Текст книги "Полководцы Святой Руси"

Но более вероятной всё же представляется иная гипотеза. Слишком долго Александр Ярославич мирился, притом совершенно спокойно мирился с пребыванием младшего брата на великокняжеском престоле. На протяжении нескольких лет он не ехал в Орду, не заявлял прав своего старшинства. Напрашивается вывод: очевидно, Александр Ярославич и не имел желания вырывать престол Владимирский из-под младшего брата. А к 1252 году ничего кардинально не изменилось, помимо женитьбы Андрея Ярославича и требования «дать число», не выполненного великим князем Владимирским. И его старший брат вскоре оказывается рядом с ханом…

Надо полагать, Александр Невский гораздо отчетливее Андрея Ярославича видел, сколь тяжелыми могут быть для всей Северо-Восточной Руси последствия брака с галицкой княжной. И он поехал делать то, что должен был делать «виновник тожества», – отмаливать Русь от карательной экспедиции. Объяснять отсутствие злого умысла. Рисковать собой, отводя общую большую беду.

Не получилось. Что ж, Александру Ярославичу осталось на свежем пепле и теплых угольях исправлять последствия ошибок, совершенных не им.

Каково ему было? Может быть, выдержал он новое испытание лишь потому, что образ Божий, запечатленный на скрижалях его души, мирил его с ужасом жизни. Такова наука для истинного правителя. Радость и удовлетворение не его удел. Ему надлежит следить за холодной стихией хаоса: как бы под ее воздействием не начал разваливаться дом человеческого общежития.

У Александра Ярославича братья в бегах, земля в развалинах, ратная сила на вечный сон легла, землей укрывшись, а в городах поредевшие жители пытаются добыть свое добро из-под пепла и угольев. Обычному человеку разрешен в такую пору плач великий, а потом – всяческая ловкость и сноровка при строительстве нового дома взамен сгоревшего. Князю плакать некогда. Скоро снова идти пахарю по сырой земле, оставляя за собой борозду. Скоро новая юная любовь поведет парней и девушек под венец. Скоро торгу до́лжно быть по городам, пусть они и едва живы. Скоро полки следует собрать, ставя в строй тех, кому минула четырнадцатая весна. Скоро ударят плотники топорами своими по бревнам и храмы начнут подниматься из-под их рук, попирая головешки прежних храмов.

Жизнь слез княжеских не терпит. Бог государям на слезы прав не дает. Потому что удел князя – поступать так, чтобы пахари, плотники, ратники, купцы, молодожены могли бы заняться своим делом, видя вокруг себя порядок и доброе устроение. У князя может быть тысяча поводов для горя, душа его может рваться на части, но ему пристала бодрость, стойкость и вечная обращенность к делу. Его жизнь тяжелее тяжелого, но он должен тянуть лямку до конца.

Во всяком случае, если это истинный правитель. А великий князь Александр Ярославич был именно таковым.

Восшествие на престол

После бегства Андрея сам Александр Ярославич стал великим князем (1252). Горожане и духовенство Владимира, торжествуя, встретили государя «со кресты» у Золотых ворот. Он правил Северо-Восточной Русью 11 лет, до самой своей смерти.

Прежде всего Александр Ярославич восстановил храмы, разрушенные во время Неврюевой рати, собрал разбежавшихся горожан и землепашцев, помог земле подняться от разорения. Затем начал трудную политическую игру. Одной рукой ему приходилось отбиваться от западных соседей, другой – улещивать ордынцев, отводя опасность новых набегов и удерживая в повиновении младших князей. Много времени тратилось на поездки в Орду, но без «ордынской дипломатии» отныне никакое большое дело нельзя было решить на Руси…

Тем не менее Александр Ярославич выкроил время ради длительной богомольной поездки к святыням Ростова. Паломничество состоялось в Страстную неделю 1259 года. Правитель «бил челом» у гроба святого Леонтия Ростовского и «крест честный целовал в святей Богородицы». Великий князь Владимирский являл подданным пример настоящего православного государя. Для него дела веры не уступали по своей значимости делам меча. «И умножились дни жизни его в великой славе, ибо любил священников, и монахов, и нищих, митрополитов же и епископов почитал и внимал им, как самому Христу», – сообщает о нем житийная повесть.

Любопытно, что митрополит Кирилл, избранный южнорусским духовенством и резиденцию свою имевший в Киеве, охотнее имел дело с Александром Невским, нежели с князьями Галицкими и Волынскими. Значительную часть своего пребывания на архиерейской кафедре он провел в Северо-Восточной Руси, а не в Киевской.

И причина тут, видимо, не в одном лишь разорении Киева. Церковный историк митрополит Макарий (Булгаков) пишет об этом современнике и союзнике князя Александра Ярославича следующее: «Много скорбей и трудов ожидало нашего первосвятителя на его высоком поприще. В Киеве он не мог найти для себя приюта и пристанища. Кафедральный Софийский собор и митрополичий дом были разорены и опустошены; Десятинный храм лежал в развалинах; знаменитая Печерская обитель, также разоренная, была покинута иноками; во всем городе едва насчитывалось домов с двести и жителей оставалось весьма мало, да притом Киев постоянно подвергался набегам татарским. Нужно было митрополиту избрать для себя новое местопребывание. Поселившись в Галиче или в каком-либо другом из галицких городов, он был бы слишком отдален от севера России, где находилось и более епархий, чем на юге, и гораздо многолюднейших. Кирилл решился остановиться во Владимире Суздальском, не перенося, однако ж, сюда митрополитской кафедры: этот город давно уже возвысился над Киевом в гражданском отношении, считался столицею великих князей русских и мог быть по значению своему вполне приличным, а по географическому положению очень удобным местом для пребывания первосвятителя Русской Церкви… Из Владимира митрополит предпринимал по временам путешествия в Новгород (в 1251 г.), Киев и другие города; но чаще является действующим в самом Владимире: так, в 1250 г. он венчал здесь сына великого князя Ярослава Андрея, брата святого Александра Невского; в 1252 г. торжественно встречал у Золотых ворот святого Александра Невского, возвратившегося из Орды, и посадил его на великокняжеский престол; в 1255 г. погребал брата святого Александра Невского Константина; в 1261–1262 гг. благословил избрать и рукоположил нового епископа Ростову Игнатия; в 1263 г. встретил и похоронил тело самого героя Невского в Рождество-Богородицком владимирском монастыре. Вообще, не прежде как в 1274 г. митрополит Кирилл поставил для Владимира особого епископа – Серапиона, из архимандритов Киево-Печерской лавры, а сам переселился в Киев»[136]136
  Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской церкви. Т. 4. М., 1994. С. 4.


[Закрыть].

По всей видимости, в Александре Ярославиче митрополит Кирилл нашел государя, попечительного о делах Церкви.

Между Новгородом и Ордой

Прежде всего Александру Ярославичу потребовалось исправить гибельную ошибку, допущенную его братом. Как минимум справиться с ее последствиями.

Житийная повесть рассказывает о тяжелой работе, которая свалилась на плечи великого князя после чудовищной Неврюевой рати: «Разгневался царь Батый на меньшего брата его Андрея и послал воеводу своего Неврюя разорить землю Суздальскую. После разорения Неврюем земли Суздальской князь великий Александр воздвиг церкви, города отстроил, людей разогнанных собрал в дома их. О таких сказал Исайя-пророк: “Князь хороший в странах – тих, приветлив, кроток, смирен – и тем подобен Богу”. Не прельщаясь богатством, не забывая о крови праведников, сирот и вдов по правде судит, милостив, добр для домочадцев своих и радушен к приходящим из чужих стран. Таким и Бог помогает, ибо Бог не ангелов любит, но людей в щедрости Своей щедро одаривает и являет в мире милосердие Свое. Наполнил же Бог землю Александра богатством и славою и продлил Бог лета его».

В публицистике евразийства признано за благо идеализировать отношения Руси и Орды. Крупный русский мыслитель, историософ Л. Н. Гумилев даже настаивал на том, что между Русью и Ордой при Александре Невском существовал политический и военный союз. Многие современные публицисты идут за ним: мол, да, никакого ига, а просто некие «особого рода отношения», даже «симбиоз»… Специалисты, однако, сочли точку зрения Л. Н. Гумилева непродуманной и безосновательной. И действительно, желая в XX веке противопоставить Русь какому-то несуществующему в далеком прошлом «коллективному Западу», евразийцы, а потом их последователи с задором, достойным более разумного применения, «женят» Русь на Орде, выдумывая некий «счастливый брак». Но это всё попытки поправить из будущего прошлое. А сделать прежде бывшее небывшим способен один Господь Бог, и не слабому человеческому разуму браться за столь неподъемное дело.

Суровая же политическая реальность для нового великого князя Владимирского была такова: дела ордынские высасывали из него все соки, очень значительную часть своего правления он провел в Орде или в разъездах по ордынским делам. Годы тяжелейшей зависимости от Орды (середина 1240-х – первая половина 1260-х) падают в значительной степени именно на великое княжение Александра Ярославича. По подсчетам современного историка Ю. В. Селезнёва, среди русских князей, посещавших Орду, «…наибольший показатель для XIII столетия – 10,5 % от лет жизни – представлен у Александра Ярославича (Невского). Проведя в ставке хана четыре с половиной года, он шесть раз ездил в Орду и провел там 41,7 % от лет правления на уделе[137]137
  Очевидно, исследователь имеет в виду княжение Александра Ярославича в Новгороде, в Переяславле-Залесском и т. д., но только до восшествия на великокняжеский стол.


[Закрыть] и 18,2 % от времени княжения на великом княжестве Владимирском. Таким образом, для XIII столетия по показателю доли от лет княжения на уделе именно Александр Невский является “рекордсменом”»[138]138
  Селезнев Ю. В. Русские князья в политической системе Джучиева улуса (Орды). Автореф. докт. дисс. Воронеж, 2014. С. 32–33.


[Закрыть]. Фактически великий полководец принимал себе на горб страшную угрозу, горе, унижение. И за то, что изо всех сил старался удержать Русь на грани новой изначально безвыигрышной войны с Ордой, нового разорения и акта коллективного самоубийства на поле брани, еще и получил от потомков горделиво и бездумно декларируемую кличку «коллаборационист».

Легко же издалека, из мирной благополучной обстановки, с мягкого диванчика бесчестить человека, который дал когда-то русским выжить, приняв на свое имя весь груз чудовищных обвинений. Не поднимется из могилы, не возьмется за меч, защищая себя. Нетрудно топтать чужие кости: ждать «сдачи» не приходится, вот низость характера и восстает с фальшивой претензией «восстановить историческую правду»…

Правда же состоит в том, что за ордынское направление внешней политики Владимирской Руси нам, отдаленным потомкам русских того времени, надо Александру Ярославичу кланяться, кланяться и кланяться. Не был бы он таков в свои годы, так не было бы теперь и нас… никаких.

Здраво высказался на сей счет историк В. Т. Пашуто: «Своей осторожной, осмотрительной политикой он уберег Русь от окончательного разорения ратями кочевников. Вооруженной борьбой, торговой политикой, избирательной дипломатией он избежал новых войн на Севере и Западе, возможного, но гибельного для Руси союза с папством и сближения курии и крестоносцев с Ордой. Он выиграл время, дав Руси окрепнуть и оправиться от страшного разорения»[139]139
  Пашуто В. Т. Александр Невский. М., 1975. С. 153.


[Закрыть].

Самой тяжелой и, как сейчас говорят, «непопулярной» задачей его правления стало – обеспечить правильное налогообложение в пользу Орды. Только так Александр Ярославич мог избавить Русь от новой «Неврюевой рати».

Но именно тот город, который был более всего обязан его воинской доблести, хуже всего отнесся к перспективе платить ордынцам дань. Великий неверный Новгород.

Заняв великое княжение Владимирское, Александр Ярославич дал новгородцам своего юного сына Василия, как поступал когда-то его собственный отец. Василий честно дрался за Новгород с литвой и одержал победу. Но вече выгнало Василия. Вместо него новгородцы позвали к себе младшего брата Александра Ярославича – князя Ярослава, укрывавшегося от татарского гнева во Пскове. Разумеется, им хотелось отдать правление городом в руки взрослого мужа, а не отрока. Ярослав был старше Василия на полтора десятилетия, имел опыт боевых действий, хотя и неудачный. Великий князь разгневался: совсем недавно младший брат участвовал в антиордынском выступлении, и его нынешнее княжение на Новгородчине для татар – словно красная тряпка для быка! Александр Ярославич явился с полками и принудил вечевую республику вернуть Василия и расстаться с Ярославом. Он также заставил новгородцев свести с посадничества его врага, Онанью, и утвердил в городе власть своего ставленника – посадника Михалку Степановича.

1257 год принес новгородцам черную весть: «Низовская» Русь (Рязань, Владимир, Суздаль, Муром и т. д.) дала ордынцам «число». Иными словами, позволила собрать сведения для налогообложения. Там была утверждена администрация, главной обязанностью которой стал сбор дани: «Десятники и сотники, и тысящники, и темники». Видимо, назначали их из местного населения, используя уже устоявшиеся механизмы общинной жизни, хотя на самом верху системы первое время могли стоять и монгольские чиновники-надсмотрщики. По одному позднему преданию, Ярославль оказал «численникам» сопротивление. Тамошний князь Константин дал бой и погиб, ратники его пали… В целом же Владимирская Русь не сопротивлялась – просто не имела к тому ни сил, ни надежды на добрый исход вооруженной борьбы.

До недавнего времени многие специалисты видели в этом первую «перепись населения» на Руси, объявляя о какой-то учебе у мудрого Востока, о каких-то признаках прогресса на азиатский лад. Но исследования недавних лет опровергают данную точку зрения: сведения, необходимые для налогообложения по ордынскому образцу, не требовали переписывать население по головам; нужны были только общие данные о его численности и способности выплачивать дань.

Вслед за «Низовскими» землями пришел черед Новгорода. Здешнее население, незнакомое с кошмаром ордынских набегов, не завоеванное монголо-татарами, не знавшее власти их представителей-баскаков, возмутилось.

В 1238 году поход Батыя в сторону Новгорода, как уже говорилось выше, ознаменовался взятием и разгромом Торжка, а затем поворотом воинства назад – в районе Игнач-креста. Специалисты предполагают, что в направлении Новгорода двигались не все силы монголов, а лишь передовой отряд, допускают, что его отразили в бою, контрударом, обсуждают мистические причины отхода врага, подсчитывают потери, ранее понесенные монголами, выдвигают версии о том, до какой степени Батый вообще собирался заходить столь далеко на север… словом, история с поворотом монголов прочь от дороги на Новгород по сию пору имеет в себе немало полемического, непроясненного, даже загадочного. Средневековые же новгородцы видели в спасении своей земли заступничество сил небесных и на них возлагали надежду, что и впредь не дадут они иноверному народу владеть Домом святой Софии. Любопытно, что Александр Ярославич в 1238 году не поспешил с дружиной на помощь к Торжку. Порой его упрекают: как же так? отчего не спас новгородский пригород, находясь на новгородском княжении? Но подобного рода укоры представляют собой фонтан эмоций с перекрытым краном разума. Доводя идею до логического завершения, следовало бы задать князю иные вопросы: отчего не понесся очертя голову навстречу гибели? отчего не угробил дружину в акте коллективного самоубийства под Торжком? отчего не оставил столицу вечевой республики без прикрытия? отчего не действовал как романтический герой из романа-фэнтези, летящий в битву, отключив мозг, трубя в рог и мужественно вертя мечом над головой?

Возвращаясь к требованию «дать число» 1257 года: древняя новгородская вольница не допускала мысли о подобном унижении. Летопись сообщает: «Смятошася люди». Иными словами, вечевую республику охватила смута. Посадник Михалко приступил к горожанам с уговорами, но его не захотели слушать. Верный слуга князю Александру, он жизнью расплатился за попытки склонить Новгород к общерусскому порядку. Более того, сам Василий, юный княжич, поставленный на этот «стол» отцом, то ли убоялся поддержать его требование, то ли испытал сочувствие к новгородцам. Он просто ушел во Псков.

Тогда к Новгороду двинулся сам Александр Ярославич с «послами татарскими». Он не раз спасал эту землю от чужеземной власти. Но теперь гневу князя не было границ. Он-то видел, как гибла Русь под татарскими мечами, как великие полки в битвах с огромным войском ордынцев ложились, словно скошенные колосья, – не раз, не два и не три. И он как никто другой понимал: если позволить новгородской вольности по-прежнему цвести и благоухать, карательная рать прибудет к стенам города незамедлительно. И ничего не останется ни от богатств его, ни от гордыни. Полягут те смельчаки, коим теперь так мило рвать глотки на вече, в отдалении от смертоносных туменов.

Смирив Новгород, Александр Невский спас его.

Пришлось применить свирепые меры «убеждения». Колеблющийся, сомневающийся княжич Василий немедленно отправился на Владимирщину, а те, кто давал ему советы, жестоко поплатились: «Овому носа урезаша, а иному очи выимаша, кто Васильяна зло повел»[140]140
  Новгородская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. IV. СПб., 1841. С. 56.


[Закрыть]. Вяжется ли это с образом светлого православного государя? Как ни парадоксально – да. Ведь советники, приставленные отцом к сыну, затевали ни много ни мало мятеж. Притом мятеж, грозивший катастрофой Новгороду и всей Новгородской земле. А у Святого апостола Павла сказано: «Начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое» (Послание Римлянам. 13:4). Даже очень милостивый христианский правитель не может быть размазней, иначе он просто не сумеет исполнять свой долг перед Богом и людьми. С новгородцами, увидевшими силу, князь договорился миром, дал им другого сына – отрока Дмитрия и получил от них богатые дары для хана. Но «число» новгородцы всё еще не соглашались дать.

Великий Карамзин изобразил этот эпизод в героических тонах, хотя тем новгородским событиям более приличествуют краски трагедии: «Наместник ханский требовал, чтобы Новгород также платил дань поголовную: герой Невский, некогда ревностный поборник новогородской чести и вольности, должен был с горестью взять на себя дело столь неприятное и склонить к рабству народ гордый, пылкий, который все еще славился своею исключительною независимостью. Вместе с татарскими чиновниками и с князьями, Андреем и Борисом, Александр поехал в Новгород, где жители, сведав о его намерении, пришли в ужас. Напрасно говорили некоторые и посадник Михалко, что воля сильных есть закон для благоразумия слабых и что сопротивление бесполезно: народ ответствовал грозным воплем, умертвил посадника и выбрал другого. Сам юный князь Василий, по внушению своих бояр, уехал из Новагорода в Псков, объявив, что не хочет повиноваться отцу, везущему с собою оковы и стыд для людей вольных. В сем расположении Александр нашел большую часть граждан и не мог ничем переменить его: они решительно отказались от дани, но отпустили монгольских чиновников с дарами, говоря, что желают быть в мире с ханом, однако ж свободными от ига рабского»[141]141
  Карамзин Н. М. История государства Российского. В 3 кн. Кн. 1. М., 2004. С. 544.


[Закрыть].

Полтора года спустя Александр Ярославич все-таки заставил горделивых вечевиков «дать число». Новые «послы» явились из Орды, взыскивали – «туску», то есть тяжелый побор на содержание людей и лошадей, требовали подчиниться. Новгородцы колебались. Им пригрозили: «Аже не иметеся по число, то уже полкы на Низовской земле». И лишь тогда новгородцы, стиснув зубы, покорились.

Между князем и городом была старая любовь-ненависть. Новгород привечал Александра Ярославича, но не покорялся ему до конца. Князь желал обладать городом со всей полнотой власти, но не мог того добиться. Город хотел, чтобы князь служил ему, князь искал, чтобы город служил ему. Не выходило ни того ни другого. Отношения между Новгородом и Александром Ярославичем напоминают быт в устоявшейся семье, где есть любовь, но на всё любви не хватает, и порой ей на смену должно приходить терпение.

Вероятно, между князем и посольством новгородской госпо́ды состоялся разговор наподобие вот такого:

– Никогда ни перед кем Господин Великий Новгород шапки не ломал и шеи не гнул! – горячились новгородцы.

– И ломал, и гнул, – отвечал им князь, вспоминая давнюю историю, когда поклонились вечевые крикуны его отцу, выпрашивая сына и дружину против немцев.

– Княже! Опомнись. Кому нас отдаешь? Мы зовемся Домом святой Софии! А ты нас незнаемому поганому народу в рабство, под ярмо… Мы люди Христовы, как же нам дани-то платить царю идолопоклонников?

– Веру менять от вас не требуют. Церковь как стоит нерушима, так будет стоять. Врата адовы не одолеют ее, не то что народ мунгальский.

Тогда самый отважный из послов, в прошлом лихой ушкуйник, с ехидным прищуром негромко говорит:

– Даже не бившись… Чести лишимся. Обидно.

– Дядя мой, великий князь Юрий Всеволодович, бился. И лег в сырую землю. А вы не ему чета, – холодно ответствует князь.

А потом, вспомнив слова отца, сказанные много лет назад, добавляет теплее:

– А как же Христос? Ведь и Он терпел. И что наши обиды по сравнению с Его обидами?

– Осрамимся! Не бившись! Как бабы!

Тогда смотрит Александр Ярославич им всем по очереди в глаза. А потом произносит:

– Я там был. В сердце тьмы… В самой средине мунгальского царства. Видел, как роится дикая сила… Хорош город ваш, храбрые мужи новгородцы, но как орех разгрызен будет в одну седмицу и погублен без пощады.

И видят новгородцы: сам князь великий склонил голову перед Ордой. Скорбно ему, руки к мечу тянутся. Но он сдерживает и себя, и других, потому что знает Орду как никто другой и жалеет Русь.

– Будь по-твоему, княже. Верим тебе.

Когда к ним приехали татарские «численники», город полыхнул было новым мятежом. «Меньшие» люди решили: «Умрем честно за святую Софию и за домы ангельские». Представители хана встревожились: не убьют ли их на чужой земле? Но «меньшим» людям противустало местное боярство: знать лучше понимала, чем грозит городу неповиновение. «Численники» получили охрану. «И почаша ездити оканьнии по улицам, пишучи домы християньскыя»[142]142
  Новгородская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. IV. СПб., 1841. С. 57.


[Закрыть]. Так Новгород превратился в данника Орды… Горько, грустно. Но прежде всего город остался цел. Головешки Новгорода – куда более печальный вариант развития событий, нежели Новгород, согласившийся платить татарские налоги.

Вместо ордынского нашествия, пожаров и разорения произошло совсем другое: вскоре Александр Ярославич заключил выгодное для Новгорода торговое соглашение с Готландом…

С глубоким пониманием сути политического курса, принятого Александром Ярославичем в отношении Орды, оценил действия князя его блистательный биограф Н. А. Клепинин, писавший в русле того, что уже было прежде сказано историком-евразийцем Г. В. Вернадским: «Отвергнув союз с Западом, Св. Александр принял подчинение Востоку. Его политика по отношению к татарам была его самым великим, но и самым тяжелым историческим делом, послужившим соблазном для многих, но выведшим Россию из развалин на правильный исторический путь… Св. Александр был несомненным врагом татар. Уже после своей кончины в видениях он дважды являлся на помощь русской рати, сражавшейся против татар. Открытая борьба с татарами, когда она стала возможной, была продолжением дела Св. Александра. Само его подчинение было началом долголетней борьбы с татарщиной. Это подчинение менее всего объясняется признанием полезности для России татарской власти или преклонением перед татарами, которых он, как и все русские, считал идолопоклонниками и неверными. Это подчинение объясняется лишь любовью к православию и России, пониманием исторической линии и ясным различением между возможным и невозможным, трезвым учетом сил своих и вражеских»[143]143
  Клепинин Н. А. Святой благоверный князь Александр Невский. СПб., 2004. С. 95–96.


[Закрыть].

Другой историк, Д. М. Михайлович, замечает: «Два брата – Андрей Ярославич и Александр Ярославич (прозванный Невским) избрали два пути: прямого неподчинения Орде, то есть немедленной вооруженной борьбы, и постепенного накопления силы для того, чтобы потомкам хватило ее для битвы, когда Русь восстанет из пепла. Первый путь принес Андрею Ярославичу позор и унижение, а земле владимирской – разгром. Второй, избранный Александром Невским, подарил историческую перспективу, ведущую к избавлению от ига»[144]144
  Михайлович Д. М., Володихин Д. М. Московское царство: процессы колонизации XV–XVII веков. М., 2021. С. 44.


[Закрыть].

Всё это в высшей степени разумно: не «выбор между Западом и Востоком» делал Александр Ярославич, как уже говорилось, он всего лишь не давал убить свою страну. Врага послабее отбивал, врага, с которым не мог, не имел ни малейшего шанса справиться, признавал господствующим, платил дань, выказывал покорность, сохраняя притом максимум возможной независимости. Не губил в гордыне своей подвластных людей заранее проигранной войной, но и не отдавал русских земель западным схизматикам. Что тут скажешь? Естественный образ действий для трезвомыслящего и крепко верующего политика.

Напротив, британский историк Джон Феннел, уже упоминавшийся выше, обвинил Александра Ярославича в страшном злодеянии: «Без сомнения… вмешательство Александра в 1252 году, его роль в разгроме татарами двух его братьев фактически положили конец действенному сопротивлению русских князей Золотой орде на многие годы вперед»[145]145
  Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200–1304. С. 149.


[Закрыть]. При этом он не дает себе труда задуматься о том, какими были бы последствия подобного сопротивления. Этот вопрос даже не приходит ему в голову, оттого рассуждения ученого и выглядят чрезвычайно легкомысленно. Очевидно, мысль о том, что где-то на далеком востоке у русских найдется свое рыцарство, которое начнет на развалинах блистательный поход против врагов с востока, подобно европейским крестоносцам, несколько веков дравшимся за Святую землю и Гроб Господень, греет ему сердце. Но… правда с поэзией не дружит. Выше приводилось описание Киева через шесть лет после разгрома монголами: кости людей, развалины, безлюдье, город-призрак… И всё это – на месте великой, цветущей столицы южнорусских земель! А Рязань? А изуродованный Владимир? А три русские рати, уничтоженные Батыем в ту пору, когда Русь была еще сильна и могла выставить в поле полнокровное войско? Такие вещи может не заметить только тот, кто очень хочет их не заметить.

Слава Богу, что Александр Ярославич остудил горячие головы и надолго прекратил «действенное сопротивление» Орде там, где оно на самом деле было – в Новгороде Великом. Не сделал бы он этого, так, может быть, сгорела бы Северная Русь в топке жуткой, безнадежной войны вся и без следа.

Когда тяжкая рука Александрова смиряла новгородцев, в очередной раз шевельнулась в правителе глубинная сущность. Еще раз образ Бога, заложенный в него изначально, при рождении, дал ему необходимую твердость.

Ведь противна государю жестокость, проявленная в отношении своих, да еще и в отношении города, пусть неблагодарного, пусть замкнувшегося от интересов всей Руси в коробе местных интересов, но всё же дорогого сердцу. Трижды пришлось выходить в поле, чтобы драться за него. Трижды меч Александра Ярославича отводил от Новгородской земли большую беду. А сколько лет прожил тут князь? Да почитай, каждая церковь ему тут родная, от соборной Софии до деревянных обыденок. Знакомцев – полон город. Смутьянство и то уже сделалось привычным. Новгородец да не смутьян, хотя бы немножечко, хотя бы на золотничок, это, наверное, вовсе не новгородец. Но и вольности в них много, не только смуты. Живут, хребта ни перед кем не сгибая…

Жалко их сгибать? Жалко хребты им калечить? Жалко! Но такова еще одна грань монаршего долга. Не думая, будут ли его любить, отпрянут ли от него в ненависти, с удовольствием ли, с омерзением ли, каковую память он по себе оставит, правитель поступает так, как велит ему Бог. Спасает землю и народ, иной раз против их желания. Какая разница – видеть в новгородцах более вольнолюбия или мятежности, если покорность для них сегодня спасительна, а гордыня – верная смерть?! Смирять, порой смирять жестоко, не искать ни благодарности, ни понимания, не уповать на суд потомков.

Просто сделать необходимое.

Правитель – слуга Божий. Если Бог велит, ему придется бить даже то, что он любит. И Александр Ярославич бил новгородцев, любя их великий город…