Текст книги "Дневник карателя. Эрих фон дем Бах-Зелевский"

Больше всего преступлений совершил особый полк СС Оскара Дирлевангера. Два батальона полка, по многочисленным свидетельствам очевидцев, безжалостно убивали стариков, женщин и детей, применяя для этого самые разные средства, начиная от обычных расстрелов и заканчивая использованием гражданских лиц в качестве живого щита²⁸⁹. В течение первых суток штрафники СС уничтожили от 11 000 до 12 000 человек²⁹⁰.

Прибывший в Варшаву Бах остановил расстрелы, о чем он сам написал в дневнике: «Я спас жизни тысяч женщин и детей, даже если они были поляками. Кровавая и жестокая борьба продолжается. Мы сражаемся в целях самообороны, и все же я хочу вести боевые действия как можно более человечно»²⁹¹. Подобные заявления звучат цинично. Само вмешательство Зелевского дало передышку не столько местным гражданам, сколько войскам СС и полиции, которым нужна была небольшая пауза. Утром 6 августа расстрелы возобновились. От казней предыдущего дня они почти ничем не отличались, за исключением одного момента: Бах приказал не убивать женщин и детей. Однако данный приказ в основном не выполнялся²⁹². В частности, особый полк Дирлевангера продолжил зверские расправы. Солдаты этой части насиловали и убивали монахинь и сестер Красного Креста, убивали детей, отрезали пальцы жертвам, чтобы снять золотые кольца, а некоторые практиковали жестокие извращения, помещая ручные гранаты в половые органы пленных польских девушек, которых потом подрывали²⁹³.

Бах терпеть не мог Дирлевангера, поскольку командир штрафников вел себя крайне вызывающе и часто игнорировал его приказы. Дирлевангер считал, что подчиняется только рейхсфюреру СС. Однажды в присутствии Зелевского он пригрозил его начальнику штаба, штандартенфюреру СС Герберту Гольцу, что убьет его, если тот не перестанет вмешиваться в его дела. Один из самых свирепых карателей Третьего рейха не бросал слов на ветер – здание штаба Бах-Зелевского неоднократно подвергалось обстрелу с позиций, занимаемых личным составом особого полка СС²⁹⁴.

В феврале 1947 г. Бах так описывал Дирлевангера: «Лично бесстрашный и мужественный, он сохранял свой авторитет только через крайнюю жестокость. Он был известным пьяницей и лжецом… Хотя он знал, что среди его подчиненных было много врагов, он всегда знал, как скрыть следы своих преступлений, чтобы нельзя было ничего доказать. Это происходило благодаря неограниченной благосклонности, которой он пользовался у Гитлера и Гиммлера. Ложные сообщения, приходившие от него, побуждали меня постоянно их проверять, что я делал через моего начальника оперативного отдела»²⁹⁵.

За свои «подвиги» в Варшаве оберфюрер СС Оскар Дирлевангер 30 сентября 1944 г. был награжден Рыцарским крестом, а эсэсовский официоз – газета «Черный Корпус» подготовила о нем заметку, изображая его героем и храбрым воином²⁹⁶.

Иначе сложилась судьба другого подчиненного Баха – бригадефюрера Бронислава Владиславовича Каминского, командира 29-й ваффен-гренадерской дивизии СС. Соединение русских коллаборационистов, сформированное им из жителей Орловской, Витебской, Барановичской областей и пленных красноармейцев, проходило стадию развертывания в полноценную дивизию. Из бывшей штурмовой бригады СС «РОНА» в Варшаву был направлен сводный полк под командованием ваффен-оберштурмбаннфюрера Ивана Денисовича Фролова²⁹⁷. Каминский также периодически наведывался в город, проверяя, как воюют его подопечные²⁹⁸.

О деятельности бригады «РОНА» Баху было известно еще в 1943 г., когда он занимался организацией борьбы с партизанами Белоруссии²⁹⁹. Но в тот момент соединение Каминского ему не подчинялось, находясь в распоряжении командования 3-й танковой армии вермахта³⁰⁰.

Первая личная встреча Зелевского с командиром «РОНА» произошла 2 августа 1944 г. в Ставке Гиммлера в Восточной Пруссии³⁰¹. В 1947 г. Бах вспоминал: «Каминский… был польским авантюристом и произносил перед своими людьми пропагандистские речи о великой фашистской России, в которой он хотел быть фюрером. Женщины и алкоголь были содержанием его жизни. Он перекладывал военное руководство на своих младших командиров. Понятие собственности было ему чуждо, и никакой народ он ненавидел так, как поляков, которых он называл только бранными словами. Власову он не хотел подчиняться, наоборот, он с помощью своих отношений с Гиммлером пытался подчинить Власова к себе»³⁰².

В Варшаве полк коллаборационистов появился 4 августа 1944 г.³⁰³ Часть получила от Райнефарта задачу очистить от повстанцев район «Охота». Сопротивление поляков было чрезвычайно упорным. Подчиненные Фролова, не имевшие опыта ведения боев в условиях города, продвигались медленно. Немцы помогли полку, поддержав его ротой истребителей танков «Хетцер» и штурмовыми орудиями. Это позволило выбить повстанцев из зданий табачной фабрики Махорка³⁰⁴. Но результаты, достигнутые «каминцами», все равно были скоромными и вызывали у германского командования плохо скрываемое раздражение³⁰⁵.

Большие потери, понесенные полком Фролова в уличных боях, пробудили в русских коллаборационистах ненависть к местному населению. Они постоянно грабили варшавян и насиловали женщин, а затем переключились на расстрелы граждан. Самые известные из них состоялись в районе колонии Сташица и Института радия им. Марии Складовской-Кюри³⁰⁶. 11 августа 1944 г. военнослужащие «РОНА» расстреляли 80 раненых повстанцев в заброшенных зданиях³⁰⁷.

Согласно информации польских исследователей М. Мотыля и С. Рутковского, общее количество людей, убитых подчиненными Фролова в период с 5 по 18 августа 1944 г., составляет около 620 человек³⁰⁸. Но эти данные вряд ли можно считать окончательными. Расстрелов было гораздо больше, и в них лично принимали участие Каминский и Фролов. Бах 12 ноября 1948 г. показал: «Я нашел Каминского и его штаб во время очередной акции, когда они… расстреливали гражданское население и перебежчиков из партизан»³⁰⁹.

Слова Зелевского согласуются с показаниями бывшего командира артиллерии «РОНА» А.С. Перхурова от 8 июля 1946 г.: «Немцы и бойцы сводного полка бригады Каминского врывались в жилые дома, грабили и убивали дико и бессмысленно женщин, детей и стариков. Массовые расстрелы польских граждан без всякого разбирательства являлись обычным явлением… Фролов… вспоминал, как вместе со своими подчиненными он врывался в квартиры польских граждан с целью грабежа и расстреливал сам польских граждан, пытавшихся скрыться… За активные действия по зверскому подавлению восстания польских патриотов в Варшаве Фролов там же, так сказать “на поле боя”, был награжден немецким командованием железным крестом»³¹⁰.

Казалось бы, брутальное поведение русских эсэсовцев вполне вписывалось в рамки установочного приказа Гиммлера и ничем не отличалось от таких же действий полка СС Дирлевангера, особой команды СД Шпилькера, группы полевой жандармерии «Познань», IX охранного полицейского батальона Буркхарда и др. Однако Каминский и его солдаты оказались в центре критики германского командования, которое решило изменить тактику в отношении гражданского населения. Фон дем Бах понимал, что необходимо договориться о прекращении боевых действий. Это позволило бы перегруппировать свои силы, вывести население из города, чтобы отправить его для принудительного труда в Германию, и создать устойчивую оборону по западному берегу Вислы³¹¹. Возникла даже идея, как отмечает историк Г.-Г. Вильгельм, «отдельного мира с польскими националистами», с которыми можно было бы сражаться плечом к плечу против Сталина³¹². Но все эти планы не могли быть реализованы, пока в городе совершались массовые убийства. А сводный полк Каминского останавливаться не собирался.

По приказу Баха с 12 августа 1944 г. расстреливать можно было только бойцов АК. В последующем он наложил запрет и на этот вид экзекуций. Каминский, как сообщал генерал-майор Гюнтер Рор (в состав его боевой группы 17 августа 1944 г. включили полк коллаборационистов), не обращал внимания на команды сверху³¹³. На этой почве между ним и Бахом произошел конфликт. Командир русских эсэсовцев отказался выполнять приказы командующего корпусной группы, ссылаясь на первоначальное решение Гиммлера. Бах, опираясь на свои полномочия в районе Варшавы, отметил распоряжение рейхсфюрера СС и указал Каминскому на то, что «он имеет право жаловаться кому угодно и в любое время, но в каждой армии есть закон, согласно которому подчиненный должен сначала выполнить последний приказ»³¹⁴.

Каминский, по всей видимости, получил еще одно предупреждение, но как обычно его проигнорировал. Баху ничего не оставалось, как железной рукой навести порядок. 3 сентября 1947 г. он показал на допросе: «После того, как я тщетно пытался повлиять на него своим приказом, став свидетелем превышения полномочий бригады Каминского, я должен был принять решительные меры»³¹⁵.

Далее в показаниях Зелевского встречаются противоречия. По одной версии, он взял полицейскую команду своего штаба, приехал на командный пункт полка и арестовал Каминского и некоторых его приближенных³¹⁶. По другой – бригадефюрера СС вызвали в Литцманштадт (Лодзь), где и взяли под стражу³¹⁷. Вечером 28 августа 1944 г., как пишет в дневнике Зелевский, состоялось «заседание суда» в Литцманштадте³¹⁸. Каминского и людей, бывших при нем, приговорили к расстрелу. В течение 24 часов приговор привели в исполнение. О казни поставили в известность Гиммлера и начальника Главного управления СС, обергруппенфюрера Готтлоба Бергера³¹⁹.

В 1963 г., разбираясь в нюансах этого дела, старший прокурор земельного суда во Фленсбурге Вальтер Альф пришел к выводу, что Зелевский не проводил какого-либо суда и лишь потом, для собственного оправдания, придумал историю с трибуналом. Не ушло от внимания дотошного юриста и то обстоятельство, что генерал СС использовал факт казни Каминского для того, чтобы показать себя защитником населения Варшавы. Он якобы боролся с произволом командиров СС и не позволял им совершать преступления³²⁰. Зелевский считал себя «миссионером», «способным спасти человечество». При этом он никак не хотел понять, что являлся таким же преступником³²¹.

Дело Каминского оказалось выгодным для немецкого командования и позволило переложить всю ответственность за преступления, совершенные в Варшаве, на русских коллаборационистов и восточные формирования. Этот миф, найдя отражение в документах³²², долгое время фигурировал на страницах мемуаров и научных публикаций, касавшихся восстания³²³.

Тем временем Бах ослабил карательные меры. Гражданскому населению Варшавы, испытавшему на себе весь ужас эсэсовского террора, предлагалось с 25 августа 1944 г. покинуть город. Полякам обещали сохранить жизнь и предоставить работу³²⁴. Основным пунктом приема стал транзитный лагерь № 121 (Дулаг) в небольшом городке Прушков, расположенном в нескольких километрах к юго-западу от польской столицы. До середины октября 1944 г. через лагерь прошло свыше полумиллиона человек. Руководство СС использовало Прушков для депортации гражданского населения в рейх. Уже до конца первой декады сентября команды СС и полиции отправили от 60 000 до 65 000 человек в Освенцим, Равенсбрюк, Маутхаузен, Бухенвальд, Дахау, Флоссенбюрг, Гросс-Розен, Заксенхаузен и Штутгоф³²⁵.

Зелевский нес прямую ответственность за депортацию. Он вел оживленную переписку с начальником РСХА, обергруппенфюрером СС Эрнстом Кальтенбруннером, и был прекрасно осведомлен обо всех насильственных перемещениях поляков. Личная заинтересованность и причастность Баха к этому процессу сомнений не вызывает³²⁶.

Применяя метод «кнута и пряника», Зелевский постепенно вынудил командование АК пойти на переговоры. С 17 сентября 1944 г. он установил контакт со штабом генерала Комаровского и командными пунктами польских частей, оборонявших районы Чернякув, Мокотув и Жолибож³²⁷. Произошел обмен парламентерами. Неоднократно переговоры срывались. Генерал СС подготовил письма для командиров повстанцев. Говоря о гуманном обращении, он пытался склонить их к сдаче в плен. Но ответы были отрицательными. Например, командир участка обороны АК в районе Жолибожа майор Владислав Елень-Новаковский (псевдоним «Жубр») написал Зелевскому: «Так называемую немецкую гуманность мы, поляки, знаем издавна, а особенно близко с ней познакомились в период немецкой оккупации последних лет. Я удивлен, что есть еще немцы, которые осмелились говорить о гуманности»³²⁸.

В 7 утра 29 сентября 1944 г. в штаб к Зелевскому в Ожарове прибыла делегация во главе с подполковником Францишеком Германом (псевдоним «Богуславский»). В ходе двухчасовых переговоров обсуждались вопросы прекращения огня и почетного плена на основании положений Женевской конвенции. Польская сторона коснулась и проблемы преступлений. В ответ на это Бах сказал: «Если же говорить о допущенных жестокостях, то немцы также могли бы перечислить немало жестокостей, совершенных во время восстания отрядами Армии Крайовой, однако подобная полемика не привела бы к соглашению»³²⁹.

Точка в диалоге между воюющими сторонами была поставлена 2 октября 1944 г. С 8 утра и до 20 часов вечера велись тяжелые переговоры. Командование АК представляли полковник Казимеж Иранек-Осмецкий (псевдоним «Ярецкий»), подполковник Зигмунт Добровольский («Зиндрам») и подполковник Х.Ф. Корчинский («Сас»). В немецкую группу переговорщиков входили Бах, штандартенфюрер СС Герберт Гольц, майор полиции Курт Фишер и переводчик³³⁰. В итоге поляки получили необходимые гарантии и подписали договор о прекращении боевых действий³³¹.

В конце сентября – начале октября 1944 г. Бах находился на пике своей карьеры, так что даже отметил в дневнике: «В эти дни я вхожу в историю. Я так горжусь этим»³³². 30 сентября 1944 г. Гитлер наградил его Рыцарским крестом Железного креста, а Гиммлер прислал поздравительную телеграмму³³³.

После капитуляции Бах привез руководство Армии Крайовой в свой штаб в Восточной Пруссии. Польских офицеров разместили в хороших условиях. Они получали денежное довольствие в немецких марках в соответствии со своим званием. Зелевский ежедневно беседовал с Коморовским и пытался вовлечь поляков в борьбу против СССР. Коморовский отверг все предложения. Гитлер внимательно следил за этими переговорами. Когда он убедился в их бессмысленности, фюрер приказ полностью разрушить и разграбить Варшаву. Фактически это означало нарушение условий капитуляции. Гиммлер предоставил Зелевскому все полномочия, чтобы окончательно превратить несчастный город в пыль. В телеграмме варшавского губернатора Людвига Фишера генерал-губернатору Гансу Франку от 11 октября 1944 г. говорилось: «Обергруппенфюрер фон дем Бах получил новый приказ об умиротворении Варшавы, то есть о том, чтобы во время войны сровнять Варшаву с землей, только если этому не будут мешать военные интересы строительства крепости. Перед сносом все сырье, весь текстиль и вся мебель должны быть вывезены»³³⁴.

Баха можно назвать настоящим палачом польской столицы. Войска под его командованием утопили Варшаву в крови, а тех, кому посчастливилось выжить, насильно депортировали в концентрационные лагеря на территории Германии. С немецкой стороны восстание стоило больше 10 000 убитых и около 9000 раненых. Армия Крайова потеряла 16 000 убитыми и 6000 ранеными. В ходе боевых действий погибли от 150 000 до 200 000 человек из гражданского населения Варшавы. Многие тысячи поляков в последующем скончались в немецких лагерях, куда их отправили в нарушение соглашений³³⁵.

Сразу после Варшавы Бах был направлен Гитлером в Будапешт, где в октябре 1944 г. расстроил переговоры о прекращении огня между вооруженными силами имперского регента Миклоша Хорти и Красной Армией, чем предотвратил выход Венгрии из альянса Оси. Этот поворот имел весьма горькие последствия для еврейского населения, депортация которого в рейх продолжалась до конца 1944 г. В ноябре Зелевский развернул XIV армейский корпус СС в Баден-Бадене, а затем X корпус войск СС в Померании. С 17 февраля 1945 г. он командовал Одерским корпусом группы армий «Висла»³³⁶. В это время Бах почти перестал вести журнал. Последняя его запись в дневнике появляется 22 января 1945 г.³³⁷ Как он провел решающие месяцы войны, до конца неизвестно.

VI. От свидетеля до обвиняемого

Весной 1945 г. «Тысячелетний Рейх» прекратил свое существование. Германия лежала в руинах, а по ее дорогам пылили колонны немецких военнопленных. Одни шли на Восток, другие – на Запад. Были и те, кому до определенного момента удалось избежать этой участи. Скрываясь в лесах и заброшенных домах, они держали путь на юг страны, где надеялись найти убежище. Одним из таких скитальцев был Эрих фон дем Бах-Зелевский, генерал войск СС и полиции, решивший во что бы то ни стало оказаться в оккупационной зоне западных союзников. Прошло больше двух с половиной месяцев, как был подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил, а Бах еще находился на свободе. За это время, как предполагает М. Барелковский, эсэсовский военачальник успел побывать в Шлезвиг-Гольштейне, пройти через западногерманские земли и обосноваться в районе у северной границы Алльгойских Альп Швабии. Именно здесь, не видя больше смысла прятаться, он и сдался американским властям³³⁸.

Бах официально стал военнопленным 8 августа 1945 г. в Зонтхофене. Некоторое время он содержался в лагерях для интернированных в Мосбурге и Фрайзинге (Бавария). Практически с самого начала Зелевский привлек к себе внимание американских военных юристов. Скорее всего, он сразу же согласился представить обширные свидетельские показания о нацистской системе в обмен на то, что американцы не предадут его правосудию и не выдадут в руки СССР и Польши. Вчерашнего генерала СС интенсивно допрашивали на протяжении несколько недель, пока не убедились, что он представляет интерес и может быть полезным для обвинения на Международном военном трибунале. Поэтому 2 октября 1945 г. его перевели в нюрнбергскую тюрьму³³⁹.

С Бахом усиленно работали дознаватели из группы допросов военнопленных, собиравшие данные о преступлениях вермахта, и СС. Зелевский, как вскоре выяснилось, располагал крайне важной информацией. Во-первых, Бах сообщил следователям, что борьба с партизанами в основном использовалась германским командованием для прикрытия массовых убийств евреев и цыган. Во-вторых, он указал на причастность немецкой армии и ее генералитета к реализации истребительной политики на Восточном фронте. В-третьих, Зелевский подробно рассказал об основных постулатах нацистской идеологии, на базе которых строилась программа по уничтожению «низшей расы». И, в-четвертых, он назвал фамилии арестованных нацистских чиновников, способных предоставить важные сведения по целому ряду вопросов.

Конечно, предлагая информацию, Бах всеми силами стремился свести к минимуму свою собственную роль во многих злодеяниях. Он преуменьшил свои компетенции в войне с партизанами и тонко ушел от прояснения фактов собственной биографии. В ряде случаев Зелевский и вовсе вводил американцев в заблуждение. Бах умышленно искажал реальную картину событий и, пользуясь плохой осведомленностью дознавателей относительно ключевых моментов летописи Третьего рейха, намеренно пускал их по ложному следу. Это именно он свел в единое целое два разных по своему содержанию восстания в Варшаве, в 1943 и 1944 гг., в результате чего определенное время существовала путаница, мешавшая юристам установить точную хронологию событий.

Хотя Бах уже оказал значительную помощь американскому обвинению, приглашать его на процесс не торопились. Последовали возражения со стороны группы аналитиков из Управления стратегических служб генерал-майора Уильяма Донована. Его подчиненные помогали команде ведущего прокурора Международного военного трибунала бригадного генерала Телфорда Тейлора с необходимой документацией и подбором свидетелей. Они проинформировали прокурора о том, что Зелевский не тот человек, за кого себя выдает. Аргументируя свою позицию, они сослались на заявление Фабиана фон Шлабрендорфа, участника немецкого сопротивления, выступавшего категорически против вызова Баха в качестве свидетеля, главным образом из-за многочисленных преступлений, совершенных им в России. Тейлор, однако, отклонил эти возражения. Ему нужны были свидетельские показания причастности немецкой армии к зверствам. Генерала-карателя вызвали в зал нюрнбергского суда³⁴⁰.

7 января 1946 г. Бах выступил перед Международным военным трибуналом. Его показания стали настоящей бомбой. Зелевский свидетельствовал, что задачей оперативных групп полиции безопасности и СД было уничтожение евреев, цыган и политических комиссаров. Части и соединения вермахта были во многом виновны в жестокой войне против партизан и населения, и такие приказы армии, как «О военной подсудности в районе “Барбаросса”», не позволяли предотвратить превышение войсками своих полномочий. Немецкие фельдмаршалы на Восточном фронте оказывали полную поддержку операциям СС в оперативном и тактическом тылу вермахта. Прокурор Тейлор, чья стратегия в ходе процесса строилась на развенчании мифа о непричастности германских вооруженных сил к политике геноцида, был удовлетворен такими показаниями и предложил, чтобы свидетеля допросили другие представители обвинения и защиты³⁴¹.

Право задать вопросы перешло к советской стороне. Полковник юстиции Ю.В. Покровский спрашивал Зелевского о непосредственных исполнителях преступлений на оккупированных территориях СССР. В зале суда зазвучали имена и фамилии Артура Небе, Макса фон Шенкендорфа, Вальтера фон Рейхенау, Дирлевангера и др. Однако настоящий резонанс вызвали показания Баха о том, что перед началом войны против Советского Союза Гиммлер собрал высших руководителей СС и полиции в Вевельсбурге. На этом собрании рейхсфюрер заявил, что «целью похода в Россию является сокращение числа славян на 30 миллионов человек»³⁴². Покровский несколько раз возвращался к этим словам, пытаясь не упустить ни одной детали.

В перерыве между заседаниями скамья подсудимых пришла в движение. Больше всех неистовствовал Геринг, в уничижительных выражениях отозвавшийся о Бахе: «Эта грязная, кровожадная свинья! Он ведь самый кровавый убийца, продающий свою душу, чтобы спасти свою вонючую шею»³⁴³. Побагровел от ярости и генерал-полковник Альфред Йодль, просивший допросить Зелевского: «Знает ли он, что Гитлер представлял его нам как образцового борца с партизанами… Спросите эту грязную свинью»³⁴⁴.

Защитник Геринга, доктор юриспруденции Отто Штамер, задал Баху несколько вопросов, касавшихся его причастности к преступлениям во время борьбы с партизанами. Свидетель не отрицал своей вины, но искусно обошел тему награждения за свои «подвиги», представив дело так, будто все его награды им были заработаны на фронте. На самом деле большинство своих орденов и знаков отличия он получил не за участие в боях с регулярной армией противника, а за проведение карательных акций³⁴⁵. Когда Зелевский покидал зал и проходил мимо Геринга, последний крикнул ему вослед бранное слово «Schweinehund» (можно условно перевести, как «подлец» или «ублюдок»)³⁴⁶. После этого инцидента свидетелей больше не водили мимо скамьи подсудимых.

Геринг был недалек от истины. Зелевский был действительно причастен к огромному количеству злодеяний и являлся одним из главных исполнителей преступной воли Гиммлера. Рассказывая об истребительных планах СС, Бах пытался вывести себя за скобки этого процесса. Но в его дневнике неоднократно встречаются расистские выражения. Например, 10 июля 1941 г., наблюдая за транспортировкой нескольких тысяч пленных красноармейцев, он с презрением назвал их «сплошным смешением рас»³⁴⁷. А 24 ноября 1943 г. Зелевский сделал в журнале заметку: «Немецкий Зигфрид борется против азиатского недочеловека не на жизнь, а насмерть»³⁴⁸.

Однако в 1946 г. Бах изображал из себя законспирированного оппозиционного деятеля, которому всегда были чужды расистские взгляды. Он якобы боролся против Гитлера и пытался остановить уничтожение евреев. В своем вранье Зелевский зашел так далеко, что даже объявил себя евреем! Эти «откровения» генерала СС в сентябре 1946 г. опубликовал нью-йоркский немецко-еврейский еженедельник «Возрождение»³⁴⁹. Чтобы подкрепить эту позицию, Бах пустился в рассуждения о том, как спасал евреев в Белоруссии. Во время беседы с майором Л. Голденсоном, психиатром 63-й дивизии армии США, он заявил: «Когда я занимал город, я вызывал человека, руководившего синагогой, и заверял его, что ни ему, ни другим евреям не будет причинено никакого вреда. Я полагаю, что спас примерно десять тысяч евреев, посоветовав им спрятаться на Припятских болотах. Это не такие болота, как их представляют в мире. Это в основном леса и водоемы. Я сказал евреям, что с этих болот они смогут выйти к позициям русских»³⁵⁰.

Судебные органы в то время не располагали документами 1-й кавалерийской бригады СС, которые были опубликованы только в 1965 г.³⁵¹, поэтому эти заявления Баха сошли ему с рук. Своим самодовольным и напыщенным видом Зелевский вызывал отвращение. Голденсон, беседуя в тюрьме с Ялмаром Шахтом, услышал следующий отзыв о генерале СС: «Бах-Зелевский – лжец и преступник, ужасный человек. Я повторяю, он лжец, преступник и убийца. У меня есть доказательства, что про себя я говорю правду, но я знаю, что Бах-Зелевский – чудовищный лгун»³⁵².

Не лучшего мнения о Бахе были и другие люди, знавшие и видевшие его. Например, Отто Олендорф, бывший командир оперативной группы «Д», уничтожившей в Украине и в Крыму более 90 000 евреев, описал Зелевского так: «Он был очень эгоцентричным, старался идти вперед напролом, не думая об остальных»³⁵³. Интересной представляется и точка зрения анонима-ветерана, бывшего члена специальной команды СС Оскара Дирлевангера: «Я видел его несколько раз, этого очень тщеславного парня, который наслаждался своей ролью господина, властного над жизнью и смертью гражданского населения, а также его подчиненных»³⁵⁴.

В феврале 1947 г. американские власти на три недели передали Баха польской стороне. В Варшаве с 17 декабря 1946 г. по 24 февраля 1947 г. шел судебный процесс против бывшего губернатора Варшавского округа Людвига Фишера и его подчиненных – бывшего начальника полиции безопасности и СД Йозефа Майзингера, начальника управления полиции порядка Макса Дауме и начальника гарнизона Людвига Лейста³⁵⁵. Роль Баха на процессе ограничивалась одним аспектом – восстанием 1944 г., которое он подавил с применением жестоких методов. Фишер, как губернатор, нес ответственность за многие преступления в период оккупации, но, по меньшей мере, было странным использовать Баха в качестве свидетеля. Тем не менее именно в таком статусе он предстал перед Верховным народным трибуналом в Варшаве.

Выступая на процессе, Зелевский рассказал о нацистской кампании против «ненавистного славянского недочеловека», повторно обратился к речи Гиммлера перед руководством СС в Вевельсбурге. Бах обвинил гражданскую администрацию Фишера в преследовании польских евреев, в депортации граждан в концлагеря. Свою роль в Варшаве он представил в искаженном свете. Бах якобы занимался спасением варшавян, и даже расстрелял за грабежи и жестокость командира бригады Каминского. Основную вину за преступления СС свидетель возложил на губернатора. Прямой обмен репликами между Фишером и Зелевским превратился в словесную перебранку личного характера. Бывший губернатор обвинил генерала во лжи. Бах высмеял Фишера, назвал его трусом, сбежавшим в одних трусах. Фишер в долгу не остался и обозвал Баха обжорой, который портит воздух. В протоколе заседания отмечалось: «Смех в зале суда»³⁵⁶.

Пока Зелевский находился в Варшаве, он также дал письменные показания, где подробно рассказал, как подавлял восстание. Он перечислил фамилии командиров частей и соединений, действовавших в польской столице, и охарактеризовал каждого из них. К показаниям прилагались шесть схем, на которых Бах отметил движение оперативных групп СС, полиции и вермахта в районах города и места основных боев³⁵⁷.

Польская сторона просила американцев оставить им Зелевского для дальнейших разбирательств, тем более некоторые заявления свидетеля вызвали множество вопросов и нуждались в прояснении. Представители США оставили эту просьбу без удовлетворения. В последующем Польша добивалась экстрадиции Зелевского, не желая, чтобы преступник ушел от ответственности. Но все эти попытки оказались тщетными. Бах оказался вне досягаемости польского правосудия³⁵⁸.

Возвращение Зелевского в Германию было обусловлено тем, что американцы собирались использовать его в качестве свидетеля на так называемых малых Нюрнбергских процессах над нацистскими деятелями меньшего масштаба (1946–1949 гг.). Так, Бах давал показания на VII процессе (с 10 мая 1947 г. по 19 февраля 1948 г.) над генералами Юго-Восточного фронта, а затем на VIII (с 1 июля 1947 г. по 10 марта 1948 г.) по делу о преступлениях на расовой почве. Если в первом случае его роль была не столь значительной и ограничилась рассказом об участии вермахта в антипартизанской войне на Балканах и тесном взаимодействии между армией и СС, то во втором – ему пришлось нелегко, так как данные им показания открыли его личную причастность к преступлениям³⁵⁹.

На VIII процессе рассматривалось дело Главного управления расы и поселений (РуСХА), структуры, организовавшей депортации евреев и цыган, и уничтожение их в концлагерях. Суд зарегистрировал и проверил документацию, имевшую отношение к массовому выселению поляков из района Замостья и отправки некоторых из них в лагеря смерти. Бах, основываясь на своем опыте высшего фюрера СС и полиции в Силезии, свидетельствовал о практической реализации планов по изгнанию поляков и расселению этнических немцев. Подробности, сообщенные им, тут же использовала защита, обвинившая Баха в утаивании собственной вины. В зале суда разгорелась жаркая дискуссия. Зелевский выступил против главного обвиняемого – бывшего начальника РуСХА, Рихарда Гильдебрандта – и назвал его личным врагом, который с 1939 г. пытался дискредитировать его из-за смешанного немецко-польского происхождения. В ответ Гильдебрандт обвинил Зелевского в клевете. В итоге словесные баталии закончились в пользу стороны обвинения: во время перекрестного допроса Бах осудил расизм и указал на пагубность нацистской идеологии³⁶⁰.

Зелевский также давал показания на XI процессе по делу «Вильгельмштрассе» или министерств Третьего рейха. Это дело было самым длинным, так как его рассмотрение продолжалось с 11 ноября 1947 г. по 14 апреля 1949 г. Особенность этого процесса состояла в том, что в его рамках американские юристы объединили несколько дел, в первую очередь бывших сотрудников Министерства иностранных дел Германии. Помимо этого, в числе обвиняемых находились и представители организации Гиммлера. Самым известным из них был начальник Главного управления СС Готтлоб Бергер. Хотя его роль в «Черном ордене» была важной, благодаря близости к рейхсфюреру, его различные обязанности было трудно определить. К тому же управление Бергера не было напрямую связано с преступлениями оперативных групп полиции безопасности и СД или массовыми убийствами в концлагерях. Это обстоятельство выводило Бергера за скобки привычной для обвинителей США схемы, что, естественно, вызывало у последних известное чувство беспокойства³⁶¹.