже обычного человеческого, правда, очень широк в плечах. Его ярко-рыжая шевелюра, о которую он то и дело вытирал сальные пальцы, торчала неопрятными вихрами. Опрокинув очередной кубок, он рыгнул и просипел:

– Ну что, Терин, сын Керина, доволен ли ты нашей сделкой? А то я видел, как ты кривился, когда грамоту (тут он похлопал себя по карману) подписывал, а?

– Что ж, Быр, уважаемый соплеменниками и пользующийся неограниченным доверием всего Верхнего мира, начистоту так начистоту: да, недоволен! – хоть и почтительно, но с некоторым вызовом ответствовал Терин. – Да и чем тут быть довольным? – он вбулькал в себя содержимое объёмистой чаши. – Отменные клинки из коренного железа, кольчуги тысячекольцего плетения, посеребрённые шлемы небесного металла, покрытые искусной чеканкой – и это лишь малая толика того, что мы даём вам – и за что? За пару корзинок сопревшей брюквы и несколько полусгнивших кривых стволов? Да, я недоволен!

Над столом повисло зловещее молчание, все головы повернулись к говорившему, тролли из посольства стали приподниматься, гномы же опасливо отодвинулись от своих, ставших вдруг чужими, собутыльников. В наступившей тишине Быр, пользующийся неограниченным доверием, с хрустом разгрыз кость и обманчиво дружелюбно сказал:

– Я правильно расслышал тебя, о Терин, сын Керина – это я насчёт прелой брюквы и гнилых брёвен? – тролли зароптали. – Или, может, за шумом дружеской пирушки я ослышался? Или за тебя говорило это вино, которое ты забыл упомянуть в счёте тех товаров, которыми мы платим за ваш ржавый хлам?

Тут уж зашумели гномы. Ведь это были не простые гномы, а сплошь члены Совета Плешивых, а значит, оскорбление было нанесено всему гномьему народу!

– …это неслыханно!.. как он смеет!.. ржавый хлам – это он про наш товар?!

– Тихо! – это поднялся со своего места Терин, сын Керина. – Тихо! Успокойтесь, уважаемые, успокойтесь и вы, наши желанные гости! Что говорить пустое, ведь договор уже скреплён нашими подписями и обратной силы не имеет. И учтите, дорогие гости, ни один клинок не может покинуть своих ножен в этом зале, ибо этот зал защищён могучей магией камня Пестроголовой Ящерицы, добытого у корней Материнской Жилы! – сказано это было потому, что многие тролли уже пытались выдернуть из ножен кинжалы – другого оружия за пиршественным столом не полагалось. При этом Терин веско показал большим пальцем вверх – там, мол, этот камень. Все сидящие за столом задрали головы. Сердце Робина остановилось – казалось, все глаза пирующих смотрели на него.

– Ну нет, дорогие мои, камня этого вам не увидать, – развеселился Терин, – но он здесь! – гном взмахнул рукой. – Садитесь, садитесь, – он сел сам и сказал, обращаясь только к Быру: