Текст книги "На Лугу бескрайнем. Озарение"

Затмение

 
Затмение грядёт. Притихли звуки.
Часы замрут с кукушкой на стене.
Ведун, шепча, проделывает трюки,
Колдуя в печке на большом огне.
 
 
Клинок из серебра свисает в ножнах.
Чеснок на шее. Крестик на груди.
Войну закончить эту невозможно,
И битве быть кровавой впереди.
 
 
Разносится вокруг вой оголтелый,
По ставням ярый скрежет от когтей.
Святой водой побрызгав хлебец спелый,
Идёт охотник бить шальных зверей.
 
 
Он не поддастся силе непристойной,
Не знает страха бешеных клыков —
Вооружённый, поступью достойной
Выходит на крыльцо крушить врагов.
 
 
Тьму озаряет факелом слепящим
И направляет вещий арбалет,
Заправленный стрелою трав смердящих,
В глазницу твари – смерти шлёт привет.
 
 
Завыл мохнатый волк, задёргал лапой,
Упал на левый бок и заскулил,
Но мчатся старца рвать толпой кудлатой
Огромные чудовища низин.
 
 
И выхватив кинжал из твёрдых сплавов,
Ведун бежал навстречу диким монстрам —
Он вырывал с корнями причиндалы,
Мельчил на части оборотней кости.
 
 
Крестом святым отпугивал фантомы,
Заклятья слал, нечистых пригибая —
Горящим взором гнал зверьё в угодья,
Убитым морды смело отрубая.
 
 
Открылся диск луны, сменив затменье,
И озарилось поле битвы ярко —
Попятились назад, в тайгу, в смятенье
Безумные вояки, дрогнув гадко.
 
 
Оскалив напоследок жутко пасти,
Они ушли до завтра восвояси.
Но с новою луной начнутся страсти,
И снова ночь прибудет тёмной власти.
 
 
Сегодня бой охотника закончен,
Но не устал и двинулся он следом —
Клинок всё так же яростно заточен,
Руке карающей покой не ведом.
 

Вечеринка на пруду

 
Развеет тучи над прудом
Ночной шалящий ветерок.
Коряги кажутся спрутом,
Который в зарослях умолк.
Карась плеснётся в камышах,
И щука тот услышит звук —
Движенье плавников глуша,
Рванёт, разрежет гладь вокруг.
 
 
Ликует месяц в облаках,
Красуясь в зеркале лазури.
И берег нежится в цветах,
Лягушки рожицы надули.
Царит вокруг тишь, благодать,
Кузнечики стрекочут вальсы.
И филин начал мышковать,
Кусты ему щекочут пальцы.
 
 
Невнятный лёгкий шепоток
Скользнёт словами упоенья —
Из леса духи шлют виток
Лихого светопреставленья.
Рассыплет звёзды небосвод,
Откроет волшебства виденье —
Среди трясины, в толще вод
Князь тьмы куёт своё творенье.
 
 
На дно святого водоёма
Посеял он зерно Гоморры,
Призвал ехидного Кулёму —
Развратника мятежной своры.
И под луною, в сердцевине
Восстанет древо расписное —
Ветвями вздыбится трясина,
Прибудет племя озорное.
 
 
А над болотной пеленой
Играть поднимутся русалки,
И вместе с ними водяной
Гоняет в свадебные салки.
Визжат кикиморы, резвятся,
Кидаясь илистою грязью.
Ведьмаки к озеру слетятся —
В когтях у них бутыли с мазью.
 
 
Шуршат в траве боровички,
На головах листы-панамки.
Бегут на бал лесовички,
Смакуя бледные поганки.
Змеюки, черви, псы, коты
Нечистой масти и породы
Из разных мест сюда пришли
Гулять в кругу своей природы.
 
 
Вся нежить к древу собралась —
Начался пир утех забавных.
Орали, выли, ели всласть
Князь и его верхушка главных.
А подчинённые внизу
На ветках призрачного дуба
Зазвали молнию-грозу,
Царицу огненного зуба.
 
 
Кишели праздною толпой,
Скакали, ползали, летали…
И клан чертей ушёл в запой,
Какого люди не видали.
Но всё кончается когда-то,
И с первым лучиком зари
Прикроется шабаш внезапно —
О нём лишь помнят пузыри.
 
 
Под воду скрылось древо бесов,
Исчезли в бездне упыри.
Покой окутает то место,
Где гулеванили хмыри.
Опять осока распрямится,
Закружат птицы над прудом,
И снова щука устремится
Ловить карасика – вдогон.
 
 
Коряги тут же пнями станут,
Стрекозы их окружат вмиг,
Лесные феи дня восстанут,
Озерный воскрешая лик.
Сияет солнышко вверху,
И ароматный бриз лугов
Прогонит в мыслях чепуху,
Навеянную сказкой снов.
 

Причуды кроются в светлице

 
Причуды кроются в светлице —
Ночные звуки домовых
Приходят вечером с зарницей,
Исчезнув в сенях теневых.
 
 
А в самый жуткий час полночи
Родится вновь великий страх —
Сожмутся зубы, что есть мочи,
Безумие блеснёт в глазах.
 
 
Шуршанье слышится повсюду,
То стук пройдётся по стене —
Не спится злому чуду-юду,
И монстры кажутся везде.
 
 
Деревья стонут за окошком,
Под хриплый хохот лешака
Вдруг опрокинется лукошко
От мягких лапок кошака.
 
 
Скрипят в подвале половицы,
И звякнет когтем об стекло
Позыв черноволосой птицы —
Даст знать, что времечко пришло.
 
 
Замолкнет всё в мгновенье ока,
А через несколько минут
Запляшет горница жестоко,
И бесы жадные придут.
 
 
Начнут искать живые души,
Курочить печку, стол ломать,
Порвут материю из плюши,
Обмажут дёгтем всю кровать.
 
 
И ведьма в дымоходе всхлипнет,
Залазя внутрь попотчевать —
Жаб, крыс и змей она окликнет,
Чтоб жарить их и смаковать.
 
 
По крыше дождь ударит градом,
Забьётся молния в ветвях.
Металла скрежет где-то рядом
Застынет в сорванных дверях.
 
 
Синь воронья покроет тучи,
Закружит в комнатах, горланя.
Ворвутся карлов серых кучи,
И вспыхнет гоблинское пламя.
 
 
Но ночь проходит, скоро утро,
За две минуты до рассвета
Погром затихнет, и как будто
Нет в памяти следов банкета.
 
 
Лишь кот, у миски озираясь,
Зрачком вопьётся дико в угол,
И спину выгнет, задом пятясь
От колдовства коварных пугал.
 
 
Уж петухи трезвонят грозно,
И солнца отблески в водице.
А белены сухие гроздья
Всё тянутся к окну светлицы.
 

Son poeta

 
Кромешной. Нет. Чернящей тьмою
Нависло небо над главою.
Кружу, дрожу, взываю слепо —
Деревья тянут криво плети,
Хватают, режут, держат крепко.
Не видно тропки под ногою,
Но бьёт на ощупь под стопою
Настил из черноземной тверди.
Проплыл в листве прищур лукавый
И камнепадом вслед скатился
С горы седого великана —
В больших стволах он притаился.
Прорвать грудиной прутья клети —
Уже всё ближе, за спиною
Притопот чмокающих гномов.
Бьют по лицу слова из веток:
«Возьми, прими, теперь ты гений!»
И не понять то направленье,
Где ждёт, казалось бы, спасенье.
Но крутят мазаные черти
По тёмным закоулкам ночи —
Всё дальше леший вглубь уводит.
«Проснись», – шепнул змей подколодный,
«Держи его», – метнулся ветер.
Скребёт при выдохе, сжимает
Озноб в тисках, и пот холодный
По шее липким соком тает,
За горб крысиный смех цепляет…
 

Райский сад

 
Цветущим садом стелется перина,
Баюкая убранство дивных гор —
Раскинулась лазурная долина,
Неведомая людям до сих пор.
 
 
Прикрылась вековечными хребтами,
Закуталась сиянием озёр.
Волшебный дол простёрся островами,
В которых пребывал лишь фантазёр.
 
 
Проснутся эльфы в ягодных угодьях,
Грибные пади феи окружат,
Рыбёшка заиграет в мелководьях,
Распевом райским птицы закружат.
 
 
Равнина мягко солнцем озарится,
Ласкает лето девственным теплом.
За горизонтом радуга сочится,
Рисуя небо сказочным венцом.
 
 
Лучами разлинует лесогорье,
Разбудит край невиданных дубрав —
Польётся чудотворное приволье,
Тень отгоняя от волнистых трав.
 
 
Природой зародилось королевство,
Не впустит чужестранника к себе.
Такое упоенное блаженство
Сверкнёт мечтами в творческой судьбе.
 
 
Нет красоты на свете заповедной,
Где всё так затрепещет чистотой,
Обворожит иллюзией запретной,
Затронет целомудренной слезой.
 

Призрак замка

 
За тучей чёрной укрываясь,
Пронзая шпилем небосвод,
Дворец возвысился, сливаясь
С горой, объявшей горизонт.
 
 
Здесь нет ни путника, ни зверя,
А только камни и пустошь.
И не откроет замок двери
Ни в жар, ни в холод и ни в дождь.
 
 
Лишь синий ворон охраняет,
Летая в грозных облаках,
Да серый волк в цепях страдает
И держит кость в своих клыках.
 
 
Внутри на троне нет хозяев —
Последний маг и чародей
Убит был местным ротозеем,
Что дураком слыл у людей.
 
 
И ветер носится по скалам,
Перекрывая зычный вой.
А в залах бывшего вассала
Царит затишье и покой.
 
 
Но в полночь лунную цепями
В глубоких комнатах дворца
Усталый призрак за дверями
Напомнит повесть мертвеца.
 

Мой мрачный дом в тени Аида

 
С горящим факелом блуждая
Впотьмах сырого подземелья,
Почти на ощупь шёл, ступая,
Не сознавая, где теперь я.
 
 
Число ночей, что в заточеньи
Провёл, как свой греховный плен,
Не поддавалось вразумленью,
Незримо превращаясь в тлен.
 
 
Ужасным было осознанье,
Что проклят брошенным на век,
И двадцать лет моих страданий
Мне дали знать – я Человек.
 
 
И раз за разом, каждый день,
В цепях, стремясь освободиться,
Точил осколком острым звень,
Боясь – ума бы не лишиться.
 
 
И вот настал заветный час,
Оковы сброшены стальные,
Но тут бунтарский дух угас —
Я вспомнил тяготы былые.
 
 
Мой мрачный дом в тени Аида —
Хоть здесь невольником и был,
Стал счастлив, и прошла обида —
Молитвами терзанья смыл.
 
 
Нигде так душу не исправят
Ни храм святой, ни тёплый хлеб —
А только долгих мук закланья
Несут плоды в ущерб судеб.
 
 
Провинность, ставшая неволей
В безликой пагубной дыре,
Злосчастной выпадает долей,
Жизнь закрывая на заре.
 
 
Найдут мой след шакал и беркут,
Но вижу истинный свой путь…
И лучше звёзды пусть померкнут,
Чем сгнить и не успеть рискнуть.
 
 
Скольжу, взбираясь по костям,
Не передать тех ощущений,
Когда в глаза глядишь смертям
Под хруст останков поколений.
 
 
А вдалеке забрезжит свет —
Ползу из темноты утробы…
И мне не жаль пропавших лет,
Лишь бы вдохнуть глоток свободы.
 

Дорога в ни Куда

 
В лесах сибирских глухомани редкой,
Там, где петляет сквозь холмистый дол
Невеста, обращённая речушкой мелкой,
И нет в краях тех ни души кругом.
 
 
И прежде чем плескать хрустальною водицей,
На белых простынях во мраморном дворце
Любилася она с прекрасным юным принцем —
С ним вечной клятвой верности обмолвилась в словце.
 
 
Недолго им светила лучина сладострастия —
Пришёл с войною Хан, монгольский сын степей.
Разрушил мир святой, разбив в осколки счастие,
Убил мужей и в рабство взял женщин и детей.
 
 
А девушку-росу славянских спелых пашен
Нарёк Султан своей двадцатою женой,
Но, как бы не был лик жестокой смерти страшен,
Решилась дева с милым найти в земле покой.
 
 
И, бросившись со скал, метнулась тучкой белой,
Страданий переполненной и лучезарных слёз.
И вылилась дождём, душой взыграла смело,
Мятежною водой разбившись об утёс.
 
 
Потоком понеслась по вольному простору,
Свободною рекой, дорогой в никуда —
Со страстью отдалась кипящему напору
И до сих пор течёт под именем Куда.
 

Небесный лабиринт

 
Мой друг, представь, что небо – полотно,
Где пролегают магистрали лабиринта.
 
 
И лишь тому там заблудиться не дано,
Кто ловит чуткие мгновения инстинкта.
 
 
В переплетениях воздушного холста
Вторая жизнь загадками сверкает.
 
 
И не успеешь сосчитать до ста,
Как верхний ярус поиграть с ним предлагает.
 
 
И в облака откроется центральный вход —
На инкрустированной лестнице из яшмы
 
 
Ступеней мраморных лазурный свод
Гостей встречает —
                                в нём портье натяжный.
 
 
И сделав шаг вперёд, назад дороги нет —
Игра запущена невидимою силой…
 
 
И понимаешь, что запутанный сюжет
Решить придётся внутреннею жилой
Из тысячи ходов,
                                и в каждом дверь своя.
 
 
И лишь одна – искомая твоим сознанием.
И перепутать здесь уже никак нельзя —
Иначе не пройдёшь ты испытание…
 

За печатью запрета параллельных миров

 
На ногах неокрепших забреду полушатко
В заповедную зону иллюзорных краёв,
Где хранится извечная сплетен разгадка
За печатью запрета параллельных миров.
 
 
И в тоннеле помчусь на крылатом грифоне,
Озаряемый вихрем хвостатых огней,
Ощущая, как вьются и тянутся к кроне
Лепестки древа жизни могучих стеблей.
 
 
По закрученным ветвям стекают капели,
Отражаясь слезинками сочности льдин,
А на склонах пурпурных гарцуют газели,
Исчезая в сверканье алмазных глубин.
 
 
Впереди, раздвигая изумрудные горы,
Властелин корни вьёт, застилая проход —
Там граница двух лун и дупло в коридоры,
Где живёт первозданный эльфийский народ.
 
 
Вот туда и несусь, в релаксацию знаний,
Провожаемый сворой дозорных орлов,
И достигнуть хочу расы мудрых созданий,
Что давно отреклись от земных берегов.
 
 
В измерении новом забуду усталость,
И неведомой силой нальётся мой торс.
Из коленей исчезнет привычная слабость,
Кровь опять забурлит, как малиновый морс.
 
 
Распахнёт чародей вход изящною тростью
И укажет тропинку когтистой рукой,
Заперев следом дверь белоснежною костью,
Навсегда брешь закроет горбатой спиной.
 
 
К этой тайне стремился я долгие годы,
Исковеркав сознанье поперёк и повдоль.
А теперь в том дупле пью настой мандрагоры,
И алхимии учит меня древний тролль.
 

В стане Минотавра

 
Ау – носилось эхо в коридорах,
Раскалывая трижды направленье.
Металось с ним неистово терпенье,
Заблудшее в диковинных разломах.
 
 
И серость поглощала непробудно,
А сырость утомляла мерзлотою,
Реальность растворялась пустотою,
В которой было пасмурно и скудно.
 
 
Но зов далёкий в переходах вечных
Тянул, казалось, выход предлагая,
Где, в полумраках путано петляя,
Терялся след уже вперёд ушедших.
 
 
Сомкнулись руки воедино цепью,
Хрустели звенья, словно сучья лавра.
И рёв, снующий в стане Минотавра,
Последней был отчаянною целью.
 

Тонкая грань между жизнью и смертью.

Только что ел, пил, любил всех на свете.

Был человек и вот – уже нету…

И тонкая грань переходит к скелету.

В дворах стояла непогода

 
В туманной пелене шуршали
Теней причудливых растленья,
И дивным звуком пасторали
Клубились мутные виденья.
 
 
Жевал болгарскую сигару
Обрюзглый дворник-закутошник —
Он вёз, бренча, в тележке тару,
Бормоча тихо в свой лапошник.
 
 
В дворах стояла непогода,
За щёки брызгая промозглость —
И шарф, как красный воевода,
Окутал шею, храня тёплость.
 
 
И было натужно печально
Да одиноко нелюдимо —
Лишь скрип изношенно-тонально
Скрёб по вискам неумолимо.
 
 
А мгла сгущалась и саднила,
И шелест листьев у дороги
Шептал – «Иди сюда, чудила,
Мы ждём тебя, брось эти дроги».
 
 
Он ощущал, как вратник неба
Тащил сырое покрывало —
Из уголков морось загреба —
На землю дождик выжимало.
 
 
И что-то плотное и злое
Накрыло голову и плечи,
Забрав метельщика с собою,
Неся его обрывок речи —
 
 
Оставив шарфик в переулке,
Что испарял ещё нагретость
В повозочке недавно гулкой —
Теперь с дымящей сигаретой.
 

Девятый пир

 
Отторжение всего происходящего
Монотонным гулом откликается
И впивается от острия сверлящего
Червоточиной – там, где душонка кается.
 
 
Да стекает по канавкам жидкостью —
Наполняет алым выемку бурлящую,
Искушает подношенье милостью,
Разливая в чаши кровушку парящую.
 
 
Пир девятый сатанинских прихвостней,
Гром средь неба у застолья адова —
Кто проворством обладает пакостней,
И кусок тому обжорства гадова.
 
 
И кучкуются здесь птицы мёртвые,
Звери чёрные бегут, клыками клацают,
По углам садятся в стаи злобные —
Подаянья ждут да челюстями мацают.
 
 
Обретают силу перевоплощением,
От грехов людишек насыщаются —
Их карают, преподавшись мщением,
И злорадством бесовским прельщаются.
 
 
Свет на стенах Колизея дьявола
Вперемешку отражений пляшущих
Завихряет круг централа званого,
Выпуская смерч теней маячащих.
 
 
Он сосёт исток воронкой красною,
Расширяя жерло ненасытное,
Всё сметает мощностью ужасною
И в отверстие летит открытое.
 
 
Пир девятый из вулкана вырвется
И обрушится на землю полчищем,
Разорвёт нутро, что еле жиждется,
Кровожадным растоптав побоищем.
 

Ведьмины запреты

 
Отвяжись беспутством, бледная маркиза,
Выйди из застенков отческих палат —
Вольной танцовщицей с таинством сюрприза
Отомкни застёжку нераскрытых врат.
 
 
Пусть слугой народа примешь подаянья
И в грехах нальёшься в персиковый цвет —
Сладостны порою будут истязанья,
Так же, как заманчив девственный букет.
 
 
Лёгок путь разврата в молодые годы,
Набожны свирели в золотых очах —
Пиковой подстилкой в стане воеводы
Картою краплёной молвишь при свечах.
 
 
Лунный камень снимет ведьмины запреты,
Обладавши силой семерых волхвов,
Постигаешь книгу тёмных амулетов,
Указуя сердцу предпоследний вздох.
 
 
И колдуя млечно в обнажённом виде,
Заплетаешь косы аспидом в руно,
Призываешь духов в плачущей молитве —
Суженного просишь в полночь всё равно.
 
 
Магия печали одинокой девы
Заклеймит страданья в пагубной душе.
И клинком занесшись из кленовой древы,
Разом развенчает заговор вершей.
 

Рой

 
Гудящей массою, дубравы шевелящей,
Как желчью ящера ползущей и живой
Иль изрыганьем великана спящего,
Из дупла сыплется, сбиваясь в тучи, рой.
 
 
Степенной похотью, кудрями развеваясь,
То разлагаясь, то взвиваясь ввысь
И снова медленно на кроны опускаясь,
Он словно лев в прыжке или лесная рысь.
 
 
И мановением неведомого зверя,
По чьей указке вспыхнет зревший бунт,
Неудержимой страстью раненого вепря
Задребезжат деревья, разрыхляя грунт.
 
 
Как три орды жужжащих и неистовых,
Сомкнувшись строем в вертикальный клин,
Взлохматят прерии чащоб раскидистых,
Несясь туда, куда прикажет властелин.
 
 
Ломая ветви силой необъятною,
Полк верноподданных осиного гнезда
Закроет небо селью первозданною,
Движимой курсом смерти в города.
 

Озеро

 
Заливисто с утра и пламенно под вечер
Ершистой зыбью волн играется вода,
И кажется, что лик её спокойный вечен,
И манит она вглубь запретностью плода.
 
 
Зовёт к себе, дрожа, провозглашая всплески,
Качая камышом под шаловливый бриз —
И словно изнутри рождаются гротески,
Располосав всю гладь в причудливый эскиз.
 
 
И ежели вглядеться в безмолвный чан озерный
В раздумье, преломив движение ключиц,
То эфемерно в мир погрузишься безмерный,
Невольно заценив аквальный бал модниц.
 
 
Где в шике пузырей плотва нарядно кружит,
И в иле копошит приплюснутый налим,
В тандеме хорошась, уклея с лещом дружит,
Иль чутко шелестит зеленобокий линь.
 
 
Но вот в шатре чудес расправит перья окунь —
Зазывно пригласит пестристую модель.
Он, важно распушив упитанную щёку,
Сопроводит в дворец вальяжную форель.
 
 
И как нарзан вскипит молочными брегами,
Иль птицы взгомонят разнузданный галдёж —
Так радуясь фольге с блестящими серьгами,
Взбунтует рыба вальс – гуляй, мол, молодёжь.
 
 
Кувшинки по браздам наполнятся купавой,
Бочаг засеребрит природным волшебством.
И даже трижды будь неверящей шалавой,
Но окунуться стоит в прекрасном зелье том.
 

Солнце

 
Выдавливая зори из сумраков смущённых,
Зардеет живописный обласканный кристалл,
Омытый наготой десниц перерождённых —
Несущий дар величья божественных начал.
 
 
По пеленгу вселенной отлавливая морок,
Раскидывая сети пронзающих лучей —
Расчистив звёздный вход преполовеньем створок,
Великий Ра сойдёт в сиянии очей.
 
 
Забрезжит купол дня призывно и задорно,
Как государь, клонясь, появится в народ,
И скипетром крестив послушников покорно —
Бросает в центр толпы златых монет зарод.
 
 
И шлейфом сутаны заполонит владенье
Из тысячи пажей, распеленавших холст,
С денницы до обедни прольёт благословенье,
Где с неба до земли Даждьбог проложит мост.
 
 
За пламенным гуртом, как светлое суконце,
Сердец обвеет стук и душам даст покой —
И впустит свежий вдох живительное Солнце,
Насытив кладь планет цветущею охрой.
 

Туман

 
Как в елях запутаться можно зимой,
Так летом бесцельно плутая в тумане —
Глядишь вкруговую с нависшей тоской,
Где белая дымка восход пеленает.
 
 
Клубится и ширится Тутыра-Юмо —
Верховный жрец склепа седого рожна.
И призрачной плёнкой затянет Бермуды,
И плоть светотеней уже не важна.
 
 
Когда заволочет фигуры и формы,
Природною химией их растворит —
Взорвётся он вдруг и, распухнув сверхнормы,
В густых одеяньях весь мир поглотит.
 
 
Как всадник, несущий своё оперенье,
Иль дым, обволокший дорогу врагу —
Посеявший в сердце и разум смятенье
Захватит заставу на полном скаку.
 
 
И станут слепыми и люди, и звери…
И стихнут все звуки, исчезнет виденье,
Где плотное облако гонит шугу.
 

Волна

 
Из чёрной лощины – от самого дна
Шипя, извиваясь, как ярость Годзиллы,
Взовьёт демонической силы волна,
Что в битвах Олимпы нещадно разила.
 
 
И нет утешения быстрого ей,
Коль встала дыбами, грезя об отмщеньи —
Не будет пощады, не ждите теперь,
Со скорбью примите Тритона лишенье.
 
 
Брега разобьются в пучине морской.
Под воду сойдут острова и столицы.
И Бог вероломный наступит ногой
На горло пытавшейся сдюжить землицы —
 
 
Страданьям предаст, как чудовище Ниццы,
Круша, истязая, любуясь припадком,
Где пыл маньяка разрастается гадко
К побоям несчастной поникшей девицы.
 

Дождь

 
Лайковыми нитями разрезая видение,
Шебаршит колейками, заглушая фон —
Ливень уморительный мокротой обители
Заставляет ёжиться под твоим зонтом.
 
 
В те минуты сырости, несусветной хитрости —
Разменяет тактику, измельчив окрас…
Стуками под занавес, будто прося милости,
Дождик нам поведает слякотный рассказ.
 
 
Разливая паводью, напустившись холодью,
Благодарных зрителей держит про запас —
Эх, лихие годы вы, тряханём-ка молодью! —
Пусть поразвлекает он непутёвых нас.
 
 
И вокруг да около всё навзрыд намокло уж.
Тянет зонт порывисто озорной борей.
Под ноги стекаются сонмы неуёмных луж —
Так бежим же, спутница, от дождя скорей…
 
 
Вот и познакомились со слезами божьими —
Там, где мимо шастали, опуская взгляд.
Скоро выйдет солнышко! Всё отныне можем мы! —
А пока что в крошево капли моросят…
 

Луна

 
Он лёгок и возвышен,
То белый иль пятнистый —
Диск над моею крышей
Льёт свет души искристый.
 
 
И ласков и улыбчив,
А временами влюбчив…
Мой друг, иной раз вспыльчив
Иль образно задумчив.
 
 
Ты протяни мне лучик —
Я искренне поглажу…
Не стану тебя мучить,
Не обвиню, не сглажу.
 
 
Прильну щекою нежно.
Посплю в твоих объятьях.
Закутаюсь прилежно
В посеребрённых платьях.
 
 
Откуда ж ведать было,
Что снимешь ночью маску —
Разбудишь в сердце мило
Причудливую сказку…
 
 
Услышу звук напева —
И не сдержу свой окрик:
Луна – звёзд королева,
Как твой прекрасен облик!
 

Осеннее утро

 
Как ты пахнешь, осень, по утрам!
Наполняешь спальню мою негой.
Твоим свежим ягодным ветрам
Приоткрою ставни я с рассветом.
 
 
И впущу золотоносный дождь —
Листьев жёлтых лодочки резные.
Сунет ветку краснокожий вождь
С гроздью переспелою рябины.
 
 
В переливах свищут снегири —
Им синички междометьем вторят.
И струятся капель пузыри,
На стекле разбрызгивая зори.
 
 
За оконцем Божья Благодать! —
Чувствами играется виденье.
Красоты душевной не унять
От чарующего наслажденья.