Текст книги "Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии"

Дмитрий Травин
Как государство богатеет: путеводитель по исторической социологии

© Травин Д. Я., 2022

© Издательство Института Гайдара, 2022

Предисловие

Двести лет назад Александр Сергеевич Пушкин рассказал читателям про своего героя – Евгения Онегина, который «…читал Адама Смита / И был глубокий эконом, / То есть умел судить о том, / Как государство богатеет, / И чем живет, и почему / Не нужно золота ему, / Когда простой продукт имеет». Шотландский мыслитель Адам Смит уже тогда считался классиком экономической науки, слава которого прошла через всю Европу, дойдя даже до России. Остался он классиком и по сей день. Значение теории Смита не вызывает сомнений, однако все чаще мы обнаруживаем, что хорошее знание экономики никак не способствует ни хорошему экономическому развитию, ни росту богатств государства и населения.

За двести лет, прошедших с пушкинских времен, часто так бывало, что по какой-то причине вполне образованные правители той или иной страны на деле применяли совсем не те методы, которые считали нужным применить очень хорошо образованные экономисты. Правители при этом жили весьма неплохо. Друзья их тоже не бедствовали. Деловая элита более-менее приспосабливалась к ситуации. А вот к остальной части населения экономика поворачивалась задом.

Другая печальная история связана уже не с правителями и их друзьями, а с этой самой «остальной частью населения». Часто случалось, что, несмотря на хороший рост валового продукта и успех, демонстрируемый многими другими экономическими показателями, в той или иной стране возникала вдруг революция. Значительная часть народа высказывала недовольство тем, как страна управлялась, хотя, кажется, жизнь людей становилась лучше, чем жизнь их отцов и дедов. А по итогам революции все вдруг начинали жить хуже: от старых правителей (если, конечно, их вообще оставляли в живых) до рядовых граждан. Лишь новые правители, поднявшиеся на революционной волне, часто преуспевали в подобной ситуации.

Правители и революционеры по разным причинам не обращают внимания на то, как государство богатеет с точки зрения последователей Адама Смита. Но сближает их общее стремление добиваться каких-то иных целей, нежели экономическое развитие страны. Поэтому и мы должны сегодня разобраться не только в том, что говорят о развитии экономисты, но также в том, как объясняют поведение правителей политологи, как объясняют поведение широких народных масс социологи и, наконец, в том, как ученые разных направлений понимают общую логику развития общества.

Сам я первую половину своей жизни был «экономом». Не таким, может, глубоким, как Евгений Онегин, но все же разбирающимся в том, как государство богатеет согласно учению Адама Смита. Но во второй половине жизни занялся иной наукой – исторической социологией, в которой надеялся найти ответ на вопрос, почему «экономы» не могут объяснить нам многие возникающие в ходе развития общества проблемы. Ответ на вопрос, что такое историческая социология, будет чуть дальше, а пока я объясню другую не вполне понятную часть названия этой книги. Она представляет собой не научную монографию и не учебник для студентов, а нечто напоминающее именно путеводитель. Причем путеводитель для русскоязычного читателя, желающего за небольшой промежуток времени получить максимум информации на родном языке об интересующих его достопримечательностях.

Путеводитель – это первое, что попадает в руки пытливому путешественнику. Держа его в руках, он движется от одной достопримечательности к другой, постепенно формируя собственное мнение и обращаясь в дальнейшем за разъяснениями к дополнительной литературе. Похожую на путеводитель книгу получает сейчас читатель, желающий разобраться в том, как государство богатеет. Я постарался здесь дать краткий обзор максимально возможного числа интересных научных книг по исторической социологии, существующих в настоящее время на русском языке. Как хороших, так и тех, что дают с моей точки зрения плохие ответы на важнейшие вопросы, но по какой-то причине стали весьма популярными. Ознакомившись с моим путеводителем, читатель сможет сам разобраться в том, что из предложенного набора стоит внимательно прочесть, а чем можно и пренебречь. При этом тот, кто пожелает двинуться дальше в научном поиске и по-настоящему профессионально изучить интересующий его вопрос, имеет возможность определить круг необходимого чтения по библиографиям книг, которые я здесь обозреваю.

Случается порой так, что, взяв в руки некий путеводитель, читатель с удивлением обнаруживает, что в той стране, которой посвящена эта книга, есть множество интересных мест, про которые не знают широкие массы туристов. Мне кажется, что с исторической социологией обстоятельства складываются похожим образом. В России часто даже не представляют, как много серьезных исследований сделали в этой области знаний зарубежные авторы. В России плохо понимают, насколько утвердилась на Западе та наука, которую у нас порой принимают за публицистику из-за ее «всеохватности». Надеюсь, мой путеводитель, затрагивающий лишь видимую русскоязычному читателю верхушку айсберга, поможет скорректировать сложившиеся представления и отнестись к науке именно как к науке.

Путеводитель ни в коей мере не является заменителем путешествия. Он бывает полезен только в том случае, если вы лично странствуете, держа его в руках. Путеводитель краток. Он неизбежно многое упрощает, а кое-что, увы, и искажает. Хотя в этой работе я старался по мере сил искажений избежать, в полной мере добиться такого результата, скорее всего, не удалось. Поэтому тот, кто, опираясь на мою работу, захочет вообще избежать дальнейшего чтения классиков, совершит ошибку. Нельзя сказать, что вы знаете Париж или Рим, если только почитали об этих городах, но не приехали туда лично. И точно так же нельзя сказать, что вы знаете Дугласа Норта или Иммануила Валлерстайна, если взглянули на их труды лишь через путеводитель по исторической социологии.

Путеводитель – это не научная монография, поскольку дает общий обзор интересующей нас проблематики, а не погружается глубоко в отдельную проблему. Путеводитель – это и не учебник, поскольку содержит не последовательное изложение проблем как таковых, а рассказ о достопримечательностях (важнейших книгах), встречающихся на нашем пути в исторической социологии. При этом путеводитель, хотя направлен, скорее, вширь, чем вглубь, может дать обзор лишь определенного ограниченного объема литературы. В данном случае я постарался включить в свой анализ подавляющее большинство важных книг, вышедших на русском языке и, значит, доступных широкому кругу интересующихся данной проблемой читателей, но сознательно не стал затрагивать те работы, которые не переведены и, следовательно, малодоступны. Ссылки на некоторые такие исследования зарубежных авторов читатель может при желании найти в тех моих книгах, которые представляют не путеводитель, а научную монографию.

У этого путеводителя не длинная, но важная история. Примерно пять лет назад я решил написать серию очерков о книгах по исторической социологии и предложил ее для публикации замечательному интернет-изданию Economy Times, которое, с одной стороны, ориентировано на широкого читателя, интересующегося социальными науками, а с другой – позволяет своим авторам писать серьезные тексты, не гонясь за дешевой популярностью. Тем не менее мне поначалу представлялось, что редакция примет к публикации лишь десяток-другой текстов, а затем попросит перейти на иные темы. Но, к моему удивлению, интерес Economy Times сохранялся долго, и я в общей сложности опубликовал там более полусотни статей, которые в сильно доработанном виде и составили сейчас эту книгу. Я от всей души благодарю руководство издания и особенно Андрея Колесникова за такую поддержку моей инициативы. Без его доброжелательного отношения и дружеского содействия эта книга, наверное, не была бы написана, поскольку возможность быстро знакомить читателя с новыми текстами сильно стимулировала меня к столь необычной работе, как написание путеводителя по исторической социологии.

В неменьшей степени я благодарен Валерию Анашвили за возможность публикации этой книги в Издательстве Института Гайдара и за то множество переводов важнейших зарубежных работ по исторической социологии, которое он организовал в различных научных издательствах нашей страны. Российский читатель даже не представляет себе, сколь многим он обязан Валерию. Бесспорно, и мои знания в данной области были бы намного меньше, если бы я не имел возможности за последние десять-пятнадцать лет обращаться к изданиям, выполненным под руководством Анашвили. С удивительным чутьем и упорством он поставлял на российский книжный рынок именно те новинки, которые позволяли нам следить за важнейшими достижениями зарубежной исторической социологии.

Я должен, конечно, выразить признательность и моему петербургскому коллеге, профессору НИУ ВШЭ Андрею Заостровцеву, который еще в 2014 году опубликовал недооцененную, к сожалению, книгу «О развитии и отсталости: как экономисты объясняют историю?». Мы с ним неоднократно обсуждали эту работу, и, хотя я во многом гляжу иначе на объяснение истории, да к тому же привлек для своего анализа значительно больше авторов, чем Андрей, мой интерес к исторической социологии, бесспорно, пробуждался во время этих обсуждений.

Наконец, я хочу поблагодарить Отара Маргания, президента Центра исследований модернизации Европейского университета в Санкт-Петербурге (М-центра), и Владимира Гельмана, исполнительного директора М-центра, за возможность много лет заниматься моей любимой наукой. Отар создал М-центр и предоставил его сотрудникам максимальную свободу, а Владимир взял на себя все организационные хлопоты. Таким образом, при работе над этой книгой, как и при работе над другими исследованиями, я имел возможность полностью погружаться в интересующую меня проблематику, не отвлекаясь на другие дела.

И последнее. В путеводителе я лишь анализирую чужие теории, но не излагаю своих взглядов на модернизацию общества. Тот, кто захочет с ними познакомиться, может обратиться к другим моим книгам [Травин, Маргания 2004; Травин, Гельман, Заостровцев 2017; Травин 2018, 2019, 2020, 2021].

Глава 1
Великие расхождения

Как возник наш мир
Ричард Лахман о том, для чего существует историческая социология

ПОЧЕМУ Россия отстала? Можем ли мы включиться в догоняющую модернизацию или это отставание навсегда? Преодолимо ли наше имперское наследие? Могут ли случиться новые революции и не опасно ли в этой связи «раскачивать лодку»? Зависит ли развитие от культуры, от институтов, от исторического пути, от наших географических, биологических особенностей или только от реформаторов?

Подобные вопросы не обсуждает только ленивый. Но при этом в российской науке сегодня существует явный перекос. Серьезные, профессиональные исследования этих проблем осуществляются редко. В науке они являются скорее исключением, чем правилом. Или, точнее, подобные исследования иногда становятся побочным продуктом научных работ историков, экономистов, социологов и политологов, но углубляются специалисты в эти «вечные» вопросы как-то стыдливо. Боясь, по всей видимости, что коллеги упрекнут их в намерении объять необъятное.

Тем не менее, поскольку проблемы существуют реально и становятся, увы, с каждым годом все актуальнее, они все равно широко обсуждаются, но отдаются при этом на откуп дилетантам. Специалист, опасающийся, что у него недостаточно фактов для широкомасштабного междисциплинарного исследования, добровольно уступает место писателю, кинорежиссеру или философствующему политику, которые вообще фактов не знают и знать, в общем-то, не хотят. Благодаря своему звучному имени они просто навязывают обществу концепции, которые даже научной фантастикой назвать трудно в связи с полным отсутствием в них признаков научности.

А тем временем наука, изучающая «вечные российские вопросы», существует и активно развивается за рубежом. Называется она историческая социология. То есть та социология, которая не играет в циферки безумно популярных у нас массовых опросов, а стремится делать выводы о развитии общества на основе комплексного анализа «долгого времени». И начать наш путеводитель по исторической социологии логично было бы с книги, рассказывающей об этой науке в целом: Ричард Лахман. Что такое историческая социология? М.: Дело, 2016. Известный американский социолог в этой небольшой книжке формулирует основные проблемы, стоящие перед исторической социологией, и показывает нам в общих чертах, как их решают сегодня западные ученые.

Почему не социология и не история

Надо заметить, что Лахман весьма иронично относится к тому, во что превратилась за последнее время обычная социология, зарождавшаяся когда-то как историческая дисциплина.

Сперва мы рождаемся, и легионы демографов объясняют, почему нашим матерям в этот момент было 26,2, а не 25,8 лет. Мы узнаем о сексе и вступаем в половую жизнь, и тут являются социологи, чья память постоянно воскрешает их подростковые годы и которые занимаются исследованием вопросов потери девственности или каминг-аута гомосексуалов. Во взрослом возрасте нас ждут криминологи, чтобы поведать нам, кто из молодых обитателей гетто обчистит нас на улице, а кто станет «ботаником» в своей захудалой городской школе. Социологи медицины расскажут нам, почему на старости лет нас будут пичкать избыточным количеством лекарств и выставлять чрезмерные счета. В большинстве своем эта исследовательская деятельность аисторична и не предполагает использования сравнительных методов, сосредотачиваясь на последних пяти минутах жизни в Соединенных Штатах [Лахман 2016: 17–18].

Про последние пять минут жизни в России можно сказать, наверное, то же самое. Сегодня мы получаем все больше узкоспециализированной информации о нашей стране, но по-прежнему блуждаем в потемках при попытке понять суть того исторического пути России, который привел нас через века именно в такое общество.

Иронию Лахмана (наряду с моим дополнением) не следует воспринимать как отрицание важности исследований этих пяти минут, но, скорее, как предостережение от ухода в крайность. Грустно, когда целая наука занимается вопросом, при каких обстоятельствах грабят на улице отдельного человека, игнорируя вопрос, при каких обстоятельствах происходят революции, разоряющие целое общество. Более того, западные ученые, в принципе, могут, наверное, позволить себе игнорировать подобные проблемы, поскольку перед их странами они – вроде бы – уже не стоят. Но игнорирование исторической социологии, или по крайней мере малый интерес к ней, в российской науке выглядит весьма странно, если принять во внимание, что вопрос об опасности «цветных революций» различные политические силы трактуют сегодня в свою пользу, практически не ссылаясь ни на какие серьезные исследования.

Но, может быть, историческая социология лишь дублирует то, чем занимаются историки, а потому в ней нет особой потребности? С точки зрения Лахмана, история и историческая социология – это разные (хотя и сближающиеся) науки. Для историков каждое событие конкретно. Это определяется тем, как их готовят к научной работе в молодости и тем, как они привыкли вести свои исследования. У историков нет привычки работать с общими понятиями. Например, Французская революция для них уже тем отличается от Китайской, что произошла в другой стране и в другую эпоху [Там же: 24–25]. Историк легко приведет множество различий между революциями, сочтет, что все обобщения поверхностны и что они ведут не к научным исследованиям иного рода, а к публицистике. То, что для специалиста в области исторической социологии является попыткой ответить на актуальные вопросы, волнующие общество, для историка оказывается недопустимым упрощением проблемы. Естественно, историк может отойти от своей «конкретики» и погрузиться в историческую социологию, если заинтересуется соответствующими вопросами (и таких случаев трансформации научных интересов немало), но тогда ему придется использовать непривычные методы работы и, возможно, терпеть косые взгляды некоторых коллег.

От себя добавлю, что подобные проблемы испытывают и экономисты, если вдруг погружаются в историческую социологию, пройдя через экономическую историю. В такого рода исследованиях невелико значение математики, которой современная экономическая наука уделяет большое внимание. Экономист скептически смотрит на то, что не удается математизировать. Историческая социология для него слишком описательна. Но она не может быть иной, хотя бы по той простой причине, что в давние времена не имелось статистики, которая позволяет сегодня осуществлять расчеты, а косвенные количественные оценки минувших веков слишком неточны.

Долгий путь научного поиска

Историческая социология охватывает различные проблемы, но, думается, в ней существует внутренняя логика. Начинается все с вопроса о том, как и почему в мире вдруг возникает капитализм? Или конкретнее: существуют ли общие условия для возникновения рынка и демократии или у отдельных стран и цивилизаций – своя судьба? Нам трудно понять то, что происходит в России со времени Великих реформ императора Александра II, если мы не изучим, как шла модернизация в Англии, Франции, Германии или Испании. Поверхностный взгляд на проблему состоит в том, что на Западе рынок и свобода существовали всегда. А серьезный анализ со стороны исторической социологии позволяет понять, что же реально способствовало развитию тех стран, которые когда-то были не более развитыми, чем Россия.

Но вот, допустим, изучили мы возникновение капитализма. Однако нам ведь не все равно, возникает ли он сравнительно гладко, как в скандинавских странах, или же в череде кровавых революций, как во Франции. А вот другой аспект данной проблемы: наблюдается ли в ходе революций явное движение вперед, как в Англии XVII века, или раздираемая противоречиями страна кружит на месте, как, скажем, Испания XIX столетия. В России часто спорят о том, стала ли наша революция 1917 года следствием общей неразвитости общества, заговора темных сил или же противоречий, возникших в ходе модернизации? Но те же самые вопросы обсуждались раньше и применительно к революциям, случившимся в других странах. Сравнительный анализ мирового опыта позволяет понять суть отечественных проблем.

Если в ходе революции происходит распад государства, то появляется вопрос о том, как возникает это государство и почему долгое время оно остается устойчивым, но вдруг рассыпается при определенных обстоятельствах. При прояснении данного вопроса мы можем обнаружить, что за самим словом «государство» в разных случаях кроются разные институты. Одно дело – империя. Другое дело – современное национальное государство, возникающее часто на развалинах старых империй. И вот выходит так, что для понимания возможностей мягкого развития капитализма (без революций и гражданских войн) мы должны обратиться к анализу долгой истории государственного строительства.

А обнаруживая, насколько связаны в процессе модернизации рынок, капитализм, революции и государство, мы сталкиваемся с почти неразрешимой в нашей стране научной проблемой. Рынок как таковой изучают экономисты. Капитализм как систему – социологи. Государство и революции – политологи. Сферы исследований жестко разделены. Но при анализе модернизации обособить их невозможно. Узкий характер исследований скорее исказит анализ, чем позволит получить научные результаты. И вновь получается, что без исторической социологии нам не обойтись.

Причины интересующих нас исторических перемен часто бывают сильно удалены от них как во времени, так и в пространстве. Например, успешные экономические преобразования последних столетий могут сильно зависеть от тех политических событий, которые происходили еще в Средние века. Причем совсем не от тех, которые бросаются в глаза при изучении школьного курса истории. Революции Нового времени могут не иметь прямой связи с крестьянскими восстаниями далекого прошлого, но определяться недавними экономическими сдвигами, международной обстановкой, распространением неортодоксальных идей и т. д. Распад империй может определяться не тем, что творится в центре, в непосредственном окружении императора, а теми колоссальными, но не слишком заметными изменениями, что происходят на имперских окраинах, где формируются нации. Путь научного поиска, связывающий причины и следствия, долог и нелегок. «Задача сравнительной исторической социологии состоит в том, чтобы проследовать этим путем» [Там же: 217]. Этим мы сейчас и займемся с помощью десятков выдающихся авторов.