Текст книги "Полководцы Святой Руси"

Победитель всегда имеет склонность преувеличивать свои достижения, точно так же как и побежденный – преуменьшать свое поражение. Однако немецкие источники подтверждают факт разгрома: одних только рыцарей-братьев полегло два десятка, а шестеро оказались в русском плену, не говоря уже о потерянных рыцарях-дерптцах и подданных датского короля, которых могло погибнуть и попасть в плен сравнимое количество. Вместе с ними потери коснулись и тех немцев, кто не имел рыцарского достоинства. С этими поправками можно констатировать: данные Новгородской летописи[89]89
  Правдоподобные как минимум по той причине, что новгородцы точно знали, сколько у них пленников-немцев, и примерно знали, сколько немцев легло, поскольку «поле боя» осталось за ними, а значит, они получили возможность хотя бы примерно подсчитать количество мертвых тел.


[Закрыть] и «Старшей ливонской рифмованной хроники» относительно потерь рыцарско-чудского воинства не противоречат друг другу, а взаимно дополняют.

Можно сделать вывод: ударный кулак неприятельской армии был раздроблен, надолго утратив боеспособность.

Пленников прогнали по льду босыми, со связанными руками. Немцев не столько терзали, сколько позорили, накрепко вбивая в них опаску перед Русью. Войско победителей, тяжело нагруженное добычей, отягощенное полоном, медленно двинулось во Псков.

Горожане вышли ему навстречу. Житийная повесть сообщает: «И когда приблизился князь к городу Пскову, то игумены, и священники, и весь народ встретили его перед городом с крестами, воздавая хвалу Богу и прославляя господина князя Александра, поюще песнь: “Ты, Господи, помог кроткому Давиду победить иноплеменников и верному князю нашему оружием крестным освободить город Псков от иноязычников рукою Александровою”».

Видя псковичей, торжественно встречающих рать, князь сказал им: «Аще кто напоследи[90]90
  Впоследствии, с течением времени.


[Закрыть] моих племенник[91]91
  То есть родственников.


[Закрыть] прибежит кто в печали или так приедет к вам пожити, а не примете, ни почестете его акы князя, то будете окааини и наречетася вторая жидова, распеншеи Христа». В его словах содержится упрек: родню Александра Ярославича, а особенно отца его здесь недолюбливали. И князь призывал псковичей переменить такое отношение, помня о его заслугах перед городом. И точно, через десяток лет прибежит во Псков младший брат Александра, Ярослав, измученный неравной борьбой с ордынцами, и примут его псковичи, с честью посадив у себя на княжение.

На сей раз люди оказались памятливы на добро и добром же отплатили…

Младший брат Александра, Андрей, посланный с дружиной на подмогу, как свидетельствует летопись, «…возвратися… ко отцу своему с честью», приведя «полон мног»[92]92
  Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. I. СПб., 1846. С. 201.


[Закрыть]. Прежде новгородцы не видели в нем достойного вождя. Но теперь, помогая Александру Ярославичу, Андрей получил добрую славу.

Последствия Ледового побоища

Ледовое побоище решило исход большой войны. Орден вынужденно отправил в Новгород «с поклоном» посольство во главе с Андреасом фон Стирландом[93]93
  Некоторые авторы отождествляют его с Андреасом фон Вельвеном.


[Закрыть]; тот заключил мир, отказавшись от всех прежде завоеванных новгородских и псковских территорий. Собственно, оттуда рыцарей уже вышибли силой оружия…

Тогда же договорились о размене пленных.

О значении триумфа на Чудском озере очень хорошо, очень точно написали современные историки Ю. В. Кривошеев и Р. А. Соколов. По их словам, победа Александра Ярославича, «…без преувеличения, повлияла и на мировую историю – в смысле установления западного рубежа нашей страны. Отброшенные немцы вынуждены были уйти восвояси за Чудское озеро в сложнейшее для Руси время. Этот рубеж существует и сейчас: именно по нему проходит граница между Россией и Эстонией»[94]94
  Кривошеев Ю. В., Соколов Р. А. Александр Невский: эпоха и память. Исторические очерки. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 2018. С. 144.


[Закрыть].

Археолог И. К. Лабутина о масштабе битвы на Чудском озере высказалась, позвав к себе «на подмогу» самых объективных «экспертов» – средневековых жителей Северной Руси. По словам специалиста, «…в последующем восприятии псковичи ее считали, в сравнении с позднейшими, достаточно крупным военным событием. Псковские летописцы говорили как о явлении одного порядка – о Ледовом побоище, битве у Раковора и Каменском побоище в начале XV в. И когда они оценивали их, а на Каменском побоище псковичи потерпели поражение (это совсем недалеко от Пскова было, 1407 г.), они говорили, это было такое сражение, как Ледовое побоище или у Раковора…».

Нравственное значение битвы на Чудском озере чрезвычайно велико. Оно даже более значительно, чем политические последствия. Русь истекала кровью. Русь ослабела под ударами монголо-татар. Издалека она казалась легкой добычей. Но Ледовое побоище показало: здесь еще сохранилась сила, готовая похоронить торопливых завоевателей с Запада.

Дойдет черед и до завоевателей с Востока… Не столь быстро, но дойдет.

Чуть погодя.

Мифы о Невской битве и Ледовом побоище

В среде современных исторических публицистов искусственно поддерживается миф, согласно которому сражения, прославившие имя князя Александра, были ничтожны. В полемическом задоре пишут, что в западных хрониках победы князя даже не упоминаются; а на берегах и на дне Чудского озера до сих пор не найдено сколько-нибудь значительного количества памятников, которые можно связать с большим сражением 1242 года.

Скептическое отношение к масштабу этих сражений высказывали и некоторые западные историки. Так, например, датский специалист Д. Г. Линд писал: «Из общего анализа русских источников о битве кажется, что шведская кампания и битва на Неве были раздуты». Американка Джанет Мартин увидела в «шведской атаке», закончившейся разгромом на Неве, рядовой эпизод долгого вооруженного противостояния шведов и русских в этом регионе. Кабы только европейцы и американцы… Русский исследователь В. В. Долгов отзывался о наступлении шведов как о «грабительском походе», а о битве на Неве как о «не очень масштабной по числу участников» стычке[95]95
  Долгов В. В. Феномен Александра Невского. Русь XIII века между Западом и Востоком. М., 2020. С. 97–98, 101.


[Закрыть].

В действительности же битва на Чудском озере отражена в немецких источниках, например в той же «Старшей ливонской рифмованной хронике». Выше приводились обширные выдержки из нее. Известия о битве 1242 года есть и в более поздних немецких хрониках, вплоть до XVI века.

Основываясь на свидетельствах «Старшей ливонской рифмованной хроники», отдельные историки говорят о незначительном масштабе сражения, ведь там сообщается о гибели «всего-то» двадцати рыцарей. Но здесь важно понять, что речь идет именно о братьях-рыцарях, выполнявших роль главной ударной силы. Вместо них можно представить себе двадцать дымящихся танков на озерном льду, тогда смысл подобной потери станет яснее. О потерях же среди их оруженосцев, кнехтов и набранных в войско представителей балтийских племен там ничего не говорится.

Археологические находки в предполагаемых местах битвы на Чудском озере скудны по вполне понятной причине: драгоценные металлические предметы в эпоху Средневековья не оставляли на месте боя, а тела с одеждой, обувью и нательными крестами также погребались в других местах. Особый разговор – локация Ледового побоища. По словам Галины Николаевны Скляревской, участницы экспедиции на Чудское озеро, произошло расширение акватории озера: «…Никакие артефакты не могут быть найдены, поскольку за 700 лет озеро расширилось, берега изменили конфигурацию, а дно затянуло песком». Действительно, археологи убедительно доказали: уровень воды в Чудском озере заметно повысился по сравнению с эпохой Александра Невского. Постройки, прибрежные рощи, кладбища и т. д. оказались затоплены.

Что касается Невской битвы, то она и впрямь не нашла никакого отражения в шведских хрониках. Но, по мнению И. П. Шаскольского, крупнейшего российского специалиста по истории Балтийского региона в Средние века, «…этому не следует удивляться. В средневековой Швеции до начала XIV века не было создано крупных повествовательных сочинений по истории страны типа русских летописей и больших западноевропейских хроник». Иными словами, следы Невской битвы у шведов и искать-то негде.

На этом стоит остановиться подробнее. Историю Швеции середины XIII века излагает рифмованная «Хроника Эрика», созданная в XIV столетии. Так вот, на весь период с 1229 года по 1250-й там отведено около сотни коротких стихотворных строк. Из всех шведских походов за пределы страны в хронике рассказано лишь об одном – Тавастландском. За два десятилетия! И даже это краткое изложение изобилует ошибками. Искать там битву на Неве просто смешно. Письменная культура шведов того времени столь скудна, столь бесхитростна, что из нее легко выпадают целые пласты их собственной истории.

Привычка видеть в скандинавах «более просвещенных соседей» – позднего происхождения. В XIII столетии Русь, прилежная ученица Константинопольской империи – истинного светоча культуры в христианском мире, – обладала, конечно, более солидным интеллектуальным багажом, чем Шведское королевство. По крайней мере, национальная историческая традиция в виде летописей развивалась на Руси вот уже несколько столетий, как минимум с первой половины XI века.

Но в шлейф этому мифу пристраивается другой – тот самый, в рамках которого Невская битва незначительна и по количеству участников («береговая стычка»). Он является результатом увлечения так называемой «деконструкцией» источников. Летопись сообщает о масштабном вторжении интернациональной армии, возглавленной знатным человеком и сопровождавшейся представителями духовенства, видимо, предназначенными для служения в храме, который должен быть построен на территории новой шведской крепости близ устья Ижоры. Информация прямая и ясная. «Специалисты» говорят: «Значение битвы раздуто в связи с созданием “культа” Александра Невского. Действительный ход событий сознательно искажен в более поздние времена». Далее начинаются логические спекуляции по поводу «преувеличения» масштабов шведского вторжения, затем по поводу «преувеличения» потерь шведов и т. д. Но позвольте, у нас не меньше оснований доверять летописи, чем не доверять ей. Ведь сама концепция о «культе» и «преувеличениях» не более чем гипотеза. Притом гипотеза, под которую до сих пор не удалось подвести сколько-нибудь серьезной доказательной базы. Почему ей верить? В поощрение за остроумие? За то, что она «более современная»? Традиционная версия держится на источниках, эта, новая, – на критике источников, но ее авторы не способны пока найти иные, альтернативные источники, которые придадут их построениям хоть какой-то вес. Так что миф о сравнительно малых масштабах сражения на Неве остается мифом.

Наконец, неоднократно встречающееся в исторической (правда, в основном популярной) литературе: как могли большие армии встретиться на льду Чудского озера в апреле? Да провалились бы буквально все, лед не выдержал бы людей! К тому же в немецком источнике сказано, что мертвецы падали «на траву»: понятно, бились на земле! О немецком источнике особый сказ: он вообще-то создан через полстолетия после событий 1242-го, многое ли мог вспомнить или узнать у «ветеранов» о месте битвы составитель его? А по данным Г. Н. Караева, долгое время занимавшегося исследованием Ледового побоища и к тому же военного человека в высоких чинах, лед на Чудском озере устанавливается толщиной от 50 до 70 сантиметров, по нему могут ходить танки. Весной образуются полыньи, и лед в некоторых местах вообще отсутствует. Но в тех местах, где могло происходить сражение, он и в XX столетии оставался весьма и весьма крепок.

В мае 2021 года на конференции «Благоверный князь Александр Невский. Образ святого в исторической и духовно-патриотической литературе» митрополит Калужский и Боровский Климент (Капалин) произнес яркую речь о мифах, которые наросли на столь значительной исторической личности, какой был Александр Ярославич. В этой главе речь митрополита Климента будет цитироваться еще неоднократно. А сейчас – то, что он чрезвычайно точно подметил относительно мифотворчества, касающегося Невской битвы и Ледового побоища:

«Было бы желательно видеть, как постоянно нарастает процесс популяризации его судьбы и трудов в научной, популярной, художественной литературе. И было бы отрадно говорить, что с прославлением хотя бы этой поистине великой фигуры у нас всё в порядке. К сожалению, придется высказать в связи с этим серьезные опасения. Помимо успехов, на этой ниве существуют две негативные тенденции. Обе требуют основательного осмысления и большого объема работы по исправлению сложившейся ситуации.

Первая из двух названных тенденций проявляется ярко, притом празднование 800-летия со дня рождения Александра Ярославича ее особенно усилило и сконцентрировало. С большой силой она проявляется в сети, но видна также и в научной литературе, а еще того более – в популярной. Связана названная тенденция с крайне нездоровым стремлением к сенсационности. Александр Невский – исторический колосс, один из столпов русского прошлого. И нападки на столь значительную личность приносят информационные дивиденды тем, кто бросается на князя с хулой на устах. Сделалось модным “разоблачение” Александра Ярославича. Его самого и его почитателей обвиняют в том, что еще с эпохи Средневековья нарастает процесс “мифологизации” государя. Обвиняют и в том, что победы Александра Невского “преувеличены”, а взаимоотношения с Ордой представляют собой “измену Руси”. Если бы за подобные обвинения брались одни только журналисты или досужие блогеры, это было бы понятно: вокруг всякой крупной личности вьется рой жалящих ос. Но за осквернение памяти Александра Ярославича берутся, к сожалению, люди с учеными степенями, с именем в мире науки. Это очень печально. Надо отметить, что обвинения в“ мифологизации”, “измене” и “преувеличении” побед сами нуждаются в самой тщательной проверке аргументации. А то ведь неоднократно случалось так: принимая позу “борца за правду” и “разоблачителя исторических мифов”,человек в полемическом запале сам плодит новые мифы. Не часто подобного рода дискуссии имеют в своей основе честное и непредвзятое желание разобраться в сложной проблеме, докопаться до “правды факта”. Чаще видны игры тщеславия и торжество гордыни – матери всех грехов…

Другая, может быть, не столь заметная тенденция – забвение того, что Александр Невский не только светский правитель и мужественный воин, но и христианин, удостоившийся канонизации.

Думается, необходима умная, энергичная, опирающаяся на научные методы защита имени Александра Невского. Этот человек представляет собой одновременно христианскую и гражданскую святыню для нашего народа. Так следует ли позволять безнаказанные нападки на него?»

Этими двумя сражениями – на Неве и Чудском озере – борьба за господство в Прибалтике и на землях Северо-Западной Руси отнюдь не ограничилась.

Литовская угроза

Натиск не менее жестокий, но гораздо более упорный Северо-Западной Руси пришлось выдержать от литвы. При Ярославе Всеволодовиче и его сыне Александре Ярославиче напор литвинов успешно отражали и останавливали на годы. Позднее Русь все-таки многое отдала литовским князьям. Однако эти печальные потери уже не относятся к жизни и трудам Александра Невского.

Относительно конца XII – начала XIII века исследователи пишут: «Как раз в тот момент резко усилилась опасность со стороны литвы, ставшей к тому времени еще одним фактором силы в регионе… Уже с 80-х гг. XII в. летописи отмечают усиление географии и количества набегов литовцев на новгородские пределы, русские же князья не находили сил для ответных экспедиций в Литву»[96]96
  Пашуто В. Т. Образование Литовского государства. М., 1959. С. 367; Кривошеев Ю. В., Соколов Р. А. Указ. соч. С. 65.


[Закрыть]. Но всё же настоящую силу литовская опасность набрала позднее, к середине XIII столетия.

Подробно разбирает угрозу со стороны литвы Д. М. Михайлович. Имеет смысл привести обширную цитату из его труда: «По свидетельствам летописей, за один только XIII век литва имела более 20 крупных вооруженных столкновений с княжествами и вечевыми республиками Руси. На четыре пятых это были нападения западного соседа: либо грабительские набеги, либо массовые нашествия, либо первые шаги к взятию и подчинению русских городов. Чаще всего литву отбивали и обращали вспять, но случалось и иное: бывало, литва захватывала русские крепости, города, жгла и разоряла посады. Больше всего сражались с литвой Псков и Новгород Великий. В 1213 году литва сожгла Псков, шестью годами позднее ей нанесли тяжелое поражение в битве у Пертуева. В 1225 и 1245 годах новгородское воинство и дружины двух знаменитых полководцев Ростово-Суздальской Руси – князя Ярослава Всеволодовича и его сына Александра Невского отражали массовые нашествия литовцев. В первом случае вторжение закончилось разгромом литвы при Усвяте. Во втором – русскому воинству потребовалось трижды вступать в бой. Александр Невский, разбив литву, украсил свою боевую биографию тремя большими победами: под Торопцом, у Зижича и близ того же Усвята. Они, конечно, не столь знамениты, как Невская битва и Ледовое побоище, но для судьбы Руси не менее важны. В 1263 году литва поставила под контроль Полоцк, но затем потерпела поражение в большой коалиционной войне с Новгородом и Псковом. В 1239 году ее дерзкое наступление отразил на Смоленской земле тот же Ярослав Всеволодович, ставший к тому времени великим князем владимирским. В 1248 году от литвы погиб великий князь владимирский Михаил Ярославич Хоробрит в битве на Протве. Но вторжение противника вновь разбилось о русские полки, вставшие под Зубцовом, на земле Тверского княжества, под стягами князя Святослава Всеволодовича. 1258 год – новое массовое вторжение литвы, разорение Смоленской земли, разгром посада у Торжка. А в 1285 году состоялась большая битва русской коалиционной армии (тверичи, москвичи, волочане, новоторжцы, зубчане, ржевичи) с литвой в волости Олешня, опять-таки во владениях тверского князя. И если до середины XIII века литовскую экспансию на восток отражали в основном вечевые республики, усиленные дружинами, которые посылала им Ростово-Суздальская Русь, то с переломом века сам Северо-Восток втягивается в бесконечное противостояние с литвой… Этот список боевых столкновений далеко не полон. Битв в открытом поле, осад, погонь за литовскими отрядами, уводившими русский полон, состоялось великое множество»[97]97
  Михайлович Д. М. Высшие законы в истории Московского государства. М.,1996. С. 100–101.


[Закрыть].

К этим в полной мере справедливым словам стоит добавить две немаловажные детали: в 1240–1241 годах, когда орденские немцы напирали на Новгородскую вечевую республику, литва, воспользовавшись моментом, также принялась врываться на новгородские земли, угонять коней и прочий скот[98]98
  Новгородская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. IV. СПб., 1841. С. 53.


[Закрыть]. Кроме того, в 1240-х годах литва большими силами атаковала Пинскую землю, но там ее русские князья отбили[99]99
  Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. II. СПб., 1843. С. 181–182.


[Закрыть].

Другими словами, с середины XIII века литовско-русская борьба ведется большими силами по широкому фронту.

Александру Ярославичу пришлось сыграть в обороне русских земель от литвы яркую, героическую роль. Новгородская летопись рассказывает о грозных событиях 1245 года следующее: «Воеваша Литва около Торжку и Бежици, и гнашася по ним новоторжци с князем Ярославом Володимировичем[100]100
  Очевидно, с тем самым Ярославом Владимировичем, который когда-то пособничал немцам, а затем помирился с русскими князьями и получил в управление Торжок.


[Закрыть], и бишася с ними; и отъяша у новоторжцев кони и самех биша, и поидоша с полоном прочь. Погонишша по них Явид и Ербет со тферичи и дмитровци, и Ярослав с новоторжци, и биша я под Торопчем, и княжици их въбегоша в Торопеч. Заутра приспе Александр с новогородци и отъяша полон весь, а княжиць изсече их боле 8. И оттоле новгородци вспятиша, а князь погонися по них со своим двором и би я под Зижечем и не упусти их ни мужа, и тут изби избытком княжич. А сам поима сына своего из Витебьска[101]101
  Вероятно, малолетний Василий Александрович (ему тогда было лет пять-шесть) представлял личность отца в Витебске – точно так же, как когда-то совсем еще маленький Александр Ярославич, впервые попав в Новгород, представлял там особу своего отца, Ярослава Всеволодовича.


[Закрыть], поеха в мале дружине и срете иную рать у Въсвята, и ту ему Бог поможе, и тех изби, а сам приде здрав и дружина его»[102]102
  Новгородская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. IV. СПб., 1841. С. 54.


[Закрыть].

«Расшифровывая» летописное известие, можно понять: в 1245 году литва ворвалась на русские земли близ Торжка, занялась грабежом и разорением, захватила множество пленников. Тамошний князь Ярослав Владимирович вышел биться с захватчиками, но потерпел поражение. Затем прибыли отряды тверичей, а потом сам Александр Невский с новгородской ратью отобрал весь «полон» и положил в ожесточенной схватке под Торопцом 8 литовских князьцов. Любопытно, что поздний источник, а именно Никоновский летописный свод XVI века совершенно иначе излагает первый бой у Торопца (до подхода Александра Ярославича): там тверичи, дмитровцы и новоторжцы после яростной сечи потерпели поражение и спаслись от смерти бегством – за стены Торопца ушли они, а не литва; лишь появление Александра Невского переломило ситуацию[103]103
  Патриаршая, или Никоновская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. X. СПб., 1885. С. 129.


[Закрыть]. Текст, как уже говорилось, поздний, изобилующий логическими нестыковками, так что на веру в нем можно принять лишь два аспекта: подчеркивается, что бой вышел долгим и ожесточенным; так или иначе, без Александра Невского исход противостояния решен не был. Новгородцы вскоре ушли, и князю с одной своею дружиной пришлось добивать литовские отряды, расползшиеся по приграничной области. Александр Ярославич нанес им поражение у Зижича, а потом еще и под Усвятом[104]104
  Ныне от этих древних городков сохранились остатки укреплений – валы. Усвят – районный центр Псковской области наших дней.


[Закрыть].

Как видно, именно этот эпизод заставил автора житийной повести сказать: «В то же время набрал силу народ литовский и начал грабить владения Александровы. Он же выезжал и избивал их. Однажды случилось ему выехать на врагов, и победил он семь полков за один выезд и многих князей их перебил, а иных взял в плен, слуги же его, насмехаясь, привязывали их к хвостам коней своих. И начали с того времени бояться имени его».

Данных, для того чтобы подробно реконструировать ход пяти сражений, слишком мало. Летописное повествование кратко, ясно, прозрачно… и абсолютно лишено подробностей.

Можно лишь представить себе картины больших битв, дополняя недостаток информации силой ума.

…Сторо́жа доложила Александру Ярославичу: литвы – с тысячу. Может, чуть поболе, может, чуть помене, но около того. Чуют за собой погоню, вборзе поспешают. Но все-таки не бегут, бросая добычу, ибо силу в себе видят. А сколько у него? Своей дружины с охотниками новгородскими пять сотен, витеблян с сыном – две сотни, да охотников из битого, грабленного, паленного литвой Торопца – еще две сотни с половиною. Эти последние местью горят, не терпя литовского насилия. Так на так выходит.

Что в его пользу? Дружинники лучше одоспешены, литвины им не в версту, кольчугами не богаты. Легче литва, быстрей на конях, но сейчас они уходить не будут. Им надо полоняников сохранить да награбленное имущество. Нет, обоз они не бросят… Ин, оно и к лучшему, всех гибель скосит, больше на Русь не вернутся.

Еще что за него? Знает он эти места. Отец тут литвинов двадцать лет назад крепко понаказал, да и рассказал потом сыну в подробностях все пути-подходы к Усвяту. Литва усвятские земли не ведает, стежек ее, тропинок узких, дорог широких. Зато ведает, что он рядом, со своими людьми. Литвины лесной разведкою сильны, тут они Руси не уступают. Уже исполчились, ясно. Уже ждут.

Ну, благослови, Господь! Помолясь, начнем просто и без затей. Все затеи ночью были, задолго до утренней поры. И како те затеи свершатся, день покажет да Бог явит.

Князь вывел свою дружину на ровное место, по летней поре хорошо просохшее – в самый раз для его конницы. Не торопясь, построил людей. Дал роздыху чуть-чуть. Все устали: ночью и Русь шла, и литвины шли, и литва от Руси не ушла, быть бою. Но оба воинства утомлены.

Впереди – почти ровная низинка-впадинка, утренний туман не до конца ушел оттуда. За нею литвинские князьцы своих людей в боевой порядок устраивают, такожде ничуть не торопясь. От смерти поздно бежать, надобно ей уже в глаза глянуть… А за ратью литовской – главки деревянных храмов Усвята да многие дымы от сожженных домов, от сожженных стен городских… А дальше, так далеко, что отсюда не видно, где-то там, на улицах, обращенных в угли, обоз, и перед ним, за ним, вокруг него тысячи русских полоняников. Дорогой товар. Справа озеро Узмень, слева озеро Усвят, сойдемся меж ними, у стен курящихся, бесхитростно, лицом к лицу. Изопьем из смертной чаши.

Удальцы литовские ярили коней, кружились на них, крича и ругаясь, вызывая на бой. Дружина Александрова стояла безмолвно. Не тот день, чтобы в игры играть. Литвины наконец тронули коней, стекая со всхолмия в ту самую низинку. Там и решится дело. С гиком, со свистом набирают ход. Удальцы! И видно – больше их, заметно больше.

Ничего. Еще и не такую силу, бывало, перемалывали…

Князь поднял руку и произнес негромко:

– С Богом!

Услышали его немногие, те из ближних людей, кто был в шаге-двух-трех от него. Прочие же, спаянные старой боевой выучкой, молча, в едином строю пошли на литву. И слов не надо, единого знака достаточно. Грозная сила! Есть тут ратники, на свею с князем ходившие, на немцев и на чудь. С мечом дружны, с копьем неразлучны. Старый стяг со святыми Борисом и Глебом колыхнулся над головами воев, затрепетал, расправляясь по ветру.

Рыхлая толпа литвинов ударила в русскую стену и отпрянула под ее натиском. Собралась, вновь ударила и вновь отпрянула. Опять собралась, сейчас еще раз ударит…

Ссекая первого за сей день литвина, Александр Ярославич услышал, как вдалеке звучит рог, а потом как отвечает ему второй рог.

«Благодарю тебя, Господи, защитник наш!»

Хорошо знать места, где ты решил дать бой чужакам. Хорошо знать, как обойти и озеро Узмень, и озеро Усвят. Хорошо знать, где удобные броды. Хорошо знать, что с его стороны к Усвяту ведет всего одна неширокая лесная дорога, а с другой стороны, за озерами, – еще две, намного шире. С таким знанием ты выигрываешь битву до того, как вынут меч из ножен. Ведь в часы ночные четыреста пятьдесят ратников по твоей воле зайдут врагу за спину по правильным бродам и правильным дорогам: витебляне, торопецкие охотники…

И ударят насмерть.

Ссекая второго литвина, князь спокойно подумал о враге: «Все здесь лягут, ни один не уйдет назад». Потому что на Руси в литве нужды нет…

Три большие победы добавили горькой мудрости князю. К нему пришло тогда то, что ум принимать отказывается, но душа, Богом настроенная, словно арфа, даже и такую, печальную и трагическую, мелодию воспроизвести способна. Отозвалась на нее та самая глубинная суть человеческая, оживающая в страшные часы жизни.

Что есть долг государя перед Богом? Не только тяжесть, требующая бесконечного терпения, не только риск умереть на поле брани, не только горечь от неблагодарности… Это еще и одиночество.

Оставили его новгородцы, не раз им от лютого врага спасенные. Мало того, и соседей своих близких они оставили, таких же русских, таких же православных… Охотники только новгородские остались, то бишь добровольцы. А сила главная тяжкая новгородская ушла. Сколь красив, сколь величествен город на Волхове! Дивными храмами украшен! Богатство являет на торгах! Верою православной живет! Да много ли городов краше и славнее на Руси? Вот только никого и ничего не желает знать храбростный муж новгородец за пределами своей земли. Там убивают, там грабят, там села палят… да, всё так… но своя рубашка ближе к телу. Может быть, завтра тот самый литвин, который сегодня, не дай Бог, уйдет от справедливой кары за свои бесчинства, явится с новым разбоем уже на окраинах Новгородчины. А то и не с грабительским намерением, а с захватническим: отчего бы не отъять лоскут чужой землицы, когда сосед слаб? Но сегодня новгородцу думать лениво о будущем. Погромили литву – и ладно, дело сделано, с обороной соседей возиться резону нет. А князю надо – так пускай сам за бродягами и гоняется. Дом святой Софии и без того крепок! Сколько упустили литвинов за последние дни из-за подобного отношения новгородцев, знает один Господь.

А ему – князю – да, надо. Он никого из захватчиков отпустить с Руси мирно, без наказания, не должен. Русь жива, пока сильна, а литва ей жилы подрезает, пускает кровь тут и там. Чуть слабее стань с литвой, чуть жалостливее или прояви чуть больше праздности, и она загрызет. Но в своем понимании будущего, рождающегося в настоящем, князь одинок. Никто не подойдет, не разделит с ним эту ношу. Людям без нее легче…

Литовская угроза в русской исторической литературе порой недооценивается. Современные исследователи пишут, например: «Литву интересовал в большей степени банальный грабеж, потому и накал этой борьбы был всё же меньшим, чем с немцами». Это совершенно неправильно. Напротив, угроза с литовского направления в перспективе оказалась наиболее опасной. Видимо, сказывается «наследие» советской национальной политики, предполагавшей крайний пиетет в отношении «титульных народов» союзных республик, в частности Литовской ССР. Отсюда – своего рода замалчивание либо как минимум затушевывание конфликта между литовскими князьями и Русью, конфликта, принявшего в середине XIII века острую форму.

Более адекватно оценивает вторжение 1245 года современный историк В. В. Долгов. Он, в частности, пишет: «Великий князь литовский Миндовг, собиратель литовских земель, был старшим современником Александра. Однако в 1245 г. объединение литвы еще было далеко от завершения. Поэтому нападение 1245 г. было, очевидно, предприятием каких-то самостоятельных племенных вождей. Нападающие направили свой удар в район Торжка и Бежецка. То есть их вторжение в русские земли было весьма глубоким – не обычный приграничный набег»[105]105
  Долгов В. В. Феномен Александра Невского. Русь XIII века между Западом и Востоком. М., 2020. С. 183.


[Закрыть].

Верно здесь то, что экспансия литвы на восток в 1245 году имела масштаб, никак не укладывающийся в понятие «приграничный набег», «грабительский рейд» и т. д. Во-первых, действительно слишком глубоко вошли войска литовцев на Русь, чтобы говорить об ординарном набеге. Во-вторых, летопись показывает действия целой коалиции литовских князей, притом действующей упорно, целенаправленно, не избегающей боев, не пытающейся бежать при первых признаках поражения, а цепляющейся за ранее захваченные укрепленные пункты. Так, не напрасно литовцы пытались отсидеться в Торопце: очевидно, этот город уже виделся им как очередной пункт литовского влияния и литовской власти на Руси. В-третьих, литвины вовсе не разбежались в «зажитье» или, как говорили на Руси позднее, не «распустили войну», то есть их воинство не превратилось в совокупность основного ядра действующих сил и широкого шлейфа банд, жгущих деревни и обирающих местное население. Они оперировали одновременно на нескольких направлениях крупными отрядами, требовавшими от Александра Ярославича противодействия столь же крупными силами. Наконец, в-четвертых, Торопец и Торжок издавна интересовали литву как объект экспансии, и еще в 1225/1226 году здесь вела боевые действия литовская армия в семь тысяч человек. Итак, в 1245 году литва, по всей видимости, предприняла новую попытку настоящего большого нашествия на земли Новгорода и Твери, имея своей целью отторгнуть те города, за которые удастся зацепиться гарнизонами, и присоединить к себе окрестные земли. Александр Ярославич выбил коалицию с Руси после пяти сражений.

По масштабу привлеченных сил «Литовская кампания» 1245 года превосходит «Немецкую кампанию» 1242-го. Среди сражающихся русских ратников нет суздальской дружины, которую в 1241 году привел Андрей Ярославич против орденских рыцарей. Но помимо собственно новгородского войска и дружины Александра Ярославича в бой идут отряды из Торжка (собранные дважды!), Твери, Дмитрова и Витебска. Это большая сила. Что же касается литовской ратной мощи, то современные исследователи гипотетически, но довольно убедительно определили ее в цифру около двух тысяч воинов[106]106
  Фомичев М. В., Несин М. А. Александр Невский и литва: Военно-политические отношения Северо-Восточной Руси и литвы в 30–60-х гг. XIII в. // Novogardia. 2019. № 2. С. 57.


[Закрыть]. Впрочем, воинство литовцев могло быть и многочисленнее: прежде они оперировали в этом регионе бо́льшими силами.