Текст книги "Падшие к небесам"

45

Андрей и Гамзат, синхронно пополнившие убойные ряды Горского РОВД два года назад, методично обрастали репутацией самых классных хвостов в отделе. Андрей Сарпатов принадлежал к золотому запасу русских в стране гор, чьи прадеды, проработав здесь десятилетиями, остались жить в этих краях. Для прадеда Андрея эта земля стала родной в 20-х годах прошлого века, когда Виктор Степанович получил должность младшего инженера на нефтеперегонном заводе. Городское население тогда едва достигало 30 тысяч. Единственное, что знал Андрей о предприятии, на котором его пращур выкачивал черную основу благополучия молодой индустриальной державы, так это его расположение – улицу Нефтеперегонная. Каждый метр окантованной плюхами советского тротуара улочки, на которой его родители, окончив строительный техникум, получили свою первую жилплощадь, он ещё мальцом проскрипел вдоль и поперёк тремя колёсами. К 15 годам Андрей знал уже все переулки в районе, а к 20 мог закрытыми глазами исполосовать лист А4 сеткой второстепенных улиц любого района в городе.

С каких пор жили на этой земле предки Гамзата Махачева сказать было трудно. Они жили здесь задолго до того как прадед Виктора Степановича издал свой первый крик, выбирали места повыше и не заморачивались над тем, что же кроется в глубинах страны гор. В селении Гамзат прекрасно управлялся с лошадьми, а, переехав в город, с не меньшим проворством управлялся с лошадками питающимися плодами трудов Виктора Степановича. Вместе они были как Парту Патима и Иван Сусанин, которым, к сожалению, не довелось встретиться в реальной жизни, как Шкипер и Ковальски, как мастера теней, следующие за любой обозначенной целью. Марат представлял для них интерес в первые два-три часа со своей порывистой, но довольно предсказуемой ездой, играми в джедая встречек и прочими закидонами, которые заставляли Гамзата разве что громче выпускать воздух из раздутых щёк. Для того, что бы подобрать Адиля у ЦУМа им пришлось немного отстать, но разрыв они сократили ещё до того, как Адиль объяснил причину столь внезапной компании со своей стороны.

Саида сказала, что вечер у подруги может, скорее всего, затянуться, но Адиль всё равно был намерен отправиться с ребятами к её дому и ждать сколько потребуется.

– Он уже подежурил сегодня, как обычно, когда она должна была уже идти домой. Раз не обнаружил – вероятнее всего вернётся. Так что, командир, его оставляем и едем к дому?

– Погнали. Ты прав, Андрюха, никуда он денется?

Дом Саиды находился на южном склоне горки. Так местные называли холм, отделявший «первуху» от центральной части города. Его прожиленные сотнями улочек склоны были сущим кошмаром для любого неподготовленного таксиста и любого водителя, доверившегося навигатору. Одна из таких жилок идеально пролегла над Саидиным двором. Выше по улочке ютился ларек, где Адиль нахватал всякой снеди для проголодавшихся парней.

С южного склона была видна часть пустующего городского пляжа, волнорез и порт. С погрузочной платформы доносились кряхтящие, металлические визги. Гамзат приоткрыл окна, и салон наполнился солоноватым свежаком. Двор внизу хорошо освещался и снизу разглядеть, кто сидел в машине, можно было, разве что, в солнечных очках. Да и вряд ли кто-нибудь бы вглядывался в сумрачную макушку горки, когда под ногами у него распейзажилась вечерняя морская гладь. Марат-таки не поленился просканировать вершину холма, но на серую Приору, стоящую в ряду собратьев внимания не обратил. «Четверка» проползла в конец двора, прильнув к неосвящённой беседке. Водительское окно сползло до середины, срыгнув нажористый клуб дыма. Марат прислонился щекой к стеклу и пробежался глазами по этажам.

– Да нет её дома ещё, красноглазка ты моя, – пробасил Адиль, выглядывая с трофейной оптикой Тагира из-за спинки водительского сиденья.

Саиду они ждали не долго. Звонок Адиля стал главной причиной столь поспешного возвращения. Он, как мог, убеждал Саиду, что не собирается приезжать и звонит только для того, чтобы узнать всё ли с ней в порядке и сказать, чтобы она была осторожнее, когда будет возвращаться домой. Проходя по двору, она вглядывалась в каждую машину и едва не встретилась взглядом с Маратом, когда его обдолбанные белки скрылись за тонированным стеклом. Саида присела на лавку и достала телефон. Она надеялась увидеть пропущенный от Адиля, или, ещё лучше, услышать его звонок прямо сейчас. Какое-то время она смотрела, как волны ленивыми накатами шлёпают о песок. Адиль, не отрываясь от оптики, нащупал в кармане телефон и отключил звук. Но она не позвонила. Как только девушка встала и пошла к дому, оказавшись спиной к четвёрке, окно машины опять приспустилось и пара широко раскрытых глаз провожали её, пока она не зашла в подъезд.

– Ну вот и попался, сученыш, – Андрей и Гамзат, пожевывая сникерсы, молча переглядывалась, недоумевая от монологов начальника.

Из-под двери «четвёрки» показалась подстреленная джинса. Адиль уронил прицел на ногу Гамзата и выхватил телефон из кармана. Марат медленно шел к подъезду, оглядываясь по сторонам. Саида подняла с первого гудка.

– Неужели.

– Ты уже дома?

– Почти.

– Слушай меня, не открывай дверь никому, поняла.

– Даже тебе.

– Я серьёзно. Быстрее заходи в дом и… – Марат застыл у входа в подъезд и поднял голову.

– Всё я дома. А ты где?

Адиль не успел сказать, чтобы она не подходила к окнам. Марат увидел, как на кухне зажегся свет, и в окне возник силуэт девушки. Парень шевелил губами, подсчитывая этажи, затем улыбнулся и направился к машине.

– Алло? Адиль…

– Я перезвоню. Ты все поняла, что я сказал?

– Да поняла я. Правда я совсем не это ждала услышать, но ладно. А где ты?

– Недалеко.

Ответ прозвучал двусмысленно, но Адиля это не волновало. Он не спускал глаз с Марата. Тот уже сел в машину и снова закурил. Ещё раз взглянув на окна Саиды, он завел машину и выехал с другой стороны двора.

– Езжайте за ним. Я дальше сам.

Гамзат передал прицел Адилю и тот вышел из машины. Приора резко съехала вниз и скрылась, сверкнув вощеной крышей. Адиль сбежал по склону напрямик ко двору Саиды. Тормозить пришлось о дерево. Он приложился плечом к стволу и охнул. Восстановив дыхание, он достал телефон, но не успел набрать Саиду, как её имя уже высветилось на экране.

– Что там у тебя случилось?

– Саида, не пугайся, пожалуйста. У тебя воздыхатель появился. Гусь, которого мы с Хайбулой навещали недавно. По ходу увидел нас вместе.

– Ну да, мы же такая пара неразлучная.

– Ну, обедать же ходим вместе. Может, в «Варяге» видел. В общем, не суть. ЦУ те же: никому не открывать. Ездить только на такси. Я тебе завтра вызову.

– И это всё.

– Я всегда рядом, Саида. Не бойся.

– Рядом всегда, но никогда не близко.

– Спокойной ночи. Или ладно можешь помахать мне в окошко.

Они смотрели друг на друга, пока Адиль вызывал себе такси. Саида провожала виляющую по улочкам машину. На каждом повороте она ждала, что он уже выйдет и пойдёт обратно. Но машина продолжала петлять пока не исчезла за ещё одним поворотом.

Адиля посещали те же мысли. Водитель будто специально вписывался в повороты как можно медленнее. Адиль уже хотел сделать ему замечание в тот момент, когда осторожность таксиста оправдала себя на все сто. На все сто миллиметров, которые отделили его бампер от бампера выскочившей из-за поворота «двенашки». Адиля бросило вперед. Он скользнул рукой по пыльной панели и угодил локтем в бардачок. Пробежав глазами по номерам двенашки, он прекратил материть её водителя, растянув в улыбку последнее «ля». Показавшийся из-за тонированного окна лихач в пестрой рубашке тоже распознал пассажира гранты и выкинул задранные кверху руки из окна.

– Приехали, отец, – усмехнулся Адиль, протягивая сотню водителю.

Хлопнув ладонью по цепочке на груди, Курбан извинился перед таксистом и потянулся к пассажирской двери, чтобы поднять замок. Таксист подал назад, пропуская Адиля, и прижался к отвесу.

– От судьбы не уйдёшь! Даа да! – нащелкивая пропел Адиль и захлопнул дверь, – Не сильно?

– Да что ей будет? – махнул Курбан, в мыслях матеря себя за то, что решил срезать именно отсюда, да и дверь закрылась бы ничуть не хуже, приложи следак даже треть силы. – Ну чё он едет, нет?

– Да пропускает он, газуй.

Курбан парно просигналил таксисту и продолжил покорение холма. Окна Саидиной кухни опять замелькал на горизонте. Адиль клацнул по прикуривателю.

– Пашет? Хотя у тебя все сломается, но огниво не сдастся.

– Это да. Не люблю жиги. Помню, в детстве как одна взорвалась, с тех пор и не люблю.

– Ну так бывает, когда её об стенку херачишь.

– Не, там она на солнце лежала долго.

– Загорала, короче, да? Но ты зажигалок можешь не бояться, вообще можешь не переживать, в принципе, жить будешь долго. Только тебе думал звонить, прикинь. А то столько времени прошло, а Курбик – ни слуху, ни плюху.

– Адя, ну я, честно, тока двоих-троих вот могу тебе назвать. Все на чёрных «девятках». Или нет, вру. Один на «четырке». Берут, так, от случая к случаю. Никого, правда, с малолетками не видел. Который на «четырке» вроде прикатил разок с обшарабаненной какой-то, но я глянул – из неё такая же малолетка, как из меня юнат.

– Ну да, ты ж у нас ботаник. Че такой пёстрый, с гаваев что ли? Или водолазка на пузень уже не налазит?

– Да я наоборот, схуднул.

– Вот именно, что наоборот ты схуднул. Как пыхнешь, походу не одной шаурмятни не пропускаешь. – Адиль похлопал по животу Курбана, как по попке младенца, – Радужный Курбан, несёт он радость мне и вам. Ладно, пупс. Два-три чем не результат. Мне больше и не надо. Подробности?

– Первый – Загир. Местный. У него мойка на канавке. Не сказать, чтоб постоянный клиент, но раз в месяц позванивает. Ещё – Гурам. Его я с тёлкой видел. Он, как я понял, у Мирзы брал обычно. Но дядька последнее время сухарнуться решился чё-то, так что клиентура ко мне подтянулась. Он тоже вроде местный, но точно не скажу. И Селя, но это мой хороший знакомый. Плюс он «девятку» свою недели три назад максимум купил. Но уже успел в шкурокомбайн её превратить. И самой мелкой, братан, лет 35 и килограмм семьдесят.

Курбан, очевидно, и сам не раз составлял компанию знакомому передовику, и уже сам не понимал, чего хочет – отвести подозрения от дружка или похвастаться накуканенными разведёнками.

– Всё общуху сам собой закончил? Ладно, Селим твой пускай дальше простату балует. Остальных мне номера скинь. И машин, и телефонов, разумеется, и вот тут можешь тормозить смело.

– Отсыпать на дорожку?

– Не. Хотя, знаешь, – Курбан уже приподнял подлокотник, но Адиль его остановил, – комбайнёра своего тоже цифры пришли, на всякий.

46

Если бы Адиль знал о том, что вечер для Марата только начался, последнее, что он сделал бы – это дал отмашку своим парням, после того, как они проводили его до ворот. Если бы Гамзат и Андрей задержались хотя бы на десять минут дольше, они бы увидели, как к воротам подъезжает убитая «шеха» и подбирает Марата переодетого в камуфляж на два размера больше. Форму он купил специально к этому дню спустя несколько часов после чаепития с Хайбулой и Адилем. За рулём шестёрки сидел одноклассник, а ныне коллега по работе и подельник по всем формам Маратова досуга по имени Нурутдин. Несмотря на прохладный вечер коллега Нурутдин уже начал понемногу припотевать от осознания того факта, что очень скоро станет подельником Марата в относительно новой для обоих досуговой ипостаси: разбойном нападении с капелькой ограбления.

По началу звучавший как шутка карающий план друга относительно Мирзы за последние несколько недель пугающе детализировался. Перчатки, лом, мусорные мешки, канистра, секатор – каждое новое замечание относительно того, что им может понадобиться выветривало из затеи какие-либо шутливые нотки. Последнюю надежду на неисправность в машине Марат ликвидировал ещё на прошлой неделе, перебрав «шестерку» до винтика, поменяв стартер и освежив проводку. «Хоть какой-то плюс уже есть», – размышлял Нурик в преддверии своего первого срока. Марат инспектировал сумку на заднем сиденье, когда Нурик подъезжал к пустырю возле вагонного депо.

– Хомуты взял?

– Да всё я взял. Может не стоит, Мара?

– Поздновато пукаешь, бро, – Марат прислонил лезвия секатора к ширинке Нурутдина. – Как телка не веди да себя, а-то Нурипатку сейчас сделаю из тебя. Я ничего ему не буду делать, не трясись. Так, чисто, пару кустов хочу подрезать. Ты подстрахуешь и всё.

– А хомуты зачем тогда?

– Дверь входную заблочу. А то, вдруг ты там тоже пукать начнешь, и он проснётся.

– А с чего ты взял, что он спать будет?

– С пола. Да мне насрать, что он будет делать. Он нас даже не спалит, я тебе говорю. Мы к нему стучаться не будем, прикинь? С Гамида участка аккуратно зайдём и всё. Он с семьёй в селухе, отцу ключи оставил. Машину к нему загоним, разгрузимся, потом отъедешь к железке и вернешься. А то Мирза шеху твою уже запомнил, по-любому. Сколько раз на ней к нему ездили?! Между Гамидом и ним чисто сетка натянута и всё. Через неё аккуратно перелезаем. Вскрываем сарай, кусты подрезаем и тем же путем отваливаем. У Гамида можно их и оставить. У соседей-то он искать не будет. А если будет, пусть двери целует. Через пару дней вернёмся, расфасуем и кайфуем. Всё трогай да, заебал ты.

Выезжая обратно на дорогу, Нурутдин не заметил лукавой улыбки, проскользнувшей на лице друга. Улыбка стала ещё шире, когда Марат клал секатор обратно в сумку. Он не столько предвкушал все бонусы налёта, сколько довольствовался тем, как легко удалось успокоить дружка. Сам он понимал, что невзначай будет делать всё возможное, чтобы Мирза их обнаружил.

Марат уже давно спалил, что старый нет-нет да недосыпет пару бошек. Все-таки клиентов много, а сарай не резиновый. Но эту мелочь он готов был простить, тем более, что малейшего намека Мирзе хватало, чтобы в следующий раз он с лихвой возместил прежний недовес так, что пакет еле застегивался. Выбесило Марата, что этот хрыч сдал его. Видать, почуял конкурента. В череде увлечений Марата с недавних пор появилось стафоводство. Он оборудовал один из шкафов под это дело, как только слёг отец, и целый этаж дома, фактически, был отдан в его руки. Последнее время Марат часто интересовался у Мирзы о выборе почвы, свете и прочих деталях его ремесла.

Значит, решил из-за пары кустов слить молодого, неосторожного конкурента?! Ну так теперь этот конкурент на эти кусты тебя и выставит, и может ещё что сделает, это уже по ситуации. Просить у него семена было ошибкой, но это он понял позже, когда к нему наведался мусородуэт. Не понятно только с чего Хайбула решил и вторую «припадошную» с ним увязать? Ладно, прошлый раз, во дворе мелькал. Ошалеть, из всех дворов в городе Динаре надо жить именно в том, где эта решила наебнуться. Но отмазала Диньчик его стойко. Партизаночка кудрявая. Ещё ж и другим дурам досталось. Три Динары на дом! Чё имен мало было или как? А так, если вдуматься, изначально, не из-за него Динарки встряли. Может, всё-таки сказать им про этого гуся…

– Алё, – Нурутдин толкнул Марата в плечо – Приехали.

– Шустро ты. Сейчас открою. Ты не выходи. Заедешь, я разгружу быстро и трогай.

Марат швырнул сумку к ограде и открыл багажник. Нурутдин заметил, как он достаёт оттуда не только лом, но и канистру. Последняя, вроде как, предназначалась для машины. Нурутдин высунул голову и позвал Марата, но тот уже был у ограды и махал ему, что бы он уезжал. Датчик топлива показывал больше половины и бензин им вряд ли понадобился бы, объезди они хоть всю «первуху». Но он всё равно не понимал, зачем Марату надо было доставать канистру? Нурутдин вглядывался в темноту двора, но уже не мог найти друга. Он выехал за ворота, и желание возвращаться у него притуплялось с каждым проезжаемым поворотом.

Марат прошвырнул лом через сетку и расстегнул сумку. В доме Мирзы свет горел только на втором этаже. Лучше не придумаешь. Он надел перчатки и маску, перекинул канистру через сетку и уже засовывал связку хомутов в карман куртки, когда заметил движение во дворе. Он понял, что это ещё до того, как услышал едва различимый звук волокущейся по плитам цепи.

– Только не гавкай, милая, – прошептал Марат, – Пока.

Нурутдина ждать пришлось несколько дольше, чем он планировал, поэтому, когда тот объявился, Марат протянул ему перчатки и сам натянул балаклаву на недоумевающее лицо.

– У него собака что-ли? – округлившиеся глаза заняли почти всю площадь вырезов.

– Сейчас перелазим, и я иду к дому. Как только я стану у двери, ты идёшь к сараю. Держи секатор.

– Да в смысле к сараю…

– Да на цепи она.

– И чё? Может она и на беззвучке тоже?

– Нурик, не беси да меня.

– Ты знал про собаку да?

– Да откуда я знал, не мороси. Никогда у него её не было.

– Не не, Мара…

– Я тебе этот секатор в очко затолкаю, если ты не пойдешь. Ты понял меня?

Маска, в которой Нурутдин видел друга в первый раз, бетонировала любую мимику, но тем страшнее было смотреть в глаза Марата. Будто через прорези в чёрной шерстяной ткани на Нурутдина уставился чужак. Он уже не понимал, как оказался здесь с этим человеком. Он понимал единственное, что тот от него хочет. Подчинения. Нурик опустил глаза и взял секатор.

– Мешки тоже цепляй.

Оказавшись на участке Мирзы, они сидели, не двигаясь, пока собака не опустила голову обратно к земле. Всё это время Марат держал руку на плече Нурутдина, то ли успокаивая его, то ли удерживая от лишних движений. Нурутдин в мыслях отрезал руку секатором, когда Марат повернулся к нему.

– Я пошел. Я обойду дом и махну тебе. Иди вдоль ограды, постарайся, чтоб эта сука как можно дольше тебя не замечала. Дай лом.

Дальше Нурутдин помнил урывками, которые вместе со следователями не раз восстанавливал на допросах. Помнил широкую спину Марата, растворяющуюся в темноте, помнил, что собака, заметила его ещё на полпути к сараю, помнил, как Марат пробил ей ломом голову и кровь жирной, черной струей пополза по желобкам между плиток, помнил, как этим же концом лома Марат сшиб выбежавшего Мирзу, помнил, что он что-то говорил, склонившись на Мирзой, и когда тот ему ответил, Марат ударил его снова, он помнил, что кровь всё ещё капала с металла, когда они просовывали его через решетку на окне сарая, помнил, как в нос ударил запах бензина, которым обезумевший Марат заливал пустой сарай.

Когда соседи сбежались на огонь Мирза всё ещё не пришёл в себя, а два виновника столь яркого вечера, не снимая масок и выронив сумку посреди пути, добежали до машины и гнали до тех пор, пока стрелка на датчике топлива не прилипла к красной отметке.

47

– Мам, смотри, что-то горит.

Заира открыла окно. Участок, на котором огонь разгорался всё ярче, перекидываясь на дерево, находился примерно в полутора километрах от дома, но девочке показалось, что ветер даже через такое расстояние доносит запах дыма. Стало прохладней. Заира забежала в комнату, надела тапочки и вернулась на балкон. Из другой комнаты показалась заспанная голова матери. Женщина повязала пояс на халате и подошла к дочке.

– Ну и что ты крич… Вая-яй! Взорвалось что ли?

– Нет. Я смотрела в окно, ничего не было, ни взрыва, ни хлопка, и вдруг начало гореть.

Смотрела в окно Заира довольно часто. Эти каникулы, самые долгие и тихие в её жизни, она, можно сказать, провела на балконе. В те моменты, когда она отвлекалась от одноэтажной панорамы за окном, девочка смотрела на свой телефон, вторящий окружавшей её тишине. По сути, из всего пейзажа Заиру интересовал лишь крохотный участок её двора. Он уже не казался ей столь необычным как в тот вечер, а вновь обрёл свои скупые, тоскливые оттенки. Лишь его появление могло вновь наполнить волшебными красками этот скомканный, давящий на мозг дворик. Порой ей казалось, что она и не уходила с балкона с тех пор. Так и стояла, вглядываясь в каждое дерево, из-за которого он мог выглянуть, смотря на качели и закрывая глаза, надеясь, что когда откроет, он вместе со своей вкусной улыбкой будет покачиваться на них, уже не говоря о каждом заезжающим во двор черном хетчбеке, да помилует Бог тех наглецов, посмевших ездить на такой же машине как у него.

– А вот и пожарные.

– Да там и милиция вон приехала.

– Пойду Бариятке позвоню. Ты ложись иди уже.

– Сейчас. Посмотрю, как потушат.

– Давай не долго. И окно закрой.

Мать прекрасно понимала, почему дочь коротает вечера на балконе, но никогда не говорила об этом прямо. Разговаривать они начали недавно и женщина не хотела спугнуть возвращающееся расположение дочери. Последний раз она била Заиру в детском садике, а после смерти мужа обещала себе, что скорее лишится рук, чем ещё раз поднимет их на свою девочку. Совсем скоро она спросит дочку почему она стала так редко выходить, почему не видится с подругой и не спит ночами. Пока же она запивала смутное волнение успокоительным, списывала всё на переходный возраст, вспоминая себя, но не припоминая, что бы так же вела себя в эти годы, и заверяла себя, что всё наладится, как только Заира опять пойдёт в школу. Пока ей было достаточно того, что дочка хотя бы начала ей отвечать. Заира смотрела на гаснущее пламя. Будто кто-то выключил конфорку, и полыхающий участок вновь влился в бетонированную мозаику.

Она потянулась к шпингалету и поначалу даже не поверила, услышав как завибрировало стекло, когда в него угодил камешек. Заира опустила руку и прижалась лбом к окну, отражавшему свет из детской. Когда второй камешек стукнул о стекло девочка отпрянула и сразу прислонила к нему сложенные лодочкой руки. Он стоял у её подъезда в той же позе, что и она, утрируя её взгляд так, что глаза сузились в щелочки.

Заира не понимала, смеётся она или плачет. Его фигуру заволокло конденсатом от её прерывистых выдохов. Она отдёрнула руки и выглянула из-за сворачивающегося пятна на стекле. Довольствоваться свиданием под балконом он был не намерен, о чем дал ей понять, несколько раз откинув голову влево. Девочка выкатила довольные глаза и покачала головой, в свою очередь, откидывая её в сторону маминой спальни. Он указал на окно напротив спальни и подложил под ухо сложенные ладони, потом указал на Заиру и пробурил пальцем пространство перед собой.

Мать вряд ли отнеслась бы с пониманием к её ночной прогулке, даже спустя недели каникулярного затворничества. Ночью она реагировала на каждый шорох из Заириной комнаты, поэтому надежда на сложенные под ухом ладони тоже отпадала. От пришедшей на ум идеи у девочки перехватило дыхание. Она открыла окно, достала из кармана телефон и проартикулировала, – «Лови». Когда он поймал телефон, Заира вскрикнула, надеясь, что прозвучало достаточно убедительно.

– Что такое, Зая?!

– Телефон выронила, блин. Хотела снять, как пожар тушат. Надеюсь, не разбился, вроде в листья упал.

Женщина подошла к окну и Заира в панике оглядела двор. Его уже не было.

– Я сейчас, мам.

– И где он?

– Я же говорю, он в листву провалился.

– Где, в какую? – мать ясно уловила раздражение в голосе Заиры, но не подала виду, щурясь в темноту под окнами.

Она машинально выискивала, в какие листья на голом тротуаре мог угодить телефон дочери, вздрогнув, когда та уже щёлкнула собачкой на входной двери. Он подхватил Заиру после первого же пролёта и впился в неё гармошкой высохших губ. От темечка по всей голове закружили мурашки, когда она почувствовала, как козырёк его кепки приминает забранный кверху хвостик. Заира так и оставалась у него на руках когда они оказались возле дверей подъезда.

– Подожди, – выдохнула она, касаясь пола носиками кроссовок, – Она сверху смотрит. Дай телефон.

– Я потом не отпущу тебя, ты же знаешь.

Голову закружило сильнее, чем после того раза, когда она вдохнула то, что он ей дал. Заира оглядела его фигуру, темнеющую на тусклом фоне от лампочки с первого этажа. Она ясно поняла, что уйдёт с ним, что не вернётся в высасывающую пустоту 40-метровой «двушки», где ей придётся вновь слушать, как родная мать без конца шаркает по коридору, не зная, как подступиться к дочке. По крайней мере, не в эту ночь.

Заира вышла из подъезда и первым делом взглянула наверх. Мать, естественно, продолжала стоять возле окна. Если бы в её руках был телефон, она бы тоже выронила его, увидев, как дочь на неё смотрит. Глаза дочки, устремлённые на неё из темноты внизу, будто глаза изготовившейся к побегу узницы, вновь наполнились злорадным отстранением.

«Вот всё же тебе надо! Ну иди уже звони своей Барият, или кому ты там хотела? Дай мне продохнуть, оставь меня хоть на немного», – молили эти глаза.

– Я немного посижу на воздухе, хорошо, ма?

– Посиди, родная. Я на кухню пойду… будешь какао?

Заира молчала и не отрывала взгляда от наполняющихся слезами глаз матери.

– Ага.

Женщина будто растворилась в темноте лоджии. Заира поманила его к себе, облокотившегося о дверь и медленно отводящего козырёк назад, задрав локоть так, чтобы облепившая бицепс водолазка максимально выгодно его очертила. Прильнув спиной к двери, он, будто вышагивая по краю пропасти, подкрался к ней, ухватил за руку и запечатал её смех ещё одним поцелуем. Они зашли за дом, где он усадил её на капот, как ей в начале показалось чужой машины.

– Как тебе? – он отошел от Заиры, поглаживая крышу над пассажирским сиденьем.

– Цвет классный.

– Ну так ты ж говорила, что это твой любимый. Правда, чуть светлее, чем я думал, получилось…

– Я тоже так подумала. Не боишься с таким оттенком по городу ездить?

– Да мне плевать, лишь бы тебе нравилось… Тебе нравится?

– Очень.

– Тогда прыгай, – он скинул руку к дверной ручке и открыл её.

– Хитрец, – она спрыгнула с капота, – шторки тоже убрал?

– Да я давно хотел. Вон уже осень кончается, а я до сих пор с ними, или ты хочешь сказать без них не сядешь.

– Да мне плевать.

– Моя девочка.

Она опустилась на сиденье и замерла, коснувшись ногой полика.

– Почему тебя так долго не было?

– Я на обследование ездил, Зайкин. В Ростов, – он подхватил другую ногу под коленку и примкнул к её соседке, – Я тебе сейчас всё расскажу.

В салоне пахло крепким кофе. Когда он наклонился к замку зажигания, Заира прыснула и провела рукой по его животу. Водолазка, как оказалось, очерчивала не только его бицепсы.

– Барин, а вы случайно не на беременность проверялись?

– Да это булки-заразы. Всё, теперь только тебе возить буду. А то ты схуднула?

– Ой, льстец-то какой, вы гляньте?! Сразу видно… – она вздрогнула, когда зазвонил телефон, и прижала палец к губам. – Да, мам. Я соседку встретила, у неё родственник рядом живет, где пожар был. Я сейчас, кружочек вокруг дома сделаю и приду. Пока.

– Ну или два? – подмигнул он, заводя машину.