Текст книги "Лесная сказка. С вопросами и ответами для почемучек"

Прошло пятьдесят лет.

От старой поруби не осталось и следа. На её месте поднималась зелёная рать молодых елей, рвавшихся в небо своими стрелками. Среди этой могучей хвойной зелени сиротами оставались кой-где старые берёзы, – на всю порубь их было не больше десятка. Там, где торжествовали смерть и разрушение, теперь цвела молодая жизнь, полная силы и молодого веселья. В этой зелени выделялась своей побуревшей вершиной одна старая Ель.

– Ох, детки, плохо мне… – часто жаловалась старушка, качая своей бурой вершиной. – Нехорошо так долго заживаться на свете. Всему есть свой предел… Теперь я умру спокойно, в своей семье, – а то совсем было осталась на старости лет одна-одинёшенька.

– Бабушка, мы не дадим тебе умереть! – весело кричали молодые Ели. – Мы тебя будем защищать и от ветра, и от холода, и от снега.

– Нет, детки, устала я жить… Довольно. Меня уже точат и черви, и жучки, а сверху разъедают кору лишайники.

– Тук, тук!.. – крикнул пёстрый Дятел, долбивший старую Ель своим острым клювом. – Где жучки? Где червячки? Тук… тук… тук… Я им задам!.. Тук… Не беспокойтесь, старушка, я их всех вытащу и скушаю… Тук!..

– Да ведь ты меня же долбишь, мою старую кору? – стонала Ель, возмущённая нахальством нового гостя. – Прежде в дупле жили белки, так те шишки мои ели, а ты долбишь меня, моё деревянное тело. Ах, приходит, видно, мой конец.

– Ничего. Тук!.. Я только червячков добуду… Тук, тук, тук!..

Молодые ёлочки были возмущены бессовестностью дятла; но что поделаешь с нахалом, который ещё уверяет, что трудится для пользы других! А старая Ель только вздрагивала, когда в её дряблое тело впивался острый клюв. Да, пора умирать.

– Детки, расскажу я вам, как я попала сюда, – шептала старушка. – Давно это было… Мои родители жили там, на горе, в камнях, где так свистит холодный ветер. Трудно им приходилось, особенно по зимам… Больше всех обижал Ветер: как закрутит, как засвистит… Северная сторона у елей вся была голая, а нижние ветви стлались по земле. Трудно было и пищу добывать между камнями. Корни оплетали камни и крепко держались за них. Ель – неприхотливое дерево и крепкое, не боится ничего. Сосны и березы не смели даже взглянуть туда, где мои родители зеленели стройной четой. Выше их росли только болотная горная трава да мох… Красиво было там, на горе… Да… На такую высоту только изредка забегали белки да зайцы. Одна такая белка подобрала между камнями спелую еловую шишку и утащила сюда, в свой дом, а из этой шишки выросла я. Здесь привольнее, чем на горе, хоть и не так красиво. Вот моя история, детки… Долго я жила и скажу одно, что мы, ели, – самое крепкое дерево, а поэтому другие породы и не могут нас одолеть. Сосна тоже хорошее дерево, но не везде может расти… Вот пихты и кедры – те одного рода с нами и также ничего не боятся…

Все слушали старушку с приличным молчанием, а папоротники широко простирали свои листья-перья. В молодом лесу уже водворились сырость и вечная полумгла, какие необходимы этому красивому растению. О полевых цветах и весёлой зелёной травке не было и помину, а от старых берёз оставались одни гнилые пни, в которых жили мыши и землеройки. Следы поруби исчезли окончательно.

Настал и роковой день. Это было среди лета. С вечера ещё ветер нагнал тёмную тучу, которая обложила половину неба. Всё притихло в ожидании грозы, и только изредка налетал ветер. В воздухе сделалось душно. Весело журчала одна Безымянка: ветер принесёт ей новой воды. Обновилась и зелёная травка, которую несколько дней жгло солнце.

– Эй, берегись! – свистал Ветер, проносясь по верхушкам елей. – Я вас всех утешу, только стоять крепче.

Потом всё стихло. Сделалось совсем темно. Где-то далеко грянул первый гром, а туча уже закрыла всё небо. Ослепительно сверкнула молния, и раздался новый, страшный удар грома прямо над лесом. Где-то что-то затрещало и зашумело. Посыпались первые крупные капли дождя, и рванулся ветер, а там – новый удар грома. Эта канонада продолжалась в течение целого часа, а когда она кончилась и буря пронеслась, старая Ель лежала уже на земле. Она рухнула под тяжестью пережитых лет и старческого бессилия. Когда взошло солнце и под его лучами ярко заблестела омытая дождём зелень, не оказалось только одной бурой вершины старой Ели…

Долго. В среднем лет 300, иногда и до 600. Плодоносить начинают лет с 10–20. Если дерево погибает, то из его корней могут появляться деревья-клоны – молодая поросль, которая растёт несколько поколений. В Швеции растёт колония ели, возраст которой составляет 9550 лет.

Смола – это жидкий продукт жизнедеятельности дерева, который твердеет на воздухе. Он выделяется из разрезов и иных поражений коры и предохраняет древесину от проникновения в неё короедов и паразитических грибов. Смола как бы закупоривает, заживляет рану, поэтому её часто называют «живицей». Такая живица идёт на производство канифоли, скипидара, древесного уксуса.

Далеко не всегда. Чаще в лиственных лесах. В хвойных лесах дупел, как правило, нет, и белка строит гайна – шарообразные гнезда из сухих веток, которые располагаются обычно в развилке ствола на высоте от 7–15 м. Диаметр такого гайна около 30 см. Гнёзда строят только самки. Самцы занимают пустующие гнезда самок или птиц (дроздов, ворон, сорок). При этом у каждого зверька может быть до 15 таких гнёзд, которые белка меняет каждые 2–3 дня. Зимой в одном гнезде могут жить до 6 белок, но обычно в такой квартире всего один жилец.

Да не так много, как кажется. Всего года три. Белка старше четырёх лет уже старуха. В природе высока смертность белок. Они страдают от хищников. На белок нападают совы, ястребы, куницы, соболя, лисы, кошки. Но большую опасность для них представляют бескормица и болезни. Пик заболеваний приходится на конец осени и весну. Белки болеют, например, туляремией. Наиболее высока смертность среди бельчат первого года – более 80 % из них не переживают первую зиму. В неволе срок жизни белок увеличивается и достигает 12 лет.

Ну если честно, они страдают не совсем от этого. Деревьям бывает плохо и в солнечную, безветренную, но морозную погоду. От солнечных лучей их ствол нагревается с одной стороны, а с другой остаётся холодным. И от разницы температур у деревьев трескается кора, возникают так называемые морозобойные трещины, которые потом станут входными воротами для грибных спор и насекомых-вредителей.

Почки на деревьях зимой решают очень серьёзные задачи. Чтобы на листьях не скапливались тонны снега, дерево сбрасывает листья. Новые листочки появятся весной из зачатка побега, который как бы зажат в почке. А чтобы зимой почка не замёрзла, снаружи она плотно прикрыта твёрдыми почечными чешуями как щитами, под защитой которых ей и теплее, и влажнее. Чтобы сохранять нормальные условия для существования, деревья ещё щели между щитами-чешуйками склеивают, изолируют чешуи от внешнего мира воском, снабжают их густым слоем волосков, создающих тёплую воздушную прослойку.

Подснежник у нас растет только в крымских и кавказских горах. Листья его без проблем пробиваются из-под снега благодаря тому, что их верхушка состоит из твёрдых механических тканей, способных пробивать ледяную корку. Все виды подснежников внесены в Красные книги, потому что по весне их часто собирали на букеты. Кстати, все части растения ядовиты.

Да никак. Многие слышали эту красивую легенду о том, что цветок папоротника наделён магической силой. Но у папоротников вообще цветков нет, они размножаются не с помощью тычинок и пестиков, а спорами, которые сосредоточены, как правило, на нижней поверхности их листьев (у папоротников они называются вайи). Поэтому искать цветок папоротника – безнадёжное дело.

Да вообще, честно говоря, многие – те, которые содержат ядовитые или «отпугивающие» вещества, придающие растению неприятный привкус. Например, хвощи, пижма, молочай, пикульник, чемерица, полынь, лютики, сурепка и многие другие.

Листья осины действительно могут шелестеть, когда другие деревья «молчат» в безветренную погоду. Просто длинные черешки листьев осины сплюснуты с боков в верхней части, в результате чего они легко колеблются при минимальном движении воздуха, которого человек даже не ощущает.

Да. Существует мнение о том, что зайцы грызут кору деревьев, но летом они охотно потребляют и травы. Зайцы любят одуванчик и клевер, сурепку и люцерну, охотно поедают культурные злаки, гречиху и подсолнечник. Зимой они тоже потребляют траву, но высохшую, и не часто.

У самки белки бывает до десяти детёнышей. Но за год у белки обычно не один выводок, а два, в южных регионах страны – даже три. Родятся бельчата голыми и беспомощными, волосяной покров появляется только через две недели. А через месяц они выходят из гнезда, но ещё недели две питаются молоком матери. Взрослыми бельчата становятся только через 9–12 месяцев, то есть на следующий год.

Это удивительные организмы. Формально это грибы, но они не простые, а приютившие в своём теле микроскопические водоросли, которые делятся с грибами питательными веществами (они их сами и вырабатывают). А грибы создают водорослям условия для жизни: обеспечивают защиту и стабильный влажностный режим. Сейчас насчитывается около 26 тысяч видов таких грибов. Они имеют очень разную форму: в виде накипи, листочков или кустиков.

Кроны елей очень густые, поэтому они создают в ельниках полумрак, в котором мало какие растения уживаются. Лишь черника, брусника, кислица, седмичник могут выносить такие условия. От этого страдает и сама ель. Её молодые проростки светолюбивы и под пологом леса растут плохо. Выживают лишь те, что начали жизнь на вырубке, опушке или световом окне, образовавшемся от падения дерева.

Самое быстро растущее дерево, пожалуй, береза. В пять лет она достигает уже 10 м в высоту. Не отстают от неё пирамидальный тополь, осина, белая ива, клёны. На метр в год нарастают вяз и лиственница, сосна и ель, платан и ясень. Но пальму первенства держит австралийский эвкалипт. Ежегодно он увеличивает свой рост на 5 м. За ним, пожалуй, никому и не угнаться. В сто лет он достигает высоты 100 м.

Это зависит от многих условий и происходит по-разному во влажных и сухих местообитаниях. Но осинник и березняк обычно сменяется ельником, который со временем легко вытесняет лиственные породы. Среди трав и кустарников тоже есть правила смены растительности. При влажном климате ситник уступает малине, она – осине, на сухом участке шиповник забивает вейник, а его потом вытесняют берёзы.

Примеров таких много. Один из них – кроме листьев он переносит и семена растений, участвуя, таким образом, в их распространении. Сильные приморские ветра могут ограничивать рост деревьев, менять форму кроны – появляются флаговые деревья с кроной, развитой с одной стороны.

Много, но большинство из них – насекомые и их личинки. Тли и щитовки высасывают соки из хвои и корней, гусеницы бабочек и личинки жуков и пилильщиков поражают кору и ствол. Короеды выделяют специальные вещества, которые привлекают новые толпы вредителей. В Подмосковье жук-типограф уничтожил ельники на огромных площадях. Его запах чувствуют другие жуки на расстоянии 11 км. Заселённое короедами дерево спасти практически невозможно. Грибные болезни поражают хвою и проростки.

Самыми прочными деревьями в России считаются американская белая акация, которую нередко выращивают в южных городах, и дальневосточная берёза Шмидта. От древесины этой берёзы отскакивают пули, она моментально тонет в воде, по прочности превышает чугун, говорят, что из неё можно делать подшипники для машин. А вообще прочных деревьев много. Их условно называют железными. К группе железных деревьев относят и эту берёзу, и персидскую парротию, самшит и казуарину, хмелеграб и бразильскую цезальпинию. Список таких растений достаточно велик.

Землеройки – это насекомоядные зверьки мышевидного облика с вытянутой мордочкой и короткой шерстью. Живут почти повсеместно, кроме Австралии, некоторых островов Юго-Восточной Азии и большей части Южной Америки. К землеройкам принадлежат самые маленькие млекопитающие мира – крошечная бурозубка и карликовая многозубка (их вес всего около 2 г). Самая крупная землеройка (гигантская белозубка) достигает в длину 18 см. Живут землеройки в лесах около воды, в пустотах пней, под валежником, иногда – в постройках человека.

Емеля-охотник

Далеко-далеко, в северной части Уральских гор, в непроходимой лесной глуши спряталась деревушка Тычки. В ней всего одиннадцать дворов, собственно десять, потому что одиннадцатая избушка стоит совсем отдельно, но у самого леса. Кругом деревни зубчатой стеной поднимается вечнозелёный хвойный лес. Из-за верхушек елей и пихт можно разглядеть несколько гор, которые точно нарочно обошли Тычки со всех сторон громадными синевато-серыми валами. Ближе других стоит к Тычкам горбатая Ручьевая гора, с седой мохнатой вершиной, которая в пасмурную погоду совсем прячется в мутных, серых облаках. С Ручьевой горы сбегает много ключей и ручейков. Один такой ручеёк весело катится к Тычкам и зиму и лето всех поит студёной, чистой, как слеза, водой.

Избы в Тычках выстроены без всякого плана, как кто хотел. Две избы стоят над самой речкой, одна – на крутом склоне горы, а остальные разбрелись по берегу, как овцы. В Тычках даже нет улицы, а между избами колесит избитая тропа. Да тычковским мужикам совсем и улицы, пожалуй, не нужно, потому что и ездить по ней не на чем: в Тычках нет ни у кого ни одной телеги. Летом эта деревушка бывает окружена непроходимыми болотами, топями и лесными трущобами, так что в неё едва можно пройти пешком только по узким лесным тропам, да и то не всегда. В ненастье сильно играют горные речки, и часто случается тычковским охотникам дня по три ждать, когда вода спадёт с них.

Все тычковские мужики – записные охотники. Летом и зимой они почти не выходят из лесу, благо до него рукой подать. Всякое время года приносит с собой известную добычу: зимой бьют медведей, куниц, волков, лисиц; осенью – белку; весной – диких коз; летом – всякую птицу. Одним словом, круглый год стоит тяжёлая и часто опасная работа.

В той избушке, которая стоит у самого леса, живёт старый охотник Емеля с маленьким внучком Гришуткой. Избушка Емели совсем вросла в землю и глядит на свет божий всего одним окном; крыша на избушке давно прогнила, от трубы остались только обвалившиеся кирпичи. Ни забора, ни ворот, ни сарая – ничего не было у Емелиной избушки. Только под крыльцом из неотёсанных брёвен воет по ночам голодный Лыско – одна из самых лучших охотничьих собак в Тычках. Перед каждой охотой Емеля дня три морит несчастного Лыска, чтобы он лучше искал дичь и выслеживал всякого зверя.

– Дедко… а дедко!.. – с трудом спрашивал маленький Гришутка однажды вечером. – Теперь олени с телятами ходят?

– С телятами, Гришук, – ответил Емеля, доплетая новые лапти.

– Вот бы, дедко, телёночка добыть… А?

– Погоди, добудем… Жары наступили, олени с телятами в чаще прятаться будут от оводов, тут я тебе и телёночка добуду, Гришук!

Мальчик ничего не ответил, а только тяжело вздохнул. Гришутке всего было лет шесть, и он лежал теперь второй месяц на широкой деревянной лавке под тёплой оленьей шкурой. Мальчик простудился ещё весной, когда таял снег, и все не мог поправиться. Его смуглое личико побледнело и вытянулось, глаза сделались больше, нос обострился. Емеля видел, как внучонок таял не по дням, а по часам, но не знал, чем помочь горю. Поил какой-то травой, два раза носил в баню, – больному не делалось лучше. Мальчик почти ничего не ел. Пожуёт корочку чёрного хлеба, и только. Оставалась от весны солёная козлятина, но Гришук и смотреть на неё не мог.

«Ишь чего захотел: телёночка… – думал старый Емеля, доковыривая свой лапоть. – Ужо надо добыть…»

Емеле было лет семьдесят: седой, сгорбленный, худой, с длинными руками. Пальцы на руках у Емели едва разгибались, точно это были деревянные сучья. Но ходил он ещё бодро и кое-что добывал охотой. Только вот глаза сильно начали изменять старику, особенно зимой, когда снег искрится и блестит кругом алмазной пылью. Из-за Емелиных глаз и труба развалилась, и крыша прогнила, и сам он сидит частенько в своей избушке, когда другие в лесу.

Пора старику и на покой, на тёплую печку, да замениться некем, а тут вот ещё Гришутка на руках очутился, о нём нужно позаботиться… Отец Гришутки умер три года назад от горячки, мать заели волки, когда она с маленьким Гришуткой зимним вечером возвращалась из деревни в свою избушку. Ребёнок спасся каким-то чудом. Мать, пока волки грызли ей ноги, закрыла ребёнка своим телом, и Гришутка остался жив.

Старому деду пришлось выращивать внучка, а тут ещё болезнь приключилась. Беда не приходит одна…

Стояли последние дни июня месяца, самое жаркое время в Тычках. Дома оставались только старые да малые. Охотники давно разбрелись по лесу за оленями. В избушке Емели бедный Лыско уже третий день завывал от голода, как волк зимой.

– Видно, Емеля на охоту собрался, – говорили в деревне бабы.

Это была правда. Действительно, Емеля скоро вышел из своей избушки с кремнёвой винтовкой в руке, отвязал Лыска и направился к лесу. На нём были новые лапти, котомка с хлебом за плечами, рваный кафтан и тёплая оленья шапка на голове. Старик давно уже не носил шляпы, а зиму и лето ходил в своей оленьей шапке, которая отлично защищала его лысую голову от зимнего холода и от летнего зноя.

– Ну, Гришук, поправляйся без меня… – говорил Емеля внуку на прощанье. – За тобой приглядит старуха Маланья, пока я за телёнком схожу.

– А принесёшь телёнка-то, дедко?

– Принесу, сказал.

– Жёлтенького?

– Жёлтенького…

– Ну, я буду тебя ждать… Смотри не промахнись, когда стрелять будешь…

Емеля давно собирался за оленями, да всё жалел бросить внука одного, а теперь ему было как будто лучше, и старик решился попытать счастья. Да и старая Маланья поглядит за мальчонком, – всё же лучше, чем лежать одному в избушке.

В лесу Емеля был как дома. Да и как ему не знать этого леса, когда он целую жизнь бродил по нему с ружьём да с собакой. Все тропы, все приметы – всё знал старик на сто вёрст кругом.

А теперь, в конце июня, в лесу было особенно хорошо: трава красиво пестрела распустившимися цветами, в воздухе стоял чудный аромат душистых трав, а с неба глядело ласковое летнее солнышко, обливавшее ярким светом и лес, и траву, и журчавшую в осоке речку, и далёкие горы.

Да, чудно и хорошо было кругом, и Емеля не раз останавливался, чтобы перевести дух и оглянуться назад.

Тропинка, по которой он шёл, змейкой взбиралась на гору, минуя большие камни и крутые уступы. Крупный лес был вырублен, а около дороги ютились молодые берёзки, кусты жимолости, и зелёным шатром раскидывалась рябина. Там и сям попадались густые перелески из молодого ельника, который зелёной щёткой вставал по сторонам дороги и весело топорщился лапистыми и мохнатыми ветвями. В одном месте, с половины горы, открывался широкий вид на далёкие горы и на Тычки. Деревушка совсем спряталась на дне глубокой горной котловины, и крестьянские избы казались отсюда чёрными точками. Емеля, заслонив глаза от солнца, долго глядел на свою избушку и думал о внучке.

– Ну, Лыско, ищи… – говорил Емеля, когда они спустились с горы и повернули с тропы в сплошной дремучий ельник.

Лыску не нужно было повторять приказание. Он отлично знал своё дело и, уткнув свою острую морду в землю, исчез в густой зелёной чаще. Только на время мелькнула его спина с жёлтыми пятнами.

Охота началась.

Громадные ели поднимались высоко к небу своими острыми вершинами. Мохнатые ветви переплетались между собой, образуя над головой охотника непроницаемый тёмный свод, сквозь который только кое-где весело глянет солнечный луч и золотым пятном обожжёт желтоватый мох или широкий лист папоротника. Трава в таком лесу не растёт, и Емеля шёл по мягкому желтоватому мху, как по ковру.

Несколько часов брёл охотник по этому лесу. Лыско точно в воду канул. Только изредка хрустнет ветка под ногой или перелетит пёстрый дятел. Емеля внимательно осматривал всё кругом: нет ли где какого-нибудь следа, не сломал ли олень рогами ветки, не отпечаталось ли на мху раздвоенное копыто, не объедена ли трава на кочках. Начало темнеть. Старик почувствовал усталость. Нужно было думать о ночлеге.

«Вероятно, оленей распугали другие охотники», – думал Емеля.

Но вот послышался слабый визг Лыска, и впереди затрещали ветви. Емеля прислонился к стволу ели и ждал.

Это был олень. Настоящий десятирогий красавец олень, самое благородное из лесных животных. Вот он приложил свои ветвистые рога к самой спине и внимательно слушает, обнюхивая воздух, чтобы в следующую минуту молнией пропасть в зелёной чаще.

Старый Емеля завидел оленя, но он слишком далеко от него: не достать его пулей. Лыско лежит в чаще и не смеет дохнуть в ожидании выстрела; он слышит оленя, чувствует его запах… Вот грянул выстрел, и олень, как стрела, понёсся вперёд. Емеля промахнулся, а Лыско взвыл от забиравшего его голода. Бедная собака уже чувствовала запах жареной оленины, видела аппетитную кость, которую ей бросит хозяин, а вместо этого приходится ложиться спать с голодным брюхом. Очень скверная история…

– Ну, пусть его погуляет, – рассуждал вслух Емеля, когда вечером сидел у огонька под густой столетней елью. – Нам надо телёночка добывать, Лыско… Слышишь?

Собака только жалобно виляла хвостом, положив острую морду между передними лапами. На её долю сегодня едва выпала одна сухая корочка, которую Емеля бросил ей.