Текст книги "Психология выбора"

Выбор как процесс и результат самоопределения личности рассматривала Т.М. Буякас (2002), отмечая, что человек на пути самоопределения ищет опору внутри себя и принимает ответственность за осознанное и самостоятельное планирование и реализацию перспектив собственного развития и за те выборы, которые он делает в процессе своего развития. На этом пути самоопределения важными условиями свободного выбора являются доверие человека себе, своим потребностям, ценностям и смыслам, способность выходить из причинно-следственной зависимости (самотрансценденции), стремление к реализации всей полноты своего бытия и к получению нового жизненного опыта. Если следовать описанию Т.М. Буякас свободного экзистенциального выбора, то для его осуществления оказываются необходимыми выход за пределы логики и рациональных установок и опора на смыслы через полноту проживания человеком своего эмоционального и личностного опыта.

1.3. Системные модели выбора

Одну из наиболее богатых и разносторонних философских концепций выбора предложила советский философ Н.Ф. Наумова (1983, 1988), системные воззрения которой перекликаются с экзистенциальной традицией. Исследователь рассматривала свободный личностный выбор как способ расширения возможностей человека в процессе целеполагания, то есть создания новых возможностей и новых целей в ситуации, когда старых оказывается недостаточно. Стратегическим, свободным личностным выбором она называет «выбор, происходящий в условиях, которые отвечают двум основным требованиям: обеспечивают внутренние личностные предпосылки для построения новых альтернатив выбора и обеспечивают внутренние личностные предпосылки для осуществления любой выбранной альтернативы» (Наумова, 1988, с. 65). Также она отмечает, что предпосылки и функции свободного выбора в процессе целеполагания имеют социокультурную природу.

Н.Ф. Наумова выделяет следующие стратегии целеполагания:

• стратегия иррефлективного выбора;

• стратегия формирования индивидуальной психологической гибкости;

• стратегия рационализированного выбора в контексте принятия решений;

• стратегия свободного выбора.

Первая стратегия характеризуется спонтанным актом воли, не обращенным к разуму, для которого изначальная неопределенность ситуации является существенной предпосылкой. Вторая стратегия характеризуется адаптацией к внешним и внутренним условиям ситуации. Третья стратегия, по Наумовой, «предполагает отбрасывание невыбранных альтернатив» и характеризует «ситуацию безальтернативного построения жизни» (там же). Четвертая стратегия характеризуется Н.Ф. Наумовой как наиболее оптимальная стратегия в ситуации неопределенности; «необходимой предпосылкой этой стратегии является обеспеченность индивида экзистенциальными элементами (потребностями, ценностями, логиками, ресурсами) для построения альтернатив выбора и готовности к наибольшему числу вариантов событий» (там же).

Описывая особенности стратегии целеполагания как свободного выбора, Н.Ф. Наумова выделяет следующие принципы такого выбора:

• альтернативность;

• антиномичность;

• «случайность», неоптимальность выбора;

• структурирование времени (свободное структурирование и интерпретация объективного и субъективного времени).

Последний принцип подразумевает под собой активное и деятельное отношение ко времени без погружения в его рефлексию и переживание: «Использование индивидом времени как инструмента целеполагания, как предпосылки свободного выбора многообразно» (там же, с. 85).

Эти принципы могут быть связаны, по мнению автора, тремя типами связей, выражающимися тремя способами их описания: через жизненный ресурс, через «ключевой» объект, через жизненную функцию. Типы связей, по Н.Ф. Наумовой, лежат в основе механизмов целеполагания, которое выполняет структурирующую функцию в осуществлении свободного выбора. Согласно ее теоретическим построениям, механизмами структурирования являются разведение целей во времени, экстенсивное и интенсивное целеполагание, изменение степени прерывности-непрерывности временного континуума. Структурированию может подвергаться как все субъективное время, так и его отдельные аспекты: настоящее структурируется посредством передвижения временных границ, а прошлое и будущее структурируются посредством соотнесения конкретных и абстрактных их форм.

Свободный выбор, по Н.Ф. Наумовой, влечет за собой обход или снятие некоторых ограничений, которые могут восприниматься как непреодолимые, выработку внутренней готовности к ним. Это такие ограничения, как:

• детерминация – ограничение прошлым (причины как ограничение);

• телеологичность – ограничение будущим (цель как ограничение);

• необратимость – ограничение настоящим (действие как ограничение);

• непротиворечивость – ограничение логикой;

• иерархичность (приоритеты) – ограничение ресурсом;

• несравнимость – ограничение качеством, качественностью.

Н.Ф. Наумова отмечала связь ограничения будущим с инструментальным характером целеполагания: «Чем больше постановка цели зависит от оценки ее достижимости, от имеющихся возможностей, от наличия и характера средств, тем сильнее это ограничение» (там же, с. 67).

Говоря о переходе на новый уровень существования и возможностей, Н.Ф. Наумова отмечает, что это «прежде всего волевой, а не мотивационный акт». Источником этого перехода является «общая неудовлетворенность, но не как психологический феномен, показатель плохой адаптации индивида, а как более глубокое, экзистенциальное переживание» (там же, с. 77). Важным элементом теории Н.Ф. Наумовой является «активное построение внутренних предпосылок выбора, построение самого целеполагания как гибкой, самостоятельной и управляемой индивидом системы» (там же, с. 43), что пересекается с требованиями активности и ответственности в осуществлении личностного выбора (см., например: Абульханова, 1999; Леонтьев Д.А., 2005).

Необходимым условием реализации выбора как свободного и стратегического акта, по мнению Н.Ф. Наумовой, является равнозначность и равноценность всех альтернатив, отражающих многоаспектность и полиальтернативность человеческого бытия, а также принцип неопределенности, согласно которому «один элемент системы целеполагания всегда остается неопределенным» (Наумова, 1988, с. 74). Она следующим образом формулирует значение принципа неопределенности для процесса целеполагания: «Чем объективно или субъективно определеннее для индивида выступают два элемента целеполагания, тем больше он стремится сохранить неопределенным третий» (там же, с. 75). Подобное сохранение неопределенности оставляет некоторые «лакуны» и позволяет на их месте конструировать новые альтернативы выбора. Но человек не всегда имеет возможность и готовность принимать такую неопределенность.

В связи с этим Н.Ф. Наумова упоминает про ослабление целеполагания, которое вызывается уменьшением жизненного ресурса человека, и про ориентацию его в этой ситуации на прошлое. Под жизненным ресурсом автор понимает энергию, время, природные и социальные преимущества. Нам кажется возможным провести параллели между понятием жизненного ресурса и ресурсом жизнестойкости в концепции С. Мадди (Мадди, 2005).

Выбор даже при определенной степени осознанности, согласно Наумовой, может по содержанию быть «случайным» (например, когда человек не имеет конкретного мотивационного обоснования выбора, или когда не берет в расчет информационную основу выбора, или безосновательно изменяет уровень своих притязаний, тем самым изменяя уровень выбора цели). Для приведения типов выбора к единому основанию автор предлагает «стандартизировать именно ситуации выбора, в которых осуществляется целеполагание» (Наумова, 1988, с. 45).

Подход Н.Ф. Наумовой в принципе содержит богатые возможности для операционализации в практических методах диагностики и психологического воздействия. Безвременная смерть ученого, однако, прервала эту многообещающую линию изучения выбора, оставив ее последователям задачу разработки практических приложений.

Особняком стоит функционально-уровневая модель выбора, предложенная Т.В. Корниловой (2003). Т.В. Корнилова рассматривала «интеллектуально и личностно опосредствованные выборы субъекта в условиях неопределенности» (там же, с. 7). При этом результатом совместного интеллектуального и личностного опосредствования является произвольный выбор как осознанное принятие решения. Она предлагает психологическую концепцию функционально-уровневой регуляции принятия интеллектуальных решений, в которой помимо интеллектуальной регуляции важная роль отводится и таким компонентам личностной регуляции, как активность субъекта в построении образа ситуации выбора и принятие личной ответственности и риска в ситуации неопределенности. Но в то же время все эти компоненты применимы только к тем альтернативам, которые человек может помыслить. Эта концепция построена на основе зарубежных когнитивных теорий и моделей принятия решений и на основе отечественного подхода в психологии мышления (смысловая теория мышления).

Согласно Т.В. Корниловой, «психологический критерий интеллектуальности выбора (его разумность, обдуманность или рациональность) означает именно то, что принятие решения обеспечивается мышлением субъекта» (там же, с. 17). Но интеллектуально опосредствованные решения не связаны напрямую с выбором конкретных действий в реальных ситуациях, поэтому достаточно трудно определить временные рамки ситуации выбора (особенно время его окончания). Под интеллектуальным выбором Т.В. Корнилова понимает «все те выборы из альтернатив, которые осуществляет человек думающий (и имеющий возможность изменять ситуацию своими решениями, а не только подчиняться ей)» (там же, с. 8).

По мнению Т.В. Корниловой, в последнее время отмечается поворот от анализа оптимальных стратегий к смысловым ориентирам, что проявляется «в отказе от заданных правил в пользу причинного анализа оснований своего решения» (там же, с. 206), что еще раз подтверждает уместность использования процедуры аргументации как инструмента изучения смысловых оснований выбора. Т.В. Корнилова считает, что «когда альтернативы заданы, а неопределенность касается оснований (субъективно построенных критериев) выбора, глубины прогноза и последующей оценки качества решений, те структуры и формы мышления, которые обычно выделяются для мыслительной деятельности, максимально свернуты» (там же, с. 92). То есть регуляция осуществляется не только на интеллектуальном уровне, но скорее посредством смысловой и личностной регуляции. Во многих случаях выборы, осуществляющиеся по оптимальному пути и с наибольшей ожидаемой полезностью, могут противоречить морально-нравственным критериям или жизненным устремлениям человека. Соответственно, критерием личностного выбора является «осознанное отстаивание определенных нравственных позиций» (там же, с. 6). Говорить о личностном решении как морально-нравственном акте она предлагает относительно тех выборов, при осуществлении которых «человек смог подняться над требованиями ситуации благодаря акту доопределения собственных ценностных предпочтений, или личностных ценностей» (там же, с. 213). Решающая роль в ситуации морального выбора отводится «личностному усилию», которое выполняет компенсаторные функции, если полная интеллектуальная ориентировка невозможна. Т.В. Корнилова ставит вопрос цены того или иного выбора для собственного Я, а также «авторства» выборов, которые свободно и ответственно совершает личность. В этом вопросе взгляды исследователя отчетливо сближаются со взглядами представителей экзистенциальной традиции. Таким образом, в данной модели когнитивные детерминанты выбора рассматриваются не изолированно от личностных, как это происходит в подавляющем большинстве теорий ПР (см., например: Карпов, 2000), а во взаимодействии и единстве с ними.

Как и многие другие исследователи различных направлений, Т.В. Корнилова считает ситуацию неопределенности неотъемлемым условием принятия решений и рассматривает эту неопределенность с позиций когнитивных моделей принятия решений и психологии мышления. Говоря о ситуации неопределенности, она отмечает, что «не всякий выбор субъекта опосредствован интеллектуальной деятельностью и не для всякой ситуации снижение уровня неопределенности может быть реализовано средствами мышления» (Корнилова, 2003, с. 17). Она отмечает, что снятие неопределенности – более значимая цель принятия решения, чем собственно реализация выбора.

Рассматривая выбор как принятие решения в ситуации неопределенности сквозь призму исчисления будущих рисков, Г.Н. Солнцева (Солнцева, 1985; Солнцева, Корнилова, 1999) и Т.В. Корнилова вводят такой компонент принятия решений, как риск (также см.: Кумбс, 1981; Лустина, 1982). Под риском Солнцева и Корнилова понимают «деятельность, связанную с преодолением неопределенности в ситуации выбора, в процессе которой имеется возможность количественно и качественно оценить вероятность достижения предполагаемого результата или вероятность неудачи, отклонения от цели» (Солнцева, Корнилова, 1999, с. 10). Они описывают ряд стратегий с более или менее сложными математическими и статистическими расчетами возможных рисков. По их мнению, такая система оценки «создает в настоящем безопасность перед угрозой открытого неопределенного будущего» (там же, с. 8).

В качестве единиц психологической регуляции выбора автор называет динамические регулятивные системы (ДРС), противопоставляя их жестким регулятивным кольцам (Корнилова, 2005). Исследователь подчеркивает открытость иерархий процессов регуляции и невозможность выделения конечного числа уровней психологической регуляции интеллектуальных решений. ДРС возникают в процессе решения и отражают взаимодействие когнитивных и личностно-мотивационных компонентов регуляции выбора. Согласно смысловой теории мышления, в регуляции интеллектуальных стратегий ПР значимую роль играют процессы мотивационной и смысловой регуляции, эмоциональные предвосхищения и целевые новообразования (Корнилова, Тихомиров, 1990). В качестве одного из основных компонентов личностной регуляции процессов ПР выступает глубинная мотивация, являющаяся неспецифической по отношению к интеллектуальной деятельности (Корнилова, Каменев, Степаносова, 2001). Ведущим уровнем и компонентом личностной регуляции является рациональность, понимаемая как готовность обдумывать свои решения и действовать при возможно полной ориентировке в ситуации (Корнилова, 2003). Интуиция выделяется как одна из составляющих личностной регуляции вынесения прогнозов при ПР (Корнилова, Степаносова, Григоренко, 2006).

Говоря об интеллектуальной оценке альтернатив с точки зрения их последствий, Т.В. Корнилова отмечает, что «осознанно принимаемое решение с неопределенными последствиями выбора <…> означает тем самым и реализацию определенного рода персональной ответственности» (Корнилова, 2003, с. 87). Для Т.В. Корниловой принятие ответственности за выбор является личностным уровнем регуляции в принятии решений.

В исследованиях Т.В. Корниловой и ее сотрудников используется ряд психодиагностических инструментов – отчасти оригинальных, отчасти адаптированных, – занимающих промежуточное положение между методами диагностики познавательных процессов и диагностики личности и пересекающихся по своей направленности с методами изучения личностного потенциала, о которых пойдет речь ниже. В их числе – методы исследования принятия риска, интуиции, толерантности к неопределенности и др. Для изучения личностного выбора как интеллектуально опосредствованного процесса Т.В. Корнилова (1994) предложила опросник «Личностные факторы принятия решений» (ЛФР-25). Данная психодиагностическая методика предназначена для измерения индивидуальных различий в специфичных шкалах личностной регуляции принятия решений (рациональности и готовности к риску). Опросник был апробирован на отечественных выборках и является проверенным психодиагностическим средством исследования рациональности и рискованности субъекта при совершении интеллектуально опосредствованного выбора. В исследованиях подтвердилась гипотеза, что риск, понимаемый как «готовность к актуализации своего интеллектуального и личностного потенциала при принятии решений в условиях неопределенности» (Корнилова, 2003, с. 174–175), связан с рассуждением, сбором информации и готовностью к принятию решений. Отметим, что вызывает сомнение возможность применения этих методов на выборках школьного возраста, поскольку они направлены преимущественно на диагностику довольно сложных и зрелых регуляторных структур.

В рамках данной модели проведен ряд исследований, раскрывающих связь различных индивидуально-психологических составляющих процессуальной регуляции решений. В частности, показана связь принятия-избегания неопределенности с уровнями нравственного самопознания и эмоциональным интеллектом (Корнилова, Новотоцкая-Власова, 2009). Доказано влияние глубинной (неспецифической) и внутренней (специфической познавательной) мотивации на процессы выдвижения гипотез и прогнозирование при принятии решений (Корнилова, Каменев, Степаносова, 2001), изучена регулятивная роль личностных ценностей на материале группового ПР (Корнилова, Будинайте, 1993). Продолжая линию, начатую Т.В. Корниловой, О.В. Степаносова (2004), помимо интеллектуальных компонентов принятия решений, предлагает рассматривать также интуитивные компоненты, такие как мыслительные предвосхищения, опосредствованные интуитивными процессами. Именно эти процессы позволяют использовать прогнозирование как эффективное средство для преодоления «субъективной неопределенности в ситуации принятия решения» (там же, с. 7).

1.4. Экспериментальные исследования выбора в психологии

Как уже отмечалось выше, несмотря на актуальность проблемы выбора, экспериментальные исследования в этой области на сегодняшний день достаточно разрозненны и немногочисленны. Большая часть эмпирических исследований касается изучения процесса принятия решений; экзистенциальный же, феноменологический ракурс рассмотрения этого феномена характерен скорее для работ философов, а в трудах научных психологов представлен значительно меньше – ввиду трудности его операционализации.

Экспериментальные исследования этого вопроса связаны, прежде всего, с именем Л. Колберга, автора стадиальной теории нравственного развития (Kohlberg, 1969; Kohlberg, Candee, 1984; Анцыферова, 1999). Колберг прослеживает логику многоступенчатого перехода от моральных принципов к нравственным действиям человека и говорит о трудности этого перехода, сопряженного с необходимостью постоянного разрешения конфликтных моральных ситуаций не только на уровне сознания, но и на уровне конкретных действий. В основе его учения лежат принципы развития интеллекта (Ж. Пиаже), перенесенные им на нравственное развитие человека (в том числе положение о том, что уровень морального развития связан с возрастом). Колберг выделяет три уровня морального развития, каждый из которых включает в себя две стадии. Устойчивость поведения, согласно автору, зависит от того, на какой стадии развития находится субъект. На самом онтогенетически раннем уровне, уровне доконвенциональной морали, регуляторами морального поведения личности являются страх наказания и жажда поощрения, моральное сознание еще не сформировано. Человек же, находящийся на уровне конвенциональной морали, осознанно ориентируется в своем поведении на поддержание хороших межличностных отношений, социального порядка; целостная иерархическая система ценностей на этом уровне также еще не сформирована. На этих двух первых уровнях развития морали в качестве основного мотива поведения человека выступают так называемые квазиобязательства, являющиеся внешними по отношению к субъекту (например, требования, ожидания социального окружения или законы права). Интеграция универсальных принципов справедливости, нравственности, то есть осознание необходимости совершения деонтического выбора (выбора того, что должно быть сделано) и принятия личной ответственности за последствия выбора, происходит лишь на последнем, высшем уровне – на уровне постконвенциональной морали, предполагающем согласованность собственной системы ценностей и способность становиться на точку зрения других участников морального конфликта. На этом уровне происходит переход к собственно моральному сознанию, но его достигают далеко не все люди.

При этом Колберг и исследователи его школы отмечают, что само по себе моральное сознание еще не обеспечивает автоматически перехода к моральным по своему содержанию действиям: «Люди, хорошо знающие нормы нравственности и уверенные в необходимости их соблюдения, попадая в нетривиальные обстоятельства, ведут себя не в соответствии с этими нормами и оправдывают аморальное поведение других людей» (Анцыферова, 1999, с. 5). Как отмечает Ф. Мак-Нейли, оправдание собственного бездействия появляется у людей, находящихся на любой из шести стадий морального развития (по Колбергу), несмотря на то, что характер оправдания зависит от уровня сформированности морального сознания личности. Необходимым условием совершения этого перехода, по мнению исследователя, является наличие у человека когнитивноличностных способностей, которые формируются в течение жизни по мере решения все более сложных моральных проблем. Само по себе желание сделать выбор еще не гарантирует действий по его совершению: их предпосылками является наличие у субъекта выбора личностных и деятельностных ресурсов, опыта принятия решений и их осмысления.

Выводы Колберга и его школы были подтверждены экспериментально. Разработав девять дилемм (ситуаций морального выбора, в которых сталкивались правовые и моральные нормы поведения) и предлагая испытуемому выбирать и обосновывать в каждом случае наиболее приемлемый для него вариант решения, Колберг показал, что качество, а также степень самостоятельности и осознанности выбора в конфликтной моральной ситуации, равно как и отношение личности к нему, напрямую зависят от того, на какой стадии морального развития находится человек.

В отечественной психологии изучением морального выбора в контексте понимания правды занимался В.В. Знаков (1993а). Он выделял три типа понимания правды: инструментальный, нравственный и рефлексивный. В.В. Знакову удалось показать, что в основе различного понимания высказываний о моральности поступков других людей лежат личностные особенности и различные «ценностно-смысловые позиции» (там же, с. 32) субъектов. На основе его выводов было проведено эмпирическое исследование понимания ситуации морального выбора на примере отношения к эвтаназии (Шабанова, 2004), в котором показано, что на формирование нравственной сферы человека и на его отношение к ситуации морального выбора влияют такие индивидуально-личностные особенности, как отношение к себе и другим, осмысленность жизни, уровень макиавеллизма и некоторые другие аспекты мировоззрения.

В исследовании И.А. Чигриновой (2010) выявляется связь морального выбора с выраженностью свойств толерантности и интолерантности к неопределенности, макиавеллизма и уровней нравственного самосознания. Опираясь на модель уровней нравственной регуляции Колберга-Гиллиган и концепцию функциональноуровневой регуляции выбора Т.В. Корниловой, автор показывает, что уровни нравственного самосознания опосредствуют влияние макиавеллизма на принятие решения. В исследовании констатируется связь «доличностных», то есть не включающих ориентировку на ценности другого человека, уровней самосознания с интолерантностью к неопределенности, а личностных уровней – с толерантностью к неопределенности.

В фокусе внимания современного исследователя Д. Ариели (Ariely, 2008, ch. 11–12) находятся моральные выборы повседневного уровня (присвоить ли себе гостиничное полотенце или «ничейный» напиток в общем холодильнике, фальсифицировать ли результаты незначимого теста ради получения скромного денежного вознаграждения, выдать ли оплату дружеского ужина за командировочные расходы и т. п.). Исследователь изучает диапазон честности обычных людей, имеющих репутацию добропорядочных, законопослушных граждан и считающих себя таковыми. Согласно данным серии исследований, проведенных на студентах Гарвардской школы бизнеса и Массачусетского технологического института, многие честные люди прибегают к мошенничеству или обману, когда есть такая возможность, но делают это в незначительных пределах, даже когда вероятность быть разоблаченными и пойманными равняется нулю. Как отмечает автор, сам факт размышления на тему моральных норм в момент или незадолго до принятия решения приводит к полному исчезновению нечестности в поведении (студенты, которых просили перечислить десять заповедей перед началом эксперимента, не прибегали к мошенничеству вовсе – вне зависимости от того, сколько заповедей им удалось вспомнить, – в отличие от студентов контрольной группы, которым предлагалось назвать десять прочитанных в старшей школе книг). В ситуациях повседневного морального выбора, стоя перед дилеммой, присвоить ли себе нечто им не принадлежащее (или обмануть ли экспериментатора с целью получения большего вознаграждения), люди более склонны поступать нечестно, если они имеют дело не с наличными деньгами, а с их электронными аналогами, жетонами и предметами. В этом случае количество небезупречных с точки зрения морали действий возрастает более чем в два раза.