Текст книги "Полководцы Святой Руси"

Разгром ордынцев

Князь Андрей Александрович, как будто посланный Богом Руси за грехи ее, словно живой бич, бессовестно и беспощадно сдиравший с костей русского тела кожу и плоть, никак не успокаивался. Именно с его новой военно-политической «инициативой» связано событие, вновь прославившее имя великого князя Дмитрия. Летописи рассказывают о нем скупо, но именно по этому периоду (конец XIII – начало XIV столетия) они вообще лапидарны донельзя. Это, можно сказать, темное время русского летописания.

Итак, летописное повествование сообщает: в 1285 году неугомонный князь Андрей «…приведе царевича из Орды и много зла сотвори хрестьяном; брат же его Дмитрей, совокупляся с братьею, царевича прогна, а бояр Андреевых поимал»[199]199
  Продолжение Суздальской летописи по Академическому списку // Полное собрание русских летописей. Т. I. Вып. 3. Л., 1928. Стб. 527; Ермолинская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. XXIII. СПб., 1910. С. 93.


[Закрыть].

Скудость информации позволяет трактовать ее разными способами и видеть в очередном столкновении братьев разные оттенки. Очевидно тут немногое: Андрей усилил свою дружину ордынским контингентом, пришедшим то ли на наемной основе, то ли по воле хана, но достаточно слабого хана, возможно, находящегося в состоянии междоусобья со своей родней, с иными претендентами на первенство в Орде, а потому не обеспечившего Андрею достаточной воинской поддержки[200]200
  В Орде тогда правил Туда-Менгу, в 1285 году занятый большим походом в Закарпатье. Позднее он будет свергнут иными претендентами на ханский титул, но пока силен; возможно, Андрею он не дал достаточно сил не только из-за закарпатской кампании, но также имея в планах иные масштабные походы (на Польшу), требовавшие концентрации войск. По другой версии, покровитель Андрея и первый претендент на ханскую власть после Туда-Менгу, Телебуга, имел неприязненные отношения с Ногаем и мог попытаться сменить великого князя Владимирского, утвержденного властью Ногая, но не имел достаточно сил, чтобы всерьез поддержать переворот, поскольку в венгерской кампании потерял множество бойцов.


[Закрыть]. Дмитрий собрал общие силы нескольких князей Владимирской Руси. С кем он вышел в поле? Летопись говорит: «совокупляся с братьею», но из его родных братьев, помимо Андрея, в живых оставался один лишь Даниил Московский; возможно, Даниил Александрович и привел полки, но помимо него, очевидно, дала свои отряды «братия» по княжеской власти, правители разных городов и областей Северо-Восточной Руси. Поздний Никоновский летописный свод добавляет одну важную подробность (достоверность ее, правда, под вопросом: сводчик работал в XVI веке, через 200 с лишним лет после указанных событий) – татар погнали, поскольку они были «в розгонех семо и овамо», то есть разъехались для грабежа и не успели вовремя собраться воедино[201]201
  Никоновский летописный свод // Полное собрание русских летописей. Т. X. СПб., 1885. С. 166.


[Закрыть]. Общими усилиями Андрею с «царевичем» нанесли поражение и обратили в бегство, притом бояре Андрея оказались в плену. В сущности, речь идет о первом серьезном поражении Орды в полевом столкновении с Русью. Это по масштабу не Калка, не Сить, не Вожа, не Куликово поле и не Угра, но это все-таки военный успех, достигнутый коалиционно, замеченный летописцами, а значит, не ничтожный.

При той лапидарности известия, которое доставляет нам летопись, можно лишь додумать возможные варианты происходивших в 1285 году событий. Например, вот так.

Узкая лесная дорога. Ордынский отряд растянулся на полет стрелы. Усталые конники понукают низкорослых лохматых лошаденок. Позади – скрипучие телеги с награбленным добром и зарево пожара. Впереди – чистое небо и отдаленные дымы большого села. Во главе отряда едет на дорогом, арабских кровей жеребце некий мурза в кольчуге персидской работы. Пальцы обеих рук унизаны перстнями.

Дмитрий Александрович и десяток-другой старших дружинников осторожно наблюдают за ордынцами шагов с 20–30, из глубины леса. Коней они оставили в отдалении, дабы не выдали засаду ржанием и топотом копыт. Двигаются осторожно, не звякая оружием, глядя под ноги, – сучку бы единому не треснуть под сапогом. Князь снял шелом с железной маской и одной рукой прикрыл блестящую серебряную насечку от лучей солнца, пробивающихся сквозь листву, а другой погладил бороду. Ему тридцать пять лет. Он сед, как лунь, полон сил и готов драться. Эти ордынцы, видно, самим Богом посланы сюда, чтобы заплатить и за Батыя, и за Неврюя, и за всех безжалостных душегубов, наведенных на Русь его братом Андреем прежде, а заодно и за наемного «царевича», Бог ведает его имя, явившегося ныне убивать, жечь, грабить, – словом, всё по обычаю.

– Княже? Не пора ли? – обращается к нему вполголоса старый дружинник Яков Полочанин, служивший ловчим еще его отцу.

Дмитрий Александрович кивает:

– В самый раз.

Раздает громкий свист, ему вторит иной свист чуть поодаль, и еще один.

Впереди падают, одна за другой, три сосны, наглухо перегородив дорогу. Лес наполняется щелканьем тетив и пением стрел. Падает один ордынец, другой, третий. Непривычные к лесному бою, степные всадники выцеливают русских ратников в чаще. Но трудно их поразить, когда ты сам на виду, а они – за деревьями. Те ордынцы, что позади, забыв о старшем своем воеводе, бросаются объезжать телеги, ищут вырваться из ловушки. Но там, дальше, один из бояр великокняжеских дает отмашку, и сосны падают, как и впереди, отрезая путь к отступлению.

Ордынцы, что поотчаяннее, лезут на засеку, рубятся там отважно, рвутся к свободе… Их успокаивают секирами: секира в лесном бою сподручнее меча. Другие мечутся, падая под ливнем стрел.

Мурза, выкрикнув слово власти, вламывается в лес, пригнувшись, прорывает грудью жеребца густой ольховник, выхватывает саблю… Старшая дружина встречает вражеского воеводу и его коня рогатинами. Пронзенный в трех местах татарин еще машет клинком, хрипя, тянется к русским ратникам.

«Сильный человек, истинно храбор! – с одобрением отмечает князь. – Жизнишку спасти не желает, о чести единой забота у него…»

Мурза испускает последний вопль, намертво приколотый к русской земле, ровно жук шилом. На окраине леса, в кустарнике, кипит бой беспощадный, четверо смельчаков, последовавших за своим мурзой, гибнут, сражаясь, под топорами старшей дружины.

Ко Дмитрию Александровичу подводят последнего вражеского бойца. Глядит на князя люто, очи ярит, а у самого перебитая десница обвисла, слева ухо отсечено.

– Непростой человек. Оружье при нем дорогое. Может, сотник или иной начальник. Увезем его, княже, с собою или тут положим? – спрашивает Полочанин.

– Нет, Яков, веди сюда толмача.

Толмач вскоре явился.

– Переведи на его молвь, – требует князь, – только ясно переведи.

– Изволь, княже.

– Скажи ему так: «Великий князь русский отпускает тебя. Иди к своему царевичу, пригласи его ко мне на почестен пир. Ждем гостей дорогих, ни один без подарочка не останется».

Толмач заболботал на чужой молви.

Дмитрий Александрович перекрестился. «Благодарю тебя, Господи! Милостив Ты к Руси, не оставил нас, грешных, своей заботой, токмо испытываешь».

Для русской национальной исторической мысли полезно было бы зафиксировать события 1285 года: первая победа над ордынцами достигнута великим князем Дмитрием Александровичем, сыном Александра Невского.

Трудно определить, кто явился союзником его в этом славном деле. Ростовцы? Ярославцы? Суздальцы? Юрьевцы? По вероятному предположению А. Н. Насонова, поддержанному современным историком А. А. Горским, «братьями», выступившими в союзе с Дмитрием, были его единственный кроме Андрея родной брат Даниил Александрович Московский и двоюродный брат Михаил Ярославич Тверской[202]202
  Насонов А. Н. Монголы и Русь. М.; Л., 1940. С. 73.


[Закрыть]. Но даже относительно москвичей и то неясно: в 1285 году князь Даниил Московский был крепко занят на другом театре военных действий: литва вторглась на землю его союзника, князя Тверского, и «воевала волость Олешню». Лишь соединив полки, тверичи, москвичи, а также рати из Дмитрова, Ржева, Торжка, Волока разбили неприятеля. С одной стороны, видно: Торжок и Волок, «оплечье» Новгорода Великого, обеспечили поддержку явно по распоряжению великого князя, поскольку именно он на тот момент сидел на столе новгородском. С другой стороны, переяславских, владимирских, суздальских, ростовских, юрьевских ратей тут нет. Поэтому будет логичным предполагать, что Русь тогда воевала одновременно на двух фронтах разными силами. На одном направлении ордынцев, сопровождавших князя Андрея, опрокинул и погнал сам великий князь с полками «старших городов» Владимирской Руси. На другом направлении отлично справились младшие князья, прежде всего Тверской и Московский, обретя подмогу от Дмитрия Александровича, но воюя самостоятельно, без его присутствия и командования. Эти новые центры силы на Руси Владимирской еще себя покажут: за Тверью и Москвой – русское будущее. А пока они сделали то, чему научил их когда-то Александр Невский, разгромив литву в 1245 году силами целой коалиции, а затем его дядя Святослав, сделавший то же самое в 1249 году и опять-таки не в одиночку.

В 1286 году Дмитрий Александрович укрепил свои позиции важным династическим браком. Он женил сына Ивана на дочери князя Дмитрия Борисовича Ростовского. Ростов – сильный союзник.

Кто сильнее как полководец – отец или сын? Александр Невский или Дмитрий Переяславский? Отец одержал победу в большем количестве сражений, но сыну достался успех в великой и страшной Раковорской бойне, когда столкнулись войска, с обеих сторон превышавшие по числу ратников рати, вышедшие на лед Чудского озера в 1242 году. Отец избегал сражений с ордынцами, сын вышел против них и обратил в бегство. Но не та была уже Орда, не супердержава со столицей в Каракоруме, а рыхлая громада, раздираемая борьбой за власть, подточенная внутренним кровопролитием, хаотизированная. В целом – мощь для Руси еще неодолимая, но по кусочкам…

Трудно сравнивать. Тактический почерк – схожий: ориентация на наступательные действия, на столкновение в решающей битве; использование тяжеловооруженной дружинной кавалерии как главного инструмента для достижения победы; отказ от столкновений с ордынской глыбой там, где она заведомо сильнее, и нанесение ударов лишь по отдельным отрядам татар. Оба – разумные, дальнозоркие стратеги: в отношении Александра Невского это ясная, сияющая истина, не требующая дополнительных доказательств, а в отношении Дмитрия Александровича можно привести как аргументы и строительство крепости Копорье, и обращение за поддержкой к Ногаю, и долгое, взаимовыгодное союзничество с Довмонтом-Тимофеем Псковским.

Расхождение – в частностях, но частностях важных. Самый яркий пример: на льду Чудского озера Александр Невский, поставив первой линией новгородских охотников, терпеливо ждал, пока немецкие рыцари шли под градом их стрел в бой, разреза́ли их построение, теряли скорость, утомлялись, несли потери, и только потом, дождавшись, когда орденские братья пробьют первую линию насквозь, пустил в ход дружинные полки. Так он похоронил рыцарский отряд. Дмитрий Александрович у Раковора просто ударил по союзникам ордена, прошил их построение своими дружинниками, завернул назад, сбил рыцарский заслон и угрозой нового столкновения выдавил орденских братьев с поля боя, хотя те и бились успешно, кроша новгородское боярство. Не уничтожил, но победил.

Собственно, такие частности и показывают, в чем отличие таланта от гениальности. Как полководец Дмитрий Александрович был, несомненно, талантлив.

Продолжение смуты. Дюденева рать

Дал Бог Дмитрию Александровичу несколько лет относительно спокойного правления. А в 1293 году Андрей Александрович, словно подтачиваемый изнутри бесом, вновь добыл себе ярлык на великое княжение. И вместе с ярлыком – большое воинство во главе с братом хана Тохты Дюденем (или Дюденей). Дмитрий Александрович не стал биться – что проку в сражении, если результатом станет один только перевод тысяч русских людей из живого состояния в мертвое…

Он ушел, вновь уступив власть.

Уделом великого князя стало новое унижение, ограбление и изгнание. Теперь он лишился всякой силы, стал заложником доброжелательного отношения родни и друзей. Те не дали ему сгинуть вконец, но и престол Владимирский вернуть не помогли.

Торжествовал на Руси ордынец! Дюденева рать – дикое, лютое разорение вровень с временами Батыя. Половина Владимирской Руси повыгорела, сам стольный град ее вновь оказался предан огню. Летопись говорит о злых иноплеменниках: «Татары положиша всю землю пусту».

Трагически сложилась судьба Переяславля в то время. Не расцвет испытал город, будучи столицей Руси, а тяжкие муки. Жгли его татары, сжег его и ставленник Андрея, русский князь Федор, озлобленный междоусобной враждой.

Тающее единство

На закате этой страшной борьбы судьба государя сверкнула сталью величия, переплавляющегося в золото смирения. Усталый, ограбленный, преданный Дмитрий Александрович решил отказаться от великого княжения: пусть торжествует его неправедный враг! Лишь бы дали ему вернуться в любимый Переяславль, восстановить его после пожаров, залечить глубокие раны, нанесенные городу войной… Князю позволили вернуться туда, но по дороге, изнемогая от скорбей и хворей, он скончался «на пути у Волока», приняв иноческий постриг. Это произошло в 1294 году. Останки его с почетом погребли в Спасо-Преображенском соборе Переяславля. Дмитрий Александрович вошел в собор Владимирских святых, день памяти – 6 июля.

Сын Дмитрия Александровича, Иван, правил в городе много лет и сумел отбиться от обезумевшего в своей ярости и корысти дяди – Андрея Городецкого, пытавшегося наложить лапу на разоренный, но все еще богатый Переяславль. А чувствуя приближение кончины, Иван Дмитриевич в завещании отдал свой удел, по бездетности, под высокую руку Москвы. С течением времени богатый, древний, горделивый и тяжестью своей высокой роли надломленный город обрел покой. Благодатная тишь воцарилась над водами Клещина озера и реки Трубеж. От главного героя своей политической истории, Дмитрия Александровича, город как будто получил завет иноческого смирения. Русское монашество расцвело здесь с необыкновенной силой. Кажется, ни один из городов древней Владимирщины не был столь богат крупными обителями, как Переяславль. В уезде его обреталось пять десятков монастырей! Сам город стал пристанищем для Никитской, Федоровской, Горицкой, Троицкой Даниловой, Сретенской и Никольской обителей.

Переяславль превратился в излюбленное место для богомольных поездок русских царей. Особенное значение получил Никитский монастырь – место погребения святого Никиты Столпника. Он славился как «целитель недужных», а также небесный ходатай о горестях женщин, терзаемых бесчадием. Из государевой казны и сундуков высокородной знати серебро текло в город нескончаемым потоком. В XVI–XVII веках тут строили, строили и строили каменные церкви, монастырские ограды, колокольни – одна другой краше! Нынешний Переяславль-Залесский фантастически богат монастырской стариной того времени. Москва знала Переяславль не только по его святыням, но и по его прославленному деликатесу – озерной рыбе ряпушке. Как изысканное блюдо, ее ставили и на царский стол, и на боярский, и на архиерейский. Всюду ряпушка была желанной гостьей! Недаром заплыла она и на городской герб… Эта маленькая рыбка напомнила советникам молодого царя Петра I, что есть неподалеку от Москвы обширное озеро, где государь мог бы предаться забавам с «потешным» флотом. Несколько лет здесь строили малые кораблики, устраивали «баталии» на воде… а потом государю захотелось настоящего моря и настоящего флота. Так история Переяславля последний раз блеснула отсветом больших державных дел. Ныне Переславль – тихий городок, храмы да огороды, озеро да речушка… а сколько в нем древней славы! На холмах, белеющих монастырскими стенами, почила доблесть княжеская, обернувшись мирной стезёй иноков.

И все-таки, возвращаясь к XIII веку и фигуре князя-полководца, отчего же нет в славном городе памятника Дмитрию Александровичу? Ведь столь прочно связаны они – князь и город. И любили друг друга неложной любовью, не нравным, беспокойным чувством, как выходило с Новгородом, а пребывая в какой-то семейной тихости и благости. Жаль, что нет памятника. И хорошо бы все-таки он появился. А пока – только планы, макеты, презентации, до дела же не дошло. Скорее бы!

Упокоился тут последний великий полководец Руси Владимирской и последний ее великий политик. После него Северо-Восточная Русь еще с четверть столетия мучилась бессилием, междоусобной грызней, обветшанием старого государственного порядка, раздроблением и рассыпанием обнищавшей земли. Завершая повествование о Дмитрии Александровиче, Н. М. Карамзин сказал: «Государь памятный одними несчастиями, претерпенными Россией в его княжение от Андреева безумного честолюбия!» Это не совсем так, всё же памятны и победы меча Дмитриева. Но Николай Михайлович прав прежде всего в том, что Русь тогда хлебнула горюшка сполна. В воды скверны после ухода Дмитрия Александровича погрузилась Владимирская земля. Казалось, нет надежды…

Но придет на замену старому величию новое. Михаил Тверской, муж великий, взойдет на крест самопожертвования за народ свой. Встанет над разоренной землей рачительный и мудрый хозяин Иван Калита. Забрезжит над градами и весями свет Сергия Радонежского.

А вслед за тем придет истинный восприемник древней владимирской славы – великий князь Владимирский и Московский Дмитрий Иванович, наследник Александра Невского по прямой. И с ним явится новая надежда.

Основные даты жизни великого князя Дмитрия Переяславского

Около 1250 – рождение второго сына князя Александра Невского.

1262 – поход во главе коалиционного русского войска в немецкую Ливонию, взятие Дерпта. Дмитрий Александрович, будучи подростком, как формальный предводитель воинства представляет в нем отца, великого князя Александра Ярославича. Какова степень его участия в принятии тактических решений – вопрос дискуссионный. По-видимому, участие все же было.

1263 – начало княжения в Переяславле-Залесском.

1268, 18 февраля – победа над немецко-датским рыцарским воинством под Раковором. Дмитрий Александрович стоял во главе большого коалиционного воинства, притом именно его дружина нанесла решающий удар, который принес успех в тяжелом кровопролитном сражении. После битвы русские дружины разорили датскую Ливонию и взяли богатую добычу.

1276 – начало правления на великокняжеском столе Владимирском.

1277 – успешный поход с новгородцами на мятежных карелов.

1278 или 1279 – возведение мощной крепости Копорье в пределах Новгородской державы, на стратегически важном направлении.

1281 – начало борьбы с мятежным младшим братом, князем Андреем Александровичем, который получил в Сарае ярлык на великое княжение, неоднократно наводил на Русь ордынцев и в конце концов вырвал великокняжеский стол для себя. Дмитрий Александрович в 1281 году впервые теряет великое княжение.

1282 – разрушение новгородцами великокняжеской крепости Копорье.

Обращение за помощью к беклярибеку Ногаю, некоронованному властителю половины Орды.

1283 – возвращение великокняжеского престола при поддержке Ногая.

1285 – обращение в бегство ордынского контингента, высланного из Сарая в поддержку князя Андрея Александровича.

1293 – новая утрата великокняжеского престола; в борьбе с князем Андреем Александровичем, который навел на Русь полчище ордынцев – Дюденеву рать.

1294 – кончина.

Великий князь Дмитрий Донской

Великий князь Владимирский и Московский Дмитрий Иванович, прозванный Донским за победу над ордынцами, одержанную у реки Дон, на поле Куликовом, был личностью, одной ногой стоящей в эпохе Владимирской Руси, а другой – уже во времени Руси Московской.

Что такое Владимирская Русь? Пестрое ожерелье городов, монастырей, древних величественных храмов, сел и деревень на Северо-Востоке Руси, принадлежащих потомкам великого князя Всеволода Большое Гнездо. Владимир получил значение города-символа, он фокусировал в себе право на старшинство в обширной семье Рюриковичей-Всеволодовичей. Великий князь Владимирский оказывался в положении Французского короля, почти безвластного на протяжении нескольких веков. Формально ему подчинялась огромная страна, а на деле – только свой родовой удел да земли и города, сконцентрированные вокруг Владимира («великое княжение»). Прочие князья Всеволодова рода покорялись ему настолько, насколько он умел заставить их склонить головы, насколько имел силы привести их в подчинение. Малейший признак слабости, и контроль уходил из его рук. Порой… вместе с великим княжением. Претенденты на старшинство то и дело затевали споры, обращались к Орде за окончательным решением русского, по сути своей, дела. Ну а где споры, там и войны. Русь Владимирская во второй половине XIII–XIV веке жестоко страдала от княжеских усобиц.

А Русь Московская, которой еще только предстояло расцвести, юным гибким ростком пробивалась к солнцу в полуразрушенном, стоящем без крыши доме Владимирской Руси. Суть у нее была иная: дело не только в том, что Владимир в годы правления Дмитрия Донского оказался намертво прикреплен к новому лидеру – Москве, дело прежде всего в том, что великий князь Владимирский Дмитрий Иванович, москвитянин по рождению, желал совсем другой власти для себя и потомков. Он не стремился быть «первым среди равных» за семейным столом Рюриковичей Волго-Окского междуречья. Он стремился к власти государя-единодержца, полновластного в жизни и смерти подданных, в судьбе городов и земель, объединителя и хозяина всея Руси. Кроме того, он вовсе не считал, что главенство Орды вечно. Слабеет Орда, так пора бы подумать о том, надо ли выпрашивать у нее ярлыки на великое княжение. Может, справиться с разделом власти самостоятельно, как до Батыя было?

Правнук его, Иван III Великий, добьется и единодержавного устройства власти, и уничтожения ордынского ига. Но для этого требовалось, чтобы могучий предок показал ему путь, по которому следует двигаться к столь великим целям.