Текст книги "Полководцы Святой Руси"

Загадка второго брака

Перед историками стоит загадка, связанная со вторым браком Александра Ярославича. Ее истоки – в знаменитом труде Н. М. Карамзина «История государства Российского». Николай Михайлович написал всего один абзац о семье Александра Невского. Но споры о словах его не утихают вот уже скоро два столетия. Вот слова историка: «По кончине первой супруги, именем Александры, дочери полоцкого князя Брячислава, Невский сочетался вторым браком с неизвестною для нас княжною Вассою, коей тело лежит в Успенском монастыре владимирском, в церкви Рождества Христова, где погребена и дочь его, Евдокия»[146]146
  Карамзин Н. М. История государства Российского. В 3 кн. Кн. 1. М., 2004. С. 552.


[Закрыть].

Действительно ли была вторая жена у Александра Ярославича? Летописи не упоминают факт второй женитьбы. И документов, содержащих подобное свидетельство, тоже не дошло до наших дней. Более того, неизвестно, когда скончалась первая супруга князя. Но всё это в порядке вещей. Вторая половина XIII и первая половина XIV века – самое темное время на протяжении всего русского Средневековья. Летописи особенно скудны, грамот сохранилось до крайности мало, немного и сведений, исходящих от иноземцев. Родословия неполны, иные княгини прошли по генеалогии великих династий невидимыми призраками: известно, что дети есть, род продолжился, но кто произвел их на свет, ведает один Бог. Серьезные вопросы вызывают даже личности и места погребения жен знаменитейших князей из рода московских Даниловичей!

Васса может быть иноческим именем княгини Александры – в ту пору многие венценосные особы на смертном одре принимали постриг и уходили на встречу с Высшим Судией в монашеском одеянии. Тогда никакой второй жены Александра Невского не существовало. Этой точки зрения придерживаются многие серьезные специалисты.

Однако могло быть иначе. И некоторые вопросы нельзя снять с помощью простого отрицания. Вот один из них. От XVII века дошел «Летописец Владимирского собора» – перечисление святынь в храмах Владимира. Там четко говорится: «В Успенском девичьем монастыре [Княгинином. – Д. В.] в церкви Успения Пресвятой Богородицы, в приделе Рождества Христова, на южной стороне в стене гробница, а в ней лежит великая княжна Евдокия [дочь Александра Невского. – Д. В.], нетленна и одежды целы. А возле нее в другом гробу, каменном же, лежат мощи великой княгини Александры. В том же приделе на левой стороне, на каменном же гробу лежит великого князя Александра Невского княгиня Васса, в схиме…» Этот «Летописец Владимирского собора» – памятник поздний и не во всем достоверный. Трудно определить, насколько можно ему доверять, нет ли в нем путаницы, но и совсем сбросить его со счетов также нет достаточных оснований. А по нему выходит, что жен у Александра Ярославича было две.

А вот еще один вопрос без четкого ответа.

В 1251 году[147]147
  По другой версии, менее убедительной, это было в 1256 или 1257 году.


[Закрыть] посланец Александра Ярославича новгородский боярин Миша вел переговоры с конунгом Норвежским Хаконом Старым. Новгородское посольство имело две задачи. Во-первых, сделать предложение о мире и разграничении владений на землях карелов и финнов. Во-вторых, заняться сватовством к Кристин, дочери Хакона Старого: не отдадут ли ее за Василия, сына Александра Ярославича?

Летом 1252 года в Новгород прибыло ответное норвежское посольство. Александр Ярославич заключил с норвежцами договор о разграничении русских и норвежских владений на землях карелов и финнов. Это доброе соглашение просуществовало недолго, но все же явилось очевидным успехом его дипломатии.

О переговорах Александра Невского и Норвегии современные исследователи пишут: «Брак Василия был далеко не главной целью переговоров, и в целом дипломатические усилия Александра оказались успешными. Соглашение, достигнутое двумя договаривающимися сторонами, было зафиксировано в письменном виде… – это т. н. “Разграничительная грамота”, определявшая порядок сбора дани на спорных территориях… Таким образом, главным итогом посольств, переговоров и, наконец, самого договора стало установление мира. Он не был окончательным, но на некоторое время регион все же получил стабильность. Александр проявил себя в этих событиях как правитель, умеющий мыслить масштабно, на несколько ходов вперед»[148]148
  Кривошеев Ю. В., Соколов Р. А. Указ. соч. С. 207.


[Закрыть].

А вот от брачных планов относительно Кристин, дочери Хакона, пришлось отказаться. Скандинавский источник объясняет этот поворот следующим образом: «В то время было большое немирье в Хольмгарде [Новгород Великий. – Д. В.]. Пришли татары на государство конунга Хольмгарда. И по этой причине не занимались больше тем сватовством, которое велел начать конунг Хольмгарда». Татарское нашествие, по всей вероятности, – Неврюева рать, наделавшая много зла в 1252 году. Норвежцы именуют «конунгом Хольмгарда» князя Новгородского. Верховным государем Новгорода являлся в ту пору Александр Ярославич, тут двух мнений быть не может. Но точно ли Кристину сватали за его сына, а не за него самого? Да, с 1252 года формально в Новгороде наместничал старший сын Александра Ярославича – Василий. Но Василию Александровичу в 1251 году было самое большее 11 лет. Даже по меркам Древней Руси, воспринимавшей ранние браки как должное, для женитьбы – не тот возраст. Тем более для женитьбы на Кристин, которой исполнилось 17. Конечно, речь идет о династическом браке, и физиологическая сторона вопроса в таких случаях отходит на второй план. Но для женщины из рода Норвежского конунга подобный брак – слишком уж незавидная судьба. Каково это: лучшие годы молодости провести… с мальчиком? И отдал бы ее отец, зная, какая жизнь достанется дочери? Можно осторожно предположить, что Кристин предназначалась не для сына, а для отца, сватовство же к малолетнему Василию было предлогом для осторожного прощупывания почвы. И, следовательно, к тому времени первая жена уже лежала в гробу или не могла исполнять супружеский долг по каким-то иным веским причинам.

Сторонники второго брака Александра Невского находят иную причину и для отказа от сватовства к норвежке Кристин: дескать, в 1252 году великому князю нашлась более достойная невеста на Руси – та самая Васса[149]149
  Некоторые историки видели в ней Дарью Изяславну, дочь Рязанского князя. Однако доказательств этому никаких нет.


[Закрыть].

Точного ответа нет.

Более того, открывается целый веер возможностей. Если все-таки сватовство касалось самого Александра Ярославича, то его первая жена к тому времени, как уже говорилось, либо скончалась, либо приняла постриг (такое возможно, это своего рода форма развода), либо тяжко болела и находилась на грани смерти. В 1251 году сам Александр Ярославич стал жертвой смертельно опасной болезни; отсюда выводилось предположение, что он и Александра Брячиславна переболели одной хворью, только князь выжил, а его супруга скончалась. Но это всего лишь гипотеза, фактических оснований под ней нет.

Иное предположение опирается на факты, но в их толковании слишком много произвольного. У сыновей Александра Ярославича, помимо младшего Даниила, – кривая судьба. Когда и где они родились, установить невозможно, в летописи об этом не говорится (кроме того же Даниила, который точно родился в 1261 году). Даты рождения устанавливаются с помощью логики, да и то лишь приблизительно. Но вот что известно точно: Василий Александрович дожил до 1271 года, и в течение весьма долгого времени он не получал от отца никакого важного поручения, не использовался как наместник. Нет данных о том, был ли ему выделен хотя бы второстепенный княжеский «стол». Возможно, после слабости, проявленной Василием Александровичем в 1257 году, во время волнений в Новгороде, отец более не доверял ему. Или же просто воспринял поведение сына как мятеж и предательство, которые нет сил простить. Возможно и другое: Василий Александрович получил все-таки небольшое княжение во Владимиро-Суздальской Руси, но оно было не из главных, а потому летопись перестала его замечать. Однако сторонники второго брака предлагают иную гипотезу: Василий точно (это неоспоримый факт) родился у первой жены Александра Невского, а тот, охладев к отпрыскам от нее, в какой-то момент предпочел детей от некой полупризрачной Вассы. Отсюда – суровость к первенцу, Василию.

Хорошо известно также о беспощадной вражде между вторым и третьим сыновьями Александра Невского – Дмитрием и Андреем. Первый из них являлся незаурядным политическим деятелем и полководцем, второй больше прославился жалкой ролью просителя у татар, стремясь с их помощью беззаконно занять великокняжеский престол. Русь Владимирская тяжко пострадала от безрассудных, авантюристичных действий Андрея Александровича, легко наводившего ордынцев на родную землю. Тот же Карамзин имел все основания скверно отозваться об этом эгоистичном властолюбце: «Мог ли Андрей, разоритель отечества, требовать любви от народа и почтения от князей? Он не имел и тех свойств, коими злодеи человечества закрашивают иногда черноту свою: ни ревностного славолюбия, ни великодушного мужества; брал города, истреблял христиан руками монголов, не обнажав меча, не видав опасности и пролив множество невинной крови, не купил даже права назваться победителем!»[150]150
  Карамзин Н. М. История государства Российского. В 3 кн. Кн. 1. М., 2004. С. 587.


[Закрыть] Соперничество двух братьев принимало иной раз черты какой-то зверской лютости. Отсюда выводится гипотеза: это не родные, а сводные братья, они от разных матерей.

Стоит ли говорить, что в подобных построениях островки правды едва видны над поверхностью океана фантазии?

Вот итог: мы не знаем, сколько жен было у Александра Невского; мы не знаем, от одной матери происходят его сыновья или от двух. Можно с твердостью сказать лишь одно: большинство специалистов склоняются к мысли, что Васса – иноческое имя первой и единственной супруги Александра Ярославича, но вопрос не закрыт. Более того, неясно, будет ли он в принципе когда-либо закрыт в полной мере.

Среди сыновей грозного воителя более всего достоинства выказал второй, Дмитрий. Ему, в частности, принадлежат лавры одного из победителей датско-немецкой коалиции в Раковорской битве 1268 года[151]151
  Подробнее см. в главе, посвященной князю Дмитрию Переяславскому.


[Закрыть].

Как ни парадоксально, самым знаменитым из детей Александра Невского стал не Дмитрий, а Даниил. Младший из отпрысков великого князя, он был еще отроком, когда старшие братья взошли на пик своей политической деятельности. Но именно он является основателем Московского княжеского дома Рюриковичей. Знаменитый Иван Калита – сын Даниила, а Дмитрий Донской – правнук. Именно Даниилу в столице России поставлен памятник. Кроме того, именно с Даниила Александровича началось возвышение Москвы.

В детстве он получил даже не второ-, а третьестепенный удел – бедный лесной городок Москву. Незавидное приобретение! До него никто подолгу не задерживался в этой ничтожной деревянной крепостице, известной разве что как «столица» превосходных охотничьих угодий. Ему удалось превратить маленький боевой форпост Владимиро-Суздальской земли в центр мощного княжества, одну из ведущих сил всей Руси. Князь Даниил, как и отец его, не был сторонником междоусобных браней. Он, бывало, выходил с полками и одерживал победы, но предпочитал заключить мир. Русской земле, разоренной, обезлюдевшей, каждое новое пролитие крови стоило исключительно дорого. Московский князь видел и очень хорошо понимал это, а потому воздерживался от братоубийственных столкновений. Искусной дипломатией ему удавалось добиться больше, чем другим князьям – с помощью военных авантюр. Любопытно: не передались ли ему те черты личности отца, которые в самом Александре Ярославиче проявились лишь во второй половине его жизни? Даниил не получил громкой славы талантливого полководца, он прежде всего был рачительным хозяином московского края. Впоследствии его многие так и называли: «Хозяин Москвы». В 42 года Даниил Александрович скончался, может быть, самым могущественным из русских государей того времени.

Наследники Александра Ярославича были яркими личностями. Более всего напоминал отца по характеру Дмитрий. Более всего прославил имя родителя Даниил. Более всего отступил от идеалов отцовских Андрей…

Сарайская епархия

На исходе правления Александра Ярославича, в 1261 году в столице Орды, Сарае, возникла православная Сарайская епархия. Первым архиереем на Сарайской епархии стал владыка Митрофан.

Самый простой, естественный, можно сказать, буквальный смысл создания епископской кафедры в Сарае таков: столицу Орды посещают князья, их представители и свитские люди, купцы; сюда переселяются русские ремесленники; здесь, в рабском состоянии, живет немало русских пленников, и все эти люди нуждаются в духовном окормлении. Кроме того, Юг Руси, прежде всего древняя Переяславская земля густо заселены русскими еще со времен древнекиевской «Империи Рюриковичей». Им также нельзя жить без духовенства, храмов, богослужений. Таким образом, учреждение епископии в Сарае – великое благо для тысяч и тысяч людей. Более того, через посредство владыки Сарайского Русь могла быстрее улаживать дела о выкупе пленников, а великий князь Александр Ярославич нескудно платил Орде за возврат русских людей на родную землю.

Но, по всей видимости, есть и иной, политический контекст у этого шага. Прежде всего, Сарай оказался в фокусе внимания не только русских князей. Сюда обращены взоры императоров ромейских. Империя как раз в 1261 году возвращает себе Константинополь, пять с половиной десятилетий живший под властью корыстолюбивого европейского рыцарства. Великий момент в истории «Второго Рима»! Конечно же, Орда в высшей степени интересует правителей царства, вернувшего себе древнюю столицу. Прежде всего как союзник против турок и, можно допустить, как потенциальный ресурс для сдерживания натиска с Запада. Сарайская епархия, очевидно, по мысли Константинопольского государя получала роль неформального дипломатического представительства, облегчавшего контакты с могущественными ханами.

Важно понимать и другое: правивший тогда хан Берке принял мусульманство, а на Руси предпринимались шаги по исламизации населения. Значит, создание христианской епархии в сердце Орды выглядело еще и как своего рода контрход, потребовавший, очевидно, изрядного приложения воли и энергии как от великого князя Александра Ярославича, так и от митрополита Кирилла.

Дело не только в том, что, ставя столп православия в Орде, русская политическая элита заботилась, говоря современным языком, о сохранении «культурной идентичности» у большой части своего народа, оказавшейся в полной власти иноверцев. Очевидно, Александр Ярославич и митрополит Кирилл думали о проповеди веры Христовой среди язычников. Пусть Берке – мусульманин, но Орда пока еще ислам не приняла. С мусульманскими и любыми другими миссионерами на просторах ордынской державы пока еще можно конкурировать. А раз можно, значит, и должно! По крайней мере для политика, чья вера жива.

Так отчего же не дать свет Евангелия самой Орде? Обязательно следует дать его. В наши дни такой ход мысли можно назвать геополитическим, а в середине XIII столетия любая политика, и гео-, и не гео-, в такой степени была переплетена с верой, что современникам для обоснований действий государя хватило бы словосочетания «христианский долг правителя».

И великий князь с митрополитом делают то, что, во-первых, велит им сделать Господь, и, во-вторых, подсказывает здравый смысл политиков большого масштаба. Но прежде всего – Господь.

По словам митрополита Калужского и Боровского Климента, «…нам еще многое предстоит сделать, изучая, рассказывая и показывая, каким был Александр Ярославич как христианин и как христианское мировидение влияло на его решения государственной важности. Без этого история его жизни неполна. Более того, она лишена сердцевинной сути своей».

Антиордынское восстание

Силы для отпора монгольской власти копились исподволь, под прикрытием безоговорочного подчинения ханам.

Конечно, после разгрома под Переяславлем-Залесским в 1252 году и речи быть не могло об открытом и всеобщем вооруженном сопротивлении Орде со стороны Владимиро-Суздальской Руси. Но Орда велика, власти ее верховные – далеко, в крайсветном Каракоруме, и там бушуют распри, а с местными властями, сарайскими, можно вести торг, можно договариваться… понимая, разумеется, что договариваешься с ураганом. Любая дипломатия Руси в Орде, любые комбинации хитрых ходов происходят при твердом понимании: у горла – остро отточенное лезвие. Чуть только это лезвие легонько шевельнется, и настанет конец всей дипломатии заодно с жизнью.

В начале 60-х годов XIII века подошло время для пробного удара. В городах Северо-Восточной Руси бесчинствовали откупщики даней – магометане (бухарцы или выходцы из Волжской Булгарии), названные в источниках «бесерменами». Торговые дома мусульман вообще получили весьма широкие полномочия по откупам налогов на колоссальных пространствах Монгольской империи. Иначе говоря, Русь – вовсе не исключение. Те же самые «бесермены» терзали и другие обширные области. От их поборов русские испытывали, как сказано в летописи, «лютое томление». В Ярославль, как уже говорилось выше, явился представитель ордынцев, мусульманин, служилец «царя Кутлубия», от коего исходило еще и «поругание церквям». При после Кутлубия служил некий приспешник – бывший монах Зосима (Изосима), перешедший в ислам «пьяница» и «кощунник». Зосима особенно свирепствовал вместе со своим хозяином. Летопись называет его «сосудом сатаны».

Исходившее от ордынцев и их прислужников разорение уже едва терпели. А ордынская власть над Русью в те годы заколебалась: между монгольскими императорами начались кровавые распри, затянувшиеся на несколько лет. Представители того самого «царя Кутлубия», в котором некоторые специалисты видят Хубилая[152]152
  По другим версиям, Кутлубий – имя самого императорского представителя, главы откупщиков. Летописный текст в этом месте не вполне прозрачен.


[Закрыть], в сущности, пришли от государя, который не имел собственных военно-административных инструментов для управления Русью и, при необходимости, для принуждения ее к покорности. Такие инструменты оказались сосредоточены в руках у сарайских ханов. А из Сарая на главенство каракорумских правителей смотрели как на нечто совершенно ненужное. К чему эти начальники, выкрикивающие свои приказы издалека? Да стоит ли их слушать? Межу тем и самому сарайскому хану Берке пришлось в 1260-х годах вести бесконечные войны на юге и востоке. Ему, мягко говоря, не до Руси.

Именно тогда, в 1262 году, и вспыхнуло восстание, разом охватившее огромную территорию. В Ростове, Суздале, Владимире, Ярославле, Переяславле-Залесском и Устюге Великом «бысть вече», и Бог «вложи ярость хрестьяном во сердце». Откупщиков перебили или изгнали из городов. Зосима также погиб, а тело его ярославцы «повергоша псом и воронам на снедение»[153]153
  Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. I. СПб., 1846. С. 204.


[Закрыть].

О поддержке, оказанной восставшим Александром Невским (если только не о координирующей роли князя), свидетельствует строка в Устюжской летописи, где сообщается о посылке от его имени грамот, «что татар побивати»[154]154
  Устюжская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 37. Л., 1982. С. 30.


[Закрыть]. В других летописях это сообщение отсутствует, поэтому историки относятся к нему с большой осторожностью[155]155
  Но, например, столь значительный специалист по истории Русского Средневековья, как В. А. Кучкин, считал, что названное известие Устюжской летописи заслуживает доверия.


[Закрыть].

Являлся ли победитель шведов, немцев и литвинов тайным лидером антиордынского восстания? Для исторического портрета великого князя этот вопрос, ныне дискуссионный, один из ключевых.

Три обстоятельства заставляют поверить в то, что именно Александр Ярославич являлся тайным зачинщиком восстания.

Во-первых, восстание разом вспыхнуло на громадной территории, что заставляет предположить организованность выступления, а не стихийность. В возможности неких секретных переговоров между посадскими людьми на расстоянии сотен и сотен километров от одной городской общины до другой поверить значительно сложнее, нежели в организующую волю государя.

Во-вторых, все перечисленные города находились в управлении Александра Невского как великого князя. Это его «отчина», Владимиро-Суздальская земля. Здесь он главный хозяин всему. Ни Смоленщины, ни Рязанщины, ни Черниговщины, ни иных земель, где власть Александра Ярославича была скорее номинальной, антиордынские волнения не коснулись. И, кстати, восстание в равной мере затронуло и те города, что составляли владения, пребывавшие под прямой, непосредственной властью самого великого князя, и те, где княжили его родственники (на положении вассалов великого князя). Включая, кстати, несчастного Андрея Ярославича, вернувшегося на Русь под честное слово своего брата и даже получившего крупный удел. Никто из удельных князей не воспрепятствовал распространению восстания. Откуда такое единство? Очевидно, сверху.

В-третьих, великий князь, скорый на расправу с новгородцами, преступившими его волю и бунтовавшими против ордынских «численников», допустил в 1262 году необъяснимую мягкость. Летопись не сообщает о каких-либо казнях или даже самых легких наказаниях, постигших вождей восстания. Александр Ярославич на сей раз никому не резал носы и не выкалывал глаза.

Вероятно, «спонтанное» восстание все же совершалось именно по его воле. Тогда становится понятным, почему лидеры антиордынской вспышки не претерпели никакого урона: они были слугами и друзьями великого князя, живыми инструментами его замысла.

Чего добились восставшие? Русь не перестала быть вассалом Орды. Русь не перестала платить дань. Князья русские по-прежнему должны были ездить ко всякому новому хану, чтобы тот ярлыком утвердил их власть на княжении. Но земли Александра Ярославича оказались избавлены от самой тяжелой формы зависимости – когда ордынская дань взимается свирепыми откупщиками, а не самими князьями. Кроме того, удалось отразить попытку умаления православной церкви со стороны ордынских магометан. Как выразился митрополит Калужский и Боровский Климент, «путь Александра Невского – это путь сохранения веры».

Иначе говоря, хотя восстание и не освободило Русь, но все-таки закончилось успешно и принесло народу некоторое облегчение.

В том же году по соглашению между русскими князьями было собрано общее войско, включавшее княжеский «великий полк», новгородский сводный полк, витебский, тверской, полоцкий полки и союзную литовскую дружину в 500 человек. Эта армия могла достойно встретить ордынское нашествие.

Но в Орду отправился один великий князь «за христианы с погаными… перемогаться», вымаливать мир своей земле. К тому же ордынцы требовали для войны в дальних краях, против иранского правителя Хулагу, воинский контингент; Александр Ярославич собирался «отмолить людей от беды той». Поездка великого князя в Орду, помимо желания предотвратить новое вторжение, была связана с его нежеланием посылать свои полки на войну с дальним неприятелем, когда с северо-запада над Русью нависал враг близкий, энергичный, беспощадный. И сын великого князя Дмитрий пошел с полками брать Дерпт, демонстрируя, что Русь не может дать войско: оно занято на другом «фронте».

То ли благодаря усилиям Александра Ярославича, то ли из-за напряженной внешнеполитической ситуации золотоордынский хан Берке не стал посылать карательную экспедицию. Масштабная война с ильханом Хулагу в Закавказье требовала напряжения всех сил. На руку Александру Ярославичу играло простое, но поистине судьбоносное обстоятельство: Русь, под вежливыми предлогами не дающая войск и выгоняющая откупщиков, еще гораздо лучше Руси, открыто бунтующей, а значит, тянущей воинские контингенты с главного фронта в северные лесные дебри. Да стоит ли возиться? Не мудрее ли «проявить милость»?