Текст книги "Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки"

Этот успех помог Джеку преодолеть депрессию. Но он переживал за погибших, пленных и их семьи. И делал все, чтобы вернуть узников в США. 27 декабря Джон и Джеки приняли командиров бригады в Палм Бич. А через два дня Жаклин воздаст им почести на стадионе Ориндж Боул в Майами перед тысячами эмигрантов и американцев. Под гром оваций она на испанском обратится к семьям, друзьям и соратникам пленных. Принимая знамя, Джек заявит: «Верю: вы сохраните дух своей бригады, и придет день, когда ее флаг будет реять над свободной Гаваной».

Здесь он ошибся. Авантюра Даллеса отсрочила возвращение демократии на Кубу на неопределенный срок. Впрочем, с сентября 1961 года он уже не руководил ЦРУ. Джек уволил его, а пост директора предложил Бобби. Но тот отказался. Управление возглавил Джон Маккоун[169]169
  Джон Маккоун (1902–1991) – предприниматель, миллионер. Президент ряда компаний. C 1961 по 1965 год – директор ЦРУ. Затем – один из директоров компании «International Telephon & Telegraph».


[Закрыть].

А в канун Рождества освободили пленных. Обменяли на лекарства, медицинское оборудование, детское питание и другие разрешенные для поставок Кубе товары[170]170
  Эту операцию провели Бобби Кеннеди и «Комитет кубинских семей». Товары, обмененные на пленных, стоили 53 миллиона долларов. Казначейство и фонды ЦРУ к финансированию не привлекались.


[Закрыть]. (Запрет на экспортно-импортные операции между США и Кубой уже действовал).

* * *

В сентябре клан праздновал пополнение – рождение Эдварда-Мура-младшего, сына Тэдди.

Джо-старший сердечно поздравил сына, который, похоже, начал остепеняться. Но вскоре клан собрался уже по другому, трагическому, поводу. Прямо с поля для гольфа отца доставили домой, а оттуда в больницу. Диагноз: инсульт и паралич правой части тела.

Слетелись дочери, Джек и Бобби. Тэдди привез лучшего специалиста по инсультам. Но у отца началась пневмония. Священник соборовал его. Однако вскоре доктора обнадежили: будет жить, хотя вряд ли встанет и заговорит. Но Джо заговорил. Хотя и стал пассажиром инвалидной коляски. Его недуг стал вызовом сплоченности, верности и любви всех Кеннеди.

Эту верность и любовь к отцу они сохранят до конца своих дней. Сохранит и Джек, несмотря на страшный груз дел и ответственности.

* * *

Впрочем, за государственными заботами он не забывал о простых, но важных житейских делах. Недавно увидел свет любопытный рассказ пресс-секретаря Пьера Сэлинджера, на которого в ходе кризиса в заливе Свиней легло немало задач по организации общения с прессой. И вот: «Погожим зимним утром президент пригласил меня в свой кабинет. Он был очень серьезен.

– Помогите мне, Пьер.

– С радостью сделаю все, что могу, господин президент, – ответил я.

– Мне нужно много сигар.

– Сколько, господин президент?

– Тысяча. Сорта Petit Upmann.

Я вздрогнул. Но быстро овладел собой.

– Когда, господин президент?

– Завтра утром.

Что было делать? Хорошо, что я имел опыт в курении сигар и знал много магазинов – шопинг затянулся допоздна. Но в офис я вошел в 8 утра. Зазвонила «вертушка»: «Жду вас!».

– Как? – спросил он, едва я вошел.

– Легко!

Я купил тысячу двести сигар.

Он выдвинул ящик стола. Извлек бумагу. Подписал. Указ о запрете импорта с Кубы».

В том числе и любимых сигар. 7 февраля 1962 года.

* * *

Санкции проблемы не решат. Джон столкнется с ней еще не раз.

Здесь и покушения ЦРУ на Кастро (неудачные). И попытки привлечь к его устранению боссов мафии, которые многое потеряли на Кубе…

Остров напомнит ему о себе уже скоро. И тогда опыт поражения и недоверие к «ястребам» станут спасительными для него. И для его команды. А, возможно, – и для мира.

Глава пятая
«Берлинский пончик»

Кремль, машина, самолет. Конев Иван Степанович летит в ГДР. Командующий Группой войск в Германии спешно следует по месту службы! Съезд партии подождет. Шахтеры, монтеры, актеры, режиссеры, знатные комбайнеры справятся сами. Маршала ждет боевой пост.

Так же, как и он, – спешно и незаметно – зал заседаний XXII съезда КПСС покинули министр обороны маршал Родион Малиновский и начальник Генштаба маршал Матвей Захаров – бывший командующий контингентом в Восточной Германии, – чтобы занять место в сверхсекретном глубоком бункере в глубине Ленинских гор[171]171
  Ленинские горы – с 1924 по 1991 год – название Воробьевых гор, холмов на правом берегу реки Москвы.


[Закрыть].

Группы советских войск в Восточной Европе, в западных военных округах СССР, Балтийский флот, РВСН и ПВО подняты по тревоге.

* * *

26 октября 1961 года маршалы Малиновский, Захаров и Конев отправились исполнять интернациональный долг перед восточно-германскими товарищами, а также защищать стратегические интересы СССР. Трудная сложилась ситуация. А ведь какую устроили по Берлину дипломатию! 12 сентября в Пхеньяне секретарь ЦК КПСС и, по мнению многих, – второй человек в стране Фрол Козлов[172]172
  Козлов Фрол Романович (1908–1965) – советский партийный и государственный деятель. Член Президиума ЦК КПСС (1957–1964). В 1962 г. руководил подавлением рабочего восстания в Новочеркасске. Секретарь ЦК КПСС (1960–1964).


[Закрыть] заявил о продлении срока подписания мирного договора с ГДР[173]173
  31 декабря 1961 года.


[Закрыть] – того самого, коим Хрущев пугал Кеннеди в Вене. А 17 октября и глава заявил, что срок этот не так уж и важен, если Запад покажет «реальную готовность решить берлинский вопрос».

И – вот те нате! Американцы лезут стенку ломать!

Ну да! Танки М-48 и бульдозеры вышли к знаменитому чек-пойнту «Чарли» в Берлинской стене, явно собираясь снести заграждения, разделившие Восточный и Западный Берлин.

А навстречу им – 7-я рота 68-го гвардейского танкового полка – десять танков Т-54. Люки и номера закрыты, амбразуры – открыты, орудия и пулеметы расчехлены, баки сняты – боевая готовность. Так – сверкая блеском стали, по Белинской мостовой наступала грозная броня. А в переулках – еще 94 танка, 12 бронетранспортеров и батальон пехоты. Но по тревоге была поднята вся группа войск – полмиллиона человек: 1 ударная, 2 гвардейских танковых, 2 гвардейских общевойсковых и 1 воздушная армия: 7600 танков, 2500 самолетов, 8100 БТР.

К тому времени численность американских войск за стеной составляла 5800 солдат, инженерные службы, несколько орудийных батарей, 30 танков; всего в Западной Германии – 40 000 солдат США, а во всей Европе, по разным данным – до миллиона натовцев.

Вряд ли Советы смели бы их как пыль. Но снова брать Берлин были готовы. Зря что ли читали на политзанятиях – великий Ленин учил: «Кто владеет Берлином – владеет Германией. Кто владеет Германией – владеет Европой».

И вот М-48 и Т-54 – застыли по разные стороны шлагбаума. Дистанция – 100 ярдов.

Два мира, две системы смотрят в прорези прицелов.

Берлин. Славный символ победы союзников над гитлеровской тиранией.

И он же – главный символ разделения Европы и планеты на миры.

Вторая мировая война шла к концу. Лидеры Британии, СССР, США знали: скоро общая борьба завершится победой и мудро – заранее – определяли судьбу Европы и Германии.

В Лондоне и Ялте заключены соглашения о ее будущем. Подтвердить и уточнить их предстояло после победы – в Потсдаме: каждый член коалиции получал свою зону оккупации.

И вот уже бойцы 1-го Украинского фронта маршала Ивана Конева и 1-й армии США генерала Омара Бредли обнимаются на Эльбе.

Это – 25 апреля 1945. А 7 мая в 2 часа 41 минуту в городе Реймсе, в штабе командующего американскими войсками генерала Эйзенхауэра, представитель вермахта генерал-полковник Альфред Йодль подписывает Акт о капитуляции Германии. Ее приняли: от англо-американцев – генерал-лейтенант армии США, начальник Главного штаба Союзных экспедиционных сил Уолтер Беделл Смит, от СССР – представитель Ставки Верховного Главнокомандования при командовании союзников генерал-майор Иван Суслопаров. И – как свидетель – замначальника Штаба национальной обороны Франции бригадный генерал Франсуа Севез.

Советская сторона подписала Акт без указаний Ставки – телеграмма Верховного опоздала. Суслопаров пошел на колоссальный риск – в своей депеше Сталин категорически запрещал подписывать капитуляцию. Но генерал был человек опытный и поставил подпись с оговоркой, что это не исключает возможность подписания другого акта по требованию одной из стран-союзниц.

Капитуляция вступила в силу в 23 часа 01 минуту 8 мая 1945 года.

Сталина возмутила спешка с оформлением окончания войны и непонимание союзниками его высокого символизма. Он же, в отличие от них, его видел. И потребовал нового подписания во взятом Красной армией Берлине, прося союзников не объявлять о ней до вступления в силу 9 мая: «Договор… в Реймсе нельзя отменить, но нельзя и признать. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический акт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия, – в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции». И это было правильно. С точки зрения ритуальной роли этой победы в дальнейшей жизни народов мира. Акт капитуляции Германии именно в Берлине представлял собой гуманитарно-технологический инструмент колоссальной силы – способ управлять эмоциями, сознанием и поведением людей на годы вперед.

Осознав промах, лидеры США и Британии согласились провести церемонию в Берлине. Йодля известили, что германским командующим видами вооруженных сил следует явиться для совершения окончательной процедуры в место и время, указанное союзным командованием.

Акт о капитуляции Германии был подписан вновь. В Берлине. В 22 часа 43 минуты. 8 мая 1945 года.

Берлин, лежащий в руинах в центре советской зоны, разделили на четыре сектора. Для координации действий войск Британии, СССР, США и Франции в их зонах оккупации создали Контрольный совет. Авиация союзников получила право свободного облета советской зоны по коридорам, связавшим их сектора в Берлине с Западной Германией.

Народы спасенные от нацизма, получили право свободно выбрать политический строй своих стран. Но СССР стремился утвердить на территориях, занятых Красной армией (включая Восточную Германию), свое влияние. Привести к власти своих людей. Устроить жизнь согласно «самому передовому учению». Ситуация сложилась удачная: левые настроения в тамошних обществах были довольно сильны. В Восточной Европе под надзором тысяч советских солдат началось строительство социализма – ее превращение в тот самый Восток – зону влияния СССР.

Хватило полугода, чтобы судьба Восточной Европы прояснилась.

Черчилль сказал об этом прямо. 5 марта. Его речь в Вестминстерском колледже американского городка Фултона сделала его знаменитым. «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, – заявил бывший британский премьер, – …опустился “железный занавес”». Метафора была столь точна, что слова «железный занавес» еще много лет повторяли во всем мире, а на Западе нередко – без кавычек.

Но речь включала другие важные места, помогающие понять причины разделения Востока и Запада на оплоты «холодной войны» и значение Берлина как ее передовой линии.

Черчилль: «По ту сторону “занавеса” остались все столицы… Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София… Коммунистические партии… достигли исключительной силы… и всюду стремятся установить тоталитарный контроль. <…> Это явно не та освобожденная Европа, за которую мы сражались. И не Европа, обладающая… предпосылками для создания прочного мира».

А кто же ими обладает? Черчилль отвечает: «Соединенные Штаты стоят… на вершине всемирной мощи. Сегодня торжественный момент для американской демократии, ибо вместе с превосходством в силе она приняла на себя и неимоверную ответственность перед будущим… Наша главная задача и обязанность – оградить семьи простых людей от ужасов и несчастий еще одной войны…»

Откуда же исходит угроза ужасов и несчастий?

От тирании – отвечает Черчилль. «Свобод, которыми пользуются граждане… нет во многих странах; иные из них весьма могущественны. …Неограниченную власть, которую навязывают… вездесущие полицейские правительства… осуществляют диктаторы… правящие с помощью привилегированной партии и тайной полиции. …Мы не обязаны вмешиваться во внутренние дела стран, с которыми не воюем. Но мы должны неустанно и бесстрашно провозглашать великие принципы свободы и прав человека… <…>

…Народ любой страны имеет право и должен быть в силах посредством конституционных действий, путем свободных нефальсифицированных выборов с тайным голосованием выбрать или изменить характер или форму правления, при котором он живет; господствовать должны свобода слова и печати; суды, независимые от исполнительной власти и не подверженные влиянию какой-либо партии, должны проводить в жизнь законы, одобренные значительным большинством… Это основополагающие права на свободу, которые должны знать в каждом доме».

С точки зрения Черчилля и Запада всё это знали в Восточной Европе. Но потеряли. И теперь мог потерять мир. И время, чтобы перекрыть красный поток, возможно, упущено…

И значит, Запад стоит перед историческим вызовом.

«…Я не верю, – заявил в Фултоне Черчилль, – что Россия хочет войны. Чего она хочет, так это… безграничного распространения своей мощи и доктрин. Но <…> из того, что я наблюдал во время войны в поведении наших русских друзей и союзников, я вынес убеждение, что они ничто не уважают так, как силу, и ни к чему не питают меньше уважения, чем к… слабости».

И значит, Запад должен быть сильным. И защищать себя на всех подступах и направлениях.

А Черчилль продолжал: «Если советское правительство попытается своевольно построить на подвластных ему территориях прокоммунистическую Германию, это вызовет новые большие сложности в американской и британской зонах и сделает побежденную Германию предметом торга между Советами и демократиями Запада».

Сэр Уинстон видел то, что только предстояло понять Джеку. И что хорошо знал Сталин.

А Сталин знал: чем большую территорию ты контролируешь, тем шире твое влияние. Вокруг СССР надо построить тоталитарный коммунистический мир. А мир капиталистический и демократический поставить перед выбором: либо – сдаваться, либо – сражаться. Но ведь нет на свете крепостей, которые бы не взяли большевики! А значит итог известен. Особенно если взять под контроль Азию и Африку, которые уже скоро лишатся колониальной опеки. Вот и выйдет мировая революция. Во главе с Кремлем. И водрузим над землею красное знамя!..

Об этом писал в своей «Длинной телеграмме»[174]174
  От 22 февраля 1946 года.


[Закрыть] в США Джордж Кеннан – посол в СССР.

Он считал, что в Москве убеждены: «долго жить в мире с “капиталистическим окружением” невозможно» (о чем Сталин еще в 1927 году сообщил делегации американских рабочих). Но источником агрессивности Советов Кеннан считал не чувство превосходства, а страх: «В основе невротического видения Кремлем международных отношений, лежит… инстинктивный ужас. Когда-то крестьяне опасались кочевников. А теперь боятся Запада – более развитого, компетентного, сильного и организованного».

Этот ужас, пишет Кеннан, рождает презрение к свободе, правам и интересам людей, цинизм, коварство и жестокость. Текст стоит прочесть полностью, я же приведу первый и последний абзацы его последнего раздела: «…Мы имеем дело с силой, фанатично уверенной, что… внутреннюю гармонию нашего общества нужно нарушить, наш традиционный образ жизни разрушить, международный авторитет государства – сокрушить. Ради советской власти. <…>

Вывод: нам должно хватить мужества и веры в себя, чтобы и впредь следовать в наших методах принципам человеческого сообщества. …Имея дело с советским коммунизмом, мы подвергаемся величайшей опасности: уподобиться тем, с кем мы имеем дело».

В ответ советский посол в США Николай Новиков направил в Союз свою телеграмму[175]175
  От 27 сентября 1946 года.


[Закрыть]. В ней он обличал Америку, заявлял, что она хочет покорить мир (в том числе с помощью плана Маршалла), чтобы контролировать экономики других стран. Рост военного бюджета и постройка баз говорит об амбициях Штатов. Но они всегда встретят оппонента в лице Советского Союза.

Стили, языки и логику «холодной войны» – вот что породили эти тексты.

Эти документы были своего рода учебниками. Они объясняли, где враг; указывали, что надо делать; предлагали лексикон публичного описания конфликта систем.

Советы устанавливают контроль над занятыми странами. В Восточной Германии они ставят коммунистов на все ключевые посты. Национализируют до 40 % промышленности; отдают землю кооперативам, а тех, кто протестует преследуют. О свободе слова и речи нет. Населению всерьез не хватает предметов первой необходимости.

Меж тем в своей зоне союзники снабжают немцев продуктами. Запускают производство. Начинают реализацию плана Маршалла. На Востоке от него отказываются. А Запад получает около 4 миллиардов долларов. Но делу мешают таможенные ограничения между зонами западных союзников.

Эти ограничения они снимают 1 января 1947 года и создают BiZonia – «Двузонию». А потом и «Тризонию». Готовят создание правительства Западной Германии и валютную реформу.

Через три месяца в западных зонах вводят новую марку. Через три дня то же делают на востоке. Теперь в двух зонах разные валюты и экономики. Это (и прежде всего разница в покупательной способности денег) ведет к тому, что СССР отказывается от участия в четырехстороннем управлении страной, но оставляет за собой восточную зону. А затем закрывает границы, блокируя Западный Берлин. Начинается первый Берлинский кризис.

Чтобы помешать доставке туда новых денег, с 12 по 24 июня советские власти закрывают автомобильное, водное и железнодорожное сообщение. Остается единственное средство снабжения – авиация.

Самолеты доставляют в город питание и горючее по воздушному мосту. Блокада длится год. Весь год в небе гудят моторы. С конца июля ежедневно даставляют 2000 тонн грузов, а в конце блокады более 12 000 тонн в сутки. А всего – 2 326 406 тонн за 278 228 вылетов. Километраж «моста» равен двумстам полетам на Луну и обратно.

Особое внимание уделялось детям. Об этом любопытно писал в «Новых известиях» Александр Меламед: «…Продовольственные коробки содержали сладости и, в первую очередь, те, которые не портились (консервы или сухофрукты), [и] народная молва… окрестила такие самолеты «Rosinenbomber» – «Изюмный бомбардировщик».

Мерседес… помнит, как вместе со сверстниками выискивала в палисадниках парашютики с грузом шоколада. К ним были приложены письма от детей Америки. Те сообщали, что купили все это… на свои (конечно же, родительские, но выданные в качестве карманных) деньги».

Особенно запомнилось Рождество 1948 года. В аэропорту «Темпельхоф» встречать самолеты под названием «Летающие шоколадки» собрались около тысячи малышей. Они получили 53 тысячи рождественских посылок – «подарков небес».

Отличное логистическое и техническое обеспечение моста не гарантировало от потерь. При авариях в операции погибли 31 американский, 39 британских летчиков и 13 немцев.

Сталин понял: блокадой Западный Берлин не задушить. И снял блокаду. Итог событий – резкое падение престижа СССР в Европе и США, ускорение подготовки к основанию Федеративной Республики Германия, превращение Западного Берлина в самоуправляемый город.

В октябре 1949 года в советской зоне основана Германская Демократическая Республика.

Ее-то проблемой и стал второй Берлинский кризис 1953 года.

«Красный» лидер ГДР Вальтер Ульбрихт форсировал строительство социализма.

Индустрия развивалась, но многие вещи выдавали по карточкам. В мае 1953 власти повысили нормы выработки и цены на мармелад. Это вызвало взрыв – мармелад был основой завтрака немецкого рабочего. Обстановка накалялась, и 27 мая Молотов вынес вопрос на Президиум Совета Министров СССР. И тут Берия вдруг предложил исключить из решения слова «форсированное строительство социализма». «Нам нужна только мирная Германия, – пояснил он, – а будет там социализм или не будет, нам все равно». А ситуация становилась опасной.

9 июня Политбюро ЦК СЕПГ приняло постановление об исправлении положения в области снабжения, финансов, сельского хозяйства и управления; снижались темпы развития тяжелой промышленности, отменялись другие непопулярные шаги. Но повышение норм выработки осталось без изменений. Это стало последней каплей.

Первыми двинулись в центр строители. К ним примкнули тысячи людей. Перед «Домом министерств» они потребовали отмены повышенных норм, отставки правительства и свободных выборов. На 17 июня назначили всеобщую забастовку. Власть исполнила требования, но было поздно. Забастовка началась. 100 000 рабочих требовали выборов, допуска к ним западных партий, объединения страны. Но к людям не вышел ни один член правительства.

Это вызвало ярость. Рабочие врывались в офисы партии, жгли флаги СССР и ГДР.

В столицу вошли советские танки. Пехота блокировала границу Западного Берлина.

Ввели военное положение. Т-34 и «народная милиция» рассеяли демонстрантов огнем.

Молотов вспоминал: «Берия был в Берлине… – он молодец в таких случаях. У нас было решение применить танки. Решили… подавить беспощаднейшим образом. Допустим, чтобы немцы восстали против нас?! Все бы закачалось… это был бы провал полнейший».

Забастовки прошли в 304 населенных пунктах. Демонстрации – в 72 городах: Берлине, Лейпциге, Магдебурге, Бранденбурге. По официальным данным погибло 19 демонстрантов и 4 силовика. Ранены 1236 демонстрантов, 61 прохожий и 191 сотрудник сил безопасности. По неофициальным – убито более 267 восставших и 116 служащих сил безопасности и чиновников.

Свидетельство оставил и Бертольд Брехт. В его архиве нашли стихотворение «Решение»:

 
После восстания 17 июня
секретарь Союза писателей
приказал раздавать на Сталиналее листовки,
в которых можно было прочесть,
что народ утратил доверие власти
и возвратить его cможет лишь упорным трудом.
Разве не проще бы было правительству
распустить народ и выбрать новый?
 

Власти ГДР обвинили в подготовке волнений Запад: «Мероприятия… по улучшению положения народа были отмечены фашистскими и другими реакционными вылазками в Западном Берлине, провокациями и тяжелыми нарушениями порядка в демократическом (советском) секторе Берлина». Пропаганда и так представляла Западный Берлин как гнездо подрывных элементов, а после восстания стала использовать этот штамп еще активнее.

Есть сведения, что накануне cобытий численность американских и британских войск в ФРГ выросла на 12 000 человек. А с их началом к границам ГДР двинулись танки.

Другие свидетельства говорят, что восстание застигло Запад врасплох. Сперва там решили, что это провокация с целью овладеть всем Берлином. И стали готовиться. Когда же характер волнений стал очевиден, для выяснения обстановки прибыл директор ЦРУ Аллен Даллес. Жители западной зоны сочувствовали восставшим. Но не имели сильных лидеров: бургомистр был в Вене, глава СДПГ в Италии, а глава ХДС – в Бонне. Канцлер ФРГ Конрад Аденауэр прибыл только 19 июня – почтить память погибших. Пресса ФРГ резко критиковала его пассивность.

Эти события стали важной вехой в истории «берлинского вопроса». Разница в уровне жизни в пользу Западного Берлина и ФРГ крайне привлекала граждан ГДР. Начиная с 1953 года число беглецов на Запад неуклонно росло.