Текст книги "Сказки Александра Мы"

Чёртовы водоросли!

– Чёртовы водоросли! Чёртовы мысли!

Зеленое, не Саргассово море было до самого горизонта. Под ним действительно были водоросли.

Казалось бы, все просто: дождаться нужного момента и с отливом выйти в море. Деревянный баркас – классика поморской культуры. Правда, теперь с мотором. Тем проще.

Лодка свежеокрашена ядовито зеленой краской. Точь-в-точь как и сами водоросли. Конечно же, они непростые. Ламинарии – чудо японской культуры. Без них суши не сложишь, не свернешь. Хотя, какие в московских ресторанах суши – не мне ругать, а вот водоросли им точно нужны. И в русских морях они тоже есть. Места только надо знать. И время.

Для справки: Laminaria (лат) – род из класса бурых морских водорослей. Но, поверьте, никто из сборщиков тут не называет их «морская капуста», хоть они и употребляются в пищу. В Белом море обитает ламинария пальчаторассечённая, которая растёт, образуя густые заросли, в местах с постоянным течением, формируя «пояс ламинарий». Большие подводные водорослевые леса образуются обычно на глубине от 10 метров. Но на каменистом грунте ламинарии встречаются до глубины 35 м. Представьте неразветвлённый стволик длиной до 20 метров бурой окраски (пока не высохнет). Он прикрепляется дисковидной подошвой ко дну и растет по 10—20 лет. Лично у меня – прямые ассоциации с бычьими цепнями в кишечнике человека.

Но старатели не думают об ужасном. Они думают, как заработать. Для этого же надо знать места. И время.

Обычно все стремятся на заработки в Москву. Хотя бывают и исключения. Один мой творческий друг так проштрафился, что выбор был между тюрьмой и… и нетривиальными путями. Но он выбрал путь прямой: 3 месяца подготовки в подмосковном лагере, 7 ходок на Донбасс, потом командировка в Сирию. Крестоносцев тоже на юга тянуло. Ну а что? Денег платят много и кормят хорошо. Лучше, чем иностранный французский легион – патриотичнее хотя бы.

Другой в подобной ситуации выбрал путь еще короче и стал егерем. Тоже вариант: на 100км ни одного человека. Не только конкурентов. И деньги платят, еду, ГСМ подвозят. А долгими зимними ночами – сиди себе и рисуй в фотошопе. Дизайнер на фрилансе. Мечта! Не всем же солнечное Гоа уготовано. Он, конечно, возмужал за годы, окреп (не как художник, а в кости), но в творчестве это тоже отразилось. Все же мысли материализуются. У него вот в картинах. Если сравнить с другим известным бегуном от себя и мира – путешественником Конюховым, то картины Фёдора – просто халтура. Говорят – все мысли материализуются.

– Чёртовы водоросли!

Чёртовы? Да хотя бы запах: запах в море, запах в лодке, запах в тракторе, запах в сушильнях и на складе. Теперь догадываетесь, почему многие на дух не переносят морскую капусту? Сколько бы капусты на ней раньше не заработали.

Это их общий дружок ему посоветовал: «Нужно свалить? Рекомендую Со-Ло-Вки!» А что? Там же не только монастыри: древняя культура – ты пройди лабиринтами мегалитическими – все мысли наизнанку вывернутся. Или зайди в заброшенные бараки ГУЛАГа – мыслей вообще не останется. А на краю… поселок есть. Туда монахи не ходят. Хотя там баб нет. Зато заработать можно хорошо. За сезон столько, что остальной год – спокойно загорай в Тае. А потом – снова сюда. С ранней весны приплывают из Архангельска мужики: поправляют домики, растягивают сушильни, красят лодки, ремонтируют простую, но помогающую технику. А как лед сойдет, и солнце подкормит водоросль – начинают промысел.

На самом деле – поселок не один. Были и конкуренты на другом конце архипелага. Но мужики их не любили. Возможно, завидовали: там жили те, что слабже духом – они жили с бабами. Или, выходит, сильнее? В целом – такой же поселок, но более державный: даже таксофон по программе телефонизации всея Руси стоял, хоть и без провода. И флаг висел, хоть и без нижней полосы… Но мужики их не любили. Говорят, даже рейды устраивали «на бабс»… Но мне кажется, это обиженные наговаривают. В его поселок тоже разные женщины заходили. И паломницы строгие, но смелые – мужчин не боящиеся, а только Бога. И туристки – задорные велосипедистки – даже Его не боящиеся. Что им надо было? Мужика, как обычно? Может и так, но не наши труженики их интересовали – а лодки. На загадочный остров за горизонтом хотели они попасть. К тайным древним лабиринтам и старцам мудрым и всесильным, прячущимся пожизненно в скитах подземных.

Ну а он смотрел на вертящих хвостами туристок или же недоступных матрон не оценивающе, не с любопытством вожделения, а с безразличием усталости:

– Нет, девчата, у нас – водоросли. Работа.

Послал так послал. Лично я только однажды убедительнее аргумент слышал. Нам тогда нужны были лошади. В Монголии. Казалось бы, что тут такого? Монголия – страна лошадей, там на каждую бусурманскую душу населения – с десяток конских голов (да еще овец, буйволов, яков и верблюдов). Но никто не давал нам лошадей. Казалось бы – всего-то 100 км надо было проехать по бездорожью. А у них, видите ли, сенокос! И по-всякому просили, и деньги совали, и удваивали цену. «Нет! Непонятливые русские! Сенокос!». Еще раз удвоил я цену, а в ответ грустный монгол мне устало говорит: «Ты пойми: сенокос! Мы сейчас даже контрабанду в Россию не возим – некогда нам». Я тогда многое в жизни понял. Если бы наш герой побывал со мной в Монголии, он бы тоже цену деньгам осознал, и дома в авантюры коммерческие не влезал. Понимаете? Деньги – это бумажки. А сено – это жизнь. Зима пройдет – и что останется? Сырые бумажки или живой скот. Выбор для монгола был очевиден. Видимо, поэтому у монгола столько голов.

Ну а тут бизнес был прост: главное, найти подводную полянку с водорослью. Косой (такой длинной и заковыристой, что сама Смерть позавидует) ее со дна подрезаешь, в лодку собираешь. По ГОСТу процесс назывался «драгирование», но все просто «косили». В поисках же – главное отлив: ниже вода – глубже дотянешься. Много нюансов, конечно: за миражами не уйти, сирен не слушать, ну и за русалкой не нырнуть бы. А вдалеке еще остров самых строгих монастырей – туда прибьет – вообще рассудок оставить можно. И главное, не трогать руками мокрые водоросли. Хотя, они такие слизкие и противные, что это казалось ему очевидным. Так мужики его перед первым выходом наставляли.

Они вообще его на удивление легко приняли. Указали на домишко крайний (хоть и не особо стойкий), даже помогли с лодкой. А там, на берегу, целое кладбище китовое – ребра да рангоуты дохлых лодок прошлого века – выбирай по вкусу, коль ихтиолог.

И стал он в море выходить. В море времени много «на подумать». Ни телефонов, ни телевизоров. Еще – ванны горячей нет. Да и баня нормальная лишь в единственном поселке городского типа, а это 30 километров бездорожья. Пока доберешься назад, забудешь, что помылся. Нет бы прям тут. А в лодке просторно – это же какая ванна – на зависть люкс-номерам. Вы только представьте: лежишь в горячей воде, руки расправив по бортам, а за бортом холодное море для контраста, низкое северное небо, полярные дельфины плещутся. И тебе тепло, мягко… Русалка уже через борт переползла… Теплая. Кто говорил, что они хладнокровные?

– Стоп! Чуть не обделался в гермоштаны. Чёртовы водоросли! Чёртовы мысли!

В общем, стал он как все в море выходить. Промысловики – индивидуалисты. Каждый сам за себя. Особенно в море. Но на удивление скоро мужики сделали его если не лидером, то символом. Все дело в течениях: не культурных, а обычных, но не простых – водных. Аномальные эти места: никто не знал время следующего отлива. Рассчитать его не брались ни гидрологи, ни гидрометцентр (ну вы понимаете – им доверять – вообще без еды останешься). Так что приходилось всегда вестового держать на берегу посменно, чтобы не пропустить течение.

А работы и без бдений побережных – выше ватерлинии: бережно перегрузить ламинарию (она же когда мокрая – её под тонну), довезти до своих угодий, расстелить-развесить на просушку, да вовремя собрать (лето на северах короткое: две недели – уже удача), под крышей досушить (а это дрова, растопка, заботы) и в пачки, как пионеры макулатуру готовую, перевязать. Географ бы пошутил: вначале распять как канадский флаг, а потом еще и нарвать – на британский.

Вот такие брикетики нарезанные – уже конечный бесценный товар. Сами посудите: это же 400р за кило. Но с этими вязанками надо ждать корабль с большой земли и закупщиков. Правда, с корабля на пирс в порту они уже будут перебрасываться по 1000р, а в Москве су-повар ресторана выложит две штуки за тот же килограмм. Можно наркотики не продавать. Но наш герой это понял уже в конце бизнес-цепочки. Если бы он до этого наркотики в Москве не продавал – то и на Соловки не попал бы.

Так вот, наш москвич не зря два института закончил: собрал он старые таблицы приливов за разные года, посидел две ночи полярные и свой алгоритм прикинул. И хорошо получилось: скоро вестового мужики сняли, точнее, работу его упростили, до фразы «Подъем! Колян выходит». Ну и следом за ним, натянув ботфорты и резиновые перчатки по локоть, выходили остальные.

Однако слава не очень баловала Николая. Мужики его полюбили, но хуже – его полюбили водоросли. Видимо, дело в перчатках: среда там такая активная, что самые толстые перчатки волдырями покрывались. По пять-семь пар за сезон изнашивали трудяги.

Николай же неподготовленный, понимаете, приехал. И после прогоревшей подаренной мужиками пары, голыми руками грузил. А дело это заразное. Как и всякая любовь. И вот, выйдет он в море и настойчивые голоса слышит:

– Не режь нас, Николай, мы тебе все что хочешь покажем. Все желания твои – закон!

– Да что вы мне покажете сегодня, чёртовы водоросли?! Насмотрелся я уже ваших русалок – даже туристок не хочу более. Хотя, это еще мягко и нежно с русалками, вот когда белуха грузином обернулась, вот это была жесть! Бррр…

Это он не с собой разговаривает. А с водорослями. У Лема целый океан разумный был. Тут же – всего-то полянки подводные. Однако, чудо невиданное. О чем бы ни подумал Николай – все начинает жить в его сознании. Ярче снов, ближе галлюциногенных приходов его бурной московской жизни. Впрочем, герой Лема не издевался над Солярисом, не распинал его щупальца, не иссушивал на палящем солнце.

Мистики это состояние называют «глубокой медитацией». Но из медитации можно встать и выйти. А из лодки? Куда ты нафиг выйдешь? Наверное, так же сладострастные сирены заманивали на дно моряков. И вот – все мысли в нем начинают жить. Словно книжку читает или даже фильм по этой книжке смотрит. А сам он – главный герой фильма, настолько правдоподобный, что хоть за Оскаром на сцену выходи. Скажете, кому-то под грибами и травой и не такое мыслилось? Да только это как смотреть кино и быть в кино – чувствуете разницу? Все равно не верите? Ну и ладно. Такое дело – не все верят же. Вот он и варился в своем мозгу, как в моряцкой похлебке из водорослей.

– Чёртовы водоросли! Чёртовы мысли!

Мне кажется, или в этой сказке мало сказочного? Тогда углубимся и послушаем его мысли:

Поверьте, в зоне ламинарий всего хватает. Вот сейчас перед ним еще одна русалка. Любила она мужчин. Но не простых – только творческих. Нонче это в тренде: мужественный романтизм – борода, запах тайги. И многое им позволяла. Да и не только с собой, если сблизиться удавалось. Насколько много? Вот все что ты возжелаешь творческого, все творческие свершения – сбудутся-свершатся. Не верите? Егерь много картин пожелал. Они, конечно, еще не на стенах, но мазок к мазку выкладывается. Терпение – только терпение. Ах, хороша чертовка была! Коляна же так творческие мысли замучили, что он, наоборот попросил отдыха от мыслей – хоть на недельку. Сказано – сделано. Но он её прям возненавидел через неделю. Знаете почему? Узнал, что она для сирийского друга сделала. И не считайте это ревностью. Если я, например, заказал бы книг, то тот возмечтал сделать порнофильм с собой в главной роли и с десятком звездных актрис в массовке. Вы спросите: «А что? Так можно было?» И Коля спросил!

Оказывается, да – это же тоже творчество! Хорошо еще, фильм только с актрисами был. Ой как он испугался, когда понял что и сам в него тоже загреметь мог. Берегитесь чужих желаний. И собственной зависти.

Тем временем, на горизонте показался парус. Показался? Или и правда… сейчас проверим. На сегодня уже косить сил не было, и чтобы отвлечься он положил румпель в сторону яхты. На выходе из зоны ламинарий повеяло свежестью. Не только в воздухе, но и в голове…

– Фух… здравствуй, белый свет, привет и тебе – Белое море!

На яхте парочка. Нудисты? Извращенцы – это же полярный круг! Впрочем, девушка хороша. Настолько, что Николай засомневался: вышел ли он из зоны действия водорослей? Или теперь зараза поглотила его настолько, что эффект не пройдет никогда?

– Здрасте….

– И вам не хворать. Но вы бы лучше укутались. И глаза мне сберечь, и вам иммунитет сохранить.

Парень протянул ей купальник.

– Рыбачите?

– Нет, на рыбу времени нет. Да и водоросли кормят.

– Вегетарианство?

– Просто работа. Товарно-денежные отношения. Я же чего хотел-то: вы бы сворачивали отсюда – впереди зона отмелей. Киль обломаете, а если в воде окажетесь – пиши пропало: водоросли тут жгучие. Опаснее вашей морячки.

 
                                               ***
 

Новый отлив. И снова как молитва:

– Чёртовы водоросли! Чёртовы мысли!

Лучше бы не мысли приходили, а желания сбывались. Но тогда нужны не ламинарии, а золотая рыбка. И это была бы совсем другая сказка. А что? Можно же не повторять ошибок с русалкой-порнорежиссёршей. Можно же представить рыбку мысленно, а желание загадать уже реальное:

Так не сказочный мужик, а Николай поймал рыбку обычную, ну а дальше всё как в сказке полагается: говорит она человеческим языком, мол, буду тебе все желания исполнять, пока они не кончатся.

– А что потом? – забеспокоился он.

– А вот тогда я тебя отпущу, и ты, наконец-то, станешь свободным.

Эту сказку мне Николя сам рассказал. И спросил:

– А ты встречал рыбу, нашедшую просветление в Будде?

Воистину, бойтесь своих желаний. Он знал, о чем рассказывал.

В тот день – в поселке оживление. Но не отлив, наоборот – высокая вода и большой корабль на горизонте. Без паруса, видно, от поселка конкурентов идет. Наконец-то долгожданные скупщики. Покидали мужики все свои сушеные пачки – и навстречу, как толпа утят в ванной. На приемке строгая баба: попробуй с такой поспорь – это не русалка. Весы, торг, шум, все как обычно. Но на борт никто не поднимается – и бабы боятся, и вообще – традиция. Каково же было удивление и той бабы и наших мужиков, когда Колян, как белогвардеец на последний пароход из Одессы, забрался на корабль:

– Красавица, добросите до Архангельска?

– Отчего же не подбросить красавца? Только чур – приставать будешь.

– Всё буду, дорогая. Только в воду не кунай.

– Мужики, отведите баркас и заколотите дом. Только это… я больше не вернусь, так что: ПРОЩАЙТЕ!

В общем, чемодан, вокзал, аэропорт – Тайланд. Где я Николая и повстречал этой зимой. О чем он жалеет?

Да и жалеет ли он? Я думал да: ему же не повезло – он выбрал СОЛОВКИ. Не Тайгу, не Сирию, не законопослушный быт Москвы. А через месяц понял: нет – не жалеет. Он научился не бояться своих желаний. А это многого стоит.

Правда, как цена – на дух не переносит «морскую капусту» и безразличен к капусте в банкнотах. Да и хрен с ними.

Буковка к буковке

Какая первая буква? А? Да, вопрос не про алфавит. Какую первую букву узнает в своей жизни ребёнок? Даже у самых бесполезных британских учёных нет этого ответа. Но буквы быстро начинают окружать нас: в игрушках и праздничной гирлянде, витринах и мультиках, даже на выходных костюмчиках. А выйдя в комбинезоне на улицу, малыш видит их уже на номерах машин. По номерам так приятно проводить пальчиком: рельефные. А за пальчиком остаются следы. Первые творческие следы. Через год можно дотянуться и до капота, на нём выпуклые, как типографские литеры, буковки названий автомарок. Как же мальчишки любят эти блестящие значки. И вскоре он уже знает все модели автомобилей. Хотя даже не держал в руках букваря.

Но еще удивительнее были буквы, изображавшие заголовок детского журнала ВЕСЁЛЫЕ КАРТИНКИ – маленькие забавные человечки выгибались и кривлялись так, что он захотел подружиться с буквами.

Взрослые уверены, что освоению букв помогают кубики. Но много ли сочинишь из одного набора? Интересно, как же играют в кубики китайчата? Хотя и у нас ограничения во всём: предусмотрительные взрослые специально буквы Х, У и Й рисуют на одном кубике, чтобы не дай бог… Вы все еще считаете, что цензуры нет?

Тогда он начал мечтать о большом наборе кубиков. Нет, не с алфавитом из 1000 букв, а просто множеством кубиков, чтобы выложить на полу свое первое уходящее в даль комнаты послание, как в начале любого эпизода STAR WARS, помните?

Получилось бы сказочное послание. Только не сказки про далёкую галактику. Он хотел рассказывать сказки не детям – взрослым. Ему очень важно было объяснить им, как странно они поступают со своей жизнью. А взрослые не слушали его. Даже родители. Но он не сомневался – прочитать – обязательно прочтут.

 
                                               ***
 

В начальной школе выяснилось, что в древние-предревние времена буквы рисовали рабы. Писчики-невольники порой были образованнее хозяев, да и стоили дороже вольных граждан. Времена изменились, и буквы стали рисовать суровые бородатые монахи. Почему рисовать? Техника была такая, что и не разберешь – писец он (не северный, в смысле, а по профессии) или каллиграф. А в таких руках каждая буковка хотела стать Буквицей: и краской красной напишут, и, вообще, хочется стать заметной, красивой. Вдвойне ручная работа. Наверное, все буквы – женского пола. Но выбирать не приходится – куда поставят, там и будешь редкий читательский взгляд будоражить. Так и проживешь одну, хоть и долгую, жизнь: из-за безумной цены книги в те времена берегли. Рукописи не горят? Но все равно, рано или поздно буквы попадали в пламя (нет, не Ада, а бытовое) или же доставались дождевым червям (но не отсюда произошло прозвище «книжный червь»). Короче, мало кто попадал в Рай.

А между тем, без букв – никуда. Многие даже в туалет без них сходить не могут. И кушать без книги не получается – не работает функция. А в метро? Куда спрятаться от лиц? Снова – в буквы.

С кубиками уже было стыдно играть. Он тянулся к печатной машинке: настоящий Ундервуд! Сколько требовалось сил ребенку продавить пружину механической кнопки, и с какой силой механизм лупил по бумаге молоточком: «Динь!». А сколько стресса опечататься! Ведь не нажмешь BackSpace, и приходится перепечатывать всю страницу.

С таким напряжением – не до сочинения рассказов. Особенно если учесть, что все буквы врассыпную. Зачем его учили алфавиту, если на клавиатуре какой-то беспорядок? Где логика, скажи мне, ЙЦУКЕН? Да проще в школе плакаты по трафаретному алфавиту выводить.

Спустя несколько лет и трафарет и карандаш все же незаметно сменились компьютерной клавиатурой. Какое же это чудо: сразу исправлять любую опечатку! Пальцы нажимают на буквы. Буквы собираются в смысл и уже создают эффект. От найденных рефератов до неуверенного виртуального секса.

Буквы, оказывается, всесильны. Они способны начинать войны и формулировать теоремы. Не верите? Уроки литературы к последнему звонку снабдили его убедительным списком примеров. Стихи из буковок вдохновляют идти на те самые войны. А простые десять букв: Я, Л, Ю, Б, Л, Ю, Т, Е, Б, Я – открыть многие теоремы.

Последний звонок, выпускной, и надо поступать в институт. Для литературного – оказалось, что ему нечего показать. В смысле рассказов, романов – «портфолио». А просто «рассказывать» – тут такое не слушали. Слушают только знаменитых писателей. Остальные заслуживают лишь прочтения. Повторилась ситуация детства. В результате он пошел в полиграфический институт. Казалось, типографское искусство уже забыто. Но вот набор на специальность по инерции продолжался. Главное – тут он мог сблизиться с буквами, чтобы наконец-то писать. Но как же деньги? Так зарабатывать он может как дизайнер. Все однокурсники так поступали.

 
                                               ***
 

Начались будни: лекции, семинары, лабораторные работы и халтура до утра (это родители называли её так, он же говорил «фриланс»). На лекциях же приходилось бороться лишь с одним соблазном – сном:

– Однако на землю пришел Спаситель. Его потом причислили к лику святых: Иоганн Гутенберг. Он придумал подвижные литеры. И жизнь буковок невероятно изменилась! Как? Представьте: в мире, где почти всем был уготован Ад, он ввёл реинкарнацию. Тут не только настроение, тут всё изменилось.

Понимаете, какая была борьба со сном? Ведь с лектором ему повезло. Умел донести и мысль и дидактический материал.

– Вот милая подвижная литера «А». Шрифт – антиква. Я взял её для лекции из гохрана. Как-нибудь устрою туда экскурсию, если попросите.

Продолжим? Первое слово, которое произнесла, в смысле отпечатала наша литера: вражды. Оно запомнится на всю жизнь – это как у детей (сколько пространства для Фрейда). Только это уже композиция. Кооперация. И запомнится всем соучастницам.

Её первый набор – Сам Толстой – повезло! Вот фрагмент:

…любви, дружбы, ненависти, страстей шла, как и всегда, независимо и вне политической близости или вражды…

Она четвертая справа. Видите? Но прежде чем она попала на эту школьную фотографию, её вырезал мастер. Точнее, вырезал он форму, из которой по образу и подобию отлили нашу А.

– Это мы с вами тоже будем делать. В ноябре.

 
                                               ***
 

Она хорошо запомнила первые руки мастера. И соседей. И тех, что на строчку ниже и выше. Хотя, тех что сверху она не полюбила. Или это они ее? В общем, как в любом социуме, не задались у них отношения. Но они все равно рассказывали – так в общении с соседями складывалось предложение. Через три месяца набор рассеяли. Она испугалась такой короткой карьеры. Но вскоре попала в руки другого наборщика. Новый том. И новые соседи. Буква узнавала содержание от них. Новые смыслы. Так из слухов складывалось представление. Познавался мир. Вообще, юность и взросление на работах Толстого её избаловали. Насколько же досадно после этого оказаться в сухом канцелярском приказе.

Иногда ей совсем не везло. Ведь хуже всего тем буковкам, которые в переносимых словах. Представляете – половина близких родственников – вообще с другого края. Поди – докричись до них! Поэтому все не любили черточку в наборе: предвестник расставания.

Еще слово, снова другие руки, уже, судя по рукаву, даже другая эпоха. Потом – все реже и реже она чувствовала и тепло рук, и терпкий запах краски, и уже долгожданное давление пресса. А что делать? Мода проходит. И на шрифты – также. Она, уже не как девочка, а как взрослая женщина, понимала – это время идет. Но она радовалась каждому перевоплощению. Реинкарнация – это нестрашно! Темнота ящика с литерами сменяется ярким светом, новыми руками и новым витком взросления. Так и довела её судьба до хранилища.

А пока что, транзисторные нолики и единички все чаще загоняли её в ящик, из которого я и извлек литеру для вас. Но старушка с жалостью смотрела на них, цифровых потомков: бедная молодёжь! Ни соседей, ни родственников, ни друзей – просто бесконечное облако файла. Не зря говорят – живут в матрице. Даже не ведают, какие слова, фразы, смыслы формируют. И вы, молодёжь, берегите себя.

 
                                               ***
 

Лекции – веселые, подработки – всепоглощающие, а вот с писательством как-то всё «не до». Может быть он продался битам и байтам (не послушал учителя), но буковки собирались уже в смс-ки. Сотни смс-ок девушкам. Не думаю, что этого достаточно, чтобы назвать его мастером короткого слога. Клавиатура стала ближе многих родственников, а пальцы на ФЫВА и ОЛДЖ – как «Привет!» при встрече. И затянуло. Раньше поэтов губило не равнодушие, а дуэли. Теперь – ВКонтакт. Но юнец, который не хочет революции – подлец. Он тоже через это прошел. Вместо сказок сочинял стихи:

 
Револьвер заряжен,
Курок взведен. Ты понимаешь:
Это не на час.
Это не сделать за раз.
Революция сегодня,
Революция сейчас!
 

Противовесом оставался лишь учитель. Он продолжал зажигать и на лабораторных:

– Примерно также Гутенберг и создавал свои странички. Конечно же, он напечатал библию. И мигом разбогател. А люди наконец-то смогли ее прочитать. Удивительный пример честного богатства. Люди были в шоке. До этого библия была доступна лишь священникам. И люди не читали ее, а слушали отрывки по воскресеньям. Прочли. Осмыслили. И устроили Революцию. В смысле – Реформацию. Странно, что у нас совсем другие люди – они прочитают декларации чиновников, и никаких революций.

Лабы – это всегда работа руками. Зададим формат, в пробельный материал загоним квадраты и в край 12 пунктов. Как же буквы не любят эти бабашки и пункты! Как тупых сержантов не любят призывники. Никакой свободы опять! Руки наборщика толкают литеры в верстатки, как в окопы. А сержанты – знай да прессуй их. Ой-ох-тесно!

А что же с пробелами? За них ложатся, как на амбразуры – шпацы. Увы, все буквы погоняют их, как салаг. Конечно: те пусты глазами – никакой индивидуальности. Запомните: подвиг – это вовсе не то, что запомнится, это то, куда ты влип.

Ну а тем временем мы закончили гранку. Скрепим ее, чтобы не разбежалось, как каре перед наполеоновскими полками. В тиски рамы их. И пожестче! Теперь черная как сажа краска. Буквы ропчут – они уже не блестят! А вы что думали? Война – это в первую очередь – грязь, а не парады. Валик откатился. Выдох. О… белый лист сверху. Мы в Раю? Не торопитесь, буковки, поворот рычага, и пресс сдавливает вас с листочком. Но на мгновение, недостаточное для любви. Ощущения – словно ты в окопе, а вражеская артиллерия уже подключилась к обработке сектора. Тут не до любви.

– Ну а наша первая страничка готова! Минуту просушки, и можете сделать оттиск себе на память.

 
                                               ***
 

Институт он закончил. И даже получил место по распределению на госпредприятии (это только на вывеске «Образцовая типография», а на деле – лишь ценная недвижимость и мегатонны чугуна). Ему полагалась каморка со старым компом и бесчисленными стеллажами, которые напоминали ячейки колумбария, заполненные литерами коробочки. Различные шрифты.

– Зачем всё это? – растерянно спросил он дядю Борю, старого мастера-наладчика, руки которого помнили еще набор новостей о полёте Гагарина.

– Стратегический запас! Как паровозы берегут на специальных кладбищах – ждут «случая войны», когда ни мазута, ни электропроводов не останется, и в них снова начнут закидывать уголь и бревна. Так и литеры берегут, ведь когда погаснет электричество, когда все ваши DNS-сервера замолчат, люди набросятся на информацию. И куда тут без старых добрых букв?

Он же привык к клавиатурным буквам. Они же тоже буквы – каждая кнопка фиксированной ширины и высоты – стройные рядки. И уже давно не страшат хаотически разбросанные буквы. ФЫВА и ОЛДЖ – на любой клавиатуре ждали, как Ромео под балконом Джульетту, а он даже не смотрел в их сторону. Сел за старенький компик. Клавиатура грязная, как и монитор. Посмотрим, что там внутри. Ввести пароль? Задумчивый взгляд на клавиатуру. Можно же, как Шерлок, по самым стёртым кнопкам вычислить код. Что-то не так… Где ФЫВА? А ОЛДЖ? Кто-то украл Ромео! На средней строчке клавиатуры предыдущий работник переставил кнопки и сложилось сочетание «БЕГИ ОТСЮДА». Так что пароль он подобрал с первой попытки, а сам, вспомнив детство, подумал: «Похоже, не уберегли эти кубики от дурака.»

– Кто же до меня тут работал, дядь Борь?

– Да лоботряс один. Не прижился у нас. Дело-то любви требует, а не мечтателей.

Старый мастер продолжил инструктаж:

– Твой «офис» – кладезь бесценностей. Пойми же, такие разные шрифты в одном здании нынче – считай, у тебя целый музей.

– Да толку-то от них? – свеженький практикант с головой ушел в старенький компьютер. – А интернет-то есть на компьютере?

– Эх, вот меня никому убеждать не надо было после техникума. Руки сами тянулись к работе! – он открыл один из ящичков. Помню, этим комплектом мы печатали юбилейное издание «Войны и Мира». 100 лет прошло! На 150-тилетие – уже скучная офсетка была.

 
                                               ***
 

Вскоре перетащил из дома нормальный комп, и, как в институте, загрузил себя левыми проектами: верстка, рисование, корректура. Полиграфический раб. Особенно в дни бесчисленных дедлайнов. Как и сейчас – 31е декабря, а проект еще не сдан. А буквы… буквы остались для развлечения: каждый час фрилансер-профессионал встает с рабочего места для разминки. Буквы разминали пальцы и развивали мозги.

Он снова оглянул своё рабочее пространство: бесконечные стеллажи с маленькими ящичками, бирочки над рукоятками. Как картотека в библиотеке. Но тут не карточки с библиографическими данными книг, а литеры – буквы разных шрифтов, образующие как раз свою библиотеку: шрифтов.

Что бы сегодня набрать?

Свою сказку? Да ну… нет вдохновения совсем. Ну какие сказки в этой каморке. Да и мысли – все в проекте. Разве только сказку про книжного червя, который спустя века превратился из поедателя вкусных натуральных красок в зануду, ночами зависающего перед монитором?

– Нет! Наберу-ка что-то из классики. Вторая половина 19 века? Ок. Подберем и шрифт соответствующий. О! Вот этот. Препод еще его любил приносить в институт.

Буковки все перевернуты. Какое же надо иметь воображение, чтобы собирать строки задом-наперед? И спокойствие. Литеры же сами собрались в строчки. Откатаем под прессом. Пробный оттиск отливал свинцом:

«Политическая власть в собственном смысле слова – это организованное насилие одного класса для подавления другого.»

Надо же, какие баловливые ручки! Вспомнили юность. А он вспомнил свой стих:

 
Револьвер заряжен,
Курок взведен. Ты понимаешь:
Это не на час.
Это не сделать за раз.
Революция сегодня,
Революция сейчас!
 

– Да что за настроение у меня! – Он рассыпал набор. – Что там осталось из школы? Из конца 19 века?

Руки начали пересобирать литеры в новый набор:

«Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей шла, как и всегда, независимо и вне политической близости или вражды и вне всех возможных преобразований.»

Нет, проснувшегося революционера не остановить:

 
Гильзы на асфальте, как шелуха,
А ты – как барабан в револьвере,
Ворочаешься под одеялом
Снова в попытках заснуть.
Революция для нас,
Революция в нас!
 

Но мысли не дают спать уже не первый час.