Текст книги "Темная сторона дороги (сборник)"

Мария Артемьева
Лишний вагон

© Мария Артемьева, 2014

Ярославская железная дорога

В электричке, которой я каждый день езжу до станции Зеленый бор, всегда десять вагонов. Но тот был одиннадцатым.

Я угодил в него случайно, по собственному ротозейству. На Ярославском вокзале прыгнул не в ту электричку: наша идет через Болшево на Ивантеевку или Фрязино, а эта была до Фрязево.

Разница вроде несущественная, верно? Всего-то одна буква в конце. Но все, кто ездят по Ярославке, знают, что сходства между ними нету: одно поселок, другое – город, и расположены на разных ветках. Так что и электрички на эти станции разные ездят.

Задержавшись на работе, я опоздал к семи пятнадцати на вокзал. Пришлось бежать. Расталкивая народ, выходящий из метро, пихая локтем чужие спины и бока, я пролетел мимо светового табло и не заметил, что расписание поменяли. Какой-то мужик в тамбуре электрички, стоявшей на перроне, хохотал над чем-то со своими приятелями и, скорее всего, не расслышал, когда я, задыхаясь, спросил его на бегу:

– На Фрязино идет?

Мужик кивнул и отвернулся, продолжая ржать. А я… попал.

Когда головной вагон, качнувшись на стрелке, подваливал уже к Мытищам, машинист объявил, что электричка идет до Фрязево. Я тут же очнулся от дремы, постоянно одолевающей меня в транспорте.

– Фрязево? Он сказал – Фрязе-во?! – спросил я у попутчиков.

– Ну да! – откликнулась интеллигентная дама в спортивном костюме с целым арсеналом садоводческих орудий в охапке. Дернув плечом, она неодобрительно покосилась на меня.

Я подскочил на месте и принялся продираться, бормоча извинения, сквозь этот ее арсенал: грабли, лопата, ведра… Робкие интеллигентные проклятия посыпались мне в спину.

– Простите, извините, – как заведенный, повторял я, пролезая сквозь битком набитый вагон к выходу. Электричка встала; те, кто собирался выйти в Мытищах, уже покинули вагон. На моем пути оказались те, кто, напротив, собирался в вагон войти.

И это, доложу я вам, совсем не весело.

Я выкарабкался на перрон с отдавленными ногами и новым синяком в районе правого ребра. И уперся взглядом в распахнутые двери электрички. На Фрязино!

Она стояла с противоположной стороны, на третьем пути. И уже готовилась отходить. Я бросился вперед, нагнув голову, как самый отчаянный американский регбист, и в последнюю секунду влетел в уже закрывающиеся серые двери поезда.

«Все-таки повезло!» – подумал я.

– На Фрязино? – для верности спросил у какого-то паренька, который, оглядываясь, выходил из вагона в тамбур.

– Да, – бросил он и, открыв дверь справа от меня, перешел по качающимся платформам сцепки в следующий вагон. Там было столько народа, что стекла запотели от человеческого дыхания.

Я посмотрел влево: в соседнем вагоне было куда свободнее. Вслед за парнем оттуда вышли еще трое: краснолицый здоровяк и женщина с мальчиком лет двенадцати.

Для чего бы этим людям покидать свободное пространство и уходить толкаться в переполненный вагон? Заметив эту странность, я тогда не особенно задумался. Мало ли? Может, они переходят в последний вагон перед своей остановкой? Чтобы потом, сойдя с электрички, сократить путь до выхода с платформы. Я сам так часто делаю, когда тороплюсь.

Я пошел в тот вагон, где пассажиров было меньше.

Их оказалось там настолько мало, что никто даже не стоял. Вечером это редкость. А в середине вагона отыскалось свободное место, чтобы сесть.

Радуясь своему везению, я устроился возле окна рядом с двумя увлеченными разговором женщинами и спящим мужиком в охотничьей куртке маскировочной расцветки.

Мужик спал, опустив голову на руки, сложенные по-школьному на старом, туго набитом абалаковском рюкзаке. Он держал его на коленях. Из рюкзака торчала рукоять складного спиннинга.

– Умаялся рыбак! – сказал я, кивнув сидящим напротив женщинам. Когда у меня хорошее настроение, я всегда разговариваю с попутчиками. Сказал и улыбнулся. Я был добродушен и вежлив. Но женщины, замолчав, переглянулись и посмотрели на меня так, будто я их ножом пощекотал.

Одна вдруг побледнела и, схватив подружку за руку, потащила ее к выходу. Подруга, явно ничего не понимая, бежала за ней, продолжая трещать на ходу.

Чудачки. Я сел напротив спящего мужика и уставился в окно. Противошумные щиты в серых цветах РЖД, серые столбы, дома и дачки, заборы и лесополосы, холмы и болотца, переезды и огороды – типичный подмосковный пейзаж, монотонно мелькающий перед глазами, вскоре сморил и меня. Я привалился головой к стеклу, поежился и заснул.

Мне приснился звук. Тот самый, который называют «белый шум». В комнате деда много лет назад стоял старый телевизор «Фотон». По сути, он давно служил подставкой для более нового южнокорейского телика. Но я помню, как однажды мы с приятелем из чистого любопытства включили допотопное чудище в розетку. Хотели проверить, работает ли? Чудище работало. В разболтанном гнезде штекер антенны не держался, и чудище оглушило нас шипящим неземным ревом.

Вот этот звук и приснился мне теперь. Электричка то прыгала в непроглядную тьму каких-то тоннелей, то, выскакивая наружу, пролетала мимо знакомых подмосковных поселков, то возникали за ее окнами непонятно откуда взявшиеся чужие небеса чужих планет, а то пропадало все. Пространство змеилось и прыгало полосами, как картинка в старом дедовском телевизоре. И все это сопровождалось оглушающим белым шумом. Словно кто-то переключал каналы. Или, может быть, эти тоннели в пространстве?

– Вот этого, справа, – услышал я чей-то голос, и эта фраза мне страшно не понравилась. Я дернулся и очнулся.

В вагоне электрички царил кромешный мрак.

Но спустя мгновение лампы под потолком вагона мигнули и загорелись как ни в чем не бывало.

Первое, что бросилось в глаза, – бледное лицо парня через два ряда напротив от меня. Он сидел и улыбался.

– Какая станция? – моргая и дрожа со сна, спросил я у него, ведь он смотрел мне прямо в глаза.

Парень не ответил.

Электричка с гулом влетела в темный тоннель, и свет погас снова. Когда он опять зажегся – через пару секунд – парень-молчун оказался уже на один ряд ближе ко мне. Воспользовавшись темнотой, перемахнул через спинки скамеек. Но сидел он все так же неподвижно, спокойно. Растягивая губы в застывшей ледяной улыбке мертвеца.

А рядом с ним возникли еще двое.

Электричка пронзала ночь, чередуя полосы света и тьмы, тоннелей и пейзажей, рева и тишины. А этих странных попутчиков напротив стало уже пятеро.

И они смотрели на меня. Не двигаясь. Не шевелясь. Молча. С приклеенными улыбками на резиновых серых физиономиях.

Темнота и свет в вагоне мелькали, как полосы на экране старого телевизора. Но, когда лампы загорались, я мог видеть каждую мелочь совершенно отчетливо.

Даже то, как поблескивает слюна на влажных острых зубах, приоткрытых покойницкими улыбками.

Стоило погаснуть свету, и страх душил меня. Чертовы тоннели! Только… Стоп! А откуда они вообще взялись?! Ведь на нашей ветке ни одного тоннеля не было. Я каждый день езжу, мне ли не знать?

Сообразив это, я облился холодным потом.

Захотелось сбежать, но под взглядами странных попутчиков я не смел пошевелиться.

А может, я сплю и все, что вижу сейчас, – банальный кошмар?

Жалкая, трусливая мыслишка.

Я оказался с зубастыми мертвецами наедине: другие пассажиры, почуяв неладное, давным-давно покинули вагон. Оставался еще рыбак, но он продолжал безмятежно спать на своем рюкзаке. А я бодрствовал. Кажется…

И еще мне кажется, что их улыбки гипнотизируют, обездвиживая меня, лишая воли к сопротивлению.

В ушах зашумело. Кровь застучала в висках. В глаза словно клею налили. Голова отяжелела, и какая-то мутная кровавая пелена расплылась по всему вагону… Ничего не вижу. Не слышу. Сердце стучит. И колеса поезда. И тьма…

Последним усилием воли я поднял голову и вдруг заметил, что двери вагона открыты: кто-то стоит там, на пороге, и машет рукой.

– Эй, парень! Давай сюда! – услышал я будто издалека.

Туман в глазах растаял. Теперь я видел ясно, что у распахнутых дверей стоит человек в форме железнодорожника. Контролер?

– Бегом! Бегом сюда! – крикнул он опять и замахал мне. – Скорее!

Его громкий сердитый голос разрушил мое оцепенение.

Я дернулся и обрадовался: руки и ноги снова меня слушались.

Наклонившись вперед, я стукнул спящего рыбака по загривку, потряс за плечо:

– Эй, мужик! Проснись. Вставай!

Спящий что-то обиженно пробурчал и, дернув плечом, сбросил мою руку.

– Проснись! Вставай. Идти надо! – орал я в сонное, мятое, злое лицо. Даже этого чужого человека мне вовсе не хотелось оставлять на произвол зубастым покойникам с их гипнотическими улыбками.

– Едрен-батон, гребаный петушила! Че привязался, козел?! – Рыбак очухался, но первой в нем проснулась агрессия. Он оттолкнул меня с воплем: – Пошел ты на хрен! – и сунул мне под нос кулак с наколотым у большого пальца синим якорем. – Ты знаешь, кто я? Саня Ширин. Меня вся Ивантеевка знает. Только тронь еще – костей не соберешь, понял?!

Поезд задрожал. В рамах затряслись и звякнули стекла. В уши снова ударила волна шума – поезд втягивался в очередной тоннель.

– Беги сюда! Брось его! Скорее! – вопил от дверей дядька в железнодорожной форме.

Улыбчивые мертвецы были уже совсем рядом. Я оставил несчастного Саню Ширина и кинулся к выходу. Железнодорожник-контролер придержал раздвижные двери, я выскочил, и они со стуком схлопнулись за моей спиной.

Последнее, что я увидел за мгновение до того, как поезд прыгнул в темноту, было изумленное лицо рыбака и узкие высокие фигуры, сгрудившиеся над ним. Один из мертвецов отнял и выбросил в сторону его рюкзак, а потом впился зубами в щетинистый кадык. Другой вцепился в плечо, третий – во все еще поднятый кулак с наколкой. Шипение мертвецов, странный гул, исходящий от них, и звонкое клацанье зубов заглушил рев поезда в тоннеле.

Я невольно зажмурился.

А когда открыл глаза – все уже кончилось.

Я стоял в тускло освещенном тамбуре. Прямо передо мной находились двери вагона. Только это был другой вагон.

Сквозь прозрачные стекла дверей я видел, что внутри полным-полно народу, и некоторые пассажиры как раз намереваются выходить, пробираются по проходу к дверям. За окнами навстречу бежали из темноты огоньки фонарей приближающейся станции.

Выдохнув, я оглянулся: дядька-контролер стоял рядом. Заметив мой взгляд, он снял форменную фуражку, вытер платком вспотевший лоб и сказал:

– Да. Вот так. В другой раз не попадайся к ним.

– К кому? – не понял я. – Кто это? Вы полицию-то вызвали?

– Да какая там полиция? Лишний вагон это был. Ловушка. Что они такое и откуда берутся – понятия не имею. Цепляются к нашим поездам… Вечером обычно. Встрянут вот так, посреди наших вагонов. И кто зазевается… Заснет или так, по глупости. Того кушают, значит. Потом уходят.

– Бред. Дичь какая-то, – сказал я. Неужели кошмар продолжается? Я ведь только что своими глазами видел… Может, мне только показалось, что видел? Я ведь заснул. А этот придурок, вполне возможно, надо мной издевается. – Так, – сказал я. – Допустим. И как же, по-вашему, к ним можно не попасться? Если они такие… летучие фантомы? – спросил я, все еще улыбаясь. Чувствовал я себя паршиво. Как в младшем классе школы – только и ждешь, что сейчас кто-то первый не выдержит, фыркнет, и все рассмеются. И станут дразнить за доверчивость, показывая пальцами. И бить по плечу со всей силы. Доказывая при этом, что такая «наука» – мне же и на пользу.

Этот тоже небось в «спасители» набивается. Шустрый хрен, сразу видно. В особенности меня бесил невозмутимый вид контролера.

– Смотри, – разминая в руках фуражку, сказал он, – все просто. Когда в электричку садишься, вагоны считай. В наших поездах всегда четное число вагонов. Так по технологии положено. Когда лишний прицепляется – будет нечетно.

– Бред какой-то, – разозлился я.

Люди выходили из вагона и скапливались в тамбуре, создавая толкучку. Меня пихали локтями с обеих сторон. Электричка замедляла ход перед станцией.

Я взглянул на часы: десять пятнадцать. Значит, моя. По расписанию в это время всегда Фрязино.

– Знаешь что? – сказал я контролеру. – Не пил бы ты, папаша. Если еще не запойный, конечно. Хотя что вам тут еще делать? Катаетесь целый день…

– Что ж, – сказал контролер, водружая свою фуражку обратно на шишковатый лоб. – Во всякой профессии свои секреты. Я давно на железке работаю. И могу сказать точно: вагоны-ловушки бывают лишние…

Электричка дернулась и встала. Двери открылись. Я увидел впереди огни станции, аллею фонарей на перроне. Услышал запах шашлыка из пристанционного гриль-бара. И мигающие электрические буквы… ЗИНО над зданием маленького вокзала.

И засмеялся: наконец-то я дома. Конец приключениям!

Шагнул на платформу. Люди в тамбуре продолжали стоять. Никто почему-то не вышел вслед за мной.

– А бывают ловушки-станции… И лишние пассажиры, – сказал контролер, кривя лицо в непонятном для меня сочувствии. Двери электрички захлопнулись, и поезд, гудя и набирая ход, умчался в ночь. Когда он отъехал, надпись большими светящимися буквами на здании вокзала с противоположной стороны открылась полностью: МРАЗИНО.

Что-то не припомню я такой станции на нашей линии. Неужели все-таки сел не на свою электричку? Я оглянулся и только тогда увидел…

Поздно. ОНИ ждут меня.

Альберт Гумеров
Карты и иглы

© Альберт Гумеров, 2014

Место не установлено

Не люблю ночную дорогу. Даже не так… Терпеть не могу ночную дорогу, на дух ее не переношу. Вы скажете, что ночью есть свои плюсы: трасса не так забита консервными банками-переростками с озверевшими людьми внутри, меньше вероятность, что какой-нибудь придурок неожиданно выскочит на дорогу. Я согласен. На все сто процентов. Но все это перечеркивается несущимися по встречке и бьющими по глазам дальним светом остолопами, постоянным желанием уснуть и страхом. Хотелось бы назвать этот страх банальным, но проблема в том, что страх у каждого свой.

О страхах на дороге написана не одна книга. Более того, подобных книг так много, что они уже успели набить оскомину, по крайней мере, мне уж точно. Однако несмотря на то, что абсолютное большинство из этих историй отдает дешевой голливудчиной, страх дорожных приключений и ужасов сидит в каждом из нас. Кто-то боится бандюков, кто-то – слетающих с катушек попутчиков, кто-то – поворота не туда, кто-то – дурного места, кто-то – слететь в кювет или «поцеловать» отбойник… Страхов уйма, и далеко не все они рациональны.

Проклятая карта. Проклятые вуду, шаманы и кто там еще выдумал эту чертову магию и сумел воплотить ее в жизнь.

– Ненавижу тебя. – Привычку разговаривать с самим собой я приобрел недавно. Да, попахивает нервными расстройствами, ну а кто сейчас может назвать себя нормальным? Однако сейчас обращался я к разложенной на коленях карте. Обыкновенной с виду карте дорог Российской Федерации, сложенной в немыслимое количество раз таким образом, чтобы на коленях удобно было держать кусочек размером с лист формата А4. На месте сгибов она была так истерта, что кое-какие участки и не разобрать. Говорю же, обычная, с виду ничем не примечательная карта. Если бы не одна существенная деталь… Сломавшая жизнь мне и теперь уже бессчетному количеству ни в чем не повинных людей. Проклятая карта. Проклятые вуду, шаманы. Проклятая моя доброта.

Зря я ее подобрал. Самая первая мысль зачастую бывает самой здравой. Как раз мой случай. Сиди теперь в лесу у черта на куличках и пытайся поддерживать пустой разговор с угрюмой малолеткой. Проклятое хорошее воспитание. Можно было бы просто пялиться в огонь костра, но нет же – приходится разыгрывать доброго дядю. Глуповатого дядю, надо признать. Проклятое хорошее воспитание.

Она выглядела такой беззащитной, такой замерзшей. В своей коротенькой клетчатой юбочке и вымокшей насквозь блузке, с дурацким рюкзачком за плечами, она была настолько чужеродной, нелепой и жалкой, что у любого проезжавшего мимо водителя наверняка возникало желание остановиться, подобрать, отогреть. Беда в том, что, кроме меня и нее, на километры вокруг на трассе не было вообще никого. И что мне оставалось делать? Естественно, я остановился. Естественно, она села.

От нее пахло дешевыми духами и неприятностями. Она не представилась, не попыталась завязать разговор – просто сидела, съежившись, на соседнем сиденье и тупо пялилась во мглу впереди. Черные, спутавшиеся под дождем и ветром волосы висели сосульками, рюкзак перекочевал на колени, кеды в черно-белую шашечку вымокли. Разговор завязывать не хотелось абсолютно, до зубовного скрежета. Чтобы хоть как-то разрядить напряженную обстановку, я включил радио. К моему огромному сожалению, поймать ничего не удалось.

Игла втыкается в карту. Наугад. Как всегда. На этот раз Брянская область. Там, где сталь протыкает бумагу, появляется крохотная дырочка. В это же самое время на дороге в Брянской области в обычную жизнь лезет очередная жуть. Как всегда. Проклятая карта.

Неспешная беседа притупляет внимание. Настолько, что Серега едва успел среагировать и до упора вдавить педаль тормоза. Сперва подумал, что ему чудится, кинул быстрый взгляд на Наташу, увидел ее окаменелое от ужаса лицо и понял, что всe взаправду.

Прямо посреди дороги, вбитый в асфальт так, что по полотну во все стороны разбежались трещины, стоял крест. Две подернутые ржавчиной приваренные друг к другу рельсы. К распятию, раскрыв в немом крике набитый пожелтевшими газетами рот, бечевкой и проволокой был привязан бомж. Обыкновенный бедолага в лохмотьях, пахнущий так, что рядом просто стоять невозможно. Усевшийся на плече ворон деловито клевал глаз несчастного.

Наташка завизжала. Органы завели дело. Крест не смогли выкорчевать даже с помощью гусеничного трактора. Так и стоит до сих пор. Место в народе тут же получило статус дурного.

– Зря ты меня подобрал.

Прекрасное начало разговора. Лучше не придумаешь. Голос тоненький, детский. Приятный. Всегда любил детские голоса. Когда моя принцесса чуть подрастет, у нее наверняка будет такой вот голосок. Люблю ее просто до безумия. Собственно, эта любовь да беспокойство и выгнали меня на трассу в такой поздний час. Домой выдвигаться я планировал только завтра утром, но моя благоверная вызвонила меня посреди ночи, истерично сообщила о том, что у малышки поднялась температура, и бросила трубку. Что мне оставалось делать? Уснуть после такого я, естественно, не мог. Собрал рюкзак, кинул в машину и выехал. И напоролся на это до нитки промокшее чудо.

– Лучше было бы оставить тебя мерзнуть?

– Для тебя – да, – невозмутимо ответила девочка.

– Хамить-то зачем? – вяло поинтересовался я. Еще я с малолеткой в собственной машине не пререкался. На том разговор и окончили. Радио поймать так и не удалось.

Игла в карте. Москва – Нижний Новгород. Макс выжимал всe возможное из старенькой «девятки», своей первой машины. Он опустил окно так, что ветер трепал густую шевелюру, обдувал лицо и заставлял дышать полной грудью. Ощущение свободы пьянило.

С задним левым колесом что-то не то. Неужели пробил? Заглушив двигатель, Макс выбрался из автомобиля, заранее скорчив недовольную мину. Спустя миг выражение лица сменилось на крайне удивленное. Шины раздувались прямо на глазах. От чего – совершенно непонятно. Внезапно одна из них не выдержала, лопнув, как перезревший арбуз. Из резинового чрева шевелящимися клубками вывалились опарыши, личинки, черви, сороконожки и прочая гнусь. С громкими хлопками за задней левой сразу же разорвались и три оставшиеся шины, извергая на пыльный асфальт свое отвратительное содержимое. Макса вывернуло прямо на дорогу.

Даже самые близкие друзья не поверили ни единому его слову.

– Зря я тебя подобрал.

Мы стояли под вязким ночным небом, стучали зубами, но согреться это не помогало. Я дал девчонке старую осеннюю куртку, в которой обычно заползаю под машину, если того требуют обстоятельства. Сейчас обстоятельства этого не требовали. Подняв капот, я изо всех сил пытался понять, почему заглох двигатель, а девчушка вышла просто так, за компанию. Все мои попытки загнать ее в салон молча игнорировались, а потому я сжалился над бедным подростком и отдал ей свою куртку.

Страха от того, что мы застряли в каком-то дурном месте, не было. Просто я первым делом огляделся – никаких тебе кладбищ, болот, покинутых домов, заброшенных ферм. Стена дождя и лес. Хорошего, в общем и целом, тоже мало, но хоть без потусторонней жути обойдемся. Когда от холода стало совсем невмоготу, девочка меня удивила. Она раскрыла свой рюкзачок, извлекла оттуда термос и налила мне полную чашку чая. Вернее, какого-то отвара из трав. Когда я задал вопрос, что это такое, она лишь равнодушно пожала плечами и буркнула что-то среднее между «согреешься» и «Пошел ты».

А ведь я до сих пор не узнал ее имени…

– Кто ты? – Вот так, туманно. Пусть понимает как хочет. Имя, род занятий, место в жизни. Конечно, философствовать не хотелось совершенно, но отказать себе в удовольствии хоть как-то зацепить хамоватую малолетку я просто не мог.

– Я – это дорога.

Ну вот, угораздило меня подобрать на пустой трассе слетевшую с катушек девчонку и застрять с ней посреди ночи в лесу. Замечательно, лучше не придумаешь.

– Прекрасно, Дорога, – симулирую я бодрость духа. – И что же ты делала на обочине между Казанью и Набережными Челнами?

– Гуляла.

Не, всему есть предел. Кроме хамства этой пигалицы.

– Ладно, навязываться никогда не умел, – в тон ей ответил я. – И избытком любопытства тоже не страдаю.

– Чаще всего в мире умирают любопытные, – философски изрекла малолетка. Жизни меня учить еще будет…

– И зануды.

– Нет. Еще слишком добрые и слишком наивные. Вымирающая порода, – девочка усмехнулась. Усмешка мне категорически не понравилась. – Вот скажи мне, по какой причине ты остановился и предложил меня подвезти?

– Да жалко тебя стало.

Девочка казалась мне теперь какой-то жутковатой, но застрял я с ней прочно, а потому решил пока не ерничать и поддерживать серьезный тон.

– Тебе не кажется странной вся ситуация?

Еще бы она мне такой не казалась! Да я сам себе поклялся никогда впредь не подвозить вообще никого – ни странных девочек, ни старушек, ни хомячков.

– Не кажется. Она и есть странная. Машина всегда работала как часы. Она практически новая, – я принялся загибать пальцы. – За всe время, пока я тут шаманю над двигателем, мимо нас никто не проехал. А трасса «Казань – Набережные Челны» очень оживленная даже самой глубокой ночью, можешь мне поверить, я тут не первый год катаюсь. И я совершенно не понимаю, что стряслось с двигателем.

Я решил перевести дух. Самые жуткие аргументы припас напоследок. Тот факт, что девочка сохраняла каменное спокойствие, когда я, здоровый мужик, был на взводе, окончательно убедил меня в том, что ситуация далеко не так проста, как кажется на первый взгляд, и поломкой-починкой моей колымаги дело не ограничится. Ей нужен я. Или что-то от меня. Кто именно скрывается под личиной девочки-подростка, я не имел ни малейшего представления.

– Наконец, по моим часам уже давно должен был наступить рассвет, а вокруг – темень хоть глаз выколи.

Последнее обстоятельство рушило все мои представления о реальности и настойчиво повергало в хаос сверхъестественного. Я пока держался, но надолго ли меня хватит?

Игла в карте. Федеральная трасса М-6. Все складывалось как нельзя лучше. В спальнике, честно отпахав свой участок, тихонько сопел Санeк. Трасса чистая, можно гнать на полной. Ренат уже предвкушал, как возвращается, как жена накрывает на стол, а он, усталый, но счастливый, по очереди целует детей.

Птица со всего размаху влетела в лобовое стекло прямо напротив водительского места. От неожиданности Ренат аж подскочил и выругался. За первой птицей в то же место шмякнулась вторая. Санeк вскочил и перелез на сиденье. Летающие твари градом сыпались на фуру. Целеустремленно вспарывали тент, бились в боковые стекла, шли в лобовую атаку. Ренат скрежетал зубами, грузовик упрямо пeр по трассе.

Этот рейс стал байкой…

– Поэтому я повторяю свой вопрос: кто ты? – почти выкрикнул я. Понял, что скатываюсь в панику. Прочистил горло. Вытер лицо. Хлебнул остывшего травяного чая.

– Я – дорога, ее живое воплощение, – девочка грустно улыбнулась. – Без меня дорога станет бездушной и безликой… Я палач. Я жрец. Собираю дань с человечества. Поколение за поколением… Чего ты вообще выперся на трассу на ночь глядя?

– Дочка заболела. – Монолог девчонки не показался мне таким уж фантастичным. Особенно учитывая ночную темень в шесть утра посреди июля.

– У тебя еще и ребенок есть, – с искренней досадой отреагировала девчонка. – Совсем грустно.

– Почему?

Естественно, она не ответила. Естественно, я стал думать о самом худшем.

– И почему до сих пор никто не рассказывал о духе дороги?

– Во-первых, воплощений очень уж много. Ты поймешь, когда придет время, – загадочный серьезный взгляд. Жаль, что читать мысли я до сих пор так и не научился. – Во-вторых, после встреч с нами в живых, как правило, никого не остается. Потому и рассказывать особо некому.

– И что, у меня есть шансы? – Не задать этот вопрос я просто не мог.

– Люди часто говорят, что шансы есть всегда, что в любой ситуации можно найти выход, – девочка мягко улыбнулась. – Людям свойственно болтать ерунду… Твои шансы равны нулю. Зато у тебя есть выбор.

– Прекрасно. – Да уж, перспектива – лучше не придумаешь. – И когда я умру?

– Можно сказать, что ты уже, – кивок в сторону термоса.

– Почему я?

– Ты сделал выбор, – она пожала плечами. – Проехал бы мимо – уже был бы дома.

Да уж, зря я ее подобрал.

Говорят, что перед смертью перед глазами человека пролетает вся его жизнь. Не знаю, как у других, но я увидел кое-что совсем другое…

…Ватага разбойников, с улюлюканьем переворачивающих карету с дамами в белоснежных париках и пышных платьях…

…Иван Сусанин, заводящий польское войско в костромские болота…

…Безымянные бамовцы, гибнущие во имя великой идеи великой страны…

…Бонни и Клайд, останавливающие беспечных водителей-одиночек…

…Неизвестный юноша, размахивающий флюоресцирующим фонарем, чтобы остановить пятиместный межпланетный челнок…

Вы думаете, если я рассказываю вам эту историю, я все еще жив? Вы ошибаетесь.