Текст книги "Дневник карателя. Эрих фон дем Бах-Зелевский"

IV. «Специалист по борьбе с бандами»

Готовясь к нападению на Советский Союз, военно-политическое руководство Третьего рейха учитывало возможность возникновения партизанской войны. Неслучайно для защиты коммуникаций действующей армии в составе вермахта были созданы охранные дивизии¹⁴⁸, личный состав которых еще до начала вторжения прошел специальные курсы по прочесыванию лесных районов и обороне железных дорог¹⁴⁹. Кроме того, немецкое командование успело к тому времени накопить определенный опыт в проведении операций против нерегулярных формирований, состоявших из бывших военнослужащих польской армии. В основном этот опыт был позитивный и свидетельствовал о большом потенциале вермахта и СС при выполнении контрпартизанских задач¹⁵⁰. Однако в целом в высших военных кругах господствовало убеждение о быстрой нейтрализации советских «народных мстителей», что было продиктовано концепцией «блицкрига», практически не учитывавшей возможность появления массового партизанского движения¹⁵¹.

При анализе приказов военного руководства нацистской Германии становится очевидно, что почти все они в той или иной степени были направлены на то, чтобы сразу же, путем превентивных мер, уничтожить силы сопротивления в зародыше¹⁵². Понятие «партизан» при этом трактовалось довольно широко; под него попадал любой советский гражданин, нелояльный оккупационным властям¹⁵³.

Этот подход повлиял и на немецкую тактику борьбы с партизанами летом – осенью 1941 г. Она включала в себя одновременное использование небольших мобильных подразделений спецслужб, – которые проводили рейдовые военно-полицейские операции, оставляли на маршрутах небольшие отряды для поддержания локальной безопасности, – и войсковых соединений, нацеленных на очищение территорий и уничтожение лиц, представлявших потенциальную опасность для «нового порядка»¹⁵⁴.

Мероприятия немецких спецслужб, полицейских подразделений, охранных дивизий вермахта и соединений войск СС сводились к «акциям по прочесыванию местности» (Säuberungsaktionen) и «акциям по умиротворению» (Befriedungsaktionen), в ходе которых активно использовались карательные меры. При этом военная сторона операций нередко носила второстепенный характер. Борьба с партизанами часто подменялась уничтожением евреев, коммунистов и всех, кто вызывал подозрение. Неслучайно историк Х. Геер назвал указанный период «эскалацией террора», «охотой на гражданских лиц»¹⁵⁵, а исследователь Г.Г. Нольте – «партизанской войной без партизан»¹⁵⁶.

Кровавый вихрь, прошедший по тылам вермахта, не привел, однако, к полной ликвидации партизан, хотя потери «народных мстителей» на первом этапе войны можно оценить как чрезвычайно тяжелые, если не критические¹⁵⁷. Документы охранных войск, полиции безопасности и СД показывают, что со временем активность партизан возросла и стала вызывать опасения. Так, в отчете от 29 сентября 1941 г. командир айнзатцгурппы «А» В. Шталекер отмечал: «Деятельность партизан ни в коем случае нельзя сравнить с бесчинствами банд в кампаниях в Польше и на Западе. В то время как там речь шла о немногих подготовленных, частично внезапных акциях, Советы ввели в действие заранее подготовленную организацию с партизанскими группами»¹⁵⁸.

В тыловом районе группы армий «Центр» осенью 1941 г. охранным войскам пришлось проводить операции с привлечением больших сил. В сентябре 221-я охранная дивизия вместе с полицейским полком «Центр» вели бои против партизан, действовавших вдоль участка дороги Бобруйск – Кошевичи, 403-я охранная дивизия – в районе Витебск – Городок. Непрерывные акции севернее и южнее Минска осуществляла 707-я пехотная дивизия¹⁵⁹. В сентябре – октябре 1941 г. на территории Минской, Могилевской и Витебской области было проведено 15 операций против советских сил сопротивления.

За организацию и ведение борьбы с партизанами в тыловом районе группы армий «Центр» отвечал генерал от инфантерии Макс фон Шенкендорф. Военный профессионал и теоретик антипартизанской войны, он придерживался стандартной технологии, основанной на применении геноцидной стратегии и тактики. Как замечает историк Э. Мейер-Дюттингдорф, Шенкендорф «пользовался полной свободой от любых юридических обязательств. Категории войны и международного права были в значительной степени за пределами его воображения»¹⁶⁰.

Осенью 1941 г. Шенкендорф исходил из тех соображений, что карательные меры, вселяющие ужас во врага и население, позволяют освободить только определенную часть важных для вермахта районов. Остальную же территорию должны занять охранные войска. 14 сентября 1941 г. в приказе № 52 генерал подчеркивал: «Для более успешной борьбы с партизанами части дивизий охраны тыла расчленить вплоть до взводов и занять возможно большее число населенных пунктов»¹⁶¹.

Шенкендорф не без оснований считал, что если поставить под полный контроль ресурсы всех сел и деревень в зоне его ответственности, то партизаны окажутся в тяжелом положении. При сочетании этой тактики с ударами команд быстрого реагирования и мобильных групп, которые при необходимости могут запросить поддержку полицейских батальонов, появлялась возможность полного подавления сопротивления в отдельно взятом регионе. Боевое применение крупных сил имело смысл только в тех случаях, когда в области действовали большие отряды¹⁶².

Многое из того, что Шенкендорф применял на практике, нашло отражение в наставлении ОКХ по борьбе с партизанами от 25 октября 1941 г.¹⁶³ В этом документе предлагался набор методов, необходимых для успешного противодействия народным мстителям. Шенкендорф, однако, скоро пришел к выводу, что допустил несколько ошибок. Распыление своих сил по деревням привело к утрате превосходства в количественном и качественном отношениях над противником. Проведение больших операций оказалось невозможным, поскольку боевые части охранных дивизий все чаще использовались на фронте. Попытки установить прочные контакты с местным населением не дали большого эффекта из-за террора и насилия со стороны немцев¹⁶⁴.

Тем не менее в приказе командующего охранными войсками от 16 декабря 1941 г. вновь говорилось о применении карательных мер: «Образовавшиеся в тылу пространства требуют того, чтобы борьба против партизан и всех сочувствующих им элементов велась как можно активнее. Жителей, которые симпатизируют или помогают партизанам, нужно уничтожать»¹⁶⁵.

В конце года генерал отправил в штаб группы армий «Центр» итоговый отчет, что на подконтрольной ему территории уничтожены 63 000 партизан, в то время как его незначительные силы по поддержанию безопасности понесли минимальные потери¹⁶⁶.

Однако положение в тылу центрального участка Восточного фронта не улучшилось. Осознавая всю сложность обстановки, Шенкендорф приступил к подготовке программы по истреблению партизан. Для достижения поставленной цели он предлагал проводить работу по двум направлениям. Во-первых, вести активную пропаганду на местное население. Во-вторых, сосредоточить усилия на военном уничтожении партизан. В последнем случае немаловажное значение имела структурная реорганизация органов управления войск для наступательных действий, связанная с распределением боевых средств между охранными дивизиями. Важными считались и задачи по расширению службы порядка, формированию боевых частей из местных жителей, усилению системы оповещения и борьбе с «чужаками» в населенных пунктах¹⁶⁷.

Командующий также разработал новую схему крупной антипартизанской операции. Он объединил в рамках оперативно-войсковых мероприятий несколько важных элементов, предложив следующий алгоритм действий из четырех фаз: 1) сосредоточение войск и образование большого «котла»; 2) сужение кольца окружения; 3) очищение «котла» с помощью концентрического удара; 4) прочесывание местности в обратном направлении и осмотр района до второго исходного рубежа, в ходе которого внутренний район цели, включавший в себя населенные пункты и местных жителей, подлежал ликвидации¹⁶⁸.

Шенкендорф предлагал использовать карательные меры в конце третьей – в начале четвертой фазы операции. Одновременно он потребовал полностью вывозить из района сельхозпродукцию. Реквизиции следовало проводить на самом последнем этапе, когда исчезнет потенциальная опасность нападений партизан и захваченные продукты можно будет беспрепятственно доставить на специальные пункты.

Словом, Шенкендорф сумел найти сбалансированную форму крупной операции. Эта схема включала в себя идеологический, экономический, военный и карательные элементы. При этом карательная функция находилась в рамках общей группы компонентов. По словам историка Л. Клинкхаммера, «резкий переход операции в акцию по убийству вовсе не был неизбежным»¹⁶⁹. Все зависело от командира. Поэтому данная модель оказалась удобной и востребованной. Представляя собой гибрид боевых действий, убийства лояльного советской власти местного населения и хозяйственных мероприятий, она явилась прототипом для последующих операций в захваченных областях Советского Союза.

Генерал Шенкендорф опробовал новую схему с 26 марта по 6 апреля 1942 г. во время операции «Бамберг» в районе Глуск – Паричи – Октябрьский, южнее Бобруйска. К операции привлекли 707-ю пехотную дивизию, 203-ю охранную бригаду, 102-й словацкий охранный полк и 315-й полицейский батальон. В результате боевых действий удалось на время установить контроль над неспокойным районом. «Народные мстители» уклонились от прямых боев. Жертвами операции, прежде всего, стали гражданские лица, объявленные «партизанскими помощниками». В общей сложности военнослужащие вермахта и члены полиции порядка убили от 5 до 6 тысяч человек. Среди убитых также были 200 евреев и 650 человек, представленных в итоговом донесении партизанами. Войска захватили 5060 голов скота, 115 тонн зерна и 120 тонн картофеля¹⁷⁰.

Шенкендорф постоянно обсуждал меры по борьбе с партизанским движением с фон дем Бахом, сотрудниками его штаба и представителями полиции безопасности и СД¹⁷¹. Эти контакты ослабли в феврале 1942 г., когда Зелевский находился в госпитале¹⁷². Но уже в мае все вернулось на круги своя, и взаимодействие между СС и вермахтом усилилось.

Следует подчеркнуть, что Бах считал Шенкендорфа не просто своим начальником, а «близким другом и наставником»¹⁷³. Он жадно впитывал все, что говорил ему старый генерал, обладавший глубокими военными знаниями и опытом. Именно Шенкендорф посвятил Зелевского во все тонкости антипартизанской стратегии. Но самое главное он научил его тактике и оперативному искусству в рамках противодействия «малой войне». В своем дневнике Бах неоднократно возвращался к теме «борьбы с бандитами». Его выводы отличаются большим благоразумием и дают основание предполагать, что многие мысли Зелевского являются фрагментами его дискуссий с Шенкендорфом. Например, 5 сентября 1941 г. Бах сделал запись: «Бой с партизанами требует от солдат и офицеров гораздо больше нервных сил, чем бой с регулярными войсками, хотя последний, как ни странно, ценится в вермахте значительно выше»¹⁷⁴.

Хотя у командующего охранными войсками и высшего фюрера СС и полиции сложились дружеские отношения, все-таки они принадлежали к разным ведомствам. Это, в свою очередь, приводило к конкуренции, спорам и трениям. Шенкендорф еще весной 1942 г. понял, что нужно сократить число репрессивных акций в отношении гражданского населения, так как подобные действия неизбежно усиливали ненависть к оккупантам и толкали людей к уходу в партизаны. В июне 1942 г. во все охранные части и подразделения был спущен приказ о том, чтобы не расстреливать партизанские семьи. Бах-Зелевский тоже получил этот приказ, но не придал ему значения. Он, как замечает А. Ангрик, «по-прежнему занимался преследованием политических и “расовых” противников… По указанию Баха сжигались деревни, население расстреливали или угоняли, а скот реквизировали»¹⁷⁵.

Вскоре между Зелевским и Шенкендорфом произошел конфликт. 15 июня 1942 г. подчиненные Баха – особая команда СС Дирлевангера и айнзатцкоманда 8 – стерли с лица земли деревню Борки, уничтожив 2027 человек¹⁷⁶. 26 июня такая же участь постигла деревню Студенка, где эсэсовцы расстреляли и сожгли 836 человек¹⁷⁷. Слухи о массовых убийствах достигли Шенкендорфа. Он вызвал к себе Баха и строго его отчитал. Особенно генерала возмутило невыполнение его приказа. Зелевский обещал сделать выводы¹⁷⁸.

Бах, в сущности, действовал в соответствии с концепцией Шенкендорфа. Разница заключалась лишь в том, что командующий охранными войсками, исходя из новых тактических взглядов, старался до поры до времени не злоупотреблять карательной практикой, в то время как Зелевский постоянно ее использовал.

Шенкендорф хотел упорядочить репрессивные действия войск. Этим, в частности, был продиктован его приказ от 3 августа 1942 г., согласно которому осуществлять карательные меры разрешалось офицеру в должности не ниже командира батальона; расстрелы женщин и детей запрещались, за исключением случаев, если женщины были схвачены с оружием в руках; обо всех карательных мерах, которые собирались применить полиция порядка и СД, следовало заранее сообщать командующему охранными войсками; Шенкендорф требовал шире проводить «дружественные акции» и побуждать население к сотрудничеству с немецкой армией, поскольку видел в этом предпосылки к восстановлению на вверенной ему территории спокойствия и порядка¹⁷⁹.

«Моральная эрозия зашла слишком далеко для Шенкендорфа, чтобы допустить принципиальный поворот, – полагает историк Э. Мейер-Дюттингдорф. – Ее масштабы раскрываются с учетом серьезно обсуждаемого вопроса о возрасте, с которого можно расстреливать детей»¹⁸⁰.

Что касается Баха, то в его дневнике отразились последствия неприятного разговора с командующим. После жутких инцидентов в Борках и Студенке Зелевский приказал заменить командира айнзатцкоманды 8 Гейнца Рихтера и запретил убивать женщин и детей, «даже если они являются партизанами»¹⁸¹. При этом Бах не сказал о том, что зачинщиками преступлений были его подчиненные из зондеркоманды СС Дирлевангера, а приказ не расстреливать гражданских лиц носил временный характер.

Указанные события разворачивались на фоне непрекращающейся схватки между вермахтом и СС за право возглавить борьбу с партизанами. В этом противостоянии фигура Баха-Зелевского играла значительную роль. Его положение позволяло Гиммлеру влиять на многие процессы, происходившие на оккупированных территориях СССР. Поэтому, когда Гитлер предложил поставить Зелевского на должность убитого в Праге Гейдриха, рейхсфюрер возразил, сославшись на то, что Бах нужен ему на Востоке¹⁸².

Из дневника Зелевского видно, что он тоже не горел желанием возглавить имперский протекторат Богемия и Моравия¹⁸³. Но одновременно его порядком тяготила зависимость от Шенкендорфа. Бах хотел действовать самостоятельно, без какого-либо подчинения структурам вермахта. Гиммлер быстро понял, в чем дело, и воспользовался ситуацией. 28 июля 1942 г. рейхсфюрер объявил себя и высших фюреров СС и полиции ответственными за борьбу с партизанами¹⁸⁴. В тот же день он подписал новую инструкцию об организации боевых действий против партизан и назначил группенфюрера Кноблауха представителем по вопросам партизанской войны. В его обязанности входила координация действий СС с оперативными управлениями ОКВ и ОКХ¹⁸⁵.

Свои «мысли о партизанах» Гиммлер подробно изложил 27 июля 1942 г. в письме офицеру связи с Главным управлением полиции порядка, оберштурмбаннфюреру СС Вильгельму Суханеку. Рейхсфюрер, среди прочего, отмечал, что людей, живущих в лесах, давно пора рассматривать только в качестве бандитов. Большевики и евреи прославляют партизан, хотя все они являются трусами, терроризируют население, стреляют в немецких солдат и скрываются под покровом темноты, вынуждая принимать в отношении сельских жителей суровые меры¹⁸⁶. Логическим продолжением этих сентенций стал выход 30 июля 1942 г. приказа, запрещавшего использовать в служебных документах слово «партизаны». Красных инсургентов отныне следовало именовать исключительно бандитами¹⁸⁷.

Представители высшего германского командования были против того, чтобы Гиммлер полностью взял на себя вопросы борьбы с партизанами. На имя фюрера поступило несколько прошений. Гитлер внял этим просьбам. Вышедшая 18 августа 1942 г. директива № 46 а «Об усилении борьбы с бесчинствами банд на Востоке» распределяла обязанности между вермахтом и СС: сухопутные войска несли ответственность за борьбу с партизанами в армейском тылу, а Гиммлер – в имперских комиссариатах. При этом командующие охранными войсками обязаны были оказывать высшим фюрерам СС и полиции не только помощь средствами связи и снабжением, но и обеспечивать поддержку подчиненным им частям и подразделениям. Сами силы СС, располагавшиеся на территории гражданской администрации, предлагалось расширить за счет выведенных на время с фронта частей и соединений войск СС¹⁸⁸.

Планирование контрпартизанских акций на Востоке теперь велось на основе директив оперативного управления ОКХ оперативными отделами штабов групп армий, специальных штабов и штабов начальников тыла, полевым комендатурами, штабами начальников СС. Планы операций рассматривались и утверждались генерал-майором Адольфом Хойзингером. После проведения операций оперативные отделы штабов групп армий обязаны были составлять оперативные сводки (полумесячные и месячные), представлявшие собой отчет перед оперативным управлением Генштаба ОКХ. Одновременно формой отчетности были ежедневные, утренние, вечерние и внеочередные донесения в оперативное управление¹⁸⁹.

Бах, безусловно, приветствовал разделение полномочий между вермахтом и СС. Однако его положение, как он подчеркнул в письме Гиммлеру от 5 сентября 1942 г., подразумевало недопустимые обстоятельства в отношении его личности. Поскольку его сфера влияния касалась в основном оперативного тыла армии, он не хотел подчиняться каким-либо младшим по званию офицерам вермахта. В качестве альтернативы Зелевский предложил использовать его на новой должности – «инспектора по борьбе с бандами во всех восточных областях». Такая позиция, объяснял он, не требует создания нового штаба, а должна быть связана с консультационной работой. Бах утверждал, что в частях полиции и войск СС, развернутых на местах, мало что знают об основных принципах ведения боевых действий против партизан. Борьба с ними только тогда станет успешной, когда немецкое командование начнет своевременно реагировать на изменения в тактике противника и будет «гибко и творчески» подходить к решению поставленных перед ним задач¹⁹⁰.

Рейхсфюрер первоначально отрицательно отнесся к предложению Зелевского. Но дальнейшее увеличение численности партизан и неудовлетворительные результаты боевых действий стали решающими факторами, из-за которых шеф СС вернулся к предложению своего верного ландскнехта¹⁹¹.

24 октября 1942 г. Гиммлер назначил фон дем Баха «уполномоченным рейхсфюрера СС по борьбе с бандами». Компетенции, связанные с новой должностью Зелевского, были гораздо более обширными, чем он сам предлагал в сентябре. Бах был обязан осуществлять не только функции надзора, но и отдавать приказы по «умиротворению определенных областей», подчиняя себе для этих целей необходимое количество частей полиции и войск СС. В результате введения этой должности произошло слияние руководства полицейских сил генерального комиссариата «Белоруссия» и тылового района группы армий «Центр». В оперативное подчинение Баха были переданы 1-я мотопехотная бригада СС, 13-й и 14-й полицейские полки, добровольческий корпус СС «Дания», батальоны охранной полиции, сформированные из местных коллаборационистов¹⁹².

27 октября 1942 г. фон дем Бах и командующий охранными войсками генерал фон Шенкендорф подписали соглашение о проведении совместных операций против партизан Белоруссии и о наиболее эффективном использовании всех частей, дислоцирующихся в прифронтовом районе¹⁹³.

Забегая вперед, следует сказать, что в 1943 г. роль фон дем Баха еще более возросла. 18 марта он стал «инспектором в полевой командной ставке рейхсфюрера СС», а 21 июня – «начальником соединений по борьбе с бандами». Теперь его компетенции простирались не только на захваченные восточные области, но и на все страны оккупированной Европы, где велась борьба с партизанами. В распоряжении Зелевского находился специальный штаб, располагавшийся под Растенбургом в Восточной Пруссии, рядом со штабом Гиммлера и штаб-квартирой фюрера. Начальником штаба у Баха был бывший командующий полиции порядка, бригадефюрер СС Эберхард Херф (позже – штандартенфюрер СС Гейнц Ламмердинг). Оперативный отдел (Ia) возглавлял майор охранной полиции Эрнст Корн (позже – полковник Антон Дирман). Отделом I с (разведка и контрразведка) руководил командующий полиции безопасности и СД в Белоруссии, оберштурмбаннфюрер СС Эдуард Штраух. Личный состав штаба набирался из числа сотрудников аппарата высшего фюрера СС и полиции в Центральной России¹⁹⁴.

С повышением роли фон дем Баха увеличивалось и количество войск, которые он использовал в боевых действиях. Так, во второй половине апреля 1943 г. в оперативном подчинении у Зелевского находились силы (не считая подразделений обеспечения) равные корпусной группе: 8-я кавалерийская дивизия СС, особый батальон СС Дирлевангера, авиационная группа особого назначения, 7-я и 8-я айнзатцкоманды полиции безопасности и СД, пять полицейских полков СС, 19 батальонов охранной полиции, 11 моторизованных взводов полевой жандармерии, две полицейские танковые роты, четыре полицейские роты связи СС и 1-й русский национальный полк СС «Дружина»¹⁹⁵.

Конечно же, стремительное возвышение фон дем Баха и его особые полномочия, превышавшие компетенции любого высшего начальника СС и полиции, вызвали у многих его коллег раздражение и тихую злобу, что иной раз приводило к конфликтным ситуациям и мешало согласованным действиям в борьбе с партизанами. Например, не самые лучшие отношения сложились у Зелевского с высшим фюрером СС и полиции на Севере России Фридрихом Еккельном. Гиммлер поручил ему провести в августе 1942 г. серию операций под кодовым наименованием «Болотная лихорадка». Еккельн, слабый в контрпартизанской тактике, ничего не добился. Рейхсфюрер отправил ликвидатора прибалтийских евреев в Могилев, к Баху, чтобы он ознакомился с тем, как бьют «бандитов» отряды лжепартизан¹⁹⁶. Еккельн воспринял эту поездку как личное унижение. В январе 1943 г., когда совместно с вермахтом планировались операции «Заяц-беляк» и «Зимнее волшебство», он проигнорировал призывы Баха провести их одновременно¹⁹⁷. В итоге партизанские формирования, базировавшиеся на стыке РСФСР, БССР и Латвийской ССР, сумели избежать полного уничтожения.

Натянутые отношения были у Баха с Прютцманом, высшим фюрером СС и полиции на Юге России. Прютцман неоднократно отправлял Гиммлеру письма, прося умерить пыл слишком ретивого начальника соединений по борьбе с бандами¹⁹⁸. Жгучую ненависть фон дем Бах вызывал и у своего старого врага – гауляйтера Коха, который решил бороться с партизанами в округе «Белосток» в одиночку, саботируя все распоряжения шефа СС и не привлекая на подведомственную территорию войск, подчиненных Зелевскому¹⁹⁹.

Непросто складывались контакты у Баха с подчиненными. Он, например, терпеть не мог своего первого заместителя – бригадефюрера СС Карла фон Пюклера-Бургхауса. Пока Зелевский весной 1942 г. лечился в берлинском госпитале СС, Пюклер безвылазно сидел в Могилеве и беспробудно пьянствовал. Вдобавок ко всему граф поссорился с сотрудниками штаба фон Шенкендорфа, не уделял достаточного внимания борьбе с партизанами, так что в мае 1942 г. Баху пришлось передислоцировать полицейский полк «Центр» в Смоленск, чтобы взять под охрану коммуникации, примыкающие к городу²⁰⁰.

По-настоящему дружескими были отношения у Баха с бригадефюрером СС Георгом фон Бассевитцем-Бером. Зелевский стал учителем для своего нового заместителя, давал ему советы и наставления, как быстрее постигнуть законы «малой войны»²⁰¹. В общении между собой они всегда были на «ты». Когда в январе 1943 г. Гиммлер назначил Бассевитца на должность высшего начальника СС и полиции в Гамбурге, граф прислал Баху письмо, где, в том числе, говорилось: «Позволь мне поблагодарить тебя за те шесть месяцев, когда мне было позволено воевать и работать под твоим началом. Мне повезло, что у меня был такой учитель, как ты, который, с одной стороны, поделился со мной столькими знаниями и опытом, а с другой – дал столько духа товарищества и дружбы. Счастлив, что ты пошел мне навстречу с первого дня нашей работы»²⁰².

Сложные отношения связывали Баха с бригадефюрером СС Куртом фон Готтбергом, который 9 ноября 1942 г. занял должность высшего фюрера СС и полиции в Белоруссии и под началом которого действовала боевая группа, «прославившаяся» многочисленными преступлениями²⁰³.

Согласно дневнику Зелевского, его первое знакомство с Готтбергом произошло в конце июля 1941 г., когда Бах прибыл в Минск для поиска подходящего места для базы войск СС. Готтберг, проходивший стажировку по линии Главного управления полиции порядка, должен был стать начальником базы²⁰⁴. Однако в Минске он ничего не сделал, чем вызвал едкие оценки Баха, назвавшего его «пассивной личностью, лишенной каких бы то ни было организаторских способностей»²⁰⁵.

Высший фюрер СС и полиции в Центральной России был недоволен тем, что Готтберга назначили руководить силами «Черного ордена» в Белоруссии. Ранее этот пост занимал бригадефюрер CC Вальтер Шимана – близкий друг Баха. Шимана обладал боевым опытом, лично участвовал в боях с партизанами и сумел завоевать большой авторитет в глазах начальника. Готтберг же – импульсивный алкоголик, потерявший из-за вождения в нетрезвом виде часть ноги в автомобильной аварии – был проштрафившимся чиновником из Главного управления расы и поселений, которого привлекли к суду за коррупционные дела и денежные махинации. Гиммлер дал ему последний шанс реабилитироваться, направив в Вайссрутению²⁰⁶.

Готтберг сразу проявил себя как узколобый каратель, уничтожающий на своем пути все, что попадется. В период с 19 по 26 ноября 1942 г., когда в районе Глубокое – Лепель – Борисов проводилась операция «Нюрнберг», войска, подчиненные ему, устроили жестокую резню гражданского населения, включая оставшихся евреев, в то время как партизаны не понесли существенных потерь²⁰⁷.

Характер и методы проведения этой операции вызвали у Баха негативные эмоции. 23 ноября 1942 г. он сделал пространную запись в дневнике, где отметил, что Готтберг «из-за диких преследований евреев… навлек позор на свое оружие. Я возмущен»²⁰⁸.

В словах Баха, безусловно, звучит известная доля лицемерия, поскольку он сам часто прибегал к карательным мерам. Тем более его дальнейшие рассуждения «о вине евреев» не оставляют сомнений в том, что он поддерживал политику геноцида²⁰⁹. Однако в данном случае Баха возмутило само по себе тупое и прямолинейное убийство гражданских лиц, которое, как он предполагал, не приведет к «умиротворению» района, а лишь послужит катализатором для развития «бандитизма».

Мысли Зелевского совпали с мнением генерала фон Шенкендорфа, отметившего 4 декабря 1942 г. в своем журнале следующее: «Сообщение I пехотной (мот.) бригады СС об операции “Нюрнберг” в районе Глубокого. Указанные в сообщении цифры рисуют потрясающую картину методов, применяемых там отчасти против жителей. Многие деревни сожжены, а все жители, включая женщин и детей, подвергнуты особой обработке (расстреляны). Это наилучшая искра для новых бандитских районов»²¹⁰.

Из дальнейших рассуждений Баха о Готтберге становится ясно, что он увидел в нем конкурента, способного, если представится такая возможность, занять его должность. Тяга хромого Курта к власти была безгранична. Наиболее ярко она проявилась осенью 1943 г., когда он – после убийства Кубе советской разведкой – фактически оказался единоличным диктатором Белоруссии, сконцентрировавшим в своих руках огромные полномочия, как по линии гражданской администрации, так и СС. Летом 1944 г. Готтберг, в последний момент покинувший Минск, получил звание обергруппенфюрера и Рыцарский крест, и на короткое время даже стал начальником фон дем Баха, пока Гиммлер не направил «специалиста по борьбе с бандами» в мятежную Варшаву²¹¹.

Говоря об участии Зелевского в боевых действия против советских партизан, надо отметить, что Бах применял в этой жестокой войне весь доступный ему арсенал средств. Его тактика периодически менялась, а сам он занимался поиском наиболее эффективных приемов²¹². Будучи учеником генерала фон Шенкендорфа, Бах во многом опирался на его стратегию и методы. Они казались ему продуманными и результативными. Правда, было бы ошибкой считать, что он просто копировал методику наставника.

Первоначально Бах придерживался традиционных методов полицейского поиска и военного запугивания. Эти меры приводили к уничтожению баз снабжения партизан, их лагерей, блокировке маршрутов доставки оружия и продовольствия. Бах также посчитал целесообразным наносить постоянный урон «бандитам» в живой силе. Голод и большие потери создавали внутри партизанских отрядов стрессовую обстановку, что неизменно вело к групповому дезертирству. Отряды утрачивали свои силы и становились легкой добычей для полицейских, внезапно нападавших на них в утренние часы. Но вскоре эта тактика перестала приносить успехи, и в частности потому, что нельзя было остановить быстрые, весьма подвижные отряды партизан, которые действовали из леса и появлялись на дорогах, в деревнях и вдоль железнодорожных линий перед наступлением немецкой полиции²¹³.

Зелевский тогда применил другой прием. Зная, что на партизан негативно влияют боязнь за свою жизнь и жизнь своих близких, он прибег к карательным мерам. Главным объектом экзекуций стали партизанские семьи. Чтобы вызвать страх и ужас у «народных мстителей», он использовал оперативные команды СД, особый батальон СС Дирлевангера и подразделения полиции порядка, имевшие богатый опыт по уничтожению безоружного населения. Именно эти действия, как уже отмечалось, привели к конфликту с Шенкендорфом. Проанализировав обстановку, Бах ограничил на некоторое время меры устрашения. Подчиненные ему части СС и полиции все чаще подключали к совместным операциям с вермахтом. В его распоряжении оставались незначительные силы, с которыми он пытался контролировать обширные районы с непроходимыми лесами.

Бах отрицательно относился к приказу Шенкендорфа о занятии как можно большего количества населенных пунктов. К осени 1942 г. было уже ясно, что немецкий контроль над такими районами стал все больше казаться видимостью. Постепенно возникла ситуация, когда формальное владение территорией, достигнутое в результате планомерного продвижения гарнизонов сделало очевидной нехватку собственных сил, бесконечно расширило и усложнило задачи снабжения, взаимодействия и управления. В радиограмме Прютцману от 5 ноября 1942 г. Зелевский обратил внимание своего коллеги на следующие моменты: «Все полицейские силы систематически распределяются по всей территории, без каких-либо координационных центров. В результате в резерве у начальников СС и полиции остаются силы не больше роты. Зная об этом, противник в настоящее время везде находится в выигрышном положении и обладает возможностью для проведения налетов. Маленькие опорные пункты могут удерживаться только с большими потерями»²¹⁴.