Текст книги "Про тайгу и про охоту. Воспоминания, рекомендации, извлечения"

Опасности на льду

Рассказав о лыжах и снегоступах, не могу не остановиться на том, как надо относиться ко льду – на реках, речках и озёрах – тем более, когда от снега до воды или льда один шаг.

Начну с происшествия, которое случилось со мной в начале апреля 1961 года в Алтайском заповеднике. Я возвращался в его «столицу», поселок Яйлю, что на северном берегу Телецкого озера, из командировки и немного опоздал к условленному времени. Лошадь с санями ушла с кордона Караташ в Яйлю за полчаса до меня. Больше транспорта не предвиделось, и мне предстояло пройти не меньше двадцати пяти километров санной дорогой по льду озера. Она делала большой крюк. Я решил срезать его и пошёл более коротким путем, вдоль скал солнопёчного, как там говорят, берега. Я надеялся, что успею проскочить опасные места до полдневного распара.

Поначалу идти было хорошо. Алтайские обутки – лёгкие, мягкие, а поверхность льда, накануне растаявшую, прилично подморозило, и она стала, что твой паркет. Часам к двенадцати я подошёл к мысу Ажи. Именно с этого места вдоль берега начинались полыньи, и я на берегу выломал на всякий случай длинную, сухую, но крепкую сосенку. Вдруг провалюсь? Однако в это не верилось.

Примерно через час-полтора, на подходе к мысу Кобухту, мне стало жарко. На льду стали встречаться лужицы – наступало самое время распара. До Яйлю оставалось всего километра три, но до распара я пройти их не успел.

И тут я обнаружил, что лужицы на снегу не просто растаявший лёд. Я неосмотрительно зашёл на такое место, где он буквально шевелился от моих шагов, тихо шипел и проседал под ногами! Что такое весенний толстый, более полуметра, лёд, знают только те, кто его видел. Под лучами весеннего солнца он распадается на тонкие ледяные вертикальные палочки, совершенно не скреплённые друг с другом. Вылезти, провалившись, практически невозможно, потому что образуется ледяная каша, опираться на которую бессмысленно. Я вспомнил рассказ нашей соседки по посёлку, которая в такое же время и примерно в этом же месте много лет тому назад провалилась и ломалась, как она образно выразилась, до самого берега. «Молодая тогда была, сильная, – заключила она. – Иначе бы потонула». Мне такой вариант не улыбался.

Вокруг всё потихонечку шипело, вода выступала около моих, уже промокших обуток, а я стоял, боясь шевельнуться, и никак не мог сообразить, куда же мне надо делать следующий шаг, чтобы не уйти под лёд. Было очень тоскливо мне в тот момент. Спасти меня никто бы не смог. До посёлка три километра, да к тому же он за двумя мысами – криков моих никто бы и не услышал.

Прямо идти было нельзя, в стороны – тоже. Стараясь ступать туда, где я уже прошагал, словно на минном поле, я начал потихоньку пятиться, пошёл, как там говорят, взад-пятки. Одним словом, как вы понимаете, я всё-таки выбрался.

Лёд бывает разный – весенний, зимний и осенний, озёрный и речной, тонкий и толстый, а относиться к нему надо всегда одинаково – с осторожностью.

Только что установившийся лед, перволёдок, магически тянет к себе не только рыбаков. Есть что-то особенное в том, как ты выходишь на тонкую зеркальную поверхность и идёшь по ней, оскальзываясь и вздрагивая, когда он потрескивает, словно предупреждая тебя об опасности. Этим он отличается от весеннего, который может обрушиться сразу, без предупреждения.

Байкальские «когти» (по рисунку моего отца В. С. Житенёва)

По гладкому, ещё не заснеженному льду ходить очень трудно без специальных приспособлений, которые не дают ноге скользить. На Байкале, например, отковывают специальные «когти», которые привязывают к ичигам или валенкам. С. В. Обручев в «Справочнике путешественника и краеведа» пишет, что «для ходьбы по льду, если нет кошек высокогорного типа с длинными зубцами, которые надеваются на сапоги, и нельзя их сделать в кузнице, можно изготовить более простые самодельные шипы, пригодные как для сапог, так и для мягкой обуви. В кусок кожи или ремня – такой длины, чтобы можно было обернуть вокруг ступни, – в той части его, которая ляжет на подошву, вбивают гвозди длиной 1,5—2 см. Затем их головки закрывают вторым слоем кожи, который пришивается к нижнему ремню. Ремень имеет вверху пряжку или завязки.

Чукчи или коряки весной для ходьбы по гладкому льду надевают пластинки из мамонтовой кости с зубцами; такая пластинка ставится поперёк подошвы и завязывается поверх ноги ремешками. При всех системах ледовых шипов необходимо, чтобы пластинки с ними были прочно прикреплены к ноге, иначе шаг будет очень неверен».

В далеких таёжных посёлках, которые, как правило, расположены по берегам больших и малых рек и речек, знают, конечно, об опасностях молодого льда, но жизнь заставляет чуть ли не ползти по перволёдку, чтобы перебраться на другой берег из-за вдруг появившихся неотложных надобностей, и нет сил подождать хотя бы денёк, пока лёд по-настоящему не окрепнет.

Главное правило – стараться переходить водоём, речка это или озеро, там, где есть след. Это первая гарантия того, что лёд здесь крепкий, раз уже выдержал кого-то. Однако на реках и речках течение зачастую промывает его, и он становится тоньше. Стараться надо идти по чистым, «голым» местам – под снегом лёд всегда тоньше. Когда вылезаешь на берег в незнакомом месте, будь осторожен, потому что именно у самого берега он почти всегда ненадёжен. У крутяков, обрывов иногда это просто вода, слегка прикрытая сугробом. И хотя потонуть в таком месте трудновато, возможность вымокнуть по пояс гарантирована, а зимой, вдали от жилья это не просто неприятно, но и опасно.

Особую опасность представляют собой наледи. Наледь – это вода, вышедшая на лёд. Иногда она в сильный мороз тут же замерзает и, когда окрепнет, то свободно держит человека даже без лыж. Если же вода на лёд вышла недавно, что в мороз хорошо видно по плотному пару, стоящему над ней, то в такую наледь легко провалиться. Выше щиколотки вряд ли намокнешь, но, провалившись, намокнешь уж точно. Я однажды залетел с товарищами в такую на речке Урми в Хабаровском крае. Хорошо, что до избушки было не так далеко – бежали туда с мокрыми ногами, а мороз был сильным – наледь вся была под плотным морозным туманом.

Открытую, вышедшую на лёд наледь видно, как я сказал, издалека, и можно её обойти по берегу. Бывает и такая наледь, что прячется под слоем снега, который укрывает лед. Сверху всё чисто, ровно, а под снегом – вода, снеговая каша, бóхоть, как говорят на Печоре, и узнаешь об этом тоже только после того, как в неё ввалишься. Тут уж не надо мешкать, а поскорее выбираться на берег. Если лыжи намокли, если на них налип мокрый снег, то надо как можно быстрее соскрести всё обухом ножа с камуса, да так, чтобы он на вид был совершенно сухой. Потом можно вставать на лыжи и продолжать маршрут. Постепенно мороз и снег подсушат камус и его свойства восстановятся. Если же не сделать этого, мокрый снег намёрзнет на лыжах комьями и идти будет не то что трудно, а просто невозможно.

Бывает, что залетишь в такую наледь на снегоходе. Вот уж мучение так мучение! Главное тут, не останавливаться и не глушить двигатель. Пока ещё машина тянет и, хоть плывёт почти, но движется, есть надежда, что где-то впереди есть твёрдый лёд и вскоре «Буран» зацепится за него и вылезет на сухое. Если же он совсем не тянет, приходится слезать в мокрую снеговую кашу и толкать его вперёд и вперёд до упора, пока он всё-таки не выползет на сухой снег и твёрдый лёд. Если это удалось сделать, не надо останавливаться, чтобы очистить гусеницы и лыжу от мокрого снега. Пока вы будете ковыряться с одной гусеницей, на другой уже намёрзнут глыбы льда, а потом снегоход уже с места не сдвинешь. На скорости мокрый снег сам отлетит с ходовой части, не успев замерзнуть.

Вообще надо знать, что наледь выходит на реке в двух случаях. Во-первых, в сильный мороз, когда он рвёт трещинами лёд на реке, а, во-вторых, после сильного снегопада, когда новый снег одавливает лёд, и вода выходит сквозь трещины наружу.

Если ледостав начинался при сравнительно высокой воде, то в течение зимы лёд опускается вслед за её уровнем, зависает около берегов и завалов, а иногда даже висит вроде мостика. Такие места опасны и не только потому, что провалишься до воды. Там можно запросто сломать и лыжу, и ногу.

В тростниках лёд тает быстрее, чем на самом водоёме, поэтому надо держаться от них подальше. Сразу же скажу об опасностях, которые могут подстерегать около ледяных заторов. Весной, во время приличного ледохода, которые теперь бывают, пожалуй, только на северных и сибирских реках, порой в узких или отмелых местах образуются заторы. Льдины громоздятся одна на другую, получаются настоящие плотины. Я сталкивался с этим на Верхней Печоре. Скажу одно – держитесь от такой стенки льда подальше, если вы на лодке, а ходить по ней – чистейшее безумие. Поведение нагромождённых льдин совершенно непредсказуемо. Они могут начать обваливаться в любой момент при малейшем нарушении их внутреннего равновесия. Особенно опасны такие ледовые барьеры и стенки в оттепель или дождь, когда льдины с грохотом начинают скользить в воду.

Вообще не лезьте на реку в сильный ледоход без особых на то причин. Раздавить вашу лодку большая льдина может запросто, а остановить её или отпихнуть нечего и пытаться. Плотно идущий лёд затрёт лодку, утащит её под береговой завал или просто-напросто утопит, а вместе с ней и вы имеете шанс оказаться в воде. Таких случаев на моей памяти – полно. Если вы уж затесались среди льдин, не впадайте в панику, а постарайтесь найти выход из создавшегося положения. Направляйте лодку в намечающиеся просветы между льдинами и не пытайтесь действовать ей как ледоколом. Это бесполезное занятие. Лучше пусть вашу лодку пронесёт мимо нужного вам места, чем её раздавит. Потом уж вы найдёте место, где причалить к берегу.

Теперь о том, как вести себя на льду, если он вам кажется ненадёжным:

– если на лыжах, то расстегнуть крепления (кстати, на лыжах в весенний распар можно пройти по таким местам, на которые без них лучше не соваться);

– рюкзак держать на одном плече, легче будет сбросить в случае чего;

– ножны с ножом передвинуть вперед, на живот – так легче достать нож, чтобы, провалившись, воткнуть в край полыньи и удержаться, а нож в ножнах должен быть закреплён не на застёжках (кнопках, пряжках, липучках), а только на трении рукоятки о внутреннюю поверхность ножен;

– в руках надо иметь крепкий шестик или, на худой конец, ружьё, и держать его горизонтально.

Если уж случилось такое, что лёд под вами сломался, во-первых, (и это главное!) не впадайте в панику. Вы ещё пока на поверхности, думайте, как выбраться на лёд.

Надо сказать, что опасность переохлаждения и обморожения в таких критических ситуациях особенно велика. Постарайтесь любым способом согреться. Если вокруг никого нет, вам не остается ничего другого, как бежать к жилью или развести на берегу большой костёр, что можно, конечно, сделать только в лесистой местности. Тут-то и понадобится ваше умение сохранять спички сухими в любой ситуации. Не самый лучший способ согреваться – спиртное. Дело в том, что периферийные кровеносные сосуды под действием алкоголя сильно расширяются, что ведёт к дополнительной интенсивной теплопотере или, попросту говоря, к переохлаждению. Поэтому соблюдайте меру, выбравшись на сухое место!

Легко, скажут, советовать, но вот как вспомнить всё это, когда тянет тебя под лёд намокшая одежда, и шансов на спасение вроде бы уж и нет. Совет может быть только один – находясь на льду, нужно быть готовым к самому худшему и не расслабляться. Поэтому мысленно проигрывайте хоть изредка возможные ситуации и составьте конкретный план действий для своего спасения. Даже если сегодня ничего не случилось, можно ли быть уверенным, что этого не произойдёт завтра?

Много ещё опасностей поджидают путника на льду, на снегу и на таёжной, лесной тропе. Всего не перечислишь и обо всём не предупредишь. Просто надо, повторю, стараться не попадать в такие ситуации, из которых потом придётся выбираться с большим трудом. И даже если уж и попал в тиски судьбы, то надо не сдаваться, а искать выход из того, что тебя окружает и что ждёт впереди.

Говорят, что умным надо назвать того, кто сможет найти выход из самой сложной ситуации, а мудрым того, кто никогда в неё не попадёт. Известный польский путешественник, автор многих книг по выживанию Яцек Палкевич выработал свои десять заповедей поведения человека в экстремальных условиях:

1. Принимать быстрые решения.

2. Уметь импровизировать.

3. Уметь постоянно и непрерывно контролировать себя.

4. Уметь распознать опасность.

5. Уметь оценивать людей.

6. Быть самостоятельным и независимым.

7. Быть настойчивым и упрямым, когда это необходимо, но, если нужно, уметь подчиниться.

8. Признать, не отчаиваясь, предел своих возможностей.

9. Искать, когда кажется, что вариантов больше нет, другие пути выхода из беды, прежде чем сдаться окончательно.

10. И даже тогда не сдаваться.

Плоты и лодки

Нет в России города или деревни, где не было бы реки или озера. Люди всегда селились около воды. Естественно, что они учились преодолевать эти водные преграды. Сначала простое бревно, плот, бревно долблёное, а потом и настоящая лодка, лодья.

Мне, как и любому охотоведу, не раз приходилось пользоваться таким транспортом. И если с лодками я знаком почти досконально и на Верхней Печоре девять сезонов от ледохода до ледостава почти не вылезал из лодки с мотором и без, то опыт плотогона у меня очень небольшой – сплывал, ещё будучи, студентом, по Иркуту. В Горном Алтае видел, как гоняют плоты по Бии, был знаком и много беседовал с плотовщиками, стоял на плоту, но пройти по её ревущим порогам так и не удалось.

Идея сплыть по Иркуту на плотах возникла перед самыми госэкзаменами, перед окончанием института в начале лета 1957 года. Рванули туда мы большой компанией! Проголосовали на Байкальском тракте в сторону Байкала, в кузове грузовика проехали полсотни километров до маленького сельца Граматухи и таёжной тропой по речушке Малой Зазаре вышли к Иркуту. Кончался май, тайга светилась новой листвой и свежей хвоей, вовсю цвёл багульник-рододендрон. Пару дней мы жили в избушке между устьями речек Большой и Малой Зазар, рыбачили, но всё же не рыбалка была нашей целью. Она только для прокорма. Я тогда поймал на спиннинг своего первого тайменя, почти на 12 кило, а длиной больше метра. Главное – это сплыть на плоту до Иркутска. До него по воде было примерно 70—80 км – два дня хода, как мы рассчитали.

Нам повезло, потому что мы нашли на берегу выброшенный рекой и уже хорошо просохший салик (так называют небольшой плотик) в шесть трёхметровых бревен, собранный на стреле в глухой паз. Мы столкнули его на воду, и оказалось, что двоих он держит спокойно. Нас, «плотогонов», было трое – Алик Хлебников, Боря Михайлов и я. Решили найденный салик состыковать ещё с одним. Тогда бы всё это сооружение должно было выдержать нас троих с грузом. Остальной народ отказался от этой авантюры, а мы стали ладить плот.

Проходим Мотский порог. Впереди Алик Хлебников, а я – сзади.

Плоты

Алик Хлебников, наш предводитель во всех коллективных охотничьих походах, знал, как вязать плот, и мы начали это дело.

Перво-наперво мы свалили топором (это был единственный, не считая охотничьих ножей, наш инструмент) три не очень толстых еловых сушины и разделали их на шесть трёхметровых бревёшек. Потом Алик сказал, что будем вязать плот на вицах и пожилинах. Я никогда не слышал об этом, Боря, помнится, тоже, а Алик, видимо, уже где-то прошёл начальную школу «плотостроения».

Мы вырубили девять длинных (метра по три каждая) и тонких (примерно около пяти сантиметров в комле) берёзок и начали крутить из них вицы. Нашли отдельно стоящую берёзу толщиной сантиметров около сорока и вырубили в стволе сбоку паз на высоте пояса. В этом пазу клином закрепили вершинку берёзки, а комель её расщепили и ввязали в расщеп недлинную палку. Потом Алик стал крутить за эту палку берёзовый стволик, постепенно обматывая им в то же время ствол берёзы. Борис и я прижимали к нему будущую вицу, которая начала трескаться по слоям вдоль, напоминая верёвку, свитую из древесных волокон. Когда она полностью опоясала ствол и не один раз, мы начали её сматывать, не давая раскручиваться, а потом связали в кольцо. Так мы сделали шесть колец, а три берёзки оставили на вицы для связки двух саликов в один плот. На всё это, кстати, ушло времени больше всего.

В первый день мы заготовили брёвна, нагели, вицы и пожилины, а к концу второго плот был готов. Оказалось, что завести хомуты (кольца из виц) на два бревна и закрепить их нагелями и пожилиной довольно просто. Вообще, при сплачивании брёвен в став (плот составлен из двух-трех ставов) их укладывают на лежни (брёвна, положенные перпендикулярно берегу) вершинками к вершинкам, а комлями к комлям. При этом корма става – это комли. Она получается немного шире и толще, чем передняя часть, и, конечно, грузоподъёмнее. Весь скарб плотогоны складывают в корме плота.

Изготовление виц и плота

Потом мы вытесали две греби, нашли на берегу и прибили доски вместо лопастей, которые по правилам надо было бы вытесать из одного ствола с гребью, чтобы она была надёжнее. Алик, как оказалось, припас немного гвоздей на всякий случай. Вообще-то гребь должна быть длинной, почти что в став на больших плотах, но мы сделали покороче. Наш плот состоял ведь всего из двух небольших саликов. Для установки гребей соорудили две подгребицы из небольших бревёшков, столкнули новый садик на воду и связали оба в плот тремя вицами.

Уже много позже я узнал, что подгребицы бывают не только из одного бревна, но и в виде козел, прямых и наклонных, и из одного вертикально врезанного в бревна плота отрубка (штыря), и с наклонными подголовниками. Последние применяют в Саянах и Восточной Сибири на больших реках и мощных порогах, когда водяные валы полностью заливают плот.

Опробовали мы наше сооружение на плаву под громкие насмешки всей честной компании. Нам пророчествовали, что плот рассыплется на первом же пороге, что вода большая, несёт сильно, и мы не справимся с ней, а Боре так вообще лучше не соваться на воду, потому что сапоги у него высокие да такие тяжёлые, что утянут на дно, а там он будет стоять и качаться, как на якоре, пока не обсосут его таймени да налимы. Вот так нас провожали, но в напутствиях этих явно слышалась зависть.

Первый порог, Мотский, нам показался довольно серьёзным, и мы обнесли рюкзаки по берегу, а плот провели пустым. Новый салик, как более сухой и грузоподъёмный, мы поставили вторым, и на него погрузили рюкзаки. Затем забрались все трое и оттолкнулись в русло. Держал нас плот хорошо и слушался малейшего шевеления гребей. И это не мудрено – ведь он был лёгким.

Был уже вечер. На правом берегу, от которого мы отчалили, шел сильный низовой пожар (местные рыбаки не загасили свой костёр), всё вокруг заволокло дымом. Мы решили ночевать на другом берегу и перебрались через реку. Иркут в этом месте был шириной метров около сотни. Устроили себе стан, наловили хариусов на уху, а я – тайменя, и заночевали. На следующее утро мы оттолкнули наш маленький плот и поплыли…

Можно долго рассказывать, как несла нас река между обрывистых таёжных сопок, как отбивались мы от камней, окаймлённых белой пеной бурунов, как загодя высматривали «ворота» и «корыто» в пороге, чтобы не наскочить на камни и не застрять на мели. Кстати, мель не менее опасна, чем камни, потому что засесть на ней – это конец пути. Стащить плот довольно трудно, хотя, говорят, помогают «оплеухи» – специальные брёвна, которые крепят одним концом к плоту, а другой на верёвке заводят в реку. Течение давит на «оплеуху» и стаскивает плот с мели. У нас не имелось таких оплеух, поэтому надо было быть очень внимательными. В одном месте, на второй день, когда течение стало спокойным, а мы расслабились и уже не ждали никаких опасностей, река чуть не наказала нас за это. Какой-то добрый человек с удочками, когда мы проплывали мимо него, сказал: «За поворотом, ребяты, камни. Бейтесь к правому, иначе худо будет». Мы успели проскочить эти камни, только чиркнув левым бревном заднего става по крайнему валуну.

Вообще плотогонов, и опытных и неопытных, на реке ждёт много опасностей. Тут и су́водь, у́лово, как говорят в Горном Алтае. Выйти из него под силу только опытному плотовщику. И бурные пороги, путь прохождения которых надо заранее узнать досконально. Даже на сравнительно спокойных реках как Иркут можно зацепить плотом трос паромной переправы или попасть в запань (место, куда собирается сплавляемый по реке лес), из которой вывести плот будет проблемой. Надо знать, что в то время, когда вода в реке идет на прибыль, например, после дождей, поверхность её выпукла и всё, что плывёт, имеет тенденцию сваливаться к берегам. А вот когда вода начинает падать, поверхность реки немного вогнута, и всё плывущее сосредоточивается на главной струе, как правило, посередине. Однако во многих местах главная струя подходит совсем близко к берегу, скалам и обрывам. Именно поэтому не только молевой сплав леса (теперь уже почти повсеместно запрещённый), но и в плотах идёт всегда на падающей воде. В этом случае брёвен по берегам остается значительно меньше.

В конце второго дня заморосил дождик, течение совсем обленилось, передний салик, который мы нашли на берегу, намок и стал постепенно погружаться. Не доплыв немного до села Смоленщины, мы вылезли на берег, разделили и съели последнюю горбушку хлеба и пошли к тракту. До окраины Иркутска оставалось километров пять.

Наш примитивный плоточек сослужил нам хорошую службу. Я, например, понял, как строят плоты. Потом и на Алтае, и на Верхней Печоре видел самые разные их типы.

Существуют, как вы уже поняли, два основных способа вязки плотов: на пожилинах с вицами и на стрелах в закрытый и открытый паз. Есть ещё один способ, также на сквозных стрелах, которые крепятся несколько иным способом. Концы брёвен отёсываются, и в них прорубаются отверстия. Сквозь них пропускают отёсанные на один диаметр длинные спицы, стрелы, и закрепляются клиньями. Говорят, что на порогах плоты, связанные этим способом, противостоят камням получше. Честно говоря, этот способ вязки мне видеть воочию не довелось, знаю о нём только по литературе.

Плот на сквозной стреле

Однако в Горном Алтае мне довелось увидеть плоты, в которых по Бии раньше сплавляли лес. Не уверен, что этим занимаются там сегодня, но в то время, когда я там жил, лес сплавляли именно в таких плотах. В чём же их особенность?

В Горном Алтае, в верховьях Бии, которая вытекает из Телецкого озера, плотовщики проводили плоты от него до Бийска и ладили их совсем по-другому.

Брёвна, предназначенные для сплава, (кедр, сосна, ель и пихта, но не лиственница – она тяжела и тонет), загоняются свободно в раму из огромных брёвен, связанных между собой по концам в закрытый паз. Бревна, которые удерживаются от расплывания этой рамой, ещё, как там говорят, отуриваются, то есть прижимаются, удерживаются по концам поперечными брёвнами-сутунками, как правило, из лиственницы. В противном случае на мощных бийских порогах громадные валы просто могут выбить лес из рамы. Так как брёвна практически ничем не закреплены и плавают в раме свободно, крутятся и грузнут в воду, если на них наступить, через весь плот кладётся и закрепляется по концам отёсанное бревно или плаха. По ней-то и ходят гребцы.

На раме с передней и задней сторон, на носу и корме укрепляется по три стойки-подгребицы. В работе бывает не больше двух гребей на каждом конце, и ставятся они на крайние подгребицы. Средняя нужна, когда можно работать только одной гребью после прохождения всех опасных мест, порогов. Сплотки-ставы соединяются между собой черёмуховыми связями, вицами. Однако они гораздо толще и длиннее тех, которые мы крутили на Иркуте. В плоту не больше двух ставов. Это обусловлено тем, что в верховьях Бии есть несколько очень серьёзных порогов, скорость течения большая, а валы огромные. Управиться на такой реке с плотом из трёх ставов невозможно даже для очень опытного сплавщика с большой командой. А если попадёшь в большое улово, то плот будет крутить в нём, венчать, как говорят плотогоны, с утра до ночи, и выйти из него очень трудно.

На Верхней Печоре и до сегодняшнего дня используют плоты для сплава сена. Сенокосов там мало, и почти все сенокосные угодья расположены в самых верховьях. И вот оттуда, порой за 150—180 км, сплавляют сено на плотах в нижние посёлки. Лес готовят в начале лета неподалёку от сенокоса. К осени, когда сено уже в зародах и стогах, брёвна порядочно просыхают. Вяжут плоты обычно в сентябре (на вицах, потому что лес потом идёт, как правило, на строительство, только кольца делают не из берёзовых виц, а из стального троса – веяние времени!). На спущенный в реку плот грузят сено большим стогом, впереди ставят восьмисильный «Ветерок», небольшую бочку с бензином, и в путь. Зундит мотор, плот, скрытый стогом сена, медленно плывёт по Печоре, чуть обгоняя течение. Осенью бывает значительный подъём уровня воды после дождей, и хозяева стараются захватить его пик, потому что, не дай Бог, вода начнёт стремительно падать, понижаться, когда плот на реке, и можно так сесть на мель, что будешь потом сидеть на ней до ледостава.

Как все древние ремёсла, перегонка плотов, сплав, обросла массой своих специфических терминов, малую часть которых я привёл выше. Какие-то из них общие для разных местностей России, другие характерны для какой-либо одной, но всё это наша с вами история, которая для меня лично тем более ценна, что я сам прикоснулся к ней когда-то руками и глазами.

Опыт плотогонов взяли на вооружение спортсмены, «бравшие» самые страшные реки в Горном Алтае, Саянах и Забайкалье. Теперь всё по-другому – и надувные плоты, и катамараны, сделанные уже не собственными руками, а, как говорится, фирменные, до минимума сводят опасность борьбы со стихией. Рафтинг, одним словом! Можно только завидовать тем, кто был пионером в этом деле, успел узнать азы сплавного дела – валил сухостойный лес, вытаскивал брёвна к бушующей реке, вязал вицы и рубил пазы, а потом, стоя у греби с напарником, напряжённо вслушивался в приближающийся рёв порога. И из него ещё надо было выйти без потерь… Счастливые люди! Настоящие мужики!