Текст книги "Зимняя гонка Фрэнки Машины"

20

Дураки, думает Фрэнк.

Такие нынче бойцы.

Мышь Старший прав. Он босс дерьма, если эти шуты – лучшие в его команде. В прежние времена были Бап, Джимми Форлиано, Крис Панно, Майк Риццо, ну и, что уж там, я.

А теперь Рокко и Джои.

Фрэнк мог бы застрелить их около машины, это было бы нетрудно, но зачем? Будь он помоложе, наверняка застрелил бы, потому что кровь играла и оружие не давало покоя, но теперь – чем меньше убийств, тем лучше.

Кроме того, Фрэнку не хотелось увеличивать список вендетт.

Очевидно, есть одна, думает Фрэнк, о которой мне неизвестно.

Значит, Джон Хини? Фрэнк думает о нем по дороге к дому девушки с дельфином, где остался автомобиль. Чем я досадил Джону?

21

Джон Хини выходит покурить на задний двор «Гепарда», где стоит дампстер.

Ночь выдалась суматошная. Вдобавок к местным привалили еще туристы из отеля «Омаха». Что ж, девочки заработают побольше денег, да и кассовый аппарат в баре звенит в двадцать раз громче пожарной сирены.

Из кармана рубашки Джон достает пачку «Мальборо», из кармана брюк – зажигалку и закуривает, привалившись к дампстеру. Неожиданно у него перехватывает дыхание, когда чья-то рука обхватывает его шею и его ноги отрываются от земли.

Всего на дюйм, но и этого достаточно. Он не может дышать, не может пошевелиться.

– Я думал, Джон, что мы друзья, – слышит он голос Фрэнка Макьяно.

Фрэнки Машина стоит в дампстере, по икры в мусоре, и левой рукой зажимает шею Джона Хини.

– О, черт!

– Мышь Младший сдал тебя, – говорит Фрэнк. – В чем дело, Джон? Я поставил тебе протухшего тунца или что-то еще?

– О, черт, – повторяет Джон.

– Тебе придется ответить.

Задняя дверь клуба открывается, и из нее вырывается наружу луч желтого света. Джон чувствует, как его втаскивают в дампстер, словно рыбу в лодку, после чего он лежит на мусоре, а Фрэнк тяжело давит на него своим телом.

Дуло пистолета приставлено к левому виску Джона.

– Давай, кричи громче, – шепчет Фрэнк.

Джон качает головой.

– Мудрое решение, – говорит Фрэнк. – Теперь прими второе мудрое решение и скажи, кто послал тебя к Мышу Младшему?

– Никто, – шепчет в ответ Джон.

– Ну, Джон, ты же средненький повар и ночной администратор в крошечном притоне, – говорит Фрэнк. – У тебя не тот уровень, чтобы заказывать убийство. Еще одна ложь – и, клянусь, я пристукну тебя и оставлю тут, в мусоре, где тебе самое место.

– Фрэнк, я не хотел, – хнычет Джон. – Они сказали, что помогут мне.

– Кто «они», Джонни? Кто приходил к тебе?

– Тедди Мильоре.

Тедди Мильоре, размышляет Фрэнк, владелец «У Каллахана» и член Группы. Плохая новость.

– Помогут в чем?

– Меня обвиняют.

– Обвиняют?

– По делу о коррупции. Я носил деньги копу. А он, оказывается, участвовал в операции «Подсадная грудка».

Джон на одном дыхании выпаливает остальное. На него наезжали с обеих сторон. Федералы предлагали деньги, а ребята из мафии угрожали убить, чтобы не болтал.

– Меня совсем затрахали.

И Тедди Мильоре вроде бы придумал выход: если Джон сходит к Мышу Младшему и провернет некое дело, то его отпускают на все четыре стороны. Мафия его не трогает, обвинение с него снимается, во всяком случае он получает прощение.

– И ты поверил этому вранью? – спрашивает Фрэнк, понимая, насколько бессмыслен его вопрос. Человек, загнанный в угол, верит всему, что дает ему хотя бы луч надежды.

Он взводит курок и чувствует, как Джон весь напрягается под ним.

– Не надо, Фрэнк, пожалуйста, – говорит Джон. – Прости меня.

Фрэнк убирает руку, и тело Джона сотрясают рыдания.

– Я ухожу, Джон, – шепчет Фрэнк. – Ты побудешь здесь пять минут, а потом убирайся. Если тебе хоть немного стыдно за то, что ты сделал, то выжди час, прежде чем звонить Тедди. Если нет, что ж, ничего не поделаешь.

Фрэнк вылезает из дампстера и отряхивается. Хорошо бы оказаться в таком месте, где можно принять душ и сменить одежду, однако пока не до этого.

Он идет к машине и открывает багажник.

22

Фрэнк паркуется по другую сторону от «У Каллахана» и ждет, когда клуб закроется.

В два часа ночи на улице холодно.

Наконец золотая молодежь покидает злачное местечко, и через несколько минут вышибала собирается запереть дверь.

И тут появляется Фрэнк.

Вышибала поднимает руку, чтобы ударить его.

Фрэнк нагибается, вытаскивает бейсбольную биту и шарахает не хуже Тони Гвинна[11]11
  Тони Гвинн – знаменитый бейсболист из «Сан-Диего».


[Закрыть] по колену вышибалы. Раздается треск, вышибала валится на пол, привлекая внимание задержавшихся в баре посетителей.

Один из парней бежит к Фрэнку.

Фрэнк тупым концом биты бьет его в солнечное сплетение, после чего другим концом вламывает ему под подбородок. Делает шаг назад, чтобы позволить ему рухнуть на пол. В этот момент он краем глаза видит, как еще один парень лезет под пиджак, и быстрым взмахом биты разносит ему вдребезги запястье.

Бармен с дубинкой в два прыжка оказывается рядом с Фрэнком и замахивается, чтобы стукнуть его по затылку, однако Фрэнк успевает повернуться и подставить биту, потом перехватывает руку нападающего и ломает ему битой нос, из которого фонтаном брызжет кровь. Но это еще не все. Фрэнк переносит тяжесть с правой ноги на левую, разворачивается и наносит удар бармену под ребра.

Три парня на полу.

У Тедди Мильоре ноги словно приросли к полу.

Потом он срывается с места и бежит прочь.

Фрэнк бросает биту. Она попадает Тедди под коленки, и он падает. Прежде чем Тедди успевает подняться, Фрэнк ставит ему на поясницу правую ногу, хватает его за воротник и бьет лицом о дорогую плитку, пока она не окрашивается кровью.

– Что, – кричит Фрэнк, – я сделал тебе? Ну же? Что я сделал тебе?

Фрэнк наклоняется, поддевает ладонью подбородок Тедди и поднимает его голову, тогда как другой рукой давит ему на затылок. Он может сломать ему позвоночник, или задушить его, или сделать то и другое вместе.

– Ничего, – хрипит Тедди. – Мне приказали.

– Приказали? – переспрашивает Фрэнк.

Фрэнк слышит полицейские сирены. Наверное, кто-то обратил внимание на вышибалу, скорчившегося на тротуаре, и вызвал копов. Фрэнк сильнее давит на шею Тедди.

– Винс, – говорит Тедди.

– Зачем? Зачем Винсу понадобилось убивать меня?

– Не знаю, – стонет Тедди. – Клянусь, Фрэнки, я не знаю. Он сказал, чтобы я доставил тебя к нему.

Доставил меня, мысленно повторяет Фрэнк. Как пиццу. Тедди врет. Ему известно, почему Винс вздумал меня убить, или он просто хочет все свалить на мертвеца.

– Полиция! Выходите и держите руки на виду!

Фрэнк отпускает Тедди, перешагивает через него и мчится к задней двери. На ходу он слышит из автоответчика голос Джона:

– Тедди! Это я, Джон…

Фрэнк выбегает в переулок и, не останавливаясь, мчится прочь.

Тедди Мильоре сидит на полу в своем офисе и трет шею. Потом смотрит на полицейских в форме и говорит:

– Могли бы и побыстрее… платим-то мы немало…

Полицейские даже не делают вид, будто сочувствуют ему. Тем более что и денег они больше не берут. Надо быть совсем дураком, чтобы теперь, когда все опять закрутилось, брать деньги у Тедди Мильоре.

Операция «Подсадная грудка».

– Знаете, кто это был? – спрашивает один из полицейских.

– Хотите написать заявление? – спрашивает другой.

– Убирайтесь к черту, – отвечает Тедди.

Он собирается сделать «заявление», но только не этим кретинам. Полицейские уходят, и он берется за телефон.

Фрэнк из переулка выбегает на улицу.

Вот и приехали, говорит он себе. Это не Лос-Анджелес использовал Винса, чтобы убить тебя, это Винс использовал Лос-Анджелес, во всяком случае Мыша Младшего, чтобы тебя убить.

Но зачем?

Фрэнк как будто ни разу не перешел дорогу Винсу Вене или Тедди Мильоре. Ему вспоминается лишь то, как он работал на них.

23

Лето 1968 года.

В то лето Фрэнк вернулся из Вьетнама.

Собственно, размышляет Фрэнк, глядя, как дождь бьется в окно его тайной квартиры, собственно, для властей я убил больше людей, чем для мафии.

Власти наградили меня медалью и почетным увольнением со службы.

Фрэнк убил много вьетнамцев. Такая у него была работа – он был снайпером, и чертовски хорошим снайпером. Иногда ему становилось муторно из-за этого, но он никогда не чувствовал себя виноватым. Вьетнамцы были солдатами, и он был солдатом, шла война, а во время войны солдаты убивают солдат.

Его не купить на «Апокалипсис». Он не стрелял в женщин и детей, не жег деревни и даже не встречался с теми, кто это делал.

Тетское наступление придумали для таких ребят, как Фрэнк, потому что враги вышли из укрытий, напрашиваясь на пули. До этого беспомощные патрули возвращались из джунглей ни с чем, разве что теряли своих ребят, но они никогда не видели противника.

А во время той операции вьетнамцев вылезло много, и многие полегли. Фрэнк стал машиной уничтожения в городе Хюэ. Бой в городских условиях стал отличной проверкой его мастерства, и бывали случаи, когда Фрэнк не по одному дню вел дуэли mano-a-mano[12]12
  Один на один (исп.)


[Закрыть] с вьетнамскими снайперами.

Это были поединки ума и мастерства.

Фрэнк всегда выходил из них победителем.

Когда же он вернулся из Вьетнама, то обнаружил, что от прежней жизни ничего не осталось. Расовые беспорядки, антивоенные выступления, хиппи, ЛСД. На море пусто, никаких серфингистов, почти все парни во Вьетнаме, или в тюрьме из-за того же Вьетнама, или подались в хиппи и жили в коммунах в Орегоне.

Фрэнк снял форму и пошел к морю. Много недель он выходил в море один, катался на малых и больших волнах, стараясь возродить прошлое.

Не получалось.

А жаль.

Пэтти писала ему каждый день, пока он был во Вьетнаме. Писала длинные подробные письма обо всем, что происходило дома, кто с кем встречался, кто разводился, о своей секретарской работе, о своих родителях, о его родителях. Ну и конечно же о своей любви – это были наполненные страстью страницы о том, что она чувствует, как ждет не дождется его возвращения.

И это была правда. Прежняя «добрая католичка» втолкнула его в свою комнату, едва за родителями закрылась дверь, а потом потащила в кровать. Правда, особенно тащить его не пришлось, вспоминает Фрэнк.

Да, это было в первый раз…

Они дошли до черты, на которой много раз останавливались в прежние времена, на заднем сиденье машины, однако на сей раз она не сжала колени и не оттолкнула его, чтобы потом виновато приласкать пальчиками. Только он подумал, что ее рука опускается именно за этим, как Пэтти сама открыла ему путь и сама направила его в себя, а он, ясное дело, не возражал. Когда же пришло время осадить назад – слишком быстро, с печалью вспоминает Фрэнк, – она прошептала:

– Не беспокойся. Я на таблетках.

Вот этого он никак не ожидал.

Она пошла к врачу и стала принимать таблетки в преддверии его приезда, как она сказала, когда они лежали рядом на кровати и ее голова покоилась у него на плече.

– Я хотела порадовать тебя, – застенчиво проговорила Пэтти. – Ты не разочарован?

– Это было чудесно.

Потом его опять охватило желание – хорошо быть молодым, думает Фрэнк, – и они опять любили друг друга. На этот раз Пэтти тоже дошла до конца и сказала, что, знай она, чего лишается, давно перестала бы сопротивляться.

Пэтти была хороша в постели – горячая, страстная, заводная. С сексом у них никогда не было проблем.

Итак, Фрэнк снова стал встречаться с Пэтти, и они начали долгий путь к неизбежной свадьбе.

Однако будущее Фрэнка было как в тумане.

Служба в морской пехоте осталась позади, и надо было все начинать заново. Фрэнк подумывал о том, чтобы остаться на дополнительный срок в армии, однако Пэтти не желала отпускать его обратно во Вьетнам, да и ему самому не особенно хотелось покидать Сан-Диего. Отец звал его ловить рыбу, однако и это тоже не устраивало Фрэнка. Он мог бы поступить в колледж, если бы знал, чему хочет учиться.

Так или иначе, он опять примкнул к мафии.

В этом не было ничего неожиданного и ничего страшного.

В один прекрасный день Фрэнк наткнулся на Майка Риццо, они выпили пива и разговорились. Майк рассказал о себе, о своей юности в Нью-Йорке, о семье Профачи, о своих тамошних неприятностях и о том, что его послали в Сан-Диего поработать на Бапа, пока все не уляжется.

Но ему понравилось в Калифорнии, ему понравился Бап, и он решил остаться.

– Кому нужен чертов снег, правильно? – спросил Майк.

Только не мне, подумал Фрэнк.

Он стал ходить вместе с Майком по клубам, в которых парни из мафии проводили время – это не изменилось. Это было как прежде, словно такие места были неподвластны времени. Там Фрэнк чувствовал себя спокойно, словно вернулся домой. По-семейному, думает Фрэнк.

Ребята были те же – Бап, Крис Панно и конечно же Майк. Джимми Форлиано владел грузовыми перевозками на востоке, но и он иногда заглядывал, как правило по делу.

Складывалась маленькая сплоченная группа в, как тогда казалось, маленьком городишке. Таким был тогда Сан-Диего, думает Фрэнк. Да и они не были бандой, тем более семьей, как в больших городах на Восточном побережье.

Да, не были.

В свободном спокойном Сан-Диего появился новый прокурор, который лез вон из кожи. Он предъявил Джимми и Бапу обвинение из двадцати восьми пунктов за какой-то наезд на профсоюз грузовых перевозчиков и очень осложнял жизнь более или менее организованной преступной группировке в городе.

У Бапа была доля в местном такси, и он взял Фрэнка к себе.

Стиральными машинами на колесах – вот кем они были в те времена, когда отмывали кучу денег с помощью такси. Это были деньги, полученные от азартных игр, ростовщичества, проституции – и все они шли через такси.

Еще деньги политиков.

Они шли членам городского совета, конгрессменам, судьям, копам… Начальник полиции каждый год менял машину благодаря такси.

Потом пришел Ричард Никсон.

Он метил в президенты, и ему были нужны деньги, однако он не мог просто так их взять. Как бы это смотрелось – мафия в Сан-Диего выписывает чеки на предвыборную кампанию Никсона? Поэтому деньги проходили через такси и передавались «в дар» от владельцев компании и водителей. Фрэнк никогда не узнал бы об этом, не попадись ему на глаза чеки, когда он как-то раз заглянул в контору.

– Я даю деньги Никсону? – спросил он Майка.

– Мы все даем.

– Но я демократ.

– Только не в этом году. Ты хочешь, чтобы чертов Бобби Кеннеди поселился в Белом доме? С этим парнем шутки плохи. К тому же это не твои деньги, так что отдыхай.

Фрэнк и Майк сидели в конторе, пили кофе и разговаривали, когда раздался звонок.

– Ну, ребята, готовы повоевать? – спросил Бап.

Он звонил из телефонной будки.

Бап никогда не звонил из дома, он же не дурак. Обычно он насыпал в карман монетки и вечером шел за четыре квартала на Мишн-бульвар к телефонной будке, чтобы вести из нее дела, словно из конторы.

Встречались они с Бапом на набережной в двух кварталах от его дома.

Не зная Бапа, трудно было представить, до чего он любил океан.

Кое-что все же было общего у Бапа и Фрэнка, хотя Бап никогда не вставал на доску и даже не плавал, насколько знал Фрэнк. Бапу нравилось смотреть на океан; и они с Мари часто гуляли на закате по набережной или шли на Кристал-пиер. Из их дома открывался великолепный вид, и Бап имел обыкновение, стоя у окна, рисовать акварели.

Плохие акварели.

У него были дюжины, сотни акварелей, и он все время дарил их, иначе Мари начинала жаловаться на то, что он весь дом заполонил своими картинками.

Бап дарил их на Рождество, на дни рождения, юбилеи, День сурка… У всех ребят имелись его акварели – разве скажешь «нет»? У Фрэнка в его маленькой квартирке на Индия-стрит тоже висела одна на стене в гостиной – лодка с рыбаками выходит в море на закате. Бап знал, что Фрэнк любит лодки.

Это правда, Фрэнк любил лодки, и от этого картинка казалась ему еще более жалкой, потому что нельзя писать такие карикатуры на лодки, какая получилась у Бапа. Однако Фрэнк не снимал акварель со стены – никогда не знаешь, нагрянет Бап или нет, а у Фрэнка не было желания ранить его чувства.

И все шло как по маслу – пока Фрэнк не был женат. Женатым ребятам приходилось тяжелее, так как их жены прятали подаренные картинки подальше. Однако женатые ребята, как правило, уже не были простыми членами банды, и по закону босс, даже в Сан-Диего, не имел права ни с того ни с сего ввалиться в их дом, не предупредив о визите заранее. Ну, и после звонка начинались срочные поиски акварели, которую немедленно вешали в гостиной.

Итак, если не случалось ничего особенного, то их встречи происходили на набережной. Однако в тот день Бап приказал ждать его в зоопарке, около павильона с рептилиями.

Речь зашла о парне по имени Джеффри Рот.

– Как? – переспросил Майк.

– Слышал о Тони Старе? – ответил Бап вопросом на вопрос, прижимаясь лицом к стеклу, чтобы получше разглядеть плюющуюся кобру.

– Еще бы.

Кто не слышал о Тони Старе? О крысе из Детройта, чьи показания засадили за решетку половину тамошней семьи. Рокко Дзерилли, Джеки Томинелло, Энджи Вена – все они отбывали срок по милости Тони Стара. Газеты упивались неотразимыми заголовками: ТОНИ СТАР СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ.

– Теперь он Джеффри Рот, он в Программе защиты свидетелей, – сказал Бап и принялся барабанить пальцами по стеклу, стараясь спровоцировать кобру. – Думаете, можно раздразнить ее так, чтобы она плюнула?

– Думаю, ей не хочется, чтобы ты это делал, – сказал Фрэнк из сочувствия к змеям, у которых были свои заботы.

Бап посмотрел на него так, словно он спятил, и Фрэнк понял. «Ей» наверняка не хотелось, чтобы Бап убивал людей, угонял машины, давал деньги в рост и занимался игорным бизнесом. Стук по стеклу не прекратился. Так продолжалось еще какое-то время.

– Знаете, где он теперь живет? – наконец спросил Бап. – На Мишн-Бич.

– Дерьмо! – отозвался Майк.

Это было личное оскорбление – крыса поселилась буквально у них под боком.

Разговоры о крысах у Фрэнка с Майком заходили не раз. Хуже такого падения ничего не могло быть.

– Никогда нельзя сдаваться, – говорил Майк. – Мы же взрослые люди и знаем, на что идем. Если нас возьмут, надо держать рот на замке и отбывать срок.

Фрэнк был с ним полностью согласен.

– Лучше умереть, чем попасть под Программу, – сказал он.

И вот теперь парень, засадивший половину детройтской семьи за решетку, поселился рядом и радовался жизни на Мишн-Бич.

– Как его нашли? – спросил Майк.

Кобра свернулась кольцами и, похоже, заснула. Бап оставил ее и перешел к соседнему террариуму со свиномордой змеей, которая обвилась вокруг ветки и выглядела угрожающе.

– Сообщил какой-то секретарь в департаменте юстиции, которого прикормил Тони Джек, – ответил Бап, стуча костяшками пальцев по стеклу, за которым находилась змея. Из кармана он достал листок бумаги и дал его Фрэнку. На листке был написан адрес. – Детройт хотел послать своих ребят, но я сказал «нет», это вопрос чести.

– И правильно, – согласился Майк. – Наша территория, наш подопечный.

– Заплатят двадцать тысяч.

Змея сделала рывок и ударилась мордой в стекло, отчего Бап, обронив очки, отскочил футов на пять. Фрэнк очень старался не рассмеяться, поднимая их, протирая о рукав и подавая Бапу.

– Чертовы змеюки!

– Они хитрые, – сказал Майк.

Фрэнк и Майк отправились в магазин, купили кое-что, чтобы выглядеть туристами, и зарегистрировались в мотеле на Кеннебек-корт, что на Мишн-Бич. Большую часть времени они простаивали у окна, глядя через жалюзи на кондоминиум Тони Стара, находившийся по другую сторону Мишн-бульвара.

– Мы похожи на копов, – сказал Майк в первый вечер.

– Ты о чем?

– О том, что они обычно занимаются этим. Ведут наблюдение.

– Понятно.

Тогда Фрэнк в первый раз пожалел полицейских, потому что вести наблюдение оказалось делом скучным и весьма утомительным. Он совершенно по-другому осмыслил слово «скука». Они с Майком пили плохой кофе, по очереди ходили за жареными цыплятами, или за бургерами, или за горячей маисовой лепешкой с острой мясной начинкой, а потом съедали это буквально на коленях, подложив грязную бумагу. Что эта еда делала с его внутренностями, он мог только догадываться. Зато он знал, что она делала с кишками Майка, потому что комната была маленькая, и когда Майк открывал дверь уборной… Так или иначе, но Фрэнк пожалел полицейских.

Они с Майком дежурили по очереди. Пока один наблюдал в окно, второй спал или смотрел очередное дурацкое шоу по телевизору. И перерыв они позволяли себе, лишь когда Тони Стар выходил в семь тридцать утра из дома, чтобы пробежаться трусцой.

О его любви к бегу они узнали в первое же утро, когда Тони Стар появился на крыльце в лиловом спортивном костюме и кроссовках и начал разминаться, опираясь на перила.

– Какого черта? – не выдержал Майк.

– Он собирается бегать, – сказал Фрэнк.

– Ну, и пусть тогда бегает.

– А он в неплохой форме, – заметил Фрэнк.

Стар и вправду неплохо выглядел. Он загорел, черные, аккуратно подстриженные волосы были гладко зачесаны назад, да и лишнего жира на нем как будто не было заметно. Вернулся он через час, потный, распаренный.

– Чертов парень, – буркнул Майк, – бегает себе по бережку, словно ему совсем не о чем волноваться. Посматривает на девочек, любуется яхтами, греется на солнышке, загорает. Неплохо ему живется, пока его друзья томятся в тюремных камерах. Говорю тебе, он должен помучиться, прежде чем умереть.

Фрэнк согласился – Стар должен помучиться за то, что совершил, – однако такого приказа они не получали. Бап ясно выразился – требование было действовать «быстро и чисто». Войти, сделать дело и уйти.

Чем быстрее, тем лучше – во всяком случае, так казалось Фрэнку. Пэтти не особенно обрадовало то, что он должен был надолго исчезнуть.

– Ты куда? – спросила она.

– Хватит, Пэтти.

– Почему? Зачем?

– Дела.

– Какие такие дела? – наседала на него Пэтти. – Почему ты не можешь мне сказать? Ты же не едешь веселиться со своими дружками, ведь нет?

Веселья хоть отбавляй, думает Фрэнк. Дешевый мотель, комната пополам с Майком, его хождения в туалет, его бесконечные сигареты, его газы – ну и конечно же многочасовые скучные наблюдения, чтобы понять распорядок крысы.

В этом было главное.

Бап особенно настаивал на этом.

– У всех есть свои привычки, – сказал он Фрэнку. – У всех. Люди предсказуемы. Надо лишь узнать их привычки, а когда они действуют по привычке, тут их слабое место. Быстро и чисто, туда и сюда.

Итак, Тони Стар каждое утро бегал по набережной. Майк хотел использовать это время.

– Наденем теплые тренировочные костюмы, побежим следом за ним и выстрелим ему в голову. Дело сделано.

Однако Фрэнк был против. Слишком много случайных факторов, от которых мог зависеть исход операции. Во-первых, они с Майком будут похожи на медведей в сауне. Во-вторых, они запыхаются, а со сбитым дыханием стрелять трудно, даже с близкого расстояния. В-третьих, может объявиться слишком много свидетелей.

Пришлось придумывать другой план.

Трудность заключалась в том, что у Стара было не много привычек. Жил он весьма однообразно, предсказуемо, повторяя одно и то же изо дня в день. Утром он бегал, потом возвращался домой, принимал душ (наверное), менял одежду и шел в страховую компанию, где трудился до шести часов. Потом опять шел домой и оставался дома до утра, пока не выходил на пробежку.

– До чего же скучный сукин сын, – сказал Майк. – Не ходит в клубы, не приводит к себе девок. Чем же он занимается вечерами? Похоже, оттягивается он только с вечерней пиццей.

Каждый четверг, в восемь тридцать, Стару приносили пиццу.

– Майк, я тебя люблю.

– Только этого не хватало.

– Вечерняя пицца, – повторил Фрэнк. – Стар впускает посыльного.

Этот разговор случился во вторник, так что два дня они в основном отдыхали, валялись и ждали четверговую пиццу. В среду они заказали пиццу там же, где ее заказывал Тони Стар, съели ее, а коробку сохранили.

Ровно в двадцать пять минут девятого Фрэнк стоял у дома Стара с коробкой от пиццы в руках. Майк сидел в машине, готовый в любой момент тронуться с места и, если потребуется, перехватить посыльного из пиццерии.

Фрэнк нажал на звонок и крикнул:

– Пицца, мистер Рот.

Мгновением позже послышалось гудение, потом металлический щелчок. Дверь открылась. Фрэнк вошел внутрь и, пройдя коридор, остановился у двери Стара. Позвонил.

Стар открыл дверь, однако цепочку не снял. Фрэнк услышал, что в комнате работает телевизор. Оттуда доносились голоса героев «Отдела 5-О».[13]13
  «Отдел 5-О» – американский криминальный телесериал, продержавшийся двенадцать сезонов, начиная с 1968 г.


[Закрыть] Так вот как развлекается эта крыса, подумал тогда Фрэнк. Смотрит телевизор и ест пиццу.

– Пицца, – повторил Фрэнк.

– А где прежний курьер?

– Заболел, – ответил Фрэнк, надеясь, что ему ничто не помешает. Он уже был готов выломать дверь, но тут Стар снял цепочку. В руке он держал деньги – одну бумажку в пять долларов и две по одному доллару.

– Шесть пятьдесят, правильно?

Фрэнк потянулся к карману, словно за сдачей.

– Оставь себе, – сказал Стар.

Спасибо.

Пятьдесят центов, подумал Фрэнк. Ни один уважающий себя бандит в мире не даст пятьдесят центов чаевых. Неудивительно, что он стал крысой. Фрэнк протянул Стару коробку и, когда она оказалась у него в руках, толкнул его, захлопнул дверь и вытащил револьвер двадцать второго калибра с глушителем.

Стар сделал попытку убежать, но Фрэнк навел револьвер ему на макушку и выстрелил. Стар упал, стукнувшись о стену. Фрэнк переступил через его тело и вновь прицелился ему в голову.

– Крыса, – сказал Фрэнк.

Еще несколько раз он нажал на спусковой крючок, после чего покинул квартиру и дом Стара.

Все это заняло, может быть, минуту. Фрэнк сел в машину, и Майк, нажав на газ, умчал их обоих прочь.

– Как прошло? – спросил Майк.

– Отлично, – ответил Фрэнк.

Майк усмехнулся.

– Да ты настоящая машина. Фрэнки Макине-Машина.

– Это что, парень, которого играл Синатра? – спросил Фрэнк.

– Ага, в «Человеке с золотой рукой», – подсказал Майк. – Он там наркоман.

– Очень приятно.

– Ты тоже человек с золотой рукой, – сказал тогда Майк. – Фрэнки Машина.

Прозвище прилипло к Фрэнку.

Они проехали по Ингрэм-стрит до канала для спуска воды. Там Фрэнк вышел, разбил револьвер о камни и выбросил куски в воду. После этого они отправились на стоянку в Пойнт-Лома, где их ждали два автомобиля. В предназначенном ему автомобиле Фрэнк проехал сколько-то времени по городу, потом бросил его и взял такси до аэропорта, а оттуда на другом такси вернулся домой.

Никто ничего не узнал.

Полицейские из Сан-Диего довольно долго занимались этим делом и по собственной инициативе отправили федералам такое заключение: мол, если вы без спроса захаживаете в наш огород, то какого черта хотите от нас?

В общем-то, никто не любит доносчиков, даже копы, которые на них зарабатывают свой кусок хлеба с маслом.

Наутро Фрэнк проснулся, сварил себе кофе и включил телевизор. Показывали кухню в отеле Лос-Анджелеса.

– Удивляешься? – спросил его тем же утром Майк.

– В общем-то, да.

– А я удивляюсь только тому, что это не случилось раньше.

Вот так, подумал тогда Фрэнк. У парня в голове две пули. У Никсона – чеки.

Когда выбрали Никсона, в конторе таксистов устроили праздник на славу. Первое, что сделал президент, так это удалил из Сан-Диего прокурора, мешавшего мафии.

Обвинения против Бапа были сняты, хотя Форлиано все-таки отправился в тюрьму.

А в остальном все осталось по-прежнему.

Фрэнк и Майк получили оговоренные деньги за проделанную работу.

На свою часть Фрэнк купил кольцо для Пэтти.