Текст книги "Время иллюзий. Третий глаз (сборник)"

8

Альберт Иосифович в детстве был спокойным послушным мальчиком и, как многие, немного ленивым в юности. Ничто его особенно не интересовало, не увлекало, хотя учился он неплохо. Одно только желание быть наверху положения и в центре внимания всегда присутствовало в его характере. Со временем он уяснил для себя, что именно деньги порой без особого труда могут предоставить эти возможности.

И он приторговывал и фарцевал, давая заказы выезжающим заграницу многочисленным друзьям отца, которые в детстве ласково называли его «Альбик».

Отец его в свое время закончил экономическое отделение МГУ и, используя прошлые товарищеские связи, выбрал для сына и помог ему поступить в университет, но на физический факультет, который в силу модности профессии выбрал сам Альбик. Учиться было трудно, о чем юноша не подозревал, поэтому бывали срывы. Он, не проявляя большого интереса к физическим наукам, все же закончил учебное заведение, хотя и не без помощи средств и морального давления своего отца, который часто ему говорил:

– Ты должен понимать, что твоя посредственная учеба позорит, прежде всего, меня.

Понимая, что физика не для сына, отец, используя связи и минуя «распределение», пристроил его к себе в финансовые структуры.

Молодость и зрелость Альберта пришлась на счастливое преддверие и саму незабываемую «перестройку».

И время это – пропуска в сладкую и понятную только избранным свободу, удачно и плодотворно связало его взгляды на жизнь и тщеславный характер. Хотя многое было спонтанно, он твердо чувствовал, что это новое веяние пришло не случайно и исключительно для него.

Он словно предвосхитил эти разрушительные перемены и уже мог проявить себя в действии без какого либо серьезного контроля, занудных должностных требований и обязанностей перед обществом. Видел он здесь только себя любимого, талантливого и счастливого. Да что вспоминать! Тогда даже рядовой русский с совковыми мыслями мечтал о миллионе. Правда, эти совки и лохи не понимали глубокого смысла наживы.

А Альбик сразу понял, что честным и справедливым путем здесь ничего не добьешься.

В лучшем случае про тебя будут говорить: «Вот – честный и талантливый парень».

На пороге заманчивого капитализма это казалось просто смешным.

Попав еще в 16 лет за фарцовку в милицию, он просидел несколько часов с урками в КПЗ. Вел он там себя достойно: стоял на своем до определенного предела. Когда чувствовал, что на него давят и напряжение назревает, сдавался и принимал позу доверчивого пса.

Ему сказали:

– Ты – правильный малый и не дурак. Жаль, что у тебя нет родственников или знакомых в воровском мире.

После этого Альберт усвоил, что надо быть рядом с этими смелыми свободными от предрассудков людьми.

Получив первые навыки в бизнесе, он искренне был изумлен истине, прозвучавшей из уст одного незадачливого иностранца, с которым они сидели за бутылкой виски. Тогда иностранцы полчищами наводнили страну и доверительно учили нас жизни. Альберт был внимателен к советам, не пропуская ни полслова.

Рекомендация для дальнейшего бизнеса была проста, как Божий день:

– Дорогой мой Альберт Иосифович, – кстати, его тогда первый раз назвали по отчеству, – Умейте разрушать… и у вас будет все, что захочется.

– Как это? – не понял сразу Альберт.

– Накапливать трудно и обременительно, а быстро разрушить – всегда легко. При этом можно быстро нажить большие капиталы, – с трудом произнося каждое слово, вразумлял начинающий хмелеть собеседник.

И именно в «перестройку» и последующие годы он, вооруженный этим опытом, начал добывать денежные знаки с искренней любовью, сначала маленькими порциями, потом его радовали объемы все больше и больше.

К тому же он быстро усвоил правила игры беспредела, активно привлекал криминал для расширения капитала, применяя примитивные силовые способы подавления конкурентов.

Ему помогали и государственные лица, чтобы не выпячиваться и не пятнать себя. Они не просчитались, получая неплохие комиссионные. Но, правда, тогда они не могли себе представить, что именно он со временем лишит их рычагов влияния.

В конце 80-тых он оказался в нужной обойме влиятельных лиц, с которыми активно работал его отец, известный тогда в советских финансовых кругах чиновник. Потом ему помогли средствами, как бы случайно.

Бытовало мнение, что на пороге российского капитализма все были в равных условиях: кто-то успел, а у кого-то – не получилось. Но все это происходило далеко не так. Скорее давали большую возможность тем, кто был выгоден основной идее разрушения страны.

Правда, так до конца для него осталось непонятным, кто поставил на его карту. Имелись родственники в Израиле, доселе он о них не знал. Появился в его окружении дальний приближенный семьи, некто Вениамин или Веня, который имел неограниченную финансовую поддержку из заграницы. Он приобщил его к участию в толлинговых операциях, то есть к беспошлинному вывозу ресурсов при мизерных инвестициях, приносящих громадные прибыли. Он же помог скупить большое количество ваучеров рентабельного по тем временам металлургического комбината, которые в силу ликвидности также дали возможность молниеносно в разы увеличить доходы по дивидендам. С помощью фиктивных залогов и подкупа чиновников был выигран ряд аукционов, и Альберт Иосифович стал сначала крупным совладельцем, а затем и единственным владельцем предприятия.

Поняв российские правила бизнеса, Веня уяснил, что лучше что-то, чем пуля в лоб, и удалился на обетованную родину предков, получив солидную компенсацию за свои услуги. Правда, это не мешало Вениамину работать и дальше с Альбертом Иосифовичем в оффшорных дочерних компаниях.

После того как Альберт Иосифович стал крупным производителем, он купил еще ряд профильных заводов и даже прибрал к рукам проектно-технологический институт. Получив огромные производственные ресурсы, он продолжал преследовать свои интересы обогащения, вовсе не заботясь о дальнейшем стратегическом расширении необходимого для страны металлургического производства.

На своих предприятиях Альберт Иосифович больших капвложений, естественно, не делал, хотя пришлось в течение нескольких лет обеспечить косметическую автоматизацию производства, но это были копейки по сравнению с ограничением фонда зарплаты рабочих, которые были поставлены государственной экономической политикой страны на колени. Дальнейшие инвестиции в основном, если и проводились, то в иностранные проекты, которые давали более эффективные результаты накопления средств.

Государственная экономика того времени практически сошла с рельс и была отдана на откуп подобным денежным мешкам с местническим мышлением и безответственностью по отношению к стране.

Власть сама продолжала способствовать разрушению экономики страны, уравняв всех в подоходном налоге. При этом она разрешала неограниченно повышать зарплаты узкого круга приближенных к богатству и значительно снижать социальную защиту и уровень оплаты труда непосредственных производителей материальных ценностей. Это обстоятельство вконец перекосило экономику, обеспечив Альберту Иосифовичу и подобным ему иметь в своем распоряжении лет на 10–15 бессловесных и упавших духом рабов-исполнителей.

Альберт Иосифович быстро поверил в свою неповторимость.

Больше его уже ничего не интересовало, кроме постоянно прибывающих денег, которые теперь надо было грамотно скрывать от налогообложения.

Наивными по сравнению с ним были тогда смело устремившиеся к вершинам Клондайка простые бизнесмены-энтузиасты. Они были похожи на наивных слепых котят, которых по счастливой случайности не утопили или не свернули им шею настоящие «воротилы» бизнеса. Потому как путь к обогащению через государственные коммерческие аферы оказался для них закрыт. После первой же законодательной встряски молодых бросающихся безоглядно в атаку реформаторов все порядочные коммерсанты моментально обанкротились. Выжили только привычное к жесткости жулье и наплевательски относившиеся к закону бандиты.

Молодых неопытных гончих всегда охватывает азарт, но мало кто из них понимает, что добыча всегда достается не псам, а хозяевам.

Опьяненные запахом легких денег простые люди тоже сразу попали в капканы многочисленных мошенников типа МММ, которых обложило флажками беднеющее с каждым днем правительство. Многие из этих пирамидальных структур живы и по сей день и неплохо живут, но без дивидендов, на которые делали ставку вкладчики. Этих безжалостных пиратов российской действительности сегодняшнее правительство не тревожит, ссылаясь на свободную коммерцию, и сохраняет в качестве возможной наживки при будущей игре.

Со временем Альберт Иосифович решил обновить кровь и действовать уже руками молодых более настырных и наглых хищников.

В результате он оброс буйными ребятами, которые почувствовали запах больших денег.

Одного из них он сделал руководителем «забойной», как он говорил, «Базовой фирмы».

Это был один из приятелей юности, который имел близких друзей в криминальных кругах – некто Александр Михайлович с вполне оправдывающей себя фамилией Волков, внешне похожий на простого деревенского мужика, а по характеру – на фанатически безудержного наглеца.

Он совершенно официально скупал предприятия с государственным участием и фирмы, имеющие проблемы с налоговой службой, выжимал из них все до копейки, не забывая своего учредителя, а потом сдавал криминалу. Те, получив эти трупы, доедали их уже, как муравьи. Причем наиболее квалифицированных людей быстро адаптировали под свои нужды. Александр Михайлович относился к типу так называемых «подъедал» распадающихся предприятий страны. Подробное повествование его деятельности могло быть предметом интереснейшего криминального романа. Возле Александра Михайловича остальным коммерческим структурам просто не имело смысла существовать легально и честно.

При всей привилегированности своего положения Альберт Иосифович теперь уже сам зависел от созданной им империи. И, надо заметить, все больше замыкался в себе, не имел полноценных друзей, жил вдалеке от семьи, в душе презирал людей и женщин, которым была определена цена. Все это он оценивал без малейших ошибок.

И освобождения от всего этого уже не могло быть. Критический путь разворота он миновал безвозвратно.

«Теория избранности народа не нова, так почему же не может быть избранным один человек?» – иногда задавался он вопросом.

Говорят, что бизнес сродни творчеству. Когда деньги рождают новые технологии, инженерные решения, воплощаемые в реальные проекты, это всегда прогресс. Но результатом большого богатства Альберта Иосифовича было уже созданное прошлым поколением производство, которое он не собирался существенно обновлять.

Он утратил основу понимания того, что достаток лишает человека самого важного природного стимула – борьбы за выживание.

И даже если бы ему захотелось изменить свою жизнь – увлечься тишиной, забыть про деньги и удариться в раздумья по осмыслению жизни, то уже впитанные его душой навыки и приобретенный характер не позволили бы это сделать.

Для благотворительности или меценатства Альберт Иосифович не имел необходимых струн души, поскольку для него было противоестественно сочувствие к жертве, и он даже скорее презирал ее.

Да и характер его не позволял быть жалостливым. По натуре он был игроком, а таких людей захватывает неудержимая страсть, из которой нет выхода.

Это может объяснить только понятие блатного мира: «Вход – рубль, выход – два».

Авантюра часто является составляющей двигателя прогресса, но душа, пораженная сомнительными помыслами, погибает на пути к нему.

Альберт Иосифович стал считать себя выше других, потом вообще отвлекся от человеческих душ и не замечал собственную. Он всегда считал себя выходцем из интеллигентной семьи. Интересно, что понятие «интеллигент» существует только в русском языке, а произошло оно от французского – intelligence, которое имеет определенное смысловое значение умственного развития человека, сродни творчеству. Странно, но в России все звучит по-иному. Вот и Альберт Иосифович то ли с усмешкой, то ли с удовлетворением вспоминал всегда современный анекдот на эту тему:

«Интеллигентные люди деньги имеют, а не интеллигентные постоянно о них говорят».

9

Звонок Николая Константиновича немного встревожил Римму Леонидовну. Она уже совсем забыла разговор с директором, а этот дотошный гомосек назойливо предлагал встретиться и обсудить обнаруженную ситуацию с новым сотрудником.

– Нет-нет, Николай Константинович, уж пожалуйста, решите сами… Директор же сказал, что можно лишить квартальной премии… или какие-нибудь наставления по вашей части… Да-да, я согласна.

Ей было на руку, что разговор с директором не дошел до конкретных разбирательств. Дело в том, что именно она и никто другой знала причину исключения из договора статьи о качестве и почти дословно помнила слова этого оригинального ухажера, представляющего контрагента.

Арсений Львович, приятной наружности пятидесятилетний брюнет, сраженный ее красотой, при каждом удобном случае подчеркивал это, естественно, не скупясь на необычные подарки и комплименты.

Римма Леонидовна сама не знала, почему ему искренне поверила, когда он, вручая ей шикарный букет цветов, сказал:

– Дорогая Римма Леонидовна, исключительно ради вас, я готов на все! Даже снизить цену договора, чтобы вы получили заслуженное одобрение своего руководства.

– Вы настоящий джентльмен, Арсений Львович. Но я уже вышла из возраста, в котором ждут подачки от руководства.

– Это прекрасно! И если выразиться глубже, нам бы надо выстроить более доверительные отношения… Что касается меня, я бы вообще сделал этот договор максимально прозрачным и значительно короче.

– Например?

– Вот статья о качестве глинозема… Она занимает, по меньшей мере, две страницы… всякие там ненужные сравнения… лабораторные исследования… Кто этим будет заниматься? Вы же знаете нашу фирму… Пока мы вас никогда не подводили.

Римма Леонидовна знала, что с этим контрагентом уже более двух лет у нее не было сделок, но, приятно улыбнувшись, промолчала.

– Мы можем рассмотреть ваши предложения, Арсений Львович, на этот счет, – добавила она.

– Прекрасно, Римма Леонидовна! Разрешите еще преподнести вам лично от меня скромный подарок…

– Мы же не на новогодней елке, Арсений Львович, – парировала Римма Леонидовна.

– Поймите меня правильно… Это – знак моей безумной и безнадежной любви к вам, – продолжал Арсений Львович, нежно беря ее руку и легко надевая на пальчик удивительно оригинальное кольцо с бриллиантом в полтора карата.

– Это уж ни к чему, – заулыбалась Римма Леонидовна, – Откуда вы узнали мой размер, Арсений Львович?

– Ну, эта тайна не самая сложная… Главное – завладеть вашим вниманием, несравненная Римма Леонидовна.

Кольцо явно пришлось по вкусу и даже подходило к нежному перламутровому маникюру. Римма Леонидовна не смогла отказать Арсению Львовичу в проявлении, как он сказал, маленькой своей слабости.

Договор подписали быстро во время ужина в одном из местных ресторанов, окна которого выходили на Енисей. Здесь в своем разливе он напоминал безбрежное море. Огни города томно отражались на воде. Нежная вечерняя прохлада растворяла тепло приближающегося знойного лета. Ярко выделялся широкий и величественный железнодорожный мост через реку.

Настроение у принимавших участие в переговорах было прекрасное.

Всеволод, обрадованный быстрым согласованием и подписанием договора, даже не заметил внесенных изменений со стороны контрагента, и Римма Леонидовна не стала специально обращать его внимание на это. Она подчеркнуто относилась к нему как своему равному помощнику и даже заставила завизировать каждый лист договора. В то же время в неформальном подчеркнуто демократичном общении с ним Римма Леонидовна вела себя как королева с любимым пажом.

Сразу после подписания, Всеволод заворожено смотрел на нее:

– Вы так многому меня научили, дорогая Римма Ле…

– Можно без отчества, – ласково перебила она.

– Одно то, что я нахожусь с вами рядом… меня очень воодушевляет…

– Так, поподробнее о душе.

– Я все время… думаю о вас!

– Но вы же на работе, Всеволод! Подумайте о своей жене.

– Я не могу ни о чем больше сейчас думать.

– Это плохо, что вы не понимаете.

– Что я не понимаю?

– Мужчина изменяет только одним органом, а в душе всегда остается холодным, я-то знаю.

– Я готов отдать сейчас и душу!

– Я же женщина, а не Мефистофель! – улыбнулась Римма.

– Какая разница, женщина или мужчина.

– Нет, женщина глубоко отличается в этом вопросе.

– Чем? – удивился Всеволод.

– Женщина, когда принимает мужчину, она меняет весь свой окружающий мир.

– Не понял.

– Опять плохо, Всеволод Петрович, – она опустила глаза.

Всеволод сразу почувствовал тоску.

После ужина поехали в гостиницу. Арсений Львович вызвался провожать.

Всеволод загорелся побыть с ней наедине и по поведению начальницы почувствовал, что может добиться успеха. Правда, при этом Арсений Львович продолжал имитировать подобное рвение.

Римма вела себя раскованно, но в номер не пустила ни того, ни другого.

«Пожалуй, слишком паж… и не более того…» – вспоминая Всеволода и такие же не очень яркие ухаживания Арсения Львовича, подумала она.

Всеволод до последней минуты надеялся, что она пригласит его в номер, и был раздражен порядком надоевшим, но настырным провинциальным ухажером. В душе он ощущал, что в сравнении со своим соперником с яркими подарками не произвел необходимого впечатления на предмет вожделений и, пожалуй, даже не имел права пока себе позволить это.

Мысленно сравнивая их, Римма Леонидовна еще раз убеждалась в несостоятельности мужчин, которые «не тянули» на достойное восприятие. Хотелось изящности, оригинальности и силы духа.

Всеволод же утвердился в окончательной зависимости от этой женщины, совершенно не понимая и даже не ведая и малой доли всего того коварства, которым она обладала.

Он страдал, может быть впервые в своей жизни.

Римма Леонидовна сама была разочарована. Она видела себя в роли Царевны-лягушки и надеялась, что он будет Иваном-царевичем. Но она хотела непременно видеть настоящие стрелы в форме яркого проявления, где даже сверкающее бриллиантом кольцо кажется не таким уж важным предтечей. К сожалению, у Всеволода она не увидела ничего подобного: ни лука, ни опасных стрел.

Если смотреть на молодую ярко-зеленую лягушку с устремленными на вас крупными томными глазами да еще на кувшинке рядом с завораживающим цветком, очарование красотой неизбежно. Но стоит резко протянуть к изумрудной блуднице руку, и она уже тут как тут – в студеной воде. Остаются только обдающие холодом темно-синие разводы, которые сами собой остужают желания и уже не заставят вас лезть за ней в темную воду.

Римма Леонидовна имела право оценивать мужчин и иногда подвергать их унизительным сравнениям. Она имела возможность и презирать мужской пол, потому как знала его слабости. Существует мнение, что в женщине должна быть скрыта определенная загадка, которая является стержнем романтических исканий мужчин. На самом же деле такого рода загадка мужского пола значительно притягательней для самих женщин. Вот почему накаченные скуластые или совсем неказистые и обязательно немногословные мужчины возбуждают их больше.

Порой они настолько увлечены собой, что в погоне за сладкими словами о своей неповторимости вовсе не обращают внимания на мужскую внешность.

Для женщины достаточно пожить с мужчиной полгода, и она уже знает о нем все: и о его возможностях и о конце его жизни практически со скрупулезной точностью. Часто женщина жалеет ставшие ей близкими мужские слабости. Интересно, что раньше в простонародье слово «жалеть» было синонимом «любить». Однако очень часто скука прозрения непередаваемо тяготит. Сугубо ошибочным является и желание каким-то образом изменить или настроить по-иному мужской характер. Если он не проявит независимого желания, никаких подвижек не будете: такова уж природа. К тому же именно непобедимая лень сильного пола является истинным двигателем прогресса.

Римма Леонидовна с детства была привлекательной, в юности – красивой девушкой и уже потом – всегда необычно очаровательной женщиной. Как любая женская плоть, утомленная вниманием сильной половиной человечества, она ощущала себя выше мелочных комплиментов, правда, как и все женщины, иногда увлекалась и, слава Богу, не была в этом вопросе постоянно настороже.

От отца ей достался живой практический ум и расчетливая наблюдательность, женская же красота и обаяние досталась от природы. Мама, которая ушла из жизни очень рано, внесла южную кровь в ее нежное тело и не лишенную шарма привлекательную раскосинку карих глаз.

Как и все девушки, с юности она мечтала о яркой любви, но именно судьба волею случая или ненароком настойчиво отодвигала ее от желаемого семейного счастья.

Первая любовь в ней вспыхнула еще на пороге окончания школы с молодым человеком из семьи потомственных художников.

Звали его Иваном, но все вокруг, включая семью, в данном случае очень символично величали его «Ваном». Дед его в свое время был известным живописцем, отец – тоже неплохим художником, но посвятил себя модному авангарду. Сам же Ван только пробовал себя и много рассуждал об основах живописи и вообще искусства. Чтобы не сливаться с серой массой художественного студенчества он отказался поступать в «Строгановку», как он говорил Римме, из принципа. Ван много раз начинал писать портрет Риммы, о чем она узнавала из набросков исключительно по деталям своей одежды. Семья его жила безбедно в шикарной оставшейся от деда сталинской квартире, заваленной кроме эскизов и картин разного рода антиквариатом. Глаза Риммы часто останавливались на оригинальных изящных статуэтках или старых китайских вазах, но домочадцы настолько свыклись и не замечали эти окружающие предметы, что вполне могли бы при необходимости использовать многочисленные вазы в качестве ночных горшков.

Ван ко всему этому был равнодушен и проявлял даже черты большого оригинала. Он позволял себе с удовольствием носить рваные носки, нечищеную обувь или безвкусные нательные вещи. Он мог с удовольствием «раздавить» бутылку дешевого портвейна в забегаловке, смачно закусив квашеной капустой.

Римма всегда была рядом и не позволяла себе ему перечить. Она не обращала внимания на еще одну его слабость – носить почти круглый год потертое покроя гражданской войны кожаное пальто с оторванным хлястиком.

Душа Риммы жаждала благородства. Это было прекрасно: стать музой гения, положить свою жизнь на алтарь искусства. Они уже жили с Ваном открыто, и свадьба казалась неминуемой. Но язык Вана обычно как-то всегда замолкал при упоминании о супружестве, даже после его длительных разговоров с отцом о всепоглощающей ценности искусства. А Римма терпеливо ждала. Ждала красивых слов и путешествий к лазурным берегам, которые прославят молодого пейзажиста.

Но всему этому пришел неожиданный момент перехода творческого восприятия в иное измерение, которое и определило дальнейшее совершенствование незаурядного характера невесты.

Слабостью Вана кроме искусства были мотоциклы, а Римма полюбила заднее сидение. Надо сказать, освоение этого положения рядом с водителем однажды увенчалось травмой, следствием которой был едва заметный шрам на ее шее: он-то впоследствии не поддавался загару и тщательно скрывался косметикой, косынкой, высоким воротником или воздушным шарфиком.

Остановившись однажды на широком перекрестке, Ван с Риммой оказались рядом с шикарной для того времени иномаркой, из которой глядел на девушку наглыми любопытными глазами кавказец.

– Слушай, дорогой, – прокричал он мотоциклисту, – Какой красивый девушк, прямо зависть берет…

– А то, – процедил Ван.

– Давай меняться, друг,…ты бери мою машину, а мне девушк? Идет? – просунул он в окно не в меру волосатую руку.

Ван посмотрел внимательно на ярко-бирюзовый капот, прошелся по кабине и остановился на трепещущей выхлопной трубе.

– Надо подумать, – величественно заключил Ван.

Тут включился зеленый свет светофора, и красивая машина осталась далеко позади, но с этого момента Римма как будто прозрела и легко отпустила свое сердце на свободу.

Потом был красавец-иностранец. Породистый индус с ярко-черными, как смоль, глазами и оригинальной роскошной чалмой. Полковник, кажется, или даже генерал. Он прекрасно танцевал и ей рассказывал, как учился в молодости в Англии в военном корпусе. Остался у нее и снимок в танце с ним на дипломатическом приеме. Он благородно ухаживал и уже нравился Римме. Она была покорена его стройностью, галантностью и уже готовилась к сближению, в мыслях представляя жаркую, непонятную для нее и романтично восточную разноликую страну. К тому же черная вьющаяся борода ее необычно возбуждала и странным образом навевала эротические образы. Но вдруг неожиданный поступок пассии повернул все ее мысли вспять. Накануне женского праздника она получила от него подарок – небольшую тщательно упакованную коробку с удивительно раздражающими предмерами внутри: пачкой бледного цвета мыла, странной присыпкой, шампунем, зубной пастой и еще чем-то в этом роде. Это было неожиданно обидно и казалось на редкость унизительно. Это было слишком – ей предлагали заняться своим туалетом! Раздражение вызывало глубокое чувство мести и она глубоко ощутила известную истину: «От любви до ненависти – один шаг».

Следующим кавалером был Альберт. Это время было пропитано запахом будущего богатства, так как уже многие были поглощены бизнесом, который стал частью личной и общественной жизни.

Отец познакомил ее с Альбертом. Он показался ей неординарным, но немного отталкивала еврейская кровь. Хотя Римма не была антисемиткой, все-таки предыдущее необычное увлечение немного настораживало. Отцы хотели их поженить.

И она увлеклась им, но то ли случай, то ли еще какая-то сила заставила ее обратить внимание на то, как сильно он одержим страстью обогащения. Она тоже научилась и уже умела делать бизнес, но это было что-то совсем другое.

Любовь ее всегда стояла в окружении достатка и благополучия, и она не гнушалась богатства, но деньги для нее являлись лишь средством красиво и достойно себя ощущать.

Тогда все занимались бизнесом, и вокруг было много молодых людей, ходивших с кейсами и предлагавших свои услуги в торговле всем, чем только возможно.

Первое, что привлекало Римму – у Альберта всегда были свободные руки, то есть кейса или сумки в его руках никогда не было. И даже люди, которые его окружали, были очень деловые, молчаливые и исполнительные. Второе притягательное обстоятельство – он чувствовал уровень риска в своих действиях. И главное он не был мелочно-жадным и, конечно, денег на нее никогда не жалел. С ним было спокойно, но что-то отталкивало. Замечать она это стала не сразу. Для него она была куклой, а не дорогим человеком, как ей хотелось. Она ощущала, что он вообще людей воспринимал отстраненно от своей жизни. Казалось, ничего не существует более святого для него кроме нарастающего богатства.

Они поссорились из-за пустяка, и не хотели сближения. Альберт не был рад размолвке, но, в то же самое время, хотел свободы и чего-то нового.

Римма, чувствуя непреодолимую преграду в характере любовника, тоже не сделала шаг к продолжению отношений.

Наконец, появился муж, о котором она всегда мечтала.

Сближение и бракосочетание произошли как-то неожиданно и необычным образом. Ей раньше не приходило в голову, как можно представить своим мужем человека с не очень привлекательной внешностью и такой прозаической фамилией, как Мешков.

Она встречалась с ним без малого лет пять в компаниях, сидя, как правило, на разных концах стола, совершенно не обращая внимания. Он был старше в своих мыслях и раньше казался человеком из другого непонятного ей поколения.

Всему виной был праздничный день, в который Мешков был приглашен на девичник в качестве единственного мужчины близкой подругой. Она уже долгое время была одна, и для нее сделали исключение. Но подруга «переборщила» в желании привлечь Мешкова своей страстью и просто напугала своей откровенностью. Инстинктивно желая найти избавление от своего испуга, он обрушил свое внимание на Римму.

– У нас очень созвучные имена, – сказал он загадочно.

– В чем же это созвучие? – сочувственно отозвалась Римма.

– Две согласные в окончании и рядом стоят по алфавиту.

– Я никогда не задумывалась о согласных в моем имени.

– И зря.

Кирилл Петрович продолжил информировать об именах, потом перешел на нумерологию и плавно заинтересовал ее как очень начитанный человек. Сама того не понимая, она начала проникаться к нему. Видимо, виной всему был определенный настрой или – пришло время, думала она об этой первой встрече по истечении времени.

Профессор, доктор физических наук, на ее первый взгляд неординарный человек оказался не приспособленным к адекватному восприятию современной жизни. Он совершенно не понимал и не хотел воспринимать жену, как равную себе личность. Единственно, что мог предложить он своей супруге – это наполненную тишиной домашнюю клетку.

Его поиски благосостояния семьи в новых условиях заставили ее задуматься и трезво пересмотреть многие простые вещи. При всей эрудиции мужа именно его бизнес выдавал сущность супруга. Его участие в сделках с недвижимостью или скорее обман на этом рынке некомпетентных слабых стариков или доверчивых людей, полагающихся на его честное профессорское звание, вызвало первый негатив. Резко бросалось в глаза тот факт, что его сподвижники в бизнесе, как правило, были шарлатаны, мошенники или просто необразованные люди. В сравнении с уровнем знаний мужа они были просто убогими. Своими поступками они приносили множество неприятностей, если не сказать горя не только ему, но и ей. Причем муж, каждый раз переживая свои промахи, не замечал переживаний супруги. Римма не могла понять внутреннюю сущность этого теперь уже близкого для нее человека. Она, конечно, как верная жена, была свидетелем или оказывалась случайно посвященной в эти странные события его бизнеса, которые порой не знала или не понимала сразу. К тому же супруг отодвигал ее на второй план при принятии решения, что тоже очень раздражало. Она не бедствовала, но ее свободный и живой и прагматический интеллект начал не сразу, но постепенно вырабатывать противоядие. Однажды эти мошеннические, хоть на вид – приятные и доверчивые глаза такого «знакомого» даже заставили ее отдать для проживания свою квартиру, и она серьезно рисковала ее лишиться. К счастью, обман был быстро обнаружен.

Каждый раз после очередного предприятия мужа оставалось неприятное послевкусие. Она часто задавала себе вопрос «Почему это дешевое мошенничество в отношении окружающих людей так близко касалось ее личной жизни?»