Текст книги "Сеятели смерти"

Глава 22

Когда Вадя сорвалась с места, я нанес удар. Я не мастер карате и не умею ребром ладони ломать поленья или сокрушать кирпичную кладку, – рука, способная на такое, обыкновенно ни для чего иного не годится, – но есть другие способы пускать в ход ладонь. Я ударил молодого китайца, вспомнив все, чему меня когда-то учили, и он был мертв еще до того, как растянулся на каменном полу. Охранник, не спускавший с меня глаз, был начеку. Но того мне и надо было: он вскинул автомат, и в следующее мгновение я тоже должен был умереть. Но тут сзади его шею обвил скрученный шарф и сильно затянулся на кадыке. Автомат с грохотом упал и, скользнув по каменному полу, отъехал в мою сторону.

Я бросился за ним из клетки и успел как раз вовремя. Охранник вырвался из шифоновой петли и, изогнувшись, прыгнул к автомату в тот самый момент, как я схватил его с пола и выпрямился. Охранник оказался в идеальной позиции для нанесения ему сильного удара прикладом в шею. Потом я шарахнул его еще разок для верности.

В отсеке было очень тихо. В коридоре тоже ни звука. Я взглянул на свое левое предплечье: из бицепса торчал шприц, качаясь на игле, странным образом не сломавшейся. Я заметил, что юный китаец, прежде чем умереть, успел-таки вогнать в меня полную дозу зелья. Вадя в этом смысле чуточку припозднилась, но ведь не всегда получаешь все желаемое. Мои шансы на выживание, в случае если я подхватил заразу, составляли шестьдесят к сорока. Но, похоже, думал я, это соотношение резко уменьшится не в мою пользу еще до того, как я сыграю первую партию в кости с госпожой удачей. Я выдернул шприц из руки и, отбросив его в сторону, подошел к Ваде, опустившейся на колени в дверях.

Я стоял и смотрел на нее. Признаться, я был несколько смущен. То есть, я хочу сказать: как же прикажете объясняться с девушкой, в которую ты стрелял – неважно, что тебя вынудило на выстрел, – и которая тем не менее приходит и спасает тебя от смерти.

Вадя подняла лицо.

– Извини, милый, – сказала она. – Мне бы надо было воспользоваться пистолетом, но я боялась наделать шуму. Я была уверена, что и так сумею с ним справиться.

– Ну конечно!

– Помоги мне встать! – Когда я помог ей подняться и внимательно оглядел ее с головы до ног, она очень по-женски начала приводить себя в порядок, торопливо счищая налипшую на черные брючки и свитер грязь. Она где-то обронила свой кожаный пиджак – возможно, потому, что он оказался ей все же слишком велик. Вид у нее был такой, точно она пробиралась по кроличьему лазу, и, вполне вероятно, именно таким путем она сюда и добралась. Она посмотрела на меня с лукавой улыбкой.

– Что, чумазая очень? И... совсем выбившаяся из сил. А ты дрянной стрелок, Мэттью.

– Ага, поганый!

– Все же не думаю, что ты и впрямь хотел меня убить.

Я повел ее к открытой клетке.

– Давай проанализируем мои мотивы потом, а? Теперь тебе лучше здесь полежать. Насколько... серьезная рана?

Вадя недобро усмехнулась.

– Достаточно серьезная. Возможно, я от нее рано или поздно скончаюсь, милый, – умру медленной и мучительной смертью, буду кричать в агонии, и ты будешь об этом помнить. Что ты пристрелил меня очень неудачно, а я в отместку спасла тебе жизнь.

– Давай не будем считать цыплят до времени, куколка. Нельзя сказать, что я не оценил твою помощь. – Я отставил подальше стальной поднос и помог ей устроиться поудобнее на нарах. – Как же тебе удалось сбежать от поисковой группы там, на поле?

Она тихо засмеялась.

– Ты помнишь того огромного мохнатого зверя желтой масти с рогами? Я решила, что хуже и быть не может – теперь он или пропорет меня насквозь рогами, или затопчет, но он оказался очень дружелюбным существом, хотя и вонял ужасно. А они побоялись подойти к нему поближе. Я видела, как ты исчез в подземелье вместе с Линь и ее помощником. И решила, что они, наверное, выставят часового у люка в подземный ход, но я нашла трещину в грунте, которая вывела меня в правильном направлении. Я несколько раз едва не застряла в той щели. Ух! Наконец я попала в помещение, заставленное клетками с мерзкими крысами. Выползла в коридор и увидела, как тебя сюда вносили. Потом мне только и оставалось ждать, чтобы улучить момент, когда часовой повернется ко мне спиной. Я все это время пряталась в темном туннеле. Ждать мне пришлось долго... Мэттью!

– Да?

– Интересно – то ли ты шибко умный, то ли просто везунчик. Ты всегда в выигрыше, что бы ни случилось. На этот раз, пристрелив меня, ты вынудил меня помочь тебе спастись, как ты и планировал с самого начала.

Я усмехнулся.

– Ясно. То есть не только любовь подвигла тебя спуститься сюда по узкой норе, чтобы вывести меня на волю.

– Эта мысль успокаивает твою буржуазную совесть? – Она улыбнулась и продолжала вполне серьезно: – Я не могу... выполнить задание, ради которого меня сюда послали, милый. Ты должен выполнить его за меня. Теперь ты мой должник.

– Ну конечно. Я добуду для тебя Макроу.

– Макроу! – она скорчила гримаску. – Зачем мне этот Макроу?

– Но разве...

– О, я не сомневаюсь, что Макроу большой негодяй и представляет угрозу всему человечеству, но, возможно, многие наши уже работают над этой проблемой – может быть, прямо здесь. Однако это меня не касается. Кроме того, ты сам в любом случае позаботишься о Макроу, разве не так, милый?

– Я хочу попробовать. Но...

Она слабо улыбнулась, не поднимая головы.

– Боюсь, я солгала тебе – совсем немножко. Видишь ли, меня послали в Англию не для того, чтобы спасти мир. Меня послали привести в исполнение смертный приговор, который, скажем так, получил некоторую отсрочку.

– Бэзил? – спросил я.

– Правильно, Мэттью. Бэзил. Я собиралась обменять его на тебя. В этом и заключалась моя сделка с Линь. Я должна была доставить ей тебя, а она – отдать мне Бэзила.

– Насколько мне известно, она намеревалась одурачить тебя в последний момент, – сказал я. – Ты должна была быть к этому готова.

– Почему? Когда Линь закончит здесь свои дела, Бэзил ей будет бесполезен: это не тот человек, которого держат, при себе ради удовольствия. Мне-то казалось, у меня были все основания надеяться, что эта стерва сдержит слово. Но теперь-то ты его для меня добудешь, а?

Я замялся.

– Ну, обещать я не могу...

– Я и не поверила бы твоему обещанию. Что такое обещание для людей вроде нас с тобой! Но ты добудешь его для меня без всяких обещаний, чтобы смягчить угрызения твоей буржуазной совести, терзающей тебя из-за девушки, которую ты подстрелил.

– Это да, – кисло согласился я. – Девушка, которая опоила меня наркотиком и бросила мое бездыханное тело на растерзание волкам. Девушка, которая вообразила, будто она такая неотразимая, что я и пальцем не смогу ее тронуть.

Она тихо рассмеялась.

– В следующий раз буду вести себя умнее, если, конечно, такой случай представится. Ну а теперь иди. Вот твой револьвер. Я его захватила. В нем еще четыре патрона. До свидания, Мэттью!

Я не мог придумать никаких прощальных слов, которые не прозвучали бы слюняво, поэтому просто забрал у нее свой револьвер, встал, вытащил ключи из руки мертвого охранника и отпер клетку Кроу-Бархема. Потом взглянул на русский автомат у себя под мышкой – ППШ-41, что примерно означает следующее: “пистолет-пулемет Шпагина, тип 41”. Шпагин – парень, который сконструировал этого уродца.

– Тебе знаком шпагинский монстр, амиго? – спросил я.

– Знаком, – ответил Лес.

– Знаешь, я не дружу с этими шприцами. Возьми-ка его, а я воспользуюсь своим добрым старым “смит-вессоном”. Пошли!.. Что такое?

Лес нахмурился.

– А их ты не хочешь выпустить?

Он махнул рукой на клетки, точнее, на людей, замерших в них в нетерпеливом ожидании. Я мрачно окинул его взглядом и вспомнил, что он всегда был профессионально непригоден, страдая множеством детских предрассудков. А я-то надеялся, что он из них вырос. Но, видно, нет.

– Что ты как маленький! Нам надо дело делать. Не хочешь же ты допустить, чтобы это подземелье наводнили... а, черт! – Я шагнул назад и бросил ключи Ваде на грудь. – Она их сама выпустит через какое-то время, когда соберется с силами.

Я подмигнул Ваде, она подмигнула мне, и я понял, что наш план вне опасности и не сорвется из-за выпущенных на волю до срока пленников. Черт побери, мы же, как ни крути, секретные агенты на задании, а не Международный Красный Крест, прости Господи!

Лес стоял в дверях, вздернув автомат. Он кивком дал мне понять, что путь свободен, и вышел в коридор. Я последовал за ним по покатому проходу и резко остановился, как только Лес знаком приказал мне прижаться к стене. Кто-то вышел из кабинета мадам Линь и показался на освещенной площадке перед дверью. Лес ткнул меня локтем в бок. Я довольно далеко высунулся из-за угла и увидел стоящего под фонарем человека: Бэзил.

В руках он держал серый металлический ящичек. Я поднял было револьвер, но тут же и опустил. Выстрел мог взбудоражить весь этот склеп. Подать надежду умирающим, конечно, очень важно, но все же в первую очередь следовало учитывать интересы выживших – да и, строго говоря, никаких надежд я никому не подавал. Бэзил зажал ящик под мышкой и стал спускаться по лестнице, ведущей к бухточке, где в час прилива могла причалить лодка – во всяком случае, так мне сказали.

Когда он исчез из виду, мы осторожно прошли к освещенной площадке перед дверью. Снизу доносились голоса и шум: люди суетились вовсю. Я подкрался ближе к лестнице и заглянул вниз. Откуда-то из глубины скалы рабочие выносили великое множество клеток с крысами и ставили их у воды. Я вернулся к Лесу.

– Ты не узнал, где обитает Макроу? – прошептал я.

– Его лаборатория и комната находятся где-то внизу. Прямо над поверхностью воды, по слухам, расположены многочисленные просторные пещеры. Но единственный путь туда ведет мимо погрузочной зоны, где в данный момент, похоже, слишком многолюдно. Послушай, приятель!

– Что?

– Кто из нас им займется? Я взглянул на него.

– После того, как я с ним разделаюсь, ты вполне можешь им заняться сам.

– К несчастью, мне приказано взять его, по возможности, живым. Я усмехнулся.

– Может, надо было оставить тебя под замком в клетке! Мне приказано как раз прямо противоположное. Он рассмеялся.

– Учитывая обстоятельства, возможно, мне удастся убедить начальство, что похищение оказалось невозможным. И если не возражаешь, еще один вопрос.

– Слушаю.

– Ты что, правда в нее стрелял, дружище? В ту леди, которую мы оставили в клетке?

– Да, я ее подстрелил. Меня же все знают как нью-мексиканского убийцу прекрасных дам... Это еще что?

Сквозь тяжелую дверь кабинета мадам Линь просочился вскрик. Я приложил ухо к дверным панелям и, помимо прочего, услышал умоляющий голос Макроу. С моей предвзятой точки зрения, глотка Карузо в звездный час его карьеры не издавала более сладостных звуков:

– Нет, нет, у меня нет ни малейшего намерения выдавать... Конечно, я одобряю все ваши... Да, да, разумеется, я сделаю все, чтобы помочь вам!

Я оглянулся на Леса.

– То, что Вадя говорила о твоей удачливости, – прошептал он, – похоже, не является большим преувеличением. Вот и наш голубок. Ну что, войдем и свернем ему шею?

Я кивнул и зашептал:

– На тот случай, если ты не бывал внутри – имей в виду, что за письменным столом на стене есть два рубильника. Если включить черный, то через минуту мы окажемся по колено в море крыс, зараженных бубонной чумой. А если красный – то вся эта аптека взлетит на воздух. Я займу левый фланг, если ты не возражаешь. Полагаю, эту твою поливалку в рабочем режиме ведет вправо, а я как-то удачнее стреляю, если не стою под горячим душем... Ну, скрестим пальцы. Надеюсь, дверь не заперта.

Но она была заперта. И распахнулась, когда мы поднажали на нее вдвоем. Нашему взору предстала мадам Линь, восседающая за столом, и Макроу, сидящий перед ней на стуле, куда чуть раньше усаживали меня. Его обрабатывал смуглолицый. Больше в комнате никого не было.

Все оказалось довольно просто. То есть в подобных случаях, когда на охоту выходят двое, всегда надо четко договариваться, кто куда стреляет: тот, что стоит слева, сшибает птичек, летящих влево, и наоборот. Смуглый потянулся за своим пистолетом, выказав завидную быстроту реакции. Я грохнул его первым, ибо из моих двух птичек он представлял наибольшую опасность. Это дало Макроу время вскочить со стула и броситься к двери в спальню, которая оказалась очень удобной мишенью для прямой наводки. Я уложил его в дверях и повернулся к смуглому, который все еще пытался вытащить из-за пазухи свою “пушку”. Возможно, это ему и удалось бы, но у меня не было причин смотреть и ждать, что произойдет дальше.

И только тогда я понял, что не слышал пока клекота пистолета-пулемета Шпагина. Я развернулся направо и, не веря своим глазам, увидел, что мадам Линь жива-живехонька, стоит у стола, подняв руки вверх. То есть эта особа должна была бы уже пять секунд как валяться мертвой! Она взглянула мне прямо в глаза, издала журчаще-серебристый смех и, не оборачиваясь, вжала черный рубильник в стену, прежде чем я успел разрядить в нее свой револьвер. И тут наконец-то загавкал “Шпагин”.

На шелковой тунике внезапно расцвели кровавые цветочки, и китаянка съехала на пол со слабой улыбкой на губах. Я прыгнул вперед через нее и рванул рычаг на себя, но он был одноразового действия и, включенный, более не функционировал. Мне показалось, что я услышал далеко вверху гудение моторчиков, приведших в движение рычаги, а те, в свою очередь, поворачивали длинные пруты, на которые наматывались цепи, открывавшие двери клеток. Пока крысы не разбежались по туннелям и расщелинам, испещрившим эту скалу, оставалось только одно. Я не шибко бравый, но мне почудилось, что в моих ушах прозвучали ехидные слова Вади: “Ему не хватило мужества умереть в ситуации, когда смерть была наилучшим выходом”.

Возможно, я был чуточку посмелее Бэзила, если уж на то пошло. Как бы там ни было, я схватился за красный рычаг и нажал. И ничего не случилось.

Глава 23

Когда стало совершенно очевидно, что ничего и не произойдет, по крайней мере, прямо сейчас, я отвернулся от стены с рубильниками и посмотрел на Леса, который стоял, опустив ствол автомата в пол, бледный и перепуганный. Я бросил взгляд на свой револьвер. В барабане остался только один патрон, о чем я и так знал, но у меня не было ни малейшего желания им воспользоваться. Лес угадал мои мысли.

– Я… я просто не смог, дружище, – пролепетал он. – То есть, она же подняла руки вверх, понимаешь? Я просто не смог хладнокровно пристрелить ее. Давай, стреляй!

– Хладнокровно, теплокровно! – пробурчал я. – Господи ты Боже мой! При чем тут температура? Мы стояли и молчали, и в наступившей тишине я вдруг услышал у себя за спиной слабое тиканье. Я подошел к стене и тронул коробку красного рубильника: она слегка вибрировала, точно живая, внутри что-то работало, наверное, часовой механизм. Ага, теперь все встало на свои места.

– Можно было бы догадаться, – сказал я. – Не стала бы она устанавливать тут рубильник, чтобы замкнуть цепь и тут же взлететь на воздух. Взрыв должен произойти с отсрочкой времени от пяти минут до получаса. Этого вполне достаточно, чтобы после включения рубильника смыться отсюда. И вполне достаточно, чтобы крысы успели подальше разбежаться до того момента, как эта скала превратится в гору щебня... Ты бы лучше покараулил в коридоре. Я сейчас приду. Коли уж ты сейчас нажал на спусковой крючок, может, в следующий раз будет легче.

Он посмотрел на меня без всякой обиды и безвольно пошел к двери, отчего мне стало совсем не по себе. То есть что сделано, то сделано, зачем лишний раз поминать его грех. Я скорчил гримасу и бросил взгляд на распростертую на полу худенькую китаянку: ее губы все еще слабо улыбались. Я подошел к Макроу и осмотрел его. Он был мертв. Ну, что ни говори, а это уже какое-то достижение. Смуглолицый тоже был мертв. Мне пришло в голову, что я так и не выяснил ни его имени, ни национальности. Да это и не имело особого значения. Я вытащил револьвер из кобуры у него под мышкой.

Мой взгляд привлекли разложенные на письменном столе бумаги. Я подошел и стал рыться в поисках каких-нибудь важных документов, секретных формул или инструкций, предписывающих способы уничтожения мира – или его спасения. Ничто не показалось мне существенным. Однако на столе все еще высилась горка моих личных вещей. Я неторопливо надел на запястье часы и укрепил свой складной нож на лацкане пижамы. Этот нож мне подарила женщина, которую я любил, и мне не хотелось расставаться с ним, тем более что этой утраты можно было избежать. Не имея карманов, я не мог никуда положить остальное, поэтому я все там оставил.

Едва я сделал несколько шагов к двери, как в коридоре коротко рявкнул “шпагин”, и его очередь эхом прокатилась под низким потолком каменного коридора. Лес обернулся ко мне.

– Там уже все на ногах, но я смогу прикрывать лестницу, пока хватит патронов, – сказал он. – Ты взял у того “пушку”? Дай мне!

Что-то с ним все же случилось, раз он вознамерился стрелять в людей. Бремя вины постепенно таяло, и его лицо имело чуть ли не счастливое выражение. Я дал ему лишний пистолет.

– А теперь беги, приятель. Возвращайся тем же путем, каким мы сюда пришли. Как дойдешь до смотровой – поверни направо. Там есть проход, который, как мне говорили, ведет к поверхности утеса. Выход закрыт крашеным папье-маше или брезентом, так что моря ты не почуешь и не увидишь, но эта преграда не слишком серьезная. Ты плавать умеешь?

– Более или менее, – ответил я. – Послушай...

– Один из нас должен уйти, чтобы предупредить наших. Ты же не хочешь воспользоваться сейчас моментом, чтобы вдруг корчить из себя благородного, а, дружише? В конце концов, у меня уже появились симптомы заболевания. Я обречен. А у тебя есть шанс – если ты отсюда выберешься. Ну, пока!

Я взглянул на Леса, присевшего на корточки у стены. Похоже, я оставлял здесь целую армию обреченных людей. Но мне опять-таки нечего было ему сказать, что не прозвучало бы пошло. Убегая по коридору, я услышал за спиной очередь “шпагина”. Я едва не упал, споткнувшись обо что-то маленькое и мягкое, издавшее громкий писк. Трудно было поверить, что столь тщедушное тельце может создавать такой шум. Черный рубильник мадам Линь, очевидно, сделал свое дело. Крысы вышли из клеток.

Я смотрел вверх, ожидая увидеть в лестничном пролете часового, который наверняка услышал выстрелы. Он появился в моем поле зрения, выйдя из смотрового отделения. Я отпрянул и подождал, пока он отчетливым силуэтом очертился на фоне света, и уложил его последней пулей, оставшейся в барабане моего “смит-вессона”. А внизу вновь раздалась автоматная очередь.

Проходя мимо помещения, где осталась Вадя, я на миг подумал о ней. Но я прекрасно знал: она и не надеется, что я ради нее замешкаюсь, – и я не стал мешкать. Все равно в ее состоянии она ни за что не смогла бы прыгнуть в воду с высокой скалы и не смогла бы плыть на длинную дистанцию. Этот морской заплыв погубил бы ее столь же неотвратимо, как и взрывчатка мадам Линь. В проходе, ведущем к вершине утеса, было холодно и темно, но я не скучал в одиночестве. Я убеждал себя, что все равно не смогу подхватить от этих крыс ничего такого, что бы уже не подхватил от шприца, но их писк и топот не способствовали поднятию моего морального духа.

Вдруг коридор кончился глухой стеной, и я сбил в кровь костяшки пальцев о какую-то деревянную перегородку. Между балками я нащупал брезент и рассек его ножом. Солнечный свет хлынул в туннель. Удача была бы на стороне мадам Линь, не отвернись она от нее чуть раньше. Ясное утро сменилось туманным дождливым днем. Я как будто заметил силуэт судна далеко в открытом море, но полной уверенности у меня не было. Я взглянул вниз.

Зрелище оказалось не слишком обнадеживающим. Конечно, я когда-то научился кое-как плавать в бассейне, где вода была умеренно приправлена хлоркой, а затем, уже поступив на службу в нашу контору, где меня обучали обращаться с огнестрельным и холодным оружием, шифрами и паролями, применять отравляющие вещества и приемы боя без оружия, я получил кое-какие навыки управления весельной лодкой. Однако вода никогда не была моей любимой стихией.

Не могу назвать вам точную высоту того утеса. Он не был столь уж невероятно высок, как явствовало из замечания мадам Линь, но пока что ничего из того, о чем она говорила, не соответствовало ее описаниям. Внизу у подножия торчали острые рифы, на которых черный прибой обращался в пену. Чтобы не упасть на них, при прыжке надо было хорошенько оттолкнуться. Справа, за кромкой утеса, виднелась бухта. Слева – одни голые камни, и никаких признаков места для высадки. И вся эта громада должна была с минуты на минуту взорваться, если, конечно, мадам Линь не гнала мне туфту про свою умопомрачительную взрывную систему.

Мне оставалось только отплыть подальше в море и подождать, пока эта махина не взлетит на воздух, и потом надеяться лишь на то, что мне хватит сил как-нибудь добраться до берега.

Стоя на самой вершине утеса, я услышал крики и выстрелы со стороны бухты. Внезапно там раздался странный треск, и я даже сначала решил, что Лесу удалось прорваться на лестницу и завязать бой вблизи погрузочной площадки, что было чистейшим безумием. Потом из-за утеса показался нос небольшой лодчонки. Когда она полностью предстала моему взору, я увидел, что это лодка с навесным мотором. Я сразу узнал человека, сидевшего у руля: Бэзил спасался бегством. Серый ящик, который он вынес из кабинета мадам Линь, лежал рядом с ним на банке.

Времени на раздумья у меня не было, что и хорошо. Под моими ногами ползали полдюжины мерзких зверьков, так что мне волей-неволей пришлось уносить ноги. И я прыгнул, оттолкнувшись посильнее и стараясь улететь как можно дальше от утеса. Самоубийство не входило в мои планы, но на какое-то мгновение, когда я парил в воздухе, мне показалось, что я перестарался и сейчас прямехонько врежусь в лодку Бэзила, в результате чего, вне всякого сомнения, сломаю себе шею. Тут Бэзил поднял глаза, вздрогнул и резко рванул румпель, однако, уже подвластный силе гравитации, я приводнился со значительным недолетом до его судна.

От удара о воду у меня едва не лопнул череп. Соприкосновение с водной гладью было равносильно удару дубинкой. Ослепнув, я почувствовал, как неумолимо иду ко дну, не имея сил перевернуться и всплыть. Были моменты, когда я не мог даже определить, в какой стороне спасительная поверхность. Когда же я, окоченев в обжигающе холодной воде, наконец сориентировался в пространстве, мне уже не хватало кислорода. Еле шевеля руками, я поплыл вверх, вынырнул и, ловя губами воздух, успел заметить, как что-то тяжело нависло над моим плечом. Я увидел Бэзила, стоящего в моторке в полный рост: он размахивал веслом, намереваясь, в свою очередь, проверить прочность моей головы. По-видимому, когда он панически вильнул в сторону, во избежание столкновения с моим телом, у него каким-то образом заглох мотор, а может, он и сам его вырубил, боясь перевернуться.

Я снова ушел под воду и, раскрыв глаза, увидел, как лезвие весла впилось в водную твердь и, выгнувшись, медленно прорезало толщу воды. Бэзил, хороший мальчик, прибежал прямехонько ко мне в руки. Он не представлял для меня никакой опасности. Плавал он явно не лучше меня, и я отплатил свой долг Ваде – и, возможно, Нэнси Гленмор, – не приложив слишком много усилий. Он даже и не пытался сопротивляться. Втащив его обратно в лодку, я понял, отчего он был столь безволен. У него действовала только одна рука. К запястью другой был Прикован серый ящик.

Мне удалось перевалить его тело поперек борта так, чтобы мой челн не сильно накренился. Я подплыл к другому борту, подтянулся, влез в лодку и потом уж втащил Бэзила. Я быстро осмотрел металлический ящик и узнал его: это был обычный курьерский чемоданчик. Судя по весу, внутри, кроме бумаг, лежало еще что-то. Вне всякого сомнения, там находилась мина-ловушка – на тот случай, если чемодан попадет в чужие руки: чека взрывателя должна сорваться, когда наручник станут открывать без помощи нужного ключа, или если перерубят цепь, или если чемодан попытаются вскрыть фомкой или иным нетабельным инструментом.

Я ни на секунду не задумался о характере содержимого невзрачного чемодана. До последнего момента строя свои коварные козни, мадам Линь вовсе не собиралась вверять результаты своих экспериментов команде корабля, на котором она готовилась совершить побег. На самом деле она, вероятно, намеревалась использовать себя в качестве приманки, чтобы в случае неблагоприятного развития событий отвлечь внимание посторонних от своего предварительного рапорта, который она отсылала доверенному агенту на берегу, используя Бэзила в качестве своего курьера.

Как и Вадя, я тоже был слегка удивлен тем, что она не захотела выполнить данного ею обещания и не выдала этого парня. Разумеется, я еще ни разу в жизни не встречал женщину, которую бы так мало беспокоили соображения личной преданности. Но теперь ее поведение стало мне понятным, ибо в данной ситуации Бэзил был идеальным курьером. Человек посмелее, имея в руках столь ценный секретный груз, возможно, подвергся бы искушению каким-то образом извлечь для себя выгоду, – но только не Бэзил. У него не хватило бы духу позволить кому-то ковыряться с заминированным чемоданом, к которому его приковали, какой бы навар ему от этого ни светил. Прикованный к бомбе, он ни о чем другом не мог думать, как только о том, чтобы избавиться от нее побыстрее и с меньшим риском, передав его человеку, обладающему нужным ключом от наручника.

В любом случае мне в руки попал секрет супервируса доктора Арчибальда Макроу. Помимо этого, я, без сомнения, также являлся обладателем секрета сыворотки, способной убить вирус, – ну, скажем, так, со шестидесятипроцентной эффективностью.

Я повернулся к мотору и дернул за пусковой тросик. С берега по мне вели стрельбу: я уже оказался в виду бухты. Там на берег был вытащен катер – куда больше, чем моя моторка, – загруженный штабелями клеток, но погрузка приостановилась. Двое охранников шли по пояс в воде прямо на меня, стараясь сократить расстояние до цели. Я снова дернул тросик, проклиная себя за то, что ни черта не понимаю в двухтактных лодочных движках: с этой дурацкой разновидностью механизмов я был знаком мало.

Снова залопотал автомат. Я услышал визг срикошетивших пуль и увидел, как неумолимо приближается к моей моторке полукруг пулевых фонтанчиков. А потом мне почудилось, что весь мир содрогнулся – и утес рухнул в море.