Текст книги "Темная сторона дороги (сборник)"

Максим Кабир
Метастазы

© Максим Кабир, 2014

Федеральная трасса Крым – Курская область

Грозовая туча, тяжелая, с чернотой в утробе, преследовала Вадима от Курской области. Она двигалась хищной касаткой, не отставая от его автомобиля, словно гналась за мелкой рыбкой. Руслом служила федеральная трасса М2 «Крым», она же Е105 на европейских картах, она же – бывшая Е95.

Вадим выехал из Киева ранним утром. Он планировал добраться до Москвы, опередив сумерки и предрекаемый синоптиками дождь. Но у таможни были свои планы. Пасхальным подарком всем водителям стала семичасовая пробка. Украину Вадим покинул после полудня.

Под Курской дугой его поджидала туча.

Сорок лет назад Всесоюзный Минтранс проложил «Крым» в обход населенных пунктов, дабы сделать трассу действительно скоростной; за окнами вадимовской «Шкоды Форман» мелькали реки, холмы, острова рощиц, поселки.

Некоторые села представляли собой скопление роскошных коттеджей, в других полным ходом шло строительство. Третьи же производили угнетающее впечатление.

Вадим подметил: если название села написано на белой табличке – село живое, если на синей – вымирающее. В таких полумертвых, а то и вовсе заброшенных местечках запросто можно было снимать отечественный фильм ужасов.

Прогнившие за зиму крыши, покосившиеся срубы. Мрачные избы, мечтающие о горожанине, который бы выкупил их, заново облицевал, вернул былую стройность.

В прошлом, 2005, году Вадим отметил двадцатипятилетний юбилей. Коренной киевлянин, он бережно хранил память о детстве, проведенном на лоне природы в маленьком тульском городке. Не каждый его ровесник был способен испытывать сочувствие к закопанным в бурьяне домишкам. Вадим искренне жалел эти села, как жалел бы брошенных стариков.

Чем ближе к Москве, тем лучше становилась дорога. Бетонное покрытие сменилось новеньким асфальтом. Поток машин усилился. Неповоротливой вереницей шли грузовики, сворачивая на водопой к тырлам, как называют дальнобойщики придорожные мотели.

По бокам трассы встал могучий хвойный лес. Зеленое полотно, в котором запутались золотисто-коричневые мачты.

Последний раз Вадим приезжал в Тульскую область в середине девяностых. Со смертью тетки порвалась пуповина, связывавшая его с городком на берегу Плавы. С шершавыми стволами деревьев, туманом, дымящимся над ними.

Не отступающая ни на шаг туча зацепилась брюхом за пики сосен, и брюхо разорвалось. Вода обрушилась на трассу. Потемнело, словно кто-то прикрутил освещение до минимума. Лапки дворников деловито заерзали по стеклу.

В свете фар окружающий пейзаж казался Вадиму потекшей акварелью. Небо хлестало автомобили плетью ливня, словно погонщик скот, и металлические звери поторапливались. Вадим же, напротив, сбавил скорость, не желая рисковать на мокрой дороге.

Московских друзей он уже предупредил об опоздании.

За городом Чернь Вадим свернул к АЗС.

Окончательно стемнело, дождь прошивал сумерки серебряными нитями.

Вадим выбрался из «шкоды» и засеменил к пластиковой коробке мини-маркета. На улице было по-мартовски свежо. Ветер ломал прямые линии дождя и бил по лицу влажными ладонями. В помещение парень вошел мокрым и озябшим.

– Ну и погодка, – весело прокомментировал он.

Сидящая за кассой одинокая девушка оторвалась от журнала и сдержанно улыбнулась посетителю.

У нее были темные прямые волосы и почти готический макияж. Шею украшала цепочка с кулоном в виде перевернутой звезды.

Вадим решил, что факт воскресения Христова не слишком ее радует, и ограничился светским приветствием.

– Удачное я время для поездки выбрал, – сказал он, расплачиваясь за бензин.

Девушка одарила его очередной вежливой улыбкой, но не поддержала разговор. Он немного расстроился: во-первых, брюнетка была действительно хорошенькой, во-вторых, любивший поболтать Вадим порядком устал от дорожного одиночества.

Он вышел из мини-маркета, накидывая на голову капюшон. Дождь заслонил стеной окружающий пейзаж. В воздухе над трассой бурлила настоящая река, в которой мчались, будто на нерест, рыбы-автомобили.

Наполняя бензином бак, Вадим думал, что неплохо было бы перебраться в глубинку, подальше от столичной суеты. Отстроить избу, жениться на простой русской красавице, пусть даже носящей на груди звезду Бафомета. По грибы ходить и малину…

Картинка идеалистичной жизни, вставшая перед глазами, вмиг разрушилась. Блуждающий взгляд Вадима уперся в фигуру за трассой.

Человек стоял у кромки леса, дождь и разделяющее их расстояние превращали лицо незнакомца в смазанное пятно. Весь его силуэт был смазан, странно вытянут и недоработан. Словно Папа Римский на портрете того безумного художника со съедобной фамилией.

Незнакомец смотрел в упор на Вадима.

По спине парня пробежали мурашки.

В том, что кто-то торчал возле леса под проливным дождем, не было ничего сверхъестественного. Насторожило Вадима другое: он уже видел эту фигуру, причем совсем недавно.

Шоссе возле Мценска делилось на новенькую эстакаду и старую, полузаброшенную ветку – пять километров щебня и разбитого гудрона. Вадим воспользовался старой дорогой, и – он готов бы поклясться – тот же человек провожал его взглядом, стоя по колено в болотце посреди поля.

Хмурясь, парень побежал назад к мини-маркету. Возле дверей он оглянулся. У леса никого не было. Будто порыв ветра унес зыбкую тень.

«Унес – и замечательно», – сказал себе Вадим.

Кассир одарила его очередной, до обидного натянутой улыбкой.

– Решил подкрепиться, – краснея под безразличным взглядом, пояснил он и прошел в торговый отдел.

Витрины уходили в глубь помещения, образуя два коридора. Товар предлагался стандартный: закуски, шоколад, пресса. Вадим задержался у стенда с журналами, полистал какой-то пафосный глянец. Мысли вновь вернулись к брюнетке за кассой, а от нее – ко всем брюнеткам в целом.

Собственная природная скромность досаждала Вадиму. Киевские девушки им мало интересовались, в свои двадцать пять он не имел опыта серьезных отношений.

Последнее время он все чаще задумывался о переезде.

Замигала красным огоньком камера наблюдения в углу. Кассир наблюдала за единственным покупателем. Вадим помахал в камеру рукой, тут же стушевался и поспешил дальше по проходу, к холодильникам с напитками.

Он остановился, выбирая между «пепси» и «фантой».

За витринами раздался шорох.

Вадим вздрогнул от неожиданности. Он не подозревал, что кроме них с кассиром в магазине есть кто-то еще.

Невидимый покупатель, а может, работник АЗС, стоял в параллельном коридоре: парень слышал его тяжелое дыхание. И шепот. Да, человек по ту сторону стендов едва слышно шептал.

Схватив первую попавшуюся банку, Вадим попятился к кассе.

Брюнетка встретила его фирменной, ничего не значащей улыбкой.

«А с чего ты решил, что она должна флиртовать с первым попавшимся клиентом?» – одернул он себя.

– Это все? – уточнила девушка.

– Пожалуй, приплюсуйте вон тот магнитик в виде пасхального яйца.

Кассир потянулась к стенду с сувенирами.

Сбоку от нее стоял небольшой монитор, на экран которого транслировалось изображение с видеокамеры. Вадим увидел торговый отдел и темную фигуру, быстро прошедшую мимо холодильников.

– Сегодня у вас не много клиентов, да? – спросил он, всматриваясь в монитор.

– За последний час только вы двое, – последовал ответ.

Он не уточнил, что имела в виду девушка. Почему-то ему захотелось быстрее покинуть мини-маркет.

На улице начался настоящий шторм. Казалось, тысячи садовых шлангов извиваются, орошая землю. Вадим едва не споткнулся, заметив возле «Шкоды Форман» человека.

Он был невысоким и худым. Воротник болоньевой куртки поднят, черная шапка надвинута на брови, а рот прикрыт плотно намотанным шарфом. Та часть лица, которую удавалось разглядеть, принадлежала молодому парню, ровеснику Вадима.

– Добрый вечер, шеф, – произнес незнакомец хрипло.

– Христос воскрес, – машинально отозвался Вадим.

Незнакомец странно дернулся, промычал что-то невнятное и закашлял.

– Ну да, а как же, – зло сказал он и кивнул на «шкоду»: – Твоя машина, да?

Вадим смахнул с глаз влагу. В памяти замелькали кадры из криминальной хроники, истории о водителях, ограбленных случайными попутчиками.

– Ага, – пробормотал он, открывая дверцы.

– Хорошая, – голос незнакомца трещал и ломался. – Старые все хорошие.

– Извините, я спешу, – отвел взгляд Вадим.

– Слушай, – незнакомец воровато оглянулся по сторонам. Дождь хлестал его по лицу, с куртки стекали потоки воды, – мне в Плавск надо. До Плавска подвези, а?

Сформулированные заранее слова отказа замерли на устах Вадима.

– Ты из Плавска?

– Ну так, – воодушевился незнакомец.

Сердце Вадима растаяло.

– Земляк, значит.

– Земляк, – подтвердил парень.

Вадим закрыл водительские дверцы и открыл пассажирские. Ожидая, пока незнакомец обойдет автомобиль, он на миг засомневался в правильности решения. Было в попутчике что-то внушающее опасение. Что-то помимо прокуренного или больного голоса.

«Уж не рецидивиста ли я взялся подвести?» – с опаской подумал Вадим.

И все же волшебное слово «Плавск» пересилило страх. Не мог он бросить под дождем земляка. Никак не мог.

Попутчик сел рядом с водителем и стянул с себя шапку, обнажив бритую под ноль макушку. Он был неимоверно худ, казалось, совсем недавно он оправился от тяжелой болезни. Желтая кожа обтягивала череп, из-под воспаленных век смотрели похожие на яичные желтки глаза. Ни ресниц, ни бровей у человека не было.

Ругая себя за опрометчивость, Вадим протянул попутчику руку и представился.

– Санька я, – прохрипел земляк в шарф.

У Вадима было ощущение, что он пожимает не руку, а сухую ветку.

«Нет, с таким телосложением он не сделает мне ничего плохого», – успокоился он. «Шкода» тронулась с места, вплыла в поредевший к ночи поток машин.

– Как там Плавск поживает? – начал разговор Вадим.

– Сам, что ли, не знаешь?

– Откуда? Я вообще-то в Киеве живу. Не бывал у вас лет десять уже, если не больше. Но в детстве я каждое лето там проводил. Считай, вторая родина. До сих пор скучаю.

Он говорил правду. Самые светлые воспоминания в его жизни были связаны с прилепившимся к трассе «Крым» городком.

Нынче там проживало шестнадцать с половиной тысяч человек, и население с каждым годом уменьшалось. Огни Москвы манили плавскую молодежь, забирали ее прочь от цветущих берегов Плавы, утреннего леса, летних костров.

– Чего ж не приезжаешь? – поинтересовался Санька, щуря на Вадима красноватые веки.

– Не к кому. Родня умерла. Домик наш на Островского продали.

– Я тоже на Островского жил, – произнес попутчик.

– Да ну! – искренне обрадовался Вадим. – Ты какого года? Я на нашей улице всех пацанов знал.

Он примерился к парню взглядом, но прошедшие годы и натянутый на лицо попутчика мокрый шарф не давали угадать в нем кого-то из плавских Санек.

– Я старше тебя, – уклончиво ответил парень.

За стеклом бушевал ливень. Фары проносящихся машин походили на звезды с картин Ван Гога.

Вадим стал перечислять центровых пацанов из восьмидесятых-девяностых, но Санька никого из них не помнил. Тогда он заговорил про уголки, известные с детства, любимые места для игр, купания. Лесные сокровищницы, полные патронов.

Санька односложно подтверждал:

– Ага. А как же. Помню-помню.

При этом его желтые, тоже вангоговские, глаза сверлили водителя, а пальцы постукивали по острым коленям. Пальцы были такими длинными, будто состояли из пяти-шести фаланг, словно костяные пауки, перебирающие лапками.

Вадим говорил без остановки, но с каждой минутой ностальгический пыл угасал, сменяясь неприятным холодком. Заостренные черты попутчика вдруг напомнили ему посмертную маску. В салоне было тепло, но слева от себя Вадим явственно чувствовал источник холода, будто сидел возле открытого холодильника. Теперь он ощущал и едва уловимый запах: сладкий и смутно знакомый. Почему-то он вызывал в памяти похороны, лежащую в гробу тетку.

Чем страшнее становилось Вадиму, тем быстрее он говорил:

– А байку про железнодорожный мост слышал? Там до сих пор колючая проволока, да? Ну ясно, стратегический объект. Поезда постоянно ходят. У нас в детстве говорили, если сделаешь шаг за проволоку, военные без предупреждения откроют огонь. И у каждого был знакомый, которого на мосту расстреляли. Чушь, понятное дело, но мне интересно, кто-нибудь пытался на мост выйти?

– Я другую байку знаю, – сказал земляк тихо, – про чернобыльское облако. Слышал такую?

Вадим кивнул. Да, кое-что он слышал.

В восемьдесят шестом, когда рванул реактор, родители хотели отвезти его к бабушке, подальше от Чернобыля. Про радиацию тогда толком ничего не было известно, масштаб катастрофы осознали много позже. Но Тульская область, в любом случае, казалась безопаснее близкого к Припяти Киева.

Буквально в последний момент шестилетний Вадик сильно заболел. Врачи констатировали отравление, никак не связанное с чернобыльской трагедией: мальчик попросту напился чернил. Вместо любимого Плавска он попал в больницу, о чем горько сожалел. Пока ему не рассказали про облако.

Информация эта не была официальной, но люди говорили вот что.

В начале мая восемьдесят шестого северный ветер понес на Москву «украинское облако», и, дабы остановить его, Горбачев распорядился выслать самолеты со специальными реактивами, что в майские праздники делают чистым небо над Красной площадью.

Самолеты встретили опасное облако в 240 километрах от столицы и осадили его. Дождь выпал над Плавском.

«В газетах не писали? – невесело усмехались местные. – Да ведь информация засекреченная!» Правда это или вымысел, сказать сложно, однако доподлинно известно, что смертность в городе Плавске увеличилась в разы, так что пришлось открыть новое кладбище, которое стремительно разрослось в начале девяностых.

– Слышал, – подтвердил Вадим, – моя бабушка умерла от рака печени, а тетка – от рака груди. Двое друзей детства от белокровия скончались. Я верю, что это были последствия того дождя.

– Рак, – прогудел земляк из-под шарфа, из глубины своего тщедушного тела. И уставился в окно.

Вадим тоже замолчал, бросил взгляд на часы.

Стрелки не двигались.

Он постучал по циферблату и подумал: «Странно, мы едем уже минут двадцать, а я не заметил, как проехал Горбачево».

Горбачево было последним населенным пунктом перед Плавском.

Повисшая в салоне тишина давила на Вадима, и он включил радио. Запела Чичерина.

– Что за черт, – вслух пробормотал Вадим, вглядываясь в мелькающие за окном стволы деревьев. Лес не заканчивался, напротив, он стал еще гуще и вплотную подступил к трассе. Автомобили проносились мимо «шкоды» и исчезали, поедаемые дождем.

«От Черни до Плавска – четверть часа езды, почему же мы до сих пор не приехали?» – размышлял Вадим.

Песня закончилась, в салоне раздались колокольные перезвоны, и густой дед-морозовский голос торжественно произнес:

«Всех православных христиан поздравляем с великим праздником воскрешения Христова!»

Попутчик дернулся так резко, что едва не влетел в бардачок. Его спина изогнулась дугой, скрюченные пальцы вцепились в воздух.

Первое, что пришло в голову Вадиму, было слово «эпилепсия!»

Земляк бился в припадке, выпучив желтые глаза. Вадим свернул автомобиль к кювету, взволнованно окликая попутчика:

– Эй, что с тобой? Успокойся, сейчас…

«Шкода» остановилась на обочине.

Вадим нагнулся к Саньке, взял его за руку и тут же отдернул: пальцы обожгло холодом. Высунувшиеся из рукавов запястья попутчика не могли принадлежать взрослому человеку – настолько тонкими они были. Санька задыхался.

Вадим пересилил отвращение и принялся разматывать шарф земляка.

Показался безгубый рот, подбородок, и под ним…

Вадим вскрикнул.

Ничего ужаснее он в жизни не видел. Вместо шеи у земляка был вздувшийся зоб, два огромных мясных шара на месте гланд. Кожа, обтягивающая эти отвратительные наросты, была пепельной. На месте трахеи зияла дыра, в которую можно было просунуть палец. В ней виднелось серое, похожее на заплесневевшую солонину нутро.

Вадим перевел испуганный взгляд на лицо попутчика. Припадок закончился так же неожиданно, как начался. Санька смотрел на него в упор остекленевшими зрачками. Именно в этот момент Вадим осознал со всей сводящей с ума ясностью, что человек перед ним не жив.

Тут же он получил подтверждение догадки:

– Я умер в девяносто шестом, – скрипнул голосом попутчик. – Анапластический рак щитовидной железы – так это называется. Это то, от чего должен был сдохнуть ты. Но ты обманул смерть, ты не приехал к нам, а дождь все шел и шел.

Рот Саньки растянулся в мерзкой ухмылке.

Он схватил себя за ворот и начал стягивать куртку.

– Смерть перепутала, – говорил он, – я мучился почти десять лет, не зная, кого винить в моих страданиях. И, лишь умерев, я узнал, что на моем месте должен был быть другой.

Куртка сползла с тощих плеч. Одежды под ней не было. Мертвая кожа трещала на ребрах существа. Назвать человеком это дистрофичное создание с разбухшей шеей не поворачивался язык.

Вадим буквально вывалился из машины, но, вместо того чтобы оказаться на обочине со стороны водительского кресла, он каким-то образом очутился справа от «шкоды». Прямо на трассе «Крым». Пассажирская дверца была распахнута, и именно через нее он вышел.

Понять, как это произошло, парень не успел.

Протяжно завыл клаксон, его обдало сквозняком и водой. Автомобиль пронесся в десяти сантиметрах от него. Вадим перевернулся. В лицо плеснул свет фар. Грузовик летел на парня, сверкая решеткой радиатора и ревя, как взбесившаяся горилла.

Вадим отпрыгнул.

Грузовик пролетел мимо, не останавливаясь. Парень затравленно кинулся к обочине, споткнулся и рухнул в отбойник.

Ров был полон дождевой воды. Вадим погрузился в нее с головой и стал захлебываться. Вынырнул, озираясь.

Попутчик стоял перед ним абсолютно голый.

Ноги-палочки сгибались в коленях, как у механической куклы, под впалым животом болтались сморщенные гениталии. Это был человек-скелет, жертва концентрационных лагерей. Но самым ужасным была не худоба и даже не зоб, а желтые, прожигающие насквозь глаза.

Дождь стелился почти горизонтально, автомобили мигали фарами, а перед поверженным Вадимом стоял, покачиваясь на ветру, мертвец.

– Я десять лет ждал твоего возвращения. Метастазы, они привязали меня к этой чертовой трассе, но я знал, что ты вернешься.

Санька сделал шаг, его колено вывернулось в обратную сторону, тело подломилось в пояснице, и ладони уперлись в землю. Он приближался к отбойнику на четвереньках, словно тощий голодный пес.

Вадим беспомощно хлопал ладонями по воде в поисках хоть какого-нибудь оружия. Он засунул руку в карман и нащупал что-то вроде камушка. Вытянул предмет, им оказался магнит в виде яйца с нарисованными буковками «ХВ».

Не задумываясь, он швырнул магнит в Саньку.

Снаряд прошил желтую плоть. Порыв ветра смел мертвеца с дороги, будто его и не было. Секунда – и обочина опустела.

Трясущийся от страха и холода, Вадим выбрался изо рва.

Справа от него, за поворотом, горели окна какого-то здания. Он вскочил в «шкоду», развернулся, едва не врезавшись в проезжающий микроавтобус, и дал задний ход.

За углом его ждала та самая заправка, на которой он подобрал проклятого попутчика.

Он ощутил себя персонажем дурного сна, пытающимся бежать, но остающимся на одном и том же месте.

«Шкода» затормозила у мини-маркета, Вадим пулей вылетел из нее и распахнул пластиковую дверь.

За миг до того, как он увидел кассира, в голове пронеслось: «Что я скажу ей? Что на меня напал призрак? Что я должен был умереть от радиации, но вместо этого попал в инфекционку, и за меня умер другой?»

Но объяснять ему не пришлось.

Симпатичная брюнетка сидела в кресле, задрав к потолку лицо. Ее рот был раскрыт, из него торчала верхушка алюминиевой банки. Остальная часть банки, судя по вздувшемуся горлу, находилась внутри девушки. Кто-то вколотил «фанту» ей в глотку с такой силой, что разорвал щеки. В посмертной улыбке брюнетки было куда больше эмоций, чем в той, которой она встречала Вадима полчаса назад.

Парень прижал ладонь к губам и застонал.

«Господи, что мне теперь делать?» – отчаянно подумал он.

В глубине мини-маркета раздалось хихиканье и шепот:

– Маленький обманщик вернулся домой…

Вадим врезался всем телом в дверь, и через полминуты «шкода» уже несла его на север.

Дождь барабанил в стекло непрекращающимся потоком. Мимо скользили сотни машин, в их окнах Вадим видел людей, никогда не заглядывавших в желтые глаза смерти. Усталые дальнобойщики, деловые обладатели московских номеров, смеющиеся семьи… Он мог остановить кого-то, рассказать о трупе на АЗС, но он знал: сворачивать к обочине нельзя.

Ведь помимо машин он видел и Саньку.

Тощий паучий силуэт то и дело показывался из-за сосен и берез.

Земляк на четвереньках гнался за «шкодой», одним прыжком преодолевая несколько метров. И он настигал.

Вадим отыскал радиоволну, на которой выступал с воскресной проповедью патриарх Алексий. Помогло это или нет, но через пять минут автомобиль проехал табличку «Горбачево».

Вадим вдавил педаль газа и больше не смотрел на обочину.

Потом лес закончился.

Фары хлыстнули по табличке с надписью «Плавск».

Вадим издал рычащий возглас ликования.

Знакомый с детства въезд в город наполнил его новыми силами.

Он узнал стадион, автовокзал, здание администрации. Магазины, конечно, построили уже после его отъезда, но и им он был рад, как родным.

Плавск лежал по обе стороны от шоссе. Если поехать направо, мимо старой вечерней школы и частных домов, окажешься у Плавы. Если налево – у Сергиевской церкви.

Вадим свернул налево.

Автомобиль подскакивал на ухабах, как конь, норовящий сбросить ездока. Водитель позволил себе посмотреть в зеркало заднего вида и облегченно вздохнул.

На главной улице города не было ни души, что настораживало, но предчувствие спасения окрыляло Вадима. Подумаешь, в пасхальный вечер люди сидят по домам! Но храм-то наверняка заполнен прихожанами!

Он выехал на просторную площадь, проскочил памятник Ленину. Ему показалось, что на плече вождя пролетариата сидит что-то желтое, но, когда он оглянулся повторно, там ничего не было.

«Шкода» виляла по щебню и пыхтела, карабкаясь вверх.

«Откуда здесь щебень, в центре?» – подумал Вадим, останавливаясь.

Он уже видел почтамт, старые конюшни, переделанные в рынок, и голубой, с золотыми звездами купол храма.

Не заглушив мотор, он выпрыгнул из автомобиля и помчался к Сергиевской церкви. Десять метров до нее он преодолел с таким трудом, словно поднимался по насыпи. Под ногами осыпался щебень, а из полураскрытых дверей храма доносились переливы ангельских голосов. Хор пел что-то о возвращении домой.

Вадим втиснулся между створками, почти ощущая знакомый церковный запах. Дорогу ему преграждала колючая проволока, он перелез через нее, порвав штанину, и сделал три шага по шпалам.

Рот наполнился чернилами. Раздался крик, и автоматная очередь изрешетила Вадима от паха до грудной клетки. Он свалился на рельсы. Сзади суетились какие-то люди, а впереди крался по мосту земляк. Он перепрыгивал со шпалы на шпалу, его зоб раскачивался в такт движениям тощего тела. Земляк усмехался безгубым ртом все ближе и ближе.

Вадим хотел зажмуриться, но не смог, потому что мертвые не закрывают глаз.

Ему пришлось смотреть.

Густые маслянистые капли дождя падали с небес, и небеса пахли йодом.