Текст книги "Встреча в Кливленде"

Глава 20

Огромные лучистые голубые глаза Лэндри вспыхнули, когда она увидела перед собой Болана. Потягиваясь, словно кошка, девушка с улыбкой проворковала:

– Обалдеть! Мне приснилось, будто ты куда-то спешил, а я пыталась завлечь тебя на свой парусник. Но ты шагал семимильными шагами – прямо по озеру. Я так рада, что это был всего лишь сон.

Он добродушно спросил:

– С тобой все в порядке?

– Да, мне теперь хорошо. – Она приглашающе похлопала по постели. – Ты когда-нибудь отдыхаешь?

– Пока мне еще рано отдыхать, Сьюзан. Нам нужно поговорить. Прояснить кое-что.

Ее глаза на мгновение прикрылись. Внезапно выкатилась маленькая слезинка и побежала по бархатной щеке.

– Хорошо, – сказала Сьюзан спустя мгновение. – Давай проясним.

– Этот список из Пайн Гров... Я знаю...

– Извини, но он не для посторонних, – резко перебила она.

– Я собираюсь тебя расспрашивать. Мне самому есть что сказать тебе. Итак, я знаю, где ты его взяла. У своего деда, сенатора Пейсмана.

Ее глаза невольно округлились.

– Почему это тебя заботит? – прошептала Лэндри.

– Обстоятельства вынуждают. Ты меня надула, Сьюзан. И давай поставим точки над "и", если хочешь, чтобы между нами еще что-то было. В противном случае я и впрямь надену семимильные сапоги и скажу: «Прощай».

– Невероятно! Какая твердость духа, какая несокрушимая мораль! Лучший образец для подражания – и для взрослых, и для детей! Фантастика, и только!

– Обойдемся как-нибудь и без детей, – усмехнулся Болан. – Принимай меня таким, какой я есть. А не хочешь – прощай.

Он был уже у дверей, когда Лэндри закричала:

– Ну хорошо, подожди, черт побери! Я действительно тебя надула! Доволен?

Болан повернулся к ней, печально улыбаясь.

– Нет. Я еще только начинаю слушать.

– Но я ни на кого не собираюсь доносить!

– А если конкретно, то – на своего деда, верно? Эти все твои красивые слова о справедливости, о законных правах каждого... На самом же деле ты попросту пыталась прикрыть этого старого мошенника.

У Лэндри был такой вид, словно ее хорошенько отшлепали. Она опустила глаза и с подчеркнутым вниманием принялась рассматривать свои руки.

– Ладно, – сказала Лэндри еле слышно. – Возможно, я это заслужила. И он, возможно, тоже. Но я не позволю, чтобы ты всадил в него пулю.

– Почему ты решила, что я намерен это сделать? Ведь я не всадил пулю в Логана. Или в Соренсона. Эдакой чести были достойны только Морелло и его придурки. Но между нами ничто не должно стоять. Пойми же ты, наконец!

Лэндри горестно произнесла:

– Иногда я на него работала. Во время каникул или выборов. Так, разные пустяки. Для меня он был больше чем дед. Он был, по сути, моим вторым отцом. Последний в роду... – Показалась еще одна слезинка. – Последний из Пейсманов. Моя мать была его единственным ребенком. И он всегда печалился из-за этого. Семейное дерево засыхало.

– Ты работала на него, – напомнил Болан.

– Я же говорю: обычные мелкие услуги. Всякий раз, приезжая к нему, я прибиралась в его кабинете – наводила порядок на столе, выбрасывала сигарные окурки...

Болан вздохнул:

– А так, как ты дьявольски любопытна...

Лэндри слегка оживилась:

– Это у меня с детства. Он всегда журил меня, даже ребенка, за то, что я рылась у него на столе. Так вот... Шесть недель назад я и нашла у него этот список. Я была... поражена. Ошеломлена, точнее сказать. Это выглядело как пощечина, как злая насмешка. Я и вправду хотела написать статью об удивительных смертях в высшем обществе. И тут – пожалуйста. Будто нарочно. Конечно, после этого я просто обязана была все расследовать.

– Но ты ведь не начала с расспросов своего деда?

– Разумеется, нет. Франклин Адамс Пейсман не тот человек, которого можно загнать в угол подлыми и мерзкими подозрениями. – Она строго посмотрела на Болана. – Стрелять не будешь? Честно?

Тот ответил ей ироничной полуулыбкой:

– Такие вопросы лучше задавать в конце. Тогда они звучат естественнее... Но мне очень интересно. Продолжай.

– Короче, мне стало ясно, что в течение некоторого времени дедушка был... – Сьюзан смятенно развела руками.

– Мерзавцем, если говорить прямо, – подсказал ей Болан.

– Ну... Я бы не стала выражаться столь резко. Политическая целесообразность, что ли... Дедушка часто проделывал разные махинации. Но, как он уверял, политика – игра случая. И ты сам должен создавать себе такие случаи, если собираешься стать эффективным орудием правительства.

– Но ты, надо полагать, столкнулась и с орудиями несколько иного рода?

– Нет ничего такого, за что действительно можно было бы ухватиться. Просто возникло странное чувство...

Болану хорошо было знакомо подобное чувство.

– По правде, я чуточку встревожилась, увидев кое-кого в числе его друзей.

– Хиршбаума, например, – уточнил Болан.

Ее глаза вспыхнули недобрым огнем.

– Кто кого надувает? – возмутилась она.

– Надеюсь, твой дед не посылал тебя в загородный клуб?

– Конечно, нет! – Она вновь угрюмо уставилась на свои руки. – Повторяю, я искала материал для статьи. Это сущая правда. Но вскоре я поняла... что подобную статью никто не напечатает.

– Так почему ты продолжала этим заниматься?

– Я надеялась... накопить достаточно фактов... чтобы... противостоять...

– Ты собиралась устроить дымовую завесу. Чтобы спасти семью. Любой ценой.

– Ты несправедлив! Он же мой дедушка! Он качал меня на коленях и рассказывал мне сказки. Что же мне оставалось делать? Да, я хотела написать статью! Но лишь для его глаз! Чтобы он знал, что я знаю!

– Ты рассчитывала привести его в клуб...

– А что тут плохого? Он готовился оставить политику...

– И вернуть людям все, что успел незаконно присвоить?

– Не глупи, – отрезала Лэндри.

– То же самое сказал бы и твой дед.

– Н-ну... пожалуй.

– Сьюзан, как тебе не стыдно быть такой наивной? Да твой старик, не раздумывая, насадил бы тебя на вертел и поджарил. Оставить политику. Смешно! Теперь его угомонит только пуля. Запомни: его телом и душой завладел синдикат, достаточно могущественный, чтобы ввести любого в Белый Дом. Или, напротив, вышвырнуть оттуда. Думаешь, они позволят ему уйти в отставку? Или он сам на это согласится? Да помилуй Бог!

– Ты только что сказал: пуль не будет!

– Я от своих слов не отказываюсь. Но я хочу, чтобы ты наконец-то осознала: Морелло поймал тебя в тот самый момент, когда ты запустила руки в его коробку со сладостями. Мог ли он сохранить это в тайне от своих сообщников? Да он поставил на тебе крест сразу же, как ты споткнулась! И думаешь, твой дедушка не знал, что Морелло подписал тебе приговор?

Лэндри снова заревела. И это было хорошо. Еще как хорошо!

* * *

Некоторое время спустя Лэндри успокоилась, и тогда Болан принес ей чашку горячего шоколада. Сьюзан с благодарностью приняла ее, глядя на своего спасителя красными от слез глазами.

– Извини, что пришлось все это объяснять, – произнес Болан. Но ты должна трезво оценивать ситуацию. Люди, с которыми связан твой дед, приняли решение и отдали приказ. А ты испортила им всю игру с судьей Дейли. Он был жизненно необходимой фигурой в их борьбе за власть. Морелло был простой пешкой. На него оказывалось страшное давление. Стреляй и беги – вот весь смысл существования этого психопата. С его мозгами ему до политики было так же далеко, как мне до Луны. Возможно, Большая Четверка не знала о его первой попытке уничтожить тебя. Но она, наверняка, уже контролировала все его дальнейшие шаги. Морелло обязан был их информировать, чтобы отвертеться в случае новой неудачи.

– Теперь я понимаю, – убито прошептала Лэндри. – Дедушка... и его друзья об всем договорились... еще до того, как меня притащили в бассейн. Они держали меня в управлении. И очень напряженно разговаривали по телефону. Три или четыре раза.

– Но при этом не пытались допрашивать тебя с пристрастием.

– Откуда ты знаешь?

Болан бросил на Лэндри скептический взгляд.

– По тебе было видно, спорщица.

– Я не спорщица.

– А кто же тогда?

– Ну... мегера какая-нибудь. Верно?

– Ладно, я пошутил, – усмехнулся Болан. Научился у тебя. Берешь глагол – и делаешь из него существительное. Вроде «перемирия».

Лэндри слегка покраснела.

– Мы могли бы его снова повторить.

– Почему бы и нет? Мы, кажется, все прояснили...

– Не вполне.

– Серьезно? Что же еще?

– Когда Морелло подловил меня во второй раз, я выходила из офиса в Терминал Тауэр. Твои доводы безупречны. Этот офис нанимает мистер Хиршбаум.

– Ага, все-таки пыталась пробраться в логово льва? И это после того, как я тебя предупредил!

– Ты же сам сказал, что я до неприличия наивна. Я решила: сделаю последнюю попытку. Но меня не пустили дальше стойки регистратора. Продержали минут десять, а затем выпроводили. Ну, а снаружи меня уже поджидали громилы Морелло.

Болан лишь горестно вздохнул, безнадежно махнув рукой.

– Получается, они сдали меня Морелло, – заключила Сьюзан. – А потом еще этот разговор по телефону. Помнишь, я позвонила по твоему бортовому номеру? Мы тогда уговорились, что наберу тебя вторично... Так вот, перед этим Морелло позвонил им. Я знала, что это были они, – уж до того он подобострастно говорил. Он с ходу заявил: дескать, твоя голова у него в кармане. И смеялся, уверяя, что скоро доставит ее. Они хотели, чтобы он прибыл на их встречу, а он все пытался отвертеться, говорил: нет никакого смысла, теперь – полный порядок. Несколько раз упомянул судью Дейли. У тебя этот разговор должен быть записан.

– У меня нет его, – ответил Болан. – После твоего первого звонка я ничего не записывал.

– Короче, они разговаривали о судье Дейли и его возможной роли в их замыслах. А потом Морелло снова начал канючить, что он крутился день и ночь, ужасно устал, да к тому же корабль поврежден. Надо бы поставить его на ремонт, куда-нибудь в сухой док, в «уютную гавань», как выразился Морелло. Он хотел использовать это время для отдыха и обдумывания происшедшего. Говоря это, он смотрел на меня и смеялся. Они в ответ тоже ржали – было слышно, – и я знала, что они имеют в виду меня. Но вряд ли дедушка знал, что этот маньяк задумал со мной сделать.

– Может быть, – отозвался Болан. – Все может быть. Ладно, будем считать, что твой дедушка вообще не знал об этом.

– Да, господи, а как же иначе? Он ведь не сошел еще с ума!

Болан коротко кивнул и, словно невзначай, поинтересовался:

– Где намечалась эта встреча?

Лэндри пожала плечами.

– Не разобрала. Речь шла о десяти часах.

– Вечера?

– Ну, не утра же!

Болан быстро взглянул на часы.

– Думаю, еще застану их.

Глаза Лэндри испуганно расширились. Запинаясь, она произнесла.

– Ты же сказал... Ты обещал!..

– Угомонись, – приказал Болан. – Теперь я играю в твою игру. Говоришь, Терминал Тауэр?

– Но я не знаю, где они встречаются. Ты обещал мне, Мак, обещал, черт возьми!

Болан тяжело вздохнул.

– Твоя игра, Сьюзан. Твоим способом.

– Ты что, всего лишь отдубасишь их прикладом?

– Я не судья, Сьюзан. Я лишь позволю им быть собственными судьями.

Похоже, такое объяснение немного утешило девушку.

– Ложись спать – уже одиннадцатый час, – печально улыбнулся он. – Когда проснешься, я уже буду здесь. И, ради Бога, никуда не исчезай. Перемиримся немножко, как только подлечим раны, а?

– Если между нами будет кровь, Мак, перемирие не состоится. Пойми это раз и навсегда, – тихо, но очень твердо отозвалась Лэндри.

Болан посмотрел на нее долгим внимательным взглядом.

– Увидимся позже, – сказал он и вышел.

* * *

До яхт-клуба Болан добрался на такси. Здесь, в тени деревьев, его дожидался боевой фургон. Тщательный осмотр машины не принес никаких неожиданных сюрпризов: сигнализация системы безопасности не повреждена, секретные замки закрыты.

Болан сменил одежду на простой деловой костюм и, порывшись в куче удостоверений личности, выбрал себе подходящее. Незаменимую «беретту» он поместил под пиджаком с левой стороны.

Когда «броневик» въехал на городскую окраину, часы показывали половину одиннадцатого.

Кругом кишели полицейские патрули. Радиопеленгаторы фургона фиксировали постоянные переговоры по служебным каналам. Однако в деловом центре города на улицах было относительно тихо и спокойно.

Оставив фургон на платной стоянке, остаток пути Болан проделал пешком.

Да, Сьюзан, ты совершенно права. После пролития крови перемирие не устанавливают. По крайней мере – порядочные люди.

Он прошел в вестибюль и, предъявив охраннику удостоверение, безапелляционно заявил:

– Без доклада. Если поднимусь и увижу, что меня ждут, можешь попрощаться с этим светом.

Парень в униформе побледнел и заверил федерального агента, что никому не сообщит о его появлении.

На лифте Болан поднялся на тридцать пятый этаж, где обнаружил кучу всевозможных офисов. В глаза ему бросилась дверь, на которой золотыми буквами красовалось: "Товарищество «Кливлендская магистраль».

Подходящая надпись.

Приемная была ярко освещена. У стены в кресле сидел, развалясь, малый в помятом костюме с «Плейбоем» на коленях.

Болан строго спросил:

– Они здесь?

– А вы кто? – насторожился парень.

Левой рукой Болан показал удостоверение, а правой моментально врезал парню, едва тот сунулся к нему. Хрюкнув, парень повалился обратно в кресло. Удостоверение и на сей раз сыграло свою роль.

Большую Четверку Болан обнаружил в просторном центральном помещении, оборудованном под зал заседаний. Сияющие панели красного дерева на стенах, до блеска отполированный круглый стол, мягкие стулья с велюровой обивкой, неизменный переносной бар со всевозможными соками – и четверо «джентльменов», озадаченно взирающих на непрошеного гостя.

Болан сразу распознал, на каком месте кто сидит, хотя прежде никогда не встречался с этой четверкой.

Вот – седовласый, холеный политик, прячущий прогнившее нутро под маской голливудской добродетельности. Пейсман.

Вот – по-юношески резвый администратор со злобно-плутовским выражением глаз, подлинно живой неандерталец с манерами человека двадцатого века и аппетитом людоеда. О'Ши.

Вот – вечный игрок второго эшелона, провинциальный стряпчий, на сомнительных сделках наживший миллионы, мерзавец с рыбьими глазами, способный продать вам автомобиль без мотора, но зато со стопроцентной гарантией качества. Скофлан.

И, наконец, «номер первый» – душевный председатель дюжины несуществующих корпораций с баснословными счетами в куче иностранных банков, делец из той породы аферистов, которые лезут везде, невзирая на свою ужасную репутацию, человек, чьим единственным богом являются деньги, а единственной моралью – ложь, пускаемая в ход без малейших колебаний. Сам Хиршбаум.

Председательствующий, возмущенно хмыкнув жуя окурок сигары, потребовал от вошедшего объяснений.

Болан небрежно швырнул на сверкающий стол снайперский значок.

– Это – нежный привет вам от Сьюзан, – ледяным тоном объявил он.

Пейсман часто заморгал. В глазах его застыл ужас перед неотвратимостью расплаты за сделанное.

О'Ши и Скофлан тупо таращились на гостя.

Хиршбаум попытался разрядить обстановку.

– Ну, слава Богу, с девушкой все в порядке, – сердечно прогудел он. – Вы, должно быть, тот самый молодой человек, который сегодня устроил в городе весь этот шум. Не могу сказать, что одобряю, однако... Он добродушно засмеялся и покачал головой, обдав «молодого человека» теплым благосклонным взглядом. – Вы таки добились результатов, если я не ошибаюсь...

– Как всегда, – ответил Болан. Он выхватил «беретту» и послал девятимиллиметровую смерть в это благостное, подлое лицо.

О'Ши чисто рефлекторно отпрянул назад, в глазах его промелькнула целая гамма выражений: от коварного до злобного, а от злобного – до совершенно беззащитного и по-детски перепуганного. Вторая пуля подарила ему третий глаз, светящийся смертью.

Следом распростился с жизнью Скофлан, а после него и холеный политик сошел в царство теней. Пули завершили подсчет голосов, не доставив никому облегчения.

На столе, перед мертвым председателем, лицевой стороной вверх лежала толстая голубая папка с документами. На ней была наклейка с крупной надписью: «Кливлендская магистраль».

Болан взял со стола снайперский значок и переложил его на залитую кровью папку.

Символ смерти – и эта надпись... Очень подходящее соседство.

* * *

Прямо у выхода из Терминал Тауэр он столкнулся со Сьюзан Лэндри. Та, видимо, не ожидала подобной встречи и выглядела крайне смущенной.

– Стыдно, Сьюзан, – укоризненно проговорил он. – Значит, ты мне все-таки не доверяешь?

В ее глазах на миг вспыхнула робкая надежда.

– Я... я вспомнила, как ты говорил мне, что безопасная квартира безопасна лишь единожды. Я испугалась: вдруг ты не вернешься?

– Теперь уже все в порядке, – успокоил Болан.

– Он был там? Ты говорил с ним?

Болан кивнул.

– Он признал себя виновным, Сьюзан.

– Не считай меня за дурочку, черт побери!

– Ты права. Поверь, я очень сожалею. Он получил от меня пулю.

– Так ты же обещал!..

– Я сказал, что буду играть по твоим правилам. Ты обманула меня, детка. И я тебя обманул. Ни один из них не висит на твоей совести. А я уж как-нибудь переживу случившееся. Без стыда. Он заслужил это, поверь.

– Я обманывала не ради него. А ради них! Ради моей матери и моей бабушки! Как ты мог использовать меня в своих целях?

– Я тебя не использовал, – устало сказал Болан. – Да я ничего, по сути, и не сделал. Они это сделали с собой. Давным-давно. Все эти годы они лишь маскировались под людей. А на самом деле были только оболочками с трупными червями внутри, и ничем иным.

Лэндри заплакала.

– Боже мой!

– Мы, вероятно, попрощаемся, – печально проговорил Болан.

Ее голубые глаза вспыхнули, но быстро погасли.

– Я думаю – да.

Болан сделал шаг прочь.

– Мак! Я все-таки напишу эту статью!

– Рад за тебя. Подбери цитаты.

Лэндри слабо улыбнулась.

– Чудесный великан. Чудесный, усталый, жалкий великан. Ищешь свои семимильные сапоги?

Болан улыбнулся в ответ, пытаясь уместить вечность в одном последнем взгляде, затем повернулся и пошел, больше не оглядываясь.

Ни один человек не является островом и уж тем паче – целым континентом. В данный момент Болан не ощущал себя даже частью маленькой лужайки.

Это, возможно, был последний обман в его игре. В игре с самим собой. И Болан знал, что возвращается в свой самый одинокий «дом» во вселенной.

Но, по крайней мере, этот дом сумеет обогреть его.

Трубы Кливленда будут дымить нынешней зимой.

Как и прежде. Как всегда...

Эпилог

Эту статью я долго не могла начать: не знала – как. Но вот теперь – пишу. И завтра, надеюсь, ее будет читать весь мир. Это статья не столько об алчности, необузданной похоти и отвратительных людях, сколько о человеческой доблести, невероятном самопожертвовании и проявлении всего лучшего, что есть в человеке, когда возникает жестокая необходимость защитить нашу драгоценную цивилизацию – с любым оружием в руках и любым способом, дающим положительный результат.

Это жестокий мир, сказал один человек, и, пока жестокость правит в небесах, доброта никогда не появится на земле. Сказавший это – Мак Болан, огромный великан, который странствует по разным вселенным и мог бы, уж поверьте, властвовать в своей собственной, но вместо этого решил служить доброте.

Я люблю Мака Болана. И я заявляю во всеуслышание, что надеюсь когда-нибудь снова лежать у него на руках, как лежала еще сегодня утром – так откровенно и так гордо. Однако, подобные признания не должны заслонять и того, о чем я собираюсь рассказать, поскольку – и вы убедитесь сами – в любых человеческих отношениях светлое всегда совмещается с темным: несколько коротких часов назад этот супергерой хладнокровно и совершенно преднамеренно казнил моего дедушку.

– Он получил от меня пулю, – заявил Мак-великан так, словно оказал убитому неслыханную честь.

Возможно, тому и впрямь была оказана честь... Я расскажу о случившемся по порядку, и пусть читатели судят сами. Все началось в один малопримечательный прохладный день в доме моего дедушки, в его кабинете. Дедушку зовут, или звали, Франклин Адамс Пейсман – гордое имя, не так ли? Нет, не так. Дело в том, что мой дед был всего лишь гнилой оболочкой человека с трупными червями внутри, и ничем иным. Я знаю, это звучит как...