Текст книги "Созвездие Ворона"

В любом случае, его все это уже не касалось. Пора было подумать о себе.

– Странно, – сказал он, ответив на ее поцелуй.

Поцелуи были поначалу торопливы и осторожны, словно оба еще все не могли поверить в реальность этой встречи и боялись спугнуть призрак… Но это продолжалось недолго, вскоре поцелуи слились в один долгий, Клэр пахла цветами, он зарылся в ее волосы, вдыхая этот запах.

– Так странно, еще сегодня утром, едва приехав, я мечтал вырваться отсюда… Но сейчас я рад, что все так получилось. Может быть, я должен был пройти через все это, чтобы снова обрести тебя…

– Пройти через что? – спросила она заинтересованно и снова наполнила бокал. – Ты мне многого не рассказал, ведь так?

– Еще не время, – ответил Питер, помрачнев.

Он и в самом деле так считал. Про психушку, про роман с леди Морвен Клэр может узнать и позднее, если об этом вообще стоит ей рассказывать. Время покажет. Она тоже не была с ним до конца откровенной – он так и не услышал ничего о Павле Розене. Впрочем, он в более выгодном положении – он знает все от Слайвера, а в досье последнего разве что не было видеозаписей свиданий Розена и Клэр. Дубойс, правда, был уверен, что и видеозаписи имелись, но от него их благоразумно скрыли. Что ж, пусть. Он не был вуайеристом и удовольствия от подглядывания за чужими любовными играми все равно бы не получил. А что касается самого факта этой связи, то Питер понимал, что в условиях Ред-Рока никого нельзя было обвинять.

Кто бы здесь остался верным? Разве что святой. Но Клэр не была святой. В ее лукавых глазах сверкали огоньки. Словно в глазах той лесной феи, что может оказаться и очень недоброй, но к которой невозможно не стремиться, достаточно лишь раз в жизни увидеть ее.

И она убила своего мужа, вспомнил он, если конечно Слайвер не лгал. Нет, не лгал, что-что, а чутье Дубойса никогда еще не подводило. Именно поэтому она не очень охотно говорила о своем замужестве. Но какая разница, в конце концов?

Ему казалось, что он не уснет до утра, будет держать ее в своих руках. Но вышло наоборот, это он уснул быстрее, словно в самом деле околдованный ее взглядом, опоенный сонным зельем. И она держала его голову у себя на коленях, глядя на окно, за светлыми шторами уже брезжил рассвет. Клэр думала о своем.

Господина главного администратора разбудил звонок у двери. Клэр в комнате не было. Но постель хранила запах ее тела, так что никаких сомнений в реальности вчерашнего свидания быть не могло.

А за дверью обнаружился ненавистный заместитель. Его лицо не выражало ничего кроме готовности служить верой и правдой. Дубойс пребывал в столь благодушном настроении, что и Слайвер не казался ему уже таким уж чудовищем. Он даже готов был простить акулу, тем паче, что тварь неразумная и не понимает, что творит.

Ему показалось, что в глазах Слайвера мелькнула усмешка – то ли его развеселило состояние шефа, то ли он был в курсе причины этого состояния. «Наверняка в курсе», – подумал Дубойс и помрачнел. Мысль, что его личная жизнь будет находиться под чьим-то наблюдением, как находилась еще недавно жизнь Павла Розена, не могла порадовать.

Он вполне допускал, что их рандеву, включая страстное соитие, было запечатлено какой-нибудь камерой, оставшейся им необнаруженной, хотя две он сумел найти и обезвредить. Еще две камеры были найдены им в кабинете администратора.

– Я как раз собирался вам о них доложить! – не моргнув глазом, сказал Слайвер. – Это для вашей же безопасности…

– Не думаю, что мне здесь может что-либо угрожать! – сказал ледяным тоном Дубойс. – Вы ведь не готовите на меня покушение?

Слайвер хихикнул только из вежливости и тут же завздыхал, наблюдая за тем, как новый начальник пытается демонтировать оборудование буквально голыми руками.

– Мне кажется, будет лучше обратиться к службе безопасности, которая их здесь установила! – заметил он, наконец.

«Чтобы они взамен понатыкали новых жучков», – продолжил про себя Питер.

Но нехотя вынужден был с ним согласиться – закреплено было на совесть. Камеры отключили по звонку зама, Дубойс на всякий случай лишил их питания. «Верить никому нельзя», – вновь подумал он.

Со вчерашнего вечера многое произошло. Сегодня ты не тот, что был вчера… Это верно. Клэр не было ни в ванной, ни на кухне. Ушла, пока он спал. Не желает себя компрометировать. Или его. Или у нее просто дела. Дубойс приготовился к выполнению своих новых обязанностей. Назвался груздем, полезай в кузов – вспомнилась русская поговорка и сразу же соленые грибы в Занаду. Он помрачнел – призрак Татьяны Захаржевской будет еще долго преследовать его, но он уже нашел хорошее лекарство. Вспомнился также старый профессор Делох. Питер пригласил его в Ред-Рок, пользуясь своим положением. Теперь, правда, он уже сомневался, что поступил разумно – как бы старик не загнулся от тоски в этом местечке. С другой стороны, недостатка в слушателях у него не будет, а именно этого Делоху обычно и не хватает. «Можно будет даже натравить его на Слайвера», – подумал Питер, усмехнувшись. Жизнь казалась не такой уж и плохой штукой в это утро. Белая полоса сменила черную, и все в наших руках.

Слайвер напомнил о визите хозяина, мистера Баррена. Дубойс вздохнул и попросил кофе и что-нибудь «стимулирующее» – нужно пользоваться своим положением, черт возьми. Слайвер кивнул и исчез. Сейчас, впрочем, он уже не казался Дубойсу таким уж омерзительным.

Делох прибыл в Ред-Рок вместе с Баренцевым. Профессор был еще более возбужден, чем обычно. Судя по лицу Нила, Делох успел здорово его достать за время перелета.

Нил это предвидел, но не отказал профессору, изъявившему желание непременно увидеться с Дубойсом. В противном случае Делоху пришлось бы добираться сюда на перекладных, а Нил совсем не был уверен, что профессор не заблудится в аризонской пустыне.

Он с облегчением передал старика Питеру.

– Мы говорили о положении дел в Азии, – сообщил вместо приветствия профессор. – Сейчас многое пойдет по-другому!

Говорил, как можно было догадаться, в основном он.

– Как она? – спросил Дубойс. – Все в порядке?

Нил кивнул, дав понять тем самым, что не считает нужным развивать эту тему. Питер не настаивал. Он немного уколол всесильного господина Баррена-Баренцева и пока этого было более чем достаточно.

Тем более, что сам он собирался просить Нила о помощи в деле с Клэр Безансон. Нужно было во что бы то ни стало освободить девушку.

Делох уютно расположился на черном кожаном диване в гостиной Питера Дубойса.

Первым его намерением было сразу по приезде взять Дубойса в оборот, но сейчас он понял вдруг, что не знает толком, с чего начать. Слишком много информации… Вероятно, следовало сначала разведать обстановку, понять какое место теперь занимает его друг в этой структуре…

Неожиданная встреча в лондонском кафе многое изменила в жизни профессора Делоха. Этот человек, чье лицо он почему-то не мог вспомнить, теперь открыл глаза ему на многое. Напрашивались библейские аналогии. Делох, однако, считал себя достаточно разумным, для того, чтобы не впасть в излишний мистицизм. Речь шла о вполне земных вещах.

Нет, профессор Делох будет достаточно осмотрителен. Сейчас любой неосторожный шаг мог привести к провалу. Он не был уверен, не рискует ли он, рассказывая все Питеру здесь и сейчас. Но промедление, как когда-то выразился вождь пролетариата, – смерти подобно. И в Питере Делох был уверен как в самом себе.

В комнату неожиданно вошла Клэр Безансон.

– Клэр, – радостно поприветствовал девушку Питер. – Отлично! Познакомься с моим хорошим другом… Профессор Делох – Клэр Безансон!

– Очень рада, – натянуто улыбнулась Клэр, пытаясь держать себя в руках, так рвалось наружу все то, ради чего она сюда пришла.

Делох кивнул.

– Рад, что здешнее общество не ограничивается учеными сухарями, вроде вашего покорного слуги! – соорудил неуклюжий комплимент Делох и, клюнув Клэр в руку, вернулся к кофе.

Рука миссис Безансон пахла лавандой, и Делох вытер рот, чтобы сбить этот аромат, мешавший наслаждаться напитком.

Тем временем, Питер и Клэр успели обменяться взглядами, его был нежным, ее – встревоженным. Клэр хотелось как можно скорее узнать о результатах переговоров с Баренцевым, и она не знала, стоит ли говорить об этом в присутствии профессора.

Тот бросил в чашку три ложки сахара и, подумав, добавил четвертую.

– В последнее время я мало сплю и почти не ем! – объяснил он. – Есть причины. События развиваются стремительно, дорогой Питер. Господа в Ордене, включая нашу леди Морвен, да-да, вы ведь не думаете, что что-нибудь изменилось… Нет, мой дорогой друг, помните – «каково жалу не жалить?». Если называть вещи своими именами, Питер, то вас просто использовали. Сначала вы провели расследование, которое никому не было нужно, кроме вас. Пострадали от этого и морально, и возможно – физически, неизвестно ведь еще, как скажется на вас пребывание в этой больнице…

Питер согласно кивнул. Он прошел краткое обследование после побега, и врачи утверждали, что с ним все в порядке. Но на самом деле никто не мог сказать, что он испытает в дальнейшем. Что они ему там кололи, какую-то жуткую дрянь, от которой сознание словно застывало, превращалось в кусок льда. Информация извне почти не достигала его мозга, и сам он не мог докричаться до окружающих, да и не хотел. Мир вдруг перестал казаться цельным, распался в памяти на бессмысленные обломки. Все потеряло смысл. Так было вначале, когда его только привезли в больницу. Потом то ли дозу препаратов стали снижать, видя, что он сломлен и покорен, то ли организм сам вступил в борьбу с дурманом. Так или иначе, туман стал рассеиваться. Питер инстинктивно понял, что известие об этом не обрадует его мучителей, и притворялся по-прежнему безразличным. Впрочем, депрессия, накатившая тогда, была хуже наркотиков. Те давали иллюзию полного покоя. А теперь его уделом становилась безнадежность.

Так продолжалось до тех пор, пока в лечебнице не появилась Татьяна…

Что ему давали, оставалось загадкой. Возможно, ЛСД – опыты с этим препаратом официально были прекращены в шестидесятые, когда стало известно о его разрушительном воздействии на клетки мозга.

Это не мешало спецслужбам по обе стороны океана использовать его в своих целях. А ЛСД способно вызывать галлюцинации даже через пять, десять лет после прекращения курса. И кто знает, чем еще откликнется ему эта чертова больница. Даже если это был не ЛСД. Симптомы трудно восстановить по памяти.

– А сейчас вы фактически отстранены от дел. Вас, мой друг, использовали и выкинули, как шкурку от банана или лимона, что вам больше нравится…

Сам профессор обсасывал дольку лимона – крупного и необычайно вкусного. Лимоны выращивались в маленькой оранжерее Ред-Рока кем-то из местных «Мичуриных». Делох, совершенно не смущаясь, облизал пальцы.

Георг Делох близко к сердцу принял историю Дубойса, как с некоторых пор принимал близко к сердцу все, что было связано с этим человеком.

– Откровенно говоря, этого следовало ожидать, – сказал он задумчиво. – Эти люди заложили душу дьяволу, и тьма поселилась в сердцах их! Вам, да и мне, не следовало доверять им…

– Не думаю, что все зашло так далеко, – сказал серьезно Питер.

– Напрасно, кстати, – возразил Делох. – Организации, подобные Ордену Иллюминатов, как правило, так или иначе связаны с оккультной практикой. Безусловно, это касается лишь определенной части Ордена…

– Полагаю, ваш наметанный глаз заметил бы, если Занаду было местом шабаша! – съязвил Питер.

– Я был слишком увлечен нашими политическими диспутами! – признался Делох. – Впрочем, я ничего подобного не имел в виду… Да, кстати, – забеспокоился он, – вы уверены, что нас не подслушивают!

– Вы забываете – теперь я здесь хозяин и все операции, в том числе и прослушка, проводятся с моего ведома. Теперь здесь многие лишатся тепленьких местечек. Такого контроля, как раньше, больше не будет…

Последняя фраза предназначалась Клэр. Она мрачно кивнула – мысль о возможной свободе просто жгла ее, и мелкие уступки вроде снижения контроля ее уже не интересовали.

– А Нил Баррен? На его месте я постарался бы вас проконтролировать!

Дубойс задумался.

– Он знает, что я профессионал и всегда найду жучки… Конечно, нельзя абсолютно исключать возможность прослушивания, но я думаю, что здесь чисто.

– Питер, Питер, – качая головой, проговорил Делох, – мы с вами соприкоснулись с вещами куда более страшными, чем все библейские предания… Здесь, в этом вашем центре, на наших глазах, меняется мир… Меняется не в лучшую сторону усилиями горстки человечков, которые возомнили себя властителями судеб. Помните, что стало с тем, кто покусился на место Бога? Проблема в том, мой дорогой друг, что в нашей реальности возмездие редко настигает преступников. И вы сейчас здесь потворствуете этому. Знаете, что сейчас затевает наша дорогая Татьяна Захаржевская-Дарлинг-Теннисон-Баррен, ее обожаемый супруг и компания? Знаете, что вы сами здесь делаете? Вы работаете на иллюминатов!

– Разве Баррен имеет отношение?..

– Само собой. А вы полагаете, он умеет ходить по воде, не замочив ног? Блитс – член Ордена, его ближайший друг и партнер, и можно не сомневаться, что он ввел Нила в Орден, пользуясь своими правами.

– Откуда у вас такие сведения? – осведомился Питер по окончании рассказа.

– Ну, как принято говорить в таких случаях, – хитро сощурился Делох, – я предпочитаю не раскрывать имя… На самом деле, мне оно самому неизвестно. Он представился, как Дерил Ван Хорн. Я, разумеется, читал Апдайка, но сделал вид, что поверил. Ничего больше не оставалось. В конце концов, главное не имя, а информация…

– Однако имечко внушает сомнения, – сказал Дубойс. – Что за черный юмор!

– Это Британия! – с достоинством произнес Делох.

– Ах, извините!

– В любом случае, я ему доверяю. – Делох отхлебнул кофе.

Он понимал, что его следующее заявление связано с определенным риском, но все же решился:

– Питер, вас водят за нос, это очевидно. И не только вас, но и всех прочих, за исключением разве что меня…

– Чепуха, – возмутился Дубойс. Затем, подумав, добавил: – Но если допустить на мгновение, что это так…

Профессор, торжествуя в душе, удовлетворенно кивнул.

– Ладно, – согласился он, – немного подождем. Не будем пороть горячку.

Про себя он подумал, что Питер не подвел, он готов был не только слушать, но и действовать, несмотря на некоторое колебание, которое Делох предвидел.

– Что же мне делать? – спросил Питер, повторяя вслух вопрос, мучивший недавно отсутствовавшего здесь Павла Розена.

– Здесь я вам ничего посоветовать не могу! – сказал Делох, но глаза его сверкнули недобрым светом. – Но в ваших руках сейчас большая власть. Мне кажется, что не воспользоваться открывшимися возможностями было бы просто непростительно.

– Помните русскую поговорку, Георг? Против лома нет приема!

– Личность! – возразил тот. – Запомните, Питер, историей всегда распоряжались личности, а не массы. Самый неприметный с первого взгляда человек может оказаться тем рычагом, который сдвинет историю с мертвой точки. Вы можете положить начало новой эре… Конечно, для человечества все останется по-прежнему, никто не выйдет на улицы, чтобы благодарить своего избавителя, и вряд ли вы удостоитесь почестей в Конгрессе.

– Что-то вы слишком развоевались! – по-дружески заметил Питер, настроенный совсем на другой лад. Встреча с Клэр заставила забыть на время об унижении. И ссылка не казалась уже такой унизительной.

Однако профессор Делох был намерен вырвать его из этого благостного состояния.

– Управление информацией сосредоточится в одних руках! – пояснил Делох и обратился к Клэр: – Ваши птички станут глазами Пентагона, а говоря точнее – Ордена иллюминатов, ибо Пентагон, собственно говоря, лишь силовая структура при Ордене. Довольно цинично использовать создания божьи в таких целях.

– Все мы создания божьи, – ответила хмуро Клэр, – и всех нас используют так или иначе! А в каких целях, это уже неважно…

Делох ей не понравился. Нервный экзальтированный профессор принадлежал к тому типу людей, от которых Клэр Безансон предпочитала держаться подальше. В Ред-Роке таких оригиналов хватало, и пополнение в лице Делоха было явно лишним. К тому же, профессор претендовал на внимание Питера, а это Клэр не устраивало уже категорически. Питер Дубойс, как она прекрасно понимала, – ее единственный шанс на свободу.

Однако Делоха было не так-то легко смутить. За последнее время многое произошло в его жизни, и профессор наконец-то обрел цель. Правда, манера изъясняться и вообще – привычки Делоха особых изменений не претерпели. Теперь он выглядел не просто чудаком, а чудаком одержимым. И если Питер Дубойс по-прежнему симпатизировал ему, Клэр Безансон с трудом скрывала раздражение.

Она предпочла бы остаться наедине с Дубойсом, предаться любовной игре, по которой она истосковалась за последнее время. Со времени побега, когда Павел Розен отказался продолжить отношения, несмотря на все ее ухищрения, у нее не было мужчины.

Не то, чтобы это создавало проблему. В Центре было полно одиноких мужчин, скучающих по женскому телу, а Клэр Безансон была более чем сексуальна. Но тупая сексатлетика никогда ее не привлекала.

И вот теперь появился Питер – и все стало не таким, как раньше.

Глава 2
Калифорния

– Сегодня у вас еще две встречи, интервью… Звонила ваша жена, сказала, что хотела бы видеть вас хотя бы раз в неделю в кругу семьи. И еще…

– Спасибо, все потом! – Джоэл Голд отмахнулся, от тараторившего помощника, и тот, осознав, что босс слушать больше не станет, упорхнул куда-то в глубину ресторана.

Голд, продюсер и совладелец одной из крупнейших голливудских студий, пригласил Таню Розен для приватного разговора. У него было три успеха на каждый провал. Бюджеты картин выросли неимоверно, вместе с гонорарами, предлагаемыми участвующим в проектах актерам. Собираясь на встречу с ним, Татьяна проконсультировалась с Факнуомо, который предупредил ее насчет трудного характера господина Голда.

– Характер не золото! – заключила она, выслушав внимательно секретаря.

Кроме не золотого характера Джоэл Голд обладал весьма специфическим чувством юмора. Когда на одной из телепередач ведущий поинтересовался у Джоэла, что самое удивительное ему довелось увидеть за последнее время в жизни, тот задумался и сказал:

– Таня Розен в фильме «Красные рыцари Андреевского флага»! – И добавил тут же: – Еще мне понравился утконос в Сиднейском зоопарке. Восхитительное существо!

Татьяна, узнав об этом, расхохоталась. Обижаться не стала. Обидеть ее определенно не входило в намерения Голда. При личном знакомстве он рассыпался в комплиментах. Прямо-таки из кожи лез, однако это не могло заставить ее спокойно принять его следующее заявление.

– Воссоединение с мужем может сейчас неблагоприятно сказаться на вашей карьере, – заявил Голд… – Я не утверждаю, что последствия, безусловно, будут неблагоприятными, но такое не исключено, и поэтому, как разумный человек разумному человеку, я вам очень рекомендую – повремените!

– Почему? Разве с Павла не сняты обвинения? – сдержанно спросила Татьяна.

– Да, но прошло еще мало времени, – объяснил он терпеливо таким тоном, каким обычно разговаривают с детьми. – Сейчас, конечно, не те времена, когда достаточно было внебрачной беременности Ингрид Бергман, чтобы положить конец ее карьере. Общество переменилось… Делайте что хотите, пьянствуйте, принимайте наркотики… Простите, я не имел вас в виду, разумеется, – поспешил он пояснить. – Однако есть вещи, на которые это самое общество смотрит до сих пор непримиримо. Например, совращение малолетних!.. Да, да, я знаю! – он поднял руки, предотвращая вспышку гнева. – Знаю, ваш супруг невиновен. Но, уверяю вас, не все в это поверили, и не все поверят даже после официального пересмотра дела. Так что лучше подождать некоторое время, прежде чем вся эта история не выветрится из обывательских мозгов. Не забывайте, что на студии сидят такие же обыватели, в том числе и в продюсерских креслах. Я вот, например – типичный пример этого самого обывателя. Мои симпатии на вашей стороне, поверьте, я советую вам это из лучших побуждений… Примите мой совет, и я обещаю вам главную роль в новом блокбастере. Вы знаете, что мы собираемся экранизировать комиксы о Человеке-блохе?

– Мое детство, господин Голд, прошло в отсталой стране! Я воспитывалась на разного рода классике. Все эти Толстые, Достоевские, Шекспиры… И с горечью осознаю, что в моем образовании огромный пробел, который мне, увы, не восполнить…

Голд от души рассмеялся. Если бы они находились в более приватной обстановке, он, вероятно, расхохотался бы во весь голос.

– Полно! – сказал он. – Мы ведь профессионалы, а я говорю о проекте, который стоит больше, чем все экранизации Шекспира вместе взятые! У нас уже есть кандидат на мужскую роль! По сюжету у Блохи есть мать, и я хотел бы, чтобы эту роль исполнили вы. Роль не очень большая, но она важна. Помните, Марлон Брандо появился в начальном эпизоде «Супермена»? Ну, не важно! Главное, что мое предложение действительно только в случае, если вы не будете форсировать, так сказать, ситуацию с вашим супругом, которому, я, поверьте, искренне сочувствую…

Закончив, он извинился и поспешил по своим делам, оставив Татьяну в одиночестве. У нее теперь было немного «времени на размышление». Его покровительственная улыбка говорила ясно, что Джоэл Голд уверен – она поступит так, как он сказал. Ради роли мамы Блохи.

Блоха, ха-ха!

Ларина посмотрела ему вслед с ненавистью. Типичная акула капитализма, какую обычно любили изображать советские карикатуристы. Не хватало только цилиндра, смокинга и бабочки. Никаких человеческих эмоций, никакого понимания – одни деньги на уме. И еще этот снисходительный тон, который она поначалу объясняла своей национальностью. Этот индюк наверняка полагает, что в России, откуда она приехала, медведи бродят по улицам! Но нет, дело было не в этом, Джоэл Голд просто был женоненавистником и брал тот же тон в разговоре и со своими соотечественницами. «Станешь поневоле феминисткой, – думала она, глядя на удалявшегося вразвалочку продюсера, – мужская шовинистическая свинья! Прокурора на тебя нет». Несмотря на пресловутые американские законы, которые, казалось, не должны оставить шанса таким динозаврам, как он, их порода продолжала успешно существовать. Впрочем, господа вроде Голда могут оплатить свое право быть самими собой.

Несмотря на все ужасы, которыми пугал ее продюсер, она уже твердо решила, что должна быть с мужем. Вся эта история слишком затянулась, она чувствовала, что должна разрубить этот узел. Не только и не столько ради карьеры, которой скандалы пока шли только на пользу, сколько для себя самой.

В качестве презента для Павла она выбрала роскошный «ягуар». Эксклюзивная отделка – машина стоила как целый гараж шестисотых «Мерседесов». «Откупаюсь, замаливаю грехи…» – говорила она себе. Павел не сказал пока ни слова о ее нашумевшем романе. Он еще словно не верил в свое неожиданное освобождение и наслаждался каждой минутой, проведенной в обществе детей и жены.

– Вот это да! – он обошел машину кругом. – Черт возьми, какая роскошь!

– Я думаю, ты справишься!

– Немного боязно даже! – признался он. – Вдруг я ее сейчас от волнения грохну о первый попавшийся столб?

– Купим другую! – сказала она.

Да, как он мог забыть, просто купим другую. Словно речь шла об игрушечном автомобиле. Не волнуйся, мама купит тебе другую!

– Разница между детьми и мужчинами только в том, что у последних игрушки дороже!

Этим утром ей довелось побеседовать с журналистом из русского журнала. Этот тип сумел перехватить ее в промежутке между несколькими встречами. Татьяна, разумеется, знала, что ее имя известно теперь в России так же хорошо, как и в Америке. Церемония вручения, пусть и в сокращенном виде, транслировалась по одному из центральных каналов, а весть о получении ею «Оскара» еще раньше прозвучала во всех новостях.

Молодой человек был предельно деликатен перед началом интервью, которое запросто могло не состояться – в этот день у Тани Розен было запланировано еще несколько важных встреч. Но когда все нюансы были утрясены, и Татьяна смогла уделить репортеру время, молодой человек превратился в настоящего хищника, который мог бы заткнуть за пояс и самого Страшилу Тони из «Лос-Анджелес Таймс». Только с Таней Розен-Лариной ему не повезло, она уже приобрела необходимый опыт в общении с американской и европейской прессой, так что вполне могла за себя постоять. Хотя агрессивность этого журналиста неприятно ее поразила – почему-то казалось, что соотечественник должен был быть более доброжелателен.

Речь зашла о ее гонорарах.

– Вам не кажется, что суммы, которые получают здесь, на Западе, кинозвезды, скажем так, – чересчур огромны?..

Татьяна и сама так считала несколько лет тому назад, когда ей доводилось слышать о том, сколько миллионов получил очередной супермен за фильм, в котором произнес всего десять слов.

Однако теперь она смотрела на эти вещи несколько иначе и репортера, который, судя по улыбке, полагал, что вопрос, собственно говоря, сугубо риторический, ждал решительный отпор.

– Во-первых, не стоит обобщать! – предложила она. – Огромными гонорарами могут похвастаться небольшое количество людей и именно здесь, в Голливуде. На остальном «Западе», скажем, во Франции, гонорары, к сожалению, не столь высоки. Я говорю «к сожалению», потому что во французском или британском кинематографе множество талантливых актеров. Но я не считаю нужным стесняться своих гонораров. Поймите, я, Пейдж или Шварценблюхер получаем свои миллионы не потому, что щедрый дядя продюсер отстегивает нам с барского плеча… Здесь Голливуд, здесь правит бизнес. Людям платят бешеные деньги, потому что фильмы с их участием приносят огромные прибыли. И это справедливо.

Журналист был сражен не столько аргументами, сколько жаром, с которым Татьяна отстаивала коллег. Она и сама почувствовала, что увлеклась и замолчала. Впрочем, это была не телевизионная съемка, и можно было позволить себе немного выпустить пар.

– Вы не думали о том, чтобы сняться в русском фильме?

– Я видела несколько русских картин, сделанных в последние годы. Их уровень оставляет желать лучшего. Создается впечатление, что даже лучшие режиссеры растерялись с приходом в страну капитализма и утратили былое мастерство. Впрочем, я уверена, что это трудности переходного периода и уже скоро мы увидим по-настоящему достойные работы.

– А что вы думаете о влиянии Голливуда на русский кинематограф?

– Полагаю, что если русское кино сумеет перенять лучшее, что есть здесь, – профессионализм, высокое техническое мастерство – и при этом сохранит лучшие духовные традиции советского кинематографа, это пойдет ему только на пользу.

– То есть вы не усматриваете угрозы в обилии американских фильмов на русских экранах?

– Кино, как любое искусство – интернационально. Оно может быть плохим или хорошим, а это не зависит от того, где снят тот или иной фильм. Если говорить о влиянии, то оно неизбежно. Мы живем в огромном мире… Но если молодые режиссеры не сумеют удержаться от слепого копирования, то вина за это будет лежать не на американском кинематографе.

– Другими словами, – вкрадчиво закончил журналист, – вы хотите сказать, что это – your problems!

– Yes!

Она рассталась с соотечественником, пребывая в боевом настроении. Иногда в голову закрадывалась мысль: может, она и правда превращается в американку? Но этот товарищ вывел ее из себя – слишком настойчиво он пытался подвести ее к мысли о каком-то предательстве.

Факнуомо, появившийся запоздало, отчитал мягко Ларину за необдуманное интервью.

– Вы дафе не внаете, откута он?!

Она и в самом деле не потрудилась выяснить это. Впрочем, неважно, государственных секретов она не разглашала.

– Я все фыясню сам! – сказал он решительно, Татьяна, впрочем и не собиралась возражать.

У нее сейчас было слишком мало времени. Точнее, ощущение острого дефицита времени не покидало ее с тех пор, как вернулся Павел. Может быть, и есть доля истины в том, что разлука сближает. Во всяком случае, когда речь идет о настоящей любви.

Стояла глубокая тихая ночь. Глядя на усыпанное звездами небо, Татьяна вспоминала августовские ночи под Петербургом, когда приходят на память слова Ницше: ничто так не поражает нас, как звездое небо над головой и мир вокруг нас. Это все, что она тогда знала из Ницше. Одна из звездочек пробиралась среди прочих. Этакая бунтарка, которой не сидится на месте. Наверное, спутник и, вполне возможно, как раз тот, что будет участвовать в проекте Павла Розена.

Утром его уже не было – умчался с детьми на прогулку. Татьяна присоединилась к Лизавете, чаевничавшей на кухне, но телефон прервал едва начавшуюся беседу.

– Если это пресса, коротко откажи, – проинструктировала Татьяна. – Все интервью оговариваются заранее, одно дала недавно вне графика и очень сильно об этом жалела…

– Я их просто посылаю! – призналась Лиза. – Думаешь, до твоего приезда не звонили? Да в окошко лезли, я уже думала купить ружье, знаешь, такое, помповое. У Джоша, кстати, с оружием…

Она подняла трубку, продолжая говорить, но тут же осеклась, узнав голос звонившего.

– Это он! – сказала она.

Татьяна нахмурилась непонимающе.

– Кто?

– Джош, кто же еще?!

Она замолчала, слушая его. Кивала, с чем-то соглашаясь, или, наоборот, мотала отрицательно головой. На лице Лизаветы так явственно отражались обуревавшие ее чувства, что Татьяна всерьез забеспокоилась. Сейчас как никогда ясно стало, что и в этой истории все непросто.

Лиза не скрывала от нее причину своего неожиданного отъезда из Африки, но, рассказав обо всем тогда еще, при встрече, больше к Джошу не возвращалась в разговорах. Словно в самом деле – отрезало.

Да и он не беспокоил. Можно было подумать, что исчезновение супруги только обрадовало его – пользуйся в открытую своим огромным гаремом… Но если позвонил, значит, это не так. После всего, что ей довелось пережить, включая роман с Григорием, Татьяна была склонна менее сурово отнестись к измене Джоша. Если, конечно, он сам готов пойти навстречу.

Или что-то случилось?

– Умерла Лара, – сказала она, на мгновение прижав трубку к груди и снова продолжила слушать, не перебивая Джоша.

«Что за Лара?» – не поняла сразу Татьяна, но тут же вспомнила – мать Серафима. Пройденный им курс лечения оказался успешным, и мальчик так ждал встречи с матерью. И как же сказать ему теперь, что встреча эта уже никогда не состоится?

– Хорошо, – сказала Лизавета наконец. – Поговорим, когда приедешь…

И повесила трубку.

– Он что, собирается в Америку? – спросила Ларина.