Текст книги "Мятеж Безликих"

Лэл Альберто Кантарине взял с придвинутого к креслу шахматного столика бокал с коньяком и сделал глубокий внушительный глоток. Тепло разлилось по телу и глухая головная боль медленно растаяла. Старик почувствовал, как силы медленно возвращаются к нему.

Прошло три дня после собрания Верховной Тройки, и все три дня он мучился болями. Уж не проклял ли его кто на этом собрании. С верховных магов станется. В борьбе за власть над ложей они вполне способны переступить через старого немощного Магистра. Таким они привыкли видеть его. Он хотел, чтобы они видели его таким.

Старик поднялся из кресла, отбросив в сторону плед, и медленно приблизился к окну, не выпуская из рук бокал с янтарной жидкостью. С оконным запором пришлось повозиться, но наконец он справился и вдохнул полной грудью свежий сырой воздух, щедро брошенный в лицо ветром.

Старый Магистр застыл, наблюдая за расстилавшимся перед ним прекрасным неповторимым городом, расчерченным улицами и каналами. Всю свою жизнь он положил на алтарь служения этому городу, и не мог поверить в то, что служба подошла к концу. Сколько он не путешествовал по миру, но нигде не видел такого сказочного города. Что говорить, прикипел к нему и сердцем и душой. Только лишь одно место во Вселенной напоминало ему родной город. Другая Венеция из другого мира. Венеция с Близнеца, где ему довелось побывать в свое время. Только если сравнивать эти два идеально похожих друг на друга города, победу одерживала его сказочная напоенная тайной Венеция. Тот город с Близнеца во всем напоминал ему его родину, только вот он был более прозаичным и скучным. Повсюду машины и толпы туристов с маленькими коробочками фотоаппаратов, постоянные вспышки света от снимков, важные и слегка нетрезвые гондольеры, катающие гостей города по грязным и дурно пахнущим каналам. Венеция с Близнеца умирала и длила свою агонию за счет бездонных кошельков туристов. Но никто не хотел помочь ей, спасти родной город, воскресить его, отодвинуть подальше от края, за которым начинается бездна.

Старик поднес бокал ко рту и судорожно глотнул, избавляясь от неприятного воспоминания. Коньяк вернул его к действительности. И от этого стало тоскливо. Он знал, что умирает, и понимал, что смерть пришла к нему до срока. И этим он обязан одному из соратников по ложе. И лэл Альберто Кантарине знал кому именно.

Смерть приблизил к нему Островной Лис. Больше некому. Он согласился участвовать в заговоре. И исполнил свою роль. Только как у него получилось. Охранные магические поля должны были защитить Старика от любого чужеродного враждебного воздействия. Значит, заговор распространил свои щупальца глубоко внутрь ложи. Как ни прискорбно это сознавать, но его предали. Кто-то отключил магические охранные поля, по-другому у Островного Лиса ничего бы не получилось. Хотелось бы верить, что это кто-то из низовых магов, работающих в Оранжерее, или кто-то из лаборатории, поддерживающей охранные поля над ним, но Старик не был столь наивен. Он знал, что отключить поля смог бы только его бывший соперник, сам практически отдавший магистерский плащ в его рук. Бывший Великий Инквизитор лэл Торквемада помог Островному Лису, только вот зачем ему это. Островной Лис метит на место Верховного Магистра, а какой прок от смены власти Инквизитору? Лэл Торквемада явно затеял свою игру, в которую не посветил Островного Лиса.

Это будет неприятной неожиданностью для лэла Дарио Ноччи. Но на этом сюрпризы для лэла Дарио Ноччи не закончатся. Старик припас для него кое что весьма любопытное и до ужаса обидное. Вспомнив об этом, лэл Альберто Кантарине рассмеялся, и смех его напоминал воронье карканье.

На засыпающий город с неба посыпался серый пепел. Отчетливо запахло гарью. Запах принесло ветром откуда-то с юга города. Опять начался пожар не первый и не последний в этом сыром насквозь городе. Старик поежился. Похоже озноб возвращался, да и в голове проклюнулась боль. Но время еще было. Когда-то еще при первом доже во время очередной осады пиратами летающих островов, где прятались все жители, на земле остались забытыми несколько человек. Как так получилось история не сохранила воспоминаний, но несколько семей оказались в руках пиратов, в то время как все остальные отсиживались на высоте в безопасности и тепле. Из двадцати с лишним человек, среди которых были и женщины и дети, и даже молодица, носящая под сердцем дитя, выжил только один старик, умерший спустя несколько месяцев в одном из городских приютов для безумных. Старику было всего лишь сорок два года, но выглядел он на все сто. Пираты по одному перерезали всех, кто попал к ним в руки. Женщин насиловали до тех пор, пока они сами не просили о смерти. Беременной вырезали ребенка из живота. И все это на глазах у её мужа, прикованного якорными цепями к стене дома. От горя он обезумел и постарел на половину своей жизни. Пираты оставили его жить, но жизнь ли это была после всего того, что он пережил. Когда его нашли спустившиеся с летающих островов стражники, старик смотрел на них глазами, напоенными болью до краев, и все время бормотал себе под нос беззубым ртом: «… будьте прокляты… гореть вам вечно… будьте прокляты… гореть вам вечно…». Тогда никто не воспринял его слова всерьез. Никто и не запомнил их, кроме тех стражников, что его нашли, да директора приюта безумных, куда его отправили. Но после смерти старика, в городе стали вспыхивать пожары один за другим. Сперва этому не придали значения, но город захлебывался пожарами, пожарные части не справлялись. В спешном порядке советом города большая часть отрядов городской стражи была переквалифицирована в пожарные. Выделены дополнительные деньги на тушение пожаров. Только эти меры помогли переломить ситуацию, но с тех пор пожары стали бичом Венеции. Даже снос всех деревянных зданий и замена их на каменные постройки не смогло изменить ситуацию. Город продолжал гореть, словно леса в засуху.

Старик брезгливо поморщился и захлопнул окно. Он с детства не переносил запах дыма, но вынужден был дышать им.

Старый Магистр направился к креслу, когда услышал осторожный стук в дверь. Он взмахнул рукой и дверь распахнулась перед просящим. В кабинет Верховного Магистра решительно вошел капитан отряда Узников. Он коротко поклонился лэлу Альберто Кантарине и доложил:

– К вам с частным визитом синьор Клавир Трезо из ложи Священной Волчицы.

– Давно пора, – прокряхтел ворчливо Старик. – Проси его минут через десять. Мне надо подготовиться. И обеспечь охрану, так чтобы она не тревожила, не беспокоила.

– Слушаюсь вас, Магистр.

Капитан Узников поклонился и удалился. Когда через десять минут он привел молодого нервничающего адепта ложи Священной Волчицы, Старый Магистр сидел за рабочим столом и внимательно изучал какие-то бумаги. Маска Гидры лежала перед ним на столе. На шум открывающейся двери Старик оторвался от бумаг, отложил их в сторону, прищурился, стараясь разглядеть вошедших, и радушно улыбнулся, показывая рукой на свободное кресло.

Капитан Узников отвесил короткий полупоклон и оставил адепта Волчицы и Магистра наедине.

Старик сразу почувствовал, что случилось что-то очень важное. Синьор Клавир Трезо, возглавлявший отряд боевых магов Священной Волчицы, квартировавший в Венеции, сильно нервничал. Это было видно невооруженным взглядом. Синьор Клавир Трезо был на вид невзрачным мужчиной лет сорока, с остроконечной эспаньолкой, миндалевидными серыми глазами, выдававшими примесь азиатской крови, и коротко остриженными чёрными волосами. Никто не мог заподозрить в этом худощавом человеке одного из самых сильных боевых магов ложи Священной Волчица. И этот человек чего-то явно боялся, быть может ответственности за то, что собирался сделать. Он напряженно сидел в кресле, словно его усадили на спину рассерженного дикобраза. К тому же итальянец избрал весьма странное время для визитов. Близилась полночь, и хотя Дворец Магистра находился на острове, который не поднимался в воздух, по ночам все двери были надежно заперты и охраняемы. Стало быть его привело неотложное, давно ожидаемое дело.

– Я прибыл к вам с поручением от Совета трех ложи Священной Волчицы, – дрожащим голосом произнес синьор Клавир Трезо.

– Я давно вас жду, – произнес надтреснутым голосом Старый Магистр и сильный приступ кашля скрутил его.

Они разговаривали до раннего утра, а когда посланец Союза Трех ушел Старик чувствовал себя вконец обессиленным. Его лихорадило, зубы выбивали барабанную дробь, и он уже не мог отпить из бокала, чтобы избавиться от головной боли. Сердце пустилось в бешенный галоп и перед глазами плыли красные круги. Комната двоилась, троилась, расплывалась неясными силуэтами. Требовались усилия, чтобы удерживать стабильность окружающего мира.

Старик дошел до своего кресла, обессилено упал в него. Он чувствовал, что настал его последний час. И в то же время он знал, что исполнил свое предназначение. Справился с тяжелой задачей, ради которой был выращен и воспитан. Он справился с предназначением Узника. И ему не пришлось прибегать к кинжалу Совести, чтобы наказать себя за невыполнение обета. Он умер с чистой душой, отдав свою жизнь взамен жизни господина. Для него это был равноценный обмен.

Глава 14
По дороге домой

Цветок Изначалья. Цветок Изначалья. Чтобы могло это означать? Где-то он уже слышал это название. Какой-то древний забытый всеми ритуал, пробужденный венецианскими магами. Зачем они его пробудили? На что направлен ритуал? Чем дальше Карл двигался в этом направлении, тем больше загадок и тайн оказывалось у него на пути. Он пытался вырваться из лабиринта, но стоило увидеть дверь и с замирающим сердцем открыть ее, как он оказывался в новом лабиринте и так до бесконечности.

Карл открыл глаза и сердито замотал головой. Он надеялся в дороге поспать, но стоило прикорнуть, как в голову лезли всякие мысли, не давая ему уснуть. Карл зевнул, оправил помявшийся камзол и выглянул в окно. Под ними проплывали поля и леса Германии. На пассажирском комфортабельном дирижабле они возвращались назад в Руссийскую империю. Но для Карла такой способ передвижения был слишком медлительным. Вот развернуть портал и шагнуть из лесов деревеньки Озерной прямо к себе в кабинет на Гороховой улице в Невской Александрии это очень даже удобно, но непомерно затратно. Карл не мог сейчас позволить себе такой расточительности.

Напротив завозился Миконя. Вот уж кому можно было позавидовать. Стоило только погрузиться на борт дирижабля и найти свои места, как он тут же растянулся на диванчике и бесстыдно захрапел, не обращая внимания ни на учтивого седого кондуктора, пришедшего проверить билеты, ни на разносчика газет, пробежавшего по коридорам, размахивая свежим выпуском «Берлинских новостей», ни на шумное баварское семейство, занявшее соседнее купе. При этом глава семейства проходил по коридору боком, так как по другому просто не помещался. Его детишки, четверо нахальных карапузов так и норовили уронить папашу, пытаясь пролезть у него между ног. Папаша ругался и пытался отутюжить задницы своих сорванцов зонтиком, но вместо этого попадал себе по ногам. Почтенное баварское семейство устроило такой шум и визг в коридоре, что тут и мертвый проснется. А Миконе хоть бы хны, привалился виском к холодному окну и посапывает, разинув рот.

Карл не стал его будить, поднялся и вышел из купе, намереваясь отыскать ресторан и выпить чашку другую кофе. Проходя мимо «14» купе, Карла окликнул пожилой мужчина в форме отставного полковника померанского княжества.

– Добрый день, по виду вы руссийец и благородных кровей. Не пожелаете ли присоединиться к нам, мы как раз собираемся расписать партию в винт?

Карл изучающее осмотрел полковника, заглянул краем глаза в купе на собравшуюся компанию картежников, и подумал что чем черт не шутит, а воду в омуте мутит. Это может оказаться весьма и весьма презабавно. К тому же, судя по блестящим от азарта глазам полковника и сумрачной ауре, окутывавшей его, барона собираются раскрутить на деньги и вытрясти до последней копейки. И, судя по всему, не ему одному уготована роль жертвенного агнца.

– Отчего нет. Это будет весьма любопытно, – согласился Карл, заходя в купе.

До Невской Александрии еще лететь и лететь, почему бы и не развеяться от скуки. К тому же стоит проучить картежников, чтобы в другой раз не повадно было ловить на наживку скуки лопоухую доверчивую рыбку.

В купе собралась престранная компания. Опытным взглядом Карл сразу определил кто какую роль разыгрывает, а кто оказался здесь так же случайно как и он. Помимо хозяина купе отставного полковника и его сына, холодного, казалось ко всему равнодушного юноши в кадетской форме, грели руками карты молодая девушка с виду школьная учительница из сельской местности, солидный пузатый господин, визгливо хихикавший после каждой взятки, рассеянный француз в круглых очках с курчавой шевелюрой и подзорной трубой в чёрном футляре, которую он зажал между ног, и веселый альбионец с пышными бакенбардами, не выпускавший не зажженную трубку изо рта. Шулеров как минимум трое: отставной полковник, его сын, мороженая рыба, и изображавший из себя рассеянного профессора заводила – раскрутчик француз.

Смешали карты, перетасовали, сдали. Сделали ставки. Карл демонстративно достал из камзола кожаный бумажник, вытащил из него купюру в десять империалов и положил на кон. Убедившись, что все отметили толщину его бумажника, он усмехнулся в усы, а бумажник убирать не стал, положил рядом.

Первую партию Карл продул вчистую. Для затравочки сдал вторую и третью партию, наблюдая за реакцией отставного полковника и его пришибленного веслом сына. Сам же непринужденно шутил, легко расставался с деньгами, изображал беззаботного кутилу, получающего удовольствие от своего проигрыша. Главное ведь не победа, а участие. Каталы повелись, уши развесили, поверили, что рыбка лопоухая попала и скоро все содержимое её бумажника перекочует к ним. Наивные. Карл видел все их шулерские схемы, неуклюжие подтасовки, лишние карты, извлеченные из рукавов, но все это были детские шалости по сравнению с тем, что началось после того, как француз с подзорной трубой предложил сменить колоду. Дескать ему не фартит. Сменить колоду обычное дело, но тут Карл сразу насторожился. Колода была совсем не обычная, а заговоренная. Одна из тех магических колод, что изготовляли на продажу Мастера Гильдии Ловцов. С такой колодой можно профессионала раздеть и он ничего не заподозрит, если только он не маг.

Что ж, господа шулера, хотите в магию поиграть? Так это запросто.

Его охватило ликование. Вот теперь то он точно хорошо повеселиться. В ближайшие пару часов скучать не придется.

Магическая колода, введенная в игру шулерами, состояла из особенных волшебных карт, способных проецировать любую выигрышную или проигрышную комбинацию в зависимости от того, в чьи руки попадали карты. Таким образом в течении ближайших пяти – десяти партий судьба тугих бумажников доверчивых простаков будет решена. Так считал отставной полковник, его умученный тяжкой жизнью сын и рассеянный француз, отчаянно изображавший из себя жертву невезения. Хороший сюрприз ожидал их впереди.

В первую партию Карл вмешиваться не стал и проиграл сотен пять империалов с легкой руки. Пусть заглотят наживку поглубже, легче подсекать будет. Вторую партию барон тоже слил, позволяя картам творить чудеса. Отставной полковник неизменно вытягивал выигрышную комбинацию наравне с флегматичным сыном, выигрывавшим с таким умучено-страдающим видом, что хотелось проткнуть его шпагой насквозь, чтобы избавить от страданий. Велико же было их удивление, когда в ходе третьей партии волшебство карт их подвело. Деревенская учительница вскрылась, выложив «Королевский винт», против которого ни у кого нечего было противопоставить. Карл с трудом сдерживал торжествующую улыбку, но нельзя себя выдавать. Отставной полковник переглядывался с сыном, в глазах которого появился огонек удивления. Новая партия. Тучный джентльмен, глупо подхихикивающий после каждой взятки, сложил лапки крестиком на груди и сдался. Поддержать ставки он не мог. На кону высилась гора мятых и пачки свежих банкнот. Веселый альбионец подрастерял свое бравое расположение духа и изрядно нервничал, покусывая длинный прокуренный ус. Рассеянный профессор казалось не замечал ничего вокруг себя и взирал поверх очков на взятые карты. Карл сыпал шуточками направо и налево, поддерживая амплуа столичного повесы, отлично проводящего время, для которого проиграть пару тысяч империалов ничто, главное чудесно провести время. Карл почувствовал как заработали карты и слегка поправил их изменение. Отставной полковник развернул веером свою руку и испуганно вытаращился на выпавшие карты. Его сын не смог сдержать эмоции, громко и со вкусом выругался по-немецки, швырнув карты на стол. Рассеянный француз от неожиданности выронил тубус с подзорной трубой, но не сдался. Первым открылся отставной полковник. Неплохая комбинация «небесный винт, третье облако сложности», только вот для этой партии все же слабовато. Француз, начисто позабыв о своей рассеянности, пытался спасти концессию шулеров от банкротства «Огненным крестом», но и его подвели магические карты.

– Баста, господа, «Последний винт», – выложил свою руку на стол барон Мюнх и хищно осклабился.

– Но как же это возможно! – взревел растерявший последние остатки хладнокровия кадет, вцепившись руками в волосы.

– Не повезло, господа. У меня расклад старше, да и предварительных взяток меньше. Моя взяла, – торжествующе сообщил Карл и потянулся за горкой денег.

– Позвольте, – попытался было возмутиться рассеянный француз, начисто позабывший о своей рассеянности. – Так нельзя. Вы должны нам дать отыграться. Это нечестно.

– А честно ловчие карты использовать? – Заявил Карл, наблюдая за реакцией шулеров.

Они тут же сникли, поняв что их раскусили. Продолжить права качать, правда о волшебных картах всплывет, и тогда им несдобровать. Альбионец какая-то высокопоставленная посольская шишка, выдерет их по всей строгости закона. Дешевле смириться с поражением.

– Позвольте откланяться. Я что-то притомился.

Карл поднялся с диванчика, собрал свой выигрыш и вышел из «14» купе.

Он все же добрался до ресторана, располагавшегося в центре воздухолета, заказал себе чашку кофе, выпил ее и заказал еще одну. После чего вернулся к себе. Миконя уже проснулся и, скучающе разглядывал пейзаж, проплывающий под ними. При виде барона, Миконя заметно оживился.

– Где же вы это, батюшка барин, пропадали? Волноваться старика заставили! Нехорошо.

– Да в карты играл, – небрежно отмахнулся Карл.

– Последнее это дело в рейсовых дирижаблях играть. Тут столько шулеров кормиться, что страшно подумать. Бросайте вы это дело, батюшка барин.

– А я с ними и играл, и даже приподнялся на солидную сумму, – заявил Карл, вывалив ворох денег на столик.

Увидев отвисшую челюсть Микони, он вкратце рассказал о своей прогулке, познавательной игре с шулерами и как преподал им урок магического шельмовства.

– Что же вы, Карл Иеронимыч, так неосторожны. Мало ли какие поганцы вам могли попасться, – запричитал Миконя, вытянул из-под диванчика свой рюкзак, развязал лямки и принялся проверять магический арсенал. Так. На всякий случай.

– Да не переживай ты. Это мелочь несерьезная. Они даже не догадались, что я магически вмешался в ход игры. До сих пор небось думают, что Ловчие им бракованную колоду подсунули.

– Вам, батюшка барин, все бы шуточки шутить. Вот если я вас потеряю не ровен час, как потом в глаза старому барону смотреть буду.

– Ты где это в глаза старику смотреть собрался? – удивился Карл.

– Да вот помру, попаду на небеса, а там с меня старый барон и спросит. Как я так не уберег, не позаботился. Опять же и перед госпожой Лорой обидно будет. И мальчишка ваш, ученик, сиротой останется. Вы об этом думали? Нечего на рожон лезть.

Карл довольно рассмеялся.

– Глупый ты, Миконя, мужик, для меня эти шулера словно тростинка для урагана. Сомну и не замечу. Но впредь поберегусь. Негоже Лору и Старха подводить.

– У вас толковый ученик. Все на лету схватывает. А уж какой любопытный. А главное душой чист, светел, – неожиданно сказал Миконя и хитро прищурился.

– Прав. Тысячу раз прав. Отличный мальчишка. Из него великий маг вырастет. Вот разберусь с этим делом. Простенькое на вид, а я в нем как в топи увязаю. Не нравится мне этот ритуал. Ничего хорошего в ритуале нет, если для него душа человеческая нужна. Разберусь с этим, да отойду от дел на годик, мальчишку натаскать надо. На начальный путь вывести. А потом он гардемарином станет, начнет на пилота учиться, да сам потихоньку свой путь мага искать станет. Начальный путь он самый сложный, тут за ним глаз да глаз нужен. А потом когда сам себя отшлифовывать станет, только приглядывать надо, чтобы не туда не свернул.

Карл и сам не заметил, как тревоги и мысли о Цветке Изначалья отступили в сторону. Все вытеснил образ светловолосого мальчугана с пронзительным чистым взглядом, наполненным не детской мудростью. До самого приземления на аэродроме Невской Александрии барон не произнес ни слова, а Миконя не отвлекал его. Карл смотрел в окно, называемое причудливым словом «иллюминатор», и размышлял о своем ученике. Он и сам не заметил, как дирижабль пошел на снижение и приземлился на аэродром Невской Александрии.

– Батюшка барин, пора на выход! Батюшка барин! – вырвал его из размышлений настойчивый голос Микони.

Кажется, он успел вздремнуть. Его всегда вгоняли в дремоту любые мысли о педагогике, а тут сам на себя груз взвалил, так что как бы тяжко не было крепись, да в гору поднимайся.

Карл поднялся, взглянул в окно. Дирижабль закончил приземление и остановился напротив здания аэровокзала. Их должен был встречать Механикус. Так было условлено, но на взлетном поле чудака изобретателя не было видно. Оставалось надеяться, что он ничего не перепутал и все же приехал за ними, а то с него станется, заработается и потеряет счет времени.

Карл вышел первым из купе. Миконя следовал за ним, закинув на плечи рюкзак с волшебным инвентарем. Они прошли по коридору вдоль пассажирских купе, миновал ресторан, спустились на нижнюю палубу и были уже в двух шагах от трапа, когда Карл уловил приближение опасности. Стоило догадаться, что просто так их после такого выигрыша и дикого разочарования шулера не отпустят. Укорил себя Карл, увидев перегородившего дорогу отставного полковника. В его руке блестел револьвер, нацеленный в живот барону. Отмороженный сынуля, судя по недовольному ворчанию Микони, прикрывал пути к отступлению, а рассеянный профессор из Франции в это время заговаривал зубы матросам на выходе, чтобы они не помешали разборке.

– Отдайте наши деньги и можете быть свободны, – процедил сквозь зубы отставной полковник.

– Вы видно заблуждаетесь, господа, у нас нет ваших денег, – с вызовом заявил Карл, – исключительно только наша наличность.

– Слышь, умник, гони свой кошелек, пока пузо твое не продырявили, – рявкнул позади голос кадета.

– У меня нет пуза, господа. И советую быть повежливее, а то мой компаньон разозлится и тогда очень горько пожалеете о том что на свет родились.

Карл конечно рисковал. У отставного полковника могли сдать нервы, и тогда он точно пальнет. Правда пуля вряд ли причинит барону вред, Карл уже позаботился о себе. Он активировал заклинание «Стального Плаща» и накинул его на себя. Миконя стоял за его спиной, и от выстрела не пострадает. А с сопливым кадетом он уж как-нибудь и сам справится.

Услышав слова барона, Миконя глухо со злобой зарычал. Отставной полковник вздрогнул. Слова Карла произвели на него впечатление. Он не то чтобы поверил ему, он не мог понять почему этот странный господин чувствует себя так уверенно. Почему не боится револьвера в его руке.

Карл воспользовался этим замешательством. Он вскинул руку и с его палец сорвались искры заклинания, в мгновение окутавшего отставного полковника. Тот почувствовал как наливаются тяжестью его члены, как холодеют и каменеют ноги, он не может ими пошевелить, как поднимается вверх по телу онемение. Он больше не чувствовал своего тела. Отставной полковник открыл рот, чтобы закричать, но не смог. Перед бароном Мюнхом стояла каменная статуя, да и не каменная вовсе, если присмотреться. Настоящая статуя из каменной соли.

Мальчишка кадет вскрикнул от ужаса. Раздался стук, хлюпающий удар, визг. Карл обернулся и увидел кадета, сидящего посреди прохода на заднице с широко расставленными ногами. Обеими руками он зажимал нос. Из-под пальцев струилась кровь, Миконя добряк хорошо постарался. Рядом с мальчишкой лежал длинный нож с роговой рукоятью.

– Ты это, малый, не балуй. Не хорошо на взрослых дядечков с соломенными ножичками прыгать. Не ровен час повредишь себе чего-нибудь, – погрозил шутливо толстым пальцем Миконя и насупил грозно брови.

Карл направился было дальше, но его остановил дрожащий от страха голос кадета:

– А как же дальше? Что мне с отцом делать? Он же теперь как статуя. Расколдуйте его, господин колдун. Прошу вас! Бес попутал!

– Ты, малец, можешь хорошие деньги на папе сделать, если будешь его по улицам возить, да историю свою шулерскую рассказывать, – посоветовал Миконя.

– Через пару часов заклятье спадет, и он вновь станет человеком, – смилостивился Карл. – Будет урок на будущее как нечестно в карты играть.

Карл и Миконя обогнули каменную статую отставного шулера в полковничьих погонах, миновали остолбеневшего от удивления рассеянного француза в профессорских очках и спустились по трапу на александрийскую землю. Миновав таможенников, они вышли в здание аэровокзала, где тут же приметили ожидавшего их Механикуса. Джон Кэмпбелл сидел в кресле для ожидающих и читал растрепанную книжку исчерканную красными чернилами вдоль и поперек. Время от времени он приподнимал очки, оправа которых была сделана из зубчатых шестеренок, соединенных между собой, и вглядывался в текст, щуря подслеповатые глаза. Одет он был в просторный лаборантский халат, подпоясанный каким-то ободранным проводом, длинные спутанные седые волосы были подхвачены красной ленточкой, чтобы не лезли в глаза.

– Как приятно возвращаться домой и убеждаться что ничего не изменилось. Как ты думаешь, он вообще заметил, что мы куда-то уезжали? – спросил Миконю Карл.

– Думается мне, батюшка барин, что он мог не заметить как сюда доехал. А ведь пройдет чуть-чуть времени, он дочитает книгу и начнет гадать, что он забыл на вокзале…

– И тогда к нему придет очередная гениальная идея, – улыбнулся Карл.

– Я вот только одного не понимаю, а почему нас не может встретить госпожа Ом? – ворчливо осведомился Миконя.

– У нее секретное задание департамента. По крайней мере так она мне сказала, – ответил Карл.

– А на кого мальчик то остался? – тут же забеспокоился Миконя.

За этим разговором они приблизились к увлеченно читающему Механикусу. Заслышав родную речь, Кэмпбелл отложил книжку в сторону и завращал головой, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. У него ничего не выходило, пока он не вспомнил об очках и не водрузил их на нос.

– Господин барон, как я рад вас видеть! А что вы здесь делаете? – тут же спросил он.

Карл и Миконя понимающе переглянулись.

– А вы, уважаемый Механикус, что забыли в международном аэровокзале? – спросил Миконя.

– Где? Я? – растерянно переспросил Кэмпбелл и задумался. Через секунду его лицо растянулось в неуверенной улыбке. – Кажется, я опять обо всем позабыл. Я же вас встречаю? Правильно?

– Именно так, друг мой. И хочется верить, что вы не пришли пешком, – сказал Карл.

– Что вы! Я приехал на вашем паромобиле. Сейчас мы быстро домчим до дома.

– Очень на это надеюсь.

Вместе они вышли из здания аэровокзала и вскоре уже ехали в удобном салоне паромобиля к дому. Механикус занял кабину водителя. Его хлебом не корми, дай только с механизмами повозиться, а уж на крайний случай ими поуправлять. За ним не присмотришь, он на ходу начнет паромобиль разбирать, чтобы усовершенствовать конструкцию.

– И что теперь, Карл Иеронимыч? Что делать будем? – спросил Миконя.

Карл не спешил с ответом. Он сидел в покачивающемся экипаже и размышлял над этим вопросом. Он должен был найти убийцу дочери профессора Свешникова. Простенькое с виду дельце. Мало ли незамужних девиц погибает от чьих-то порой очень грязных рук. Но таинственный ритуал «Цветок Изначалья», о котором он ничего не знал и даже Глава Гильдии Ловцов ничего не слышал, его очень пугал. Карл чувствовал, что этот ритуал может много зла принести в мир, и его задача разобраться с этим и предотвратить, если потребуется. А значит…

– … у нас два пути. Первый отправиться в Венецию и попытаться найти заказчика через Великого Магистра ложи Морской Гидры. Но я сомневаюсь, что тут нам повезет. Скорее всего, Старик никому ничего не скажет, даже если и будет знать…

– И что остается? – переспросил Миконя, не выдержав очередного молчания барона.

– А остается нам изучить список, переданный Искусным Мартеросом, и попытаться перехватить Ловчего. Уж он то знает, кто заказчик. И если мы его хорошенько расспросим, он нам обязательно расскажет. Никто не сможет устоять против твоего природного обаяния.

Миконя расплылся в довольной улыбке.