Текст книги "Полководцы Святой Руси"

Детство на фоне «черной смерти»

Осенью 1350 года у князя Ивана Ивановича, носившего прозвище Красный, то есть «красивый», родился первенец Дмитрий. Великим князем Московским и Владимирским тогда был Семен Иванович (1340–1353), дядя младенца.

Отец любил сына, души в нем не чаял. Но прочие относились к мальчику без особого почтения. Ну, кто он такой? Отпрыск младшего брата в большом княжеском доме великой Москвы. В младенчестве Дмитрий не считался претендентом на великокняжеский стол. Сын небогатого удельного князя, правившего в подмосковном Звенигороде да в Рузе, он даже не имел перспектив как фигура большой политики. Престола Московского ему, как все думали, не видать, имеются наследники и с большими правами: есть у самого великого князя сыновья. В лучшем случае унаследует Дмитрий удел отца…

Но время само убрало иных наследников с жизненного пути мальчика. «Черная смерть» – чудовищная пандемия чумы, или моровой язвы, – скосила дядю, великого князя Семена, его беременную супругу и его детей. Отец правил Владимирской Русью всего шесть лет (в 1353–1359), скончался еще молодым мужчиной от болезни. Других претендентов на великий стол отвадили московские бояре. Сам Дмитрий остался в живых чудом. Возможно, спасение его, как ни парадоксально, связано с тем, что отец мальчика княжил на относительно незначительном Звенигородском престоле: в условиях невеликого города, особенно если княжеская резиденция пребывает за его пределами, легче избежать заражения, нежели в стольной Москве – городе густонаселенном.

В возрасте девяти лет Дмитрий Иванович стал великим князем Московским. Предки оставили ему в наследство богатое «хозяйство»: множество городов и земель, постепенно богатевших и поднимавшихся после тяжелого времени ордынских «ратей», погромов и непосильных поборов. Во второй половине XIV столетия на Руси после многовекового перерыва вновь начали чеканить собственную монету. А это уже показатель экономического подъема. В первую очередь «монетным промыслом» занялись богатый торговый Нижний Новгород и Москва – столица сильнейшего княжества.

Пока князь Дмитрий Иванович рос, со всеми важными делами разбирались боярское правительство и митрополит Алексий (1355–1378). Они действовали в добром единстве и сохранили основные завоевания прошлых лет.

Правительство митрополита Алексия

Труды столь значительной персоны, как святитель Алексий, достойны особого внимания. Если бы не его политический дар, здание Московской державы могло бы рухнуть в малолетство Дмитрия Ивановича. Если бы не его благочестие, русское монашество тех времен не совершило бы невиданного взлета.

Как политик митрополит Алексий пользовался в Москве огромным влиянием. Фактически он возглавлял правительство при малолетнем князе. Ему позволительно было заключать договоры о мире и войне и даже начинать крепостное строительство. Святитель последовательно действовал в пользу Москвы. Бывало, даже отлучал от Церкви политических противников великого князя. Этот курс отчасти объясняется стремлением Алексия продлить стабильное существование Владимирской Руси в целом, особенно же Московского княжества – ведь именно там теперь находилась митрополичья кафедра! Любые войны, мятежи, разорения на Московской Руси могли нарушить спокойное и безмятежное существование Русской церкви. Но имелись у него и другие резоны: нет ничего доброго в усобицах с точки зрения христианской нравственности, а наличие мощного центра единения в Москве избавляло Русь от бесконечного междукняжеского «раздрая» и «нелюбия». Поддерживая Москву, митрополит Алексий поддерживал мир.

Святитель Алексий при согласии и поддержке великого князя Дмитрия Ивановича начал большую монастырскую реформу и деятельно способствовал ее успеху. До середины XIV столетия большинство русских монастырей, как правило, содержались на средства основателя (ктитора). Такими ктиторами были великие и удельные князья, бояре. Конечно, они могли оказывать самое широкое влияние на иноческую жизнь обителей. В свою очередь, ктиторские монастыри имели слабое политическое значение. Большие общежительные, независимые от ктиторов обители времен домонгольской Руси были забыты. Монахи жили каждый в своей келье, одевались и питались в соответствии с личным достатком. Основатели таких монастырей могли обрести там нешумное место для богомолья, для отдыха от дел на старости лет, да и для семейной усыпальницы.

Но в середине XIV столетия положение изменилось. Московская митрополичья кафедра провела масштабную реформу русского монашества. В новых обителях (и прежде всего в Троицком монастыре игумена Сергия Радонежского) вводится общежительный, или киновиальный устав иноческой жизни. Этот устав – строже «особножительного», или «келиотского», процветавшего в русских обителях того времени. В соответствии с ним все имущество монастыря принадлежало иноческой общине во главе с настоятелем. Монахам не полагалось иметь собственного имущества. Трапезу они принимали за одним столом, одежда их не различалась. Все были равны перед властью игумена и «старцев» – располагавших наибольшим духовным авторитетом монахов. Община могла быть меньше или больше: до двухсот и более. Но во всех случаях на долю монашества приходилось немало ручного труда («рукоделия») и забот о всей общине.

Количество новых, киновиальных монастырей росло стремительно. В XV столетии обители с «особножительным» укладом уступили им численное первенство. А духовное и политическое влияние общежительных монастырей существенно превосходило влияние их предшественников. Они были более самостоятельными в экономическом отношении и быстро богатели, поскольку путь к «стяжанию» богатств отдельным монахам навсегда закрыла общинная собственность на имущество. Таким образом, открылся путь к улучшению материального быта всей общины… Киновиальные монастыри сыграли решающую роль в масштабной колонизации Русского Севера. Кроме того, они стали крупнейшими культурными и политическими центрами Русской церкви.

В XIV столетии начинается один из самых ярких процессов в исторической судьбе Руси: монастырская колонизация северных и восточных окраин страны. Это был ни с чем не сравнимый выплеск энергии!

Ожерелье старинных обителей, возникших в то время, впоследствии назовут Северной Фиваидой, или Русской Фиваидой, сравнивая с древним египетским монашеством, поднявшимся у Фив. Вся пестрота городов, биение делового нерва, вся некрасивая громада политики тут обретали смысл и оправдание. И если бы Русь дала миру только одну эту молитвенную тишину, только монастырские стены в чащобной глухомани, только подвиги пустынников, постников и подвижников на берегах неспешных северных рек и вечных озер, то и тогда лоно ее следовало бы признать плодоносным и благословенным. Иноческое подвижничество, расцветшее в наших северных обителях, стало одним из прекраснейших полотен в галерее мирового христианства.

Монастыри были форпостами высокой культуры в диких, неосвоенных землях, первостепенными центрами живописи и книжности. Монастыри становились также центрами православного миссионерства, и они же могли сыграть роль крепостей – главных баз сопротивления неприятелю в военное время.

По воле митрополита Алексия было основано немало новых обителей, в том числе подмосковный (ныне московский) Спасо-Андроников монастырь, кремлевский Чудов монастырь, Серпуховской Владычный монастырь. Все они стяжали впоследствии добрую славу. Похоронить себя митрополит завещал в любимом Чудове монастыре. Впоследствии Русская православная церковь канонизировала его.

Энергичная деятельность митрополита Алексия дала не только религиозные, но и политические плоды: он как будто развешивал над Русью Владимирской яркие светильники веры, поддерживая в людях то, что объединяло их в первую очередь, давая им высокие образцы христианской нравственности. А объединение душ, объединение сердец создало почву и для объединения политических сил.

Московская держава против Суздальско-Нижегородской

На протяжении многих лет Дмитрию Ивановичу, митрополиту Алексию и московскому боярству пришлось вести нелегкую борьбу за первенство Москвы на Руси.

В начале 1360-х годов Суздальско-Нижегородский князь Дмитрий Константинович дважды выторговывал у ордынцев великое княжение, и дважды москвичи вынуждали его отступиться. Москва не боялась мести со стороны Орды: там шла бесконечная усобица, да и разбирались в хитросплетениях внутриордынских интриг москвичи гораздо лучше, чем кто бы то ни было на Руси. Власть над частью Орды сосредоточил в своих руках верховный военачальник и судья (беклярибек) Мамай, «делатель ханов», претендовавший на власть над Русью. Но Мамай далеко не располагал всей прежней мощью Орды.

Теперь в русских землях все решала не очередная татарская «рать», а собственная сила. Ее у Дмитрия Константиновича явно не хватало для того, чтобы отнять у Москвы роль ведущей политической силы в регионе. Первый раз он хотя бы продержался на великом княжении два года. Во втором случае сдался сразу, очень быстро потеряв надежду на успех.

Зато впоследствии Дмитрий Константинович сделался лучшим, полезнейшим союзником Дмитрия Ивановича. Прежняя вражда перешла в добрую дружбу, скрепленную браком. Женой Дмитрия Ивановича стала дочь Суздальско-Нижегородского князя Евдокия. Все бы русские междоусобья заканчивались свадебным пиром!

Впоследствии Евдокия Дмитриевна была причислена Русской церковью к лику святых как святая Евфросиния Московская.

Московское княжество быстро расширялось. Государь и правительство не довольствовались ярлыками на временное управление соседними территориями, их просто присоединяли к Москве – намертво, навсегда. Именно при Дмитрии Ивановиче Москва превратила «великое княжение» в свою постоянную принадлежность. А это не только Владимир, но и целая гроздь городов, соединенных с ним, – прежде всего Кострома и Переяславль-Залесский. Дмитрий Иванович попросту передал великое княжение по наследству сыну.

Если сравнить завещание Ивана Красного и завещание его отпрыска, станет видно: за 29 лет правления Дмитрия Ивановича территория Московского княжества выросла в несколько раз. Помимо великого княжения, к нему отошли часть Ростовской земли, вторая половина Галича, Дмитров, Калуга, Белоозеро, Углич и другие волости.

К концу 1360-х в Москве был возведен новый кремль – белокаменный, вместо старого, деревянного. Крепостью такого уровня не располагал никто из политических соперников Москвы.

Москва против Литвы

Когда Дмитрий Иванович подрос, его княжество оказалось под угрозой вторжения новой силы, показавшей свою мощь всей Восточной Европе. Началась борьба между двумя молодыми и сильными державами – Великим княжеством Литовским и Москвой. Основным предметом раздора стала Тверь: обе стороны стремились утвердить там свое влияние. А Тверские князья, воспользовавшись противоборством двух гигантов, решили возобновить свое главенство на Руси.

Следует отнестись с пониманием к неприятному для русского национального чувства факту: Великое княжество Литовское на тот момент было сильнее Москвы, намного сильнее. Более того, оно сохранит и даже умножит военно-политическое преобладание на весь период до конца XV столетия, то есть на век вперед от времен правления Дмитрия Ивановича.

Трижды литовские армии во главе с опытным полководцем великим князем Литовским Ольгердом направлялись к Москве. Но с каждым разом им приходилось все туже.

Первый набег (1368) ознаменовался разгромом московского сторожевого полка[203]203
  До 15–20 процентов от общей численности войска великих князей Московских.


[Закрыть] при реке Тростне, осадой Москвы и разорением подвластных ей земель. Литвины шли «в силе тяжкой», а с ними союзники – Тверской князь и «смоленская сила». Пылали пожары, грабители лютовали по селам и деревням. Ольгерд убивал союзников и служилых князей Дмитрия Ивановича, был беспощаден, искал генерального сражения. А великий князь Московский, не имея сведений о приближении врага, слишком поздно начал собирать силы для отпора. Литвины дали ему урок, дорого обошедшийся Руси: не следует проявлять беспечность! Белокаменный кремль оказался тогда спасительным убежищем для княжеской семьи и самого Дмитрия Ивановича. И, кстати, в том же году удельный князь Серпуховской из Московского дома Владимир Андреевич взял Ржеву (ныне Ржев). Борьба за этот город велась с литвинами давно, шла «в несколько раундов», стратегически ценный пункт переходил из рук в руки. К концу правления Дмитрия Ивановича он останется за Москвой.

В 1370 году Ольгерд с теми же союзниками пришел под Волок, осаждал его, но не взял. Город бился храбро и от чужаков счастливо отбился. Ольгерд же оттуда вновь пошел на Москву, опять убивал, грабил, отгонял пленников и скот, и… вновь обломал зубы о каменные стены Кремля. Дмитрий Иванович сел в осаду и крепко оборонялся. К тому же на помощь осажденной столице с разных сторон шли отряды князей Владимира Андреевича Серпуховского, Олега Рязанского и Владимира Пронского. Опасный зверь сам почувствовал себя в ловушке, поспешил заключить «вечный мир», получил перемирие и ушел с опасом, тревожась: не настигнут ли? Условием мирного соглашения стал брак дочери Ольгерда Елены и князя Владимира Андреевича Серпуховского.

Впрочем, недолго продлилось перемирие, хотя бы и подсвеченное добрым огоньком брака. Литвины не оставляли надежды раздавить Москву, а энергии, отваги и боевого духа им было не занимать. К тому же Тверь, по-прежнему союзничая с литвой, вела жестокую войну против Дмитрия Ивановича. И московско-тверская борьба не давала погаснуть пламени московско-литовского противостояния.

Но уже в третью «литовщину» (1372) московская рать остановила вражеское войско на дальних подступах, у Любутска. На сей раз Дмитрий Иванович собрался вовремя и вовремя начал контрнаступление. Обстоятельства сложились «зеркально» первой «литовщине»: на сей раз литовский сторожевой полк оказался бит и отброшен московскими ратниками…

Две большие армии стояли по сторонам глубокого оврага, заросшего кустарником, и не торопились начать битву. Ольгерд понимал, что его противник переменился: в нем больше твердости, больше уверенности. Литвин «взял мир» и отошел, так и не решившись дать Дмитрию Ивановичу то самое генеральное сражение, которого он так жаждал раньше.

Впоследствии уже воеводы Москвы тревожили походами Литовскую Русь. Некоторые тамошние князья поспешили перейти на службу к Дмитрию Ивановичу. А в 1375 году и гордая Тверь признала старшинство Москвы. Но этому признанию, имевшему первостепенное значение в делах большой политики, предшествовала долгая и трудная борьба.

Москва против Твери

В начале XIV века Москва была безусловно слабее Твери. И князья Тверские раньше получили право на великое княжение, то есть старшинство над всей Владимирской Русью. В 1317 или 1318 году Москва в борьбе вырвала себе ярлык на великое княжение, но уже в 1322-м опять его потеряла – в пользу той же Твери. Потом опять оттеснила Тверской княжеский дом. В 1327 году ордынцы разгромили и дотла разорили Тверь. Казалось бы, в великом соперничестве поставлена точка. Но униженное и обезлюдевшее княжество восстановило силы на диво быстро, вновь выступив как претендент на обладание ярлыка. На сей раз Тверь потерпела полное поражение: к середине XIV века Москва сделалась намного сильнее ее. Воцарился мир. Более того, Москва, пользуясь усобицами князей Тверского дома, получила рычаги для влияния на политическое положение в княжестве.

Ситуация резко изменилась в 1367 году. На тверской престол взошел князь Михаил Александрович, сын и внук князей, павших в борьбе с Москвой. Энергичный, решительный человек, храбрый полководец. Как видно, он решил, что ресурсы Твери не столь уж малы и тяжбу с Москвой стоит возобновить. Установив дружественные отношения с Ольгердом, Михаил Александрович поставил себе за спину могущественного союзника и покровителя. А в Орде он мечтал «переиграть» Москву, как удавалось когда-то, десятилетия назад, переигрывать ее прежним Тверским князьям.

Амбицию Михаила Александровича подстегнуло оскорбление, полученное им в Москве в 1368 году. Юный Дмитрий Иванович выступал тогда в качестве третейского судьи между Михаилом Тверским и Еремеем Дорогобужским в тяжбе по земельным делам. Михаилу Александровичу от имени Дмитрия Ивановича и самого митрополита Алексия обещана была неприкосновенность. Дело решили не в его пользу. Тогда, по всей вероятности, прозвучали резкие слова, вспыхнул конфликт, и вот уже разъяренный великий князь отправляет Михаила под стражу. Недолгое время спустя Тверского князя выпустили. Повлияло то ли приближение неких ордынских послов, которым не хотелось раскрывать смысл и остроту ссоры, то ли скорее Михаила Александровича отмолил митрополит Алексий. Главу Церкви Дмитрий Иванович тогда крепко подставил своим необдуманным, бесчестным действием, и, очевидно, тот содействовал скорому освобождению Тверского князя.

Московский государь совершил ошибку. И расплатился за нее сторицей… Михаил Александрович не хотел и не умел прощать ему своего пребывания в узилище. Он поднял мятеж, на Тверь двинулись полки великого князя, и Тверской государь бежал в Литву. Там он обратился за помощью к Ольгерду, своему брачному свойственнику, имевшему также отличное представление о том, как использовать Тверь в качестве плацдарма для экспансии на Северо-Восточную Русь. Вот откуда «растут ноги» упорства литвинов в борьбе с Москвой. Тверь, как уже говорилось, не раз и не два провоцировала их к «натиску на восток».

После первой «литовщины» Дмитрий Иванович лично возглавил войска, ушедшие в поход на тверские земли. Карательный рейд – малое дело в биографии Московского государя, но уж хотя бы завершившееся успешно. Ему удалось взять города Зубцов и Микулин, подвергнуть разорению иные «волости», отогнать множество пленников.

Война, таким образом, разоряла обе стороны. Но не прекращалась. Ольгердовых походов было, стоит напомнить, три. Зная, что в конечном итоге, если Ольгерд не раздавит Москву, то московских «гостей» придется принимать в самой Твери, Михаил Александрович повелел «срубить» в своем стольном городе мощный деревянный кремль и обмазать стены глиной.

Игры с Ольгердом в конечном счете не принесли Михаилу Александровичу успеха. Но и без литвинов Тверской князь яростно бросался на союзников и служильцев Москвы. Что же касается игр с Ордой, то Михаил Александрович сумел дважды заполучить ярлык на великое княжение и дважды Москва, можно сказать, вышибала его из рук своего конкурента. К 1371 году относится трагический эпизод: Тверской государь добыл в Орде ярлык по первому разу. Он ринулся во Владимир садиться на великое княжение, но его туда не пустили. Литвины на сей раз не помогли, поскольку у них в тот момент продолжалось перемирие с Москвой. Михаил Александрович в ярости пошел с полками на северо-восток, спалил город Мологу, затем Углич и Бежецкий Верх. Не мог одолеть Дмитрия Ивановича с его основными силами, так хоть всадил ему шило в бок…

Тогда же союзником Твери выступил и Рязанский князь Олег – выдающийся политик, превосходный военачальник и вместе с тем личность противоречивая. Владея рязанскими землями, которые традиционно считались сильными и богатыми, будучи вождем рязанского богатырства, воинственного, отважного, привычного к военному делу, как птица к полету, князь оказался зажат между несколькими сильными игроками большой политики. Орда, Москва, Литва, Тверь и Смоленск противоборствовали друг с другом, Рязань играла на противоречиях между сильными мира сего, а порой сама нападала, била беспощадно, отступала и вновь наступала, ранила почти что насмерть… но всё же сломать хребет своим врагам не могла. Олег постоянно маневрировал между крупными игроками, стремясь сохранить независимость и приумножить земли свои.

Убивали русские русских, православные православных, а в Орде посмеивались: не только у нас замятня, не только у нас кровь за престол ханский проливается, Русь сама в себе разделилась и сама для себя общей власти построить не может, всё режут друг друга; ну, молодцы! И ярлык переходил то к одному, то к другому ратоборцу. Тверь опять потеряла, Москва опять нашла, но Тверь никак не успокоится, вновь ярлыка ищет.

Взяв литовский отряд и собрав своих дружинников, Михаил Александрович опять поднял знамя большой войны: осадил великокняжеский (то есть принадлежавший тогда Дмитрию Ивановичу) Переяславль-Залесский, разорил окрестности, но город не взял. Потом вошел в Дмитров и тамошних бояр пленил. В то же время литвины захватили Кашин – тверской город, традиционно стоявший на стороне Москвы, – и угнали множество пленников. Новгородцы, не желавшие себе на шею беспокойного Тверского князя, ссадили его наместников с Торжка. Тот в ответ сжег Торжок, подвергнув тотальному разграблению.

Кончилось вооруженное противостояние походом Дмитрия Ивановича на Тверь во главе огромной рати, объединившей под стягами великого князя добрую половину Руси. Новгород Великий редко встревал в дела «Низовской Руси». Но и он отправил ратных людей под Тверь, помня обиды, нанесенные Михаилом Александровичем жителям Торжка – «оплечья» новгородского. Дмитрий Иванович в данном случае выступал как стратег. Во-первых, проверял, насколько отлажен механизм объединения военно-политических ресурсов. Во-вторых, репетировал выход навстречу Орде. В-третьих, и это важнее прочего, противопоставлял Тверь прочей Руси: «Вот мятежная окраина. А мы, одной семьей, усмиряем крамольника!»

Сильный ход: плоды объединительной политики уже начали сказываться, рать великокняжеская пополнилась десятками дружин, приведенных князьями, которые видели в Дмитрии Ивановиче достойного лидера для Руси.

Великокняжеское воинство ударило на Тверь в 1375 году. Вся земля Тверская подверглась новому опустошению. Михаил Александрович сел в осаду, но принужден был сдаться. Он признал старшинство Москвы и Дмитрия Ивановича, согласился принять договор, составленный «по всей воле» последнего.

Решающий акт московско-тверской драмы знаменитый историк Н. М. Карамзин изобразил в возвышенных тонах. По его словам, Тверской князь Михаил «…ездил в Литву и, возвратясь в Тверь, получил из Орды грамоту на великое княжение. Мамай обещал ему войско: Ольгерд также. Не дав им времени исполнить столь нужное обещание, легкомысленный князь тверской объявил войну Димитрию, послал своих наместников в Торжок и сильный отряд к Угличу… Великий князь оказал деятельность необыкновенную, предвидя, что он в одно время может иметь дело и с тверитянами, и с литвою, и с монголами: гонцы его скакали из области в область; полки вслед за ними выступали. Собралось войско, многочисленное, прекрасное, на равнинах Волока. Все князья удельные, или служащие Московскому, находились под его знаменами: Владимир Андреевич, внук Калитин; Димитрий Константинович Суздальский с двумя братьями и сыном; князья Ростовские, Василий и Александр Константиновичи, с двоюродным их братом, Андреем Феодоровичем; Иоанн Смоленский, Василий Ярославский, Феодор Михайлович Моложский, Феодор Романович Белозерский, Василий Михайлович Кашинский (сын умершего Михаила Васильевича), Андрей Стародубский, Роман Михайлович Брянский, Роман Симеонович Новосильский, Симеон Константинович Оболенский и брат его, Иоанн Тарусский. Некоторые из сих князей – например, Смоленский и Брянский – не были владетельными: ибо в Смоленске господствовал Святослав, дядя сего Иоанна, а в Брянске сын Ольгердов. В Стародубе и Белозерске уже властвовали наместники московские. Оболенск, Таруса и Новосиль, древние уделы черниговские в земле вятичей, подобно Ярославлю, Мологе и Ростову, зависели тогда от великого княжения; однако ж имели своих особенных владетелей, потомков св. Михаила Черниговского. Димитрий, взяв Микулин, 5 августа [1375 года] осадил Тверь. Он велел сделать два моста чрез Волгу и весь город окружить тыном. Начались приступы кровопролитные. Верные тверитяне никогда не изменяли князьям своим: говели, пели молебны и бились с утра до вечера; гасили огонь, коим неприятель хотел обратить их стены в пепел, и разрушили множество туров, защиту осаждающих. Все Михаиловы области были разорены московскими воеводами, города взяты, люди отведены в плен, скот истреблен, хлеб потоптан; ни церкви, ни монастыри не уцелели; но тверитяне мужественно умирали на стенах, повинуясь князю и надеясь на Бога. Осада продолжалась три недели: Димитрий с нетерпением ждал новогородцев, которые явились наконец в его стане, пылая ревностью отплатить Михаилу за бедствие Торжка. Еще сей князь, видя изнеможение своих воинов от ран и голода, ободрял себя мыслью, что Ольгерд и Кестутий избавят его в крайности: литовцы действительно шли к нему в помощь; но, узнав о силе Димитриевой, возвратились с пути. Тогда оставалось Михаилу умереть или смириться: он избрал последнее средство, и Владыка Евфимий со всеми знатнейшими тверскими боярами пришел в стан к Димитрию, требуя милости и спасения… Великий князь показал достохвальную умеренность, предписав Михаилу условия не тягостные, согласные с благоразумною политикою».

Тверской князь обещал больше не просить у татар ярлык на великое княжение. В 1382 году, после разгрома Москвы, о котором речь пойдет ниже, Михаил Александрович, как видно, впал в состояние истерики: а вдруг на сей раз всё получится?! Папа и дедушка порадуются на том свете – Москва побита! С бабьей непоследовательностью он, ранее обещав не соваться в Орду за ярлыком, будучи бит, всё же нарушил слово, запросил великое княжение у Тохтамыша. И… нарвался на отказ. Как видно, его сочли слишком слабой фигурой для большой игры: прошли те времена, когда Тверь могла тягаться с Москвой. Всё, эта дверь закрылась.