Текст книги "Я тебя хочу"

Глава 16. Аттракцион невиданной щедрости

– Давай! Дай ему посильнее! – кричал мальчуган, на ходу поедая сладкий попкорн.

Мы сидели на лавке в малом спортивном зале, пока Михаил изображал из себя боксера. Хорошо, между прочим, изображал, убедительно, но в некоторые моменты мне до невозможности хотелось закрыть глаза впечатлительному ребенку, потому что разминочный бой превращался в настоящее побоище.

– Тебе если страшно, не смотри, – посоветовал парнишка, хрустя сладостями. – Я тебе потом расскажу, чем дело кончилось.

Если честно, я любила детей. До разумных границ. Но этот ребенок меня откровенно пугал. Пугал взрослыми суждениями и взглядами, обескураживающей прямотой, будто это я была неразумным ребенком, а он взрослым человеком, которому приходилось объяснять мне элементарные вещи.

В его компании я чувствовала себя не только скованно, но и в целом некомфортно, потому что Мишка-младший откровенно говорил мне о том, что я буду их мамой. Что примечательно, старший медведь своего сына даже не пытался переубедить. Улыбался и кивал, делая морду кирпичом, пока я злилась и возражала, но возражения мои никто не слушал.

Им обоим было как об стенку горох.

Не желая расстраивать ни в чем не виноватого ребенка, я поначалу повелась на его жалобные серые глаза и все-таки взялась за тесто для оладий, но уже вскоре поняла: они оба манипуляторы.

Один то и дело скалился в мою сторону, всем своим видом поддерживая мальчишку в желании выдать меня замуж, а второй делал все что угодно, чтобы я была как можно ближе к его отцу.

В итоге мы задержались в особняке еще на час, и имелся в этом всем только один плюс: я позавтракала, все остальное же было впору считать огромными минусами.

Во-первых, мои оладьи все-таки понравились. Не только мальчишке, но и медведю, который без зазрения совести их уплетал, приговаривая, что могло бы быть и лучше.

Во-вторых, парнишка не уставал говорить о том, что теперь-то он уж точно будет жить вместе с папой. Раз я появилась, значит, я за ним и буду приглядывать, пока папа тренируется и участвует в боях.

Словами не передать, как мне было жаль этого наивного ребенка. Уже сейчас из того, что видела, я могла понять, что сын Михаилу просто не нужен.

Да он его боится, чего уж скрывать?

Совершенно не знает, как себя с ним вести, потому и отдал на воспитание тетке. Об этом уже мальчик проговорился, рассказывая мне о том, как проводит дни. И в его буднях папа начисто отсутствовал.

В-третьих…

«В-третьих» было самым скверным.

Задержавшись в особняке почти на час, мы нос к носу встретились с теми, ради кого дом освобождался от нашего присутствия на весь день. Когда я, переодевшись, спустилась на первый этаж, холл уже заполнился незнакомыми людьми.

Каждый из них, пока я пересекала холл, одаривал меня хмурым взглядом. Будто пытались предсказать мои намерения, но не это напугало меня, а то, что все они были вооружены. Не так, как охранники Владимира. Эти типы удерживали в руках автоматы.

Не сдержавшись, я обернулась и подошла к Владимиру. Мужчина был среди тех, кто молча провожал меня взглядом, но бросить его в доме вот так мне бы совесть не позволила.

– Миша и Мишка уже на улице. Ждут тебя в машине, – тихо, но твердо произнес Володя, толсто намекая мне на то, что пора бы уже убраться.

– У тебя все хорошо? – уточнила я шепотом, косо поглядывая на вооруженный отряд.

– Волнуешься за меня?

На его губах появилась улыбка. Такая редкая, но такая притягательная. Она словно делала его мягче, взгляд – теплее, и невозможно было не улыбнуться в ответ.

– Просто спросила, – буркнула я, не зная, куда деть глаза.

Серые лапки, выглядывающие из-под двери, ковыряли плитку и царапали саму дверь. Даже котят на кухне заперли, ироды.

– Ну я пойду, – кивнула я, чувствуя себя донельзя смущенной.

– Оля, – окликнул он меня, вынуждая обернуться. – Спасибо.

Особняк я покидала с двойственными ощущениями. С одной стороны, я совершенно точно не хотела бы оставаться в доме, пока там были эти люди. Когда мы выезжали за ворота, к особняку подъехали еще две машины – фуры. Именно они заставили меня вспомнить о том, что Володя далеко не безобидный мужчина.

Перед глазами промелькнуло видение – горы оружия, которые я видела в подвале. Неужели он его покупает? А может, торгует?

С другой стороны…

Мне хотелось остаться. Да, хотелось остаться, потому что проводить время с медведями старшим и младшим я не желала совершенно, но именно это мне и предстояло. Сначала наблюдали за тренировкой – после увиденного Миша уже не казался мне настолько привлекательным внешне. Он был центром ярости, сосредоточием ненависти.

Потом обедали в соседней кафешке на пару с прожорливым медвежонком. Просто смотреть и дальше на избиение младенцев я морально не могла, да и не желала, чтобы таким отца видел Мишка. Я заметила восхищение во взгляде пацана, но восхищаться было абсолютно нечем. Если бы это был мой сын, я бы его туда никогда не пустила.

– А где твоя мама? – спросила я, подъедая картошку фри.

Мне на самом деле было любопытно узнать ответ на этот вопрос. Не то чтобы во мне снова сделала стойку журналистка, но любознательной я была от природы, хотя ребенку всех вопросов не задашь. Не хотелось бы травмировать мальчика.

– Не знаю, – легко пожал плечами Мишка. – Бабушка говорит, что я никому не нужен.

– А ты как думаешь? – осторожно поинтересовалась я.

После его ответа во мне что-то однозначно сломалось. Не такое я ожидала услышать.

– А я думаю, что папа слишком много работает, – вымазавшись в кетчупе, с самым серьезным лицом уплетал он гамбургер – не лучшую еду для детей, но другого тут не было. – А еще он не умеет воспитывать детей.

– Это ты так думаешь? – подивилась я.

– Нет, это тоже бабушка сказала, но я уже взрослый, со мной не надо нянчиться. Я даже яичницу готовить могу. Правда-правда, – закивал мальчишка, пока я осознавала, насколько сильно ему хочется жить с отцом.

Даже представить не могла, что он чувствует. Меня воспитывали оба родителя, и я не ощущала себя ущемленной в чем-то, а этот мальчишка, судя по всему, очень сильно хотел общаться с Михаилом. И не просто общаться, а иметь ту жизнь, в которой отец будет неотъемлемой ее частью.

И да, я очень сильно хотела ему помочь. Очень сильно, но не знала как.

Точнее, не так.

Знала, но это никак не вписывалось в мою жизнь. Они все не вписывались в мою жизнь. Каждый из них.

Под присмотром охраны нам все-таки пришлось вернуться, но уже не в спортивный клуб, в котором тренировался Михаил, а в отель, где и должен был проходить сегодняшний бой.

Просторный зал, что находился на первом этаже, переделали в подобие клуба. Яркий свет прожекторов освещал арену, которая пока пустовала. В программке, полученной на входе, было написано, что будут еще два боя – что-то вроде завлекалочки.

Еще не признанные боксеры откроют этот вечер, а уже в конце произойдет тот самый бой, который так жаждут увидеть присутствующие. Честно говоря, я даже не думала о том, что соберется так много любителей бокса. Зал был забит под завязку, мы едва смогли протиснуться к вип-местам, которые нам предоставили.

Мальчишка смотрел на все это безобразие с неподдельным любопытством и даже азартом, а я думала о том, как бы поскорее отсюда свалить. Ну не мое это – наблюдать за тем, как два здоровых мужика бьют друг другу морды. Я бы лучше в кино сходила или на крайний случай на балет.

Есть здесь было решительно нечего, и я в принципе понимала почему. Хомячить что-то во время боя – это неуважение к бойцам. При себе у нас была только бутылка с водой, которую у меня уже отобрали. Мальчишка нервничал, ждал отца, но перед нашими очами Михаил представать не торопился.

Первый бой прошел мимо меня. Я то и дело закрывала пацаненку глаза, а он хмурился, злился и все равно подглядывал, стоило мне лишь немного ослабить контроль. За следующую пару боксеров мы уже болели вместе – сама не поняла, как вошла во вкус. Переживала за совершенно незнакомых мне людей. Не знала правил, понятия не имела, о чем кричит народ вокруг, но было эмоционально. Нет, не интересно, а именно эмоционально.

Когда наконец-то на ринг вышел Миша, у меня никаких нервов не осталось, а мальчишка, наоборот, взбодрился. Кричал отцу и даже свистнул пару раз, пока не получил от меня замечание.

Найдя нашу колоритную парочку взглядом, медведь помахал нам, а когда к нему подбежал паренек с микрофоном, произнес то, из-за чего мне захотелось спрятаться за сиденьями:

– Свою будущую победу я посвящаю своему сыну Мишке и невесте Ольге!

Прожектор внезапно осветил наши вип-места. Мелкий медведь вскочил на ноги, начал махать всем вокруг, улыбаться, а я была как мешком по голове ушибленная. Слава богу, что истязание моей неокрепшей психики длилось не слишком долго. Микрофон передали второму бойцу, который был с Михаилом в одном весе, что бы это ни значило, и бой начался.

Первый раунд я просидела более-менее нормально. Второй – уже очень напрягалась, потому что получал медведь по первое число. Конечно, он не только получал, но еще и выдавал, однако легче нам с Мишкой не становилось. Каким бы гадом Михаил ни был, я за него все равно волновалась.

Третий раунд мы продержались на честном слове, а я еще и материлась мысленно, проклиная тот час, когда Владимир отправил нас сюда. Но, как говорится, вспомнишь засранца, он и явится.

Когда начался четвертый раунд, а я уже была готова схватить Мишку и драпать с ним куда угодно, к нам действительно присоединился Владимир. Да только сесть не успел.

– Мы едем в особняк, – скомандовала я, беря мальчишку за руку.

– Нет-нет! Папа еще не выиграл! – сопротивлялся он, но я была неумолима.

– Миша, тебе давно пора ужинать и готовиться ко сну, и это не обсуждается.

– Ты злая! Нам не подходит такая мама! – закричал он что есть мочи, привлекая внимание, но…

Плевать! Плевать я хотела, что обо мне подумают!

Это семейство уже и без того создало мне такую репутацию, что впору прятаться на северном полюсе и искать защиты в берлогах белых медведей.

– И хорошо, – припечатала я. – Но будет так, как сказала я. Твой папа обязательно выиграет этот бой, но тебе на это смотреть не обязательно. Ты его можешь подождать и дома.

Мальчишка с мольбой о помощи во взгляде посмотрел на дядю, который в наш разговор не лез – просто не успевал вставить хоть слово. Я тоже перевела взор на Владимира, пытаясь выражением лица передать всю нерушимость своего решения.

– Миша, Оля права, тебе давно пора поужинать и готовиться ко сну, – без труда поднял он мальчишку на руки и первым последовал к выходу.

– Но я не хочу!

– Я тоже, – тихо добавил мужчина, искоса поглядывая на меня. – Но Оля в нашем доме главная, так что придется нам ее послушать.

– А почему это она главная? Разве не ты главный? – прямо поинтересовался Мишка.

– Оля главная, потому что ей принадлежит мое сердце.

«Сердце! Пфф! – мысленно возмутилась я, но улыбку скрыть не смогла. Мне было приятно слышать такое, хоть и не своевременно. – А ключи от особняка мне, между прочим, зажали!»

Каково это – чувствовать себя мамой шестилетнего сорванца? Не знаю и знать пока не хочу – всему свое время, но именно эту роль мне предстояло взять на себя как минимум на один вечер. Я чуть сама не уснула по дороге – настолько был насыщенным сегодняшний день, а Мишку вообще не проняло.

По его обиженной моське было ясно, что мальчишка на меня страшно обижен, но как хорошо, что дулся он недолго. Когда мы подъехали к особняку, он уже забыл о своей обиде, а вот с желанием сделать меня своей матерью не расстался. Началось все с ужина, который я, оказывается, должна была приготовить сама.

Да, на расстоянии и по волшебству.

Я была бесконечно благодарна Владимиру за то, что он не оставил меня с медведем-младшим один на один. Популярно объяснив мальцу, что он слишком много хочет, Володя не забыл добавить, что я, как бы между прочим, его невеста. После этого парнишка замолчал надолго.

Ну, как надолго?

Его хватило ровно на то, чтобы помыть руки и поесть. Алевтина Ивановна приготовила вкусную мясную запеканку с кабачком, салат и еще какие-то закуски, но в меня залезло только первое.

– А почему Оля твоя невеста? – спросил малец, когда мы поднимались на второй этаж, чтобы засунуть его в ванну.

И правда. А почему это я его невеста?

Ответ на этот вопрос мне тоже было интересно послушать.

– Потому что я так решил, – с улыбкой произнес этот бессовестный, схлопотав от меня по спине.

Не сильно, но ощутимо.

Он так решил! Моего мнения вообще не спросили!

Мальчишку мы мыли тоже вместе. Наверное, именно в такие моменты три человека могут считать себя настоящей семьей. У нас получалось все так слаженно, на удивление легко, будто мы проводили вместе каждый вечер.

Пока Владимир помогал Мишке натягивать пижаму и сушить волосы, я разбирала сумку с вещами, которую передала тетя. Здесь были не только вещи, но и любимые игрушки, вроде мягкого зеленого крокодильчика, которого парню подарил отец.

Именно с этой игрушкой он улегся в кровать, потребовав, чтобы ему притащили котят. Видите ли, он точно знает, что котята тоже хотят послушать сказку. Пришлось идти и ловить. Причем ловили тоже все вместе, потому что серые комки шерсти уже неплохо обосновались в особняке. Разве что по лестнице еще быстро передвигаться у них не получалось, но по первому этажу носились дай боже.

Переловив всех пушистиков, мы снова отправились укладывать спать одного хитрого мальчишку. Стоит ли говорить, что мне самой понравилась подобная близость. Пока бегали по дому, мы слишком часто сталкивались с Владимиром, а разок даже вместе свалились на диван. На тот самый диван, который всколыхнул во мне примечательные воспоминания.

Чуть было не поцеловались. Я не тянулась к нему, к его губам. Нет. Он сам вдруг коснулся костяшками пальцев моей щеки, погладил подушечками подбородок и нижнюю губу. Склонился – медленно, будто давал мне возможность сбежать, передумать, но в это мгновение я точно знала, чего хотела.

Да только Мишка тоже знал, чего хотел, так что пришлось идти и читать ему сказку. Так как отдельную комнату у меня снова отобрали, санузел нам сегодня пришлось делить на двоих, поэтому, пока я укладывала маленького засранца спать, большой засранец отправился в душ.

Ничего не предвещало беды – с фантазией у меня было все замечательно, а потому даже самый скучный роман я сумела превратить в отличную сказку, но незаметно для себя уснула вместе с пацаном, проснувшись от чужого присутствия.

Едва удержалась от крика, почувствовав, как меня берут на руки.

– Это я, – шепотом произнес Владимир, и это позволило сердцу успокоиться. Лишь на секунду, потому что через мгновение оно застучало чаще.

– Ты куда меня несешь? – спросила так же тихо, мельком отмечая, что Мишка спит.

– В свою спальню.

– Зачем? – задала я наиглупейший вопрос.

– Чтобы спать.

– Тебе тоже плохо спится без сказки на ночь?

– Мне плохо спится без тебя, – уложил он меня в свою постель и все-таки поцеловал.

Я позволила этот поцелуй. Себе. Ему. Нам.

Но только этот поцелуй, потому что, как только он попытался перевести его в нечто большее, я уперлась ладонями в его грудь.

– Что-то не так? – оторвался он от моих губ и посмотрел мне в глаза.

– Кто была та девушка, которая вешалась тебе на шею утром?

– Никто, – ответил Володя коротко и ринулся вновь меня целовать, но я увернулась, потому что не такой ответ желала услышать. – Хорошо, я спал с ней какое-то время, но она действительно никто.

– Она тоже так считает? – задала я провокационный вопрос.

– Мне нет дела до того, что она себе выдумывает. Я честно обозначил границы нашего с ней общения, и сегодня оно прекратилось окончательно. Это все, что ты хотела узнать?

– Нет. Кто были те люди, что приезжали сегодня в особняк чуть ли не на танке?

– Вот это точно тебя уже не касается, – перестал он нависать надо мной и сел рядом, глядя куда-то в сторону.

– Нравится тебе или нет, но меня касается все, что происходит в этом доме. И это не я так придумала, это ты сам так решил, когда моей рукой поставил закорючку в договоре. Хочешь или нет, тебе придется рассказать мне, или я узнаю все сама, но буду действовать своими методами: лгать, изворачиваться и шпионить.

– Насколько я успел узнать, журналистика – это не твое, – попытался перевести он тему.

– Да, я не слишком хорошо училась, – не стала я отпираться. – Больше того, я терпеть не могу писать статьи, но я люблю докапываться до правды. И до этой правды я докопаюсь с твоей помощью или без, но если без – ты лишишься главного преимущества.

– Какого? – с интересом смотрел Володя на меня.

– Сказать ограниченную часть правды.

Я не думала, что он мне ответит. Точнее, не так.

Я не надеялась, что Владимир решится мне рассказать подробности своей тайной биографии, и, когда он начал этот рассказ, я даже не поверила своим ушам. Спать мы легли только через час. И действительно просто легли спать – в одной постели, обнимаясь, но не позволяя себе ничего большего.

Для большего была совсем не та атмосфера, потому что услышанное казалось мне теми самыми реалиями, с которыми так или иначе встречаются люди в жизни. О таком никогда не напишут в книгах. Ни один журналист не услышит подобное. Возможно, часть истории когда-нибудь и попадет на первые полосы СМИ, но то, откуда это пошло…

Об этом будут знать лишь немногие.

Глава 17. Тайны Мадридского двора

Восемнадцать – прекрасное время, чтобы наслаждаться жизнью, но для Владимира это был новый этап взросления. Именно в восемнадцать он полноценно вступил в права наследования – раньше всеми активами и долгами распоряжался опекун, то есть тетя.

Приняв наследство, он получил лишь крохи от того, что было. Все имущество было продано, чтобы выплатить долги, все счета – опустошены для выплаты тех же долгов и содержания мальчишек, но на этом все не закончилось. Были еще и те долги, о которых Володя узнал лишь в восемнадцать. О таких долгах не писали на бумагах, но и там имелись кредиторы, поспешившие предъявить не только сам долг, но и проценты, что набежали за годы.

Знал ли он, что его отец торговал оружием? Нет, не знал, и даже не догадывался. В его воспоминаниях их семья всегда была счастливой, успешной. Строительный бизнес отца процветал – так ему казалось, но на самом деле деньги приносила именно торговля оружием. Уже позже тетка рассказала, что ее брату пришлось на это пойти. Он был игроком – мог за один вечер проиграть все подчистую, заложив не только машину, но и бизнес, и даже дом. Оттуда долги и взялись.

Сначала Владимир пытался отнекиваться, договариваться по-хорошему, но ему красноречиво на кулаках объяснили, что по-хорошему не будет. Никто не собирается ждать десятки лет, пока он заработает хотя бы часть. Да и способ расплатиться по счетам они предлагали. По факту его просто вынудили играть по чужим правилам, а после уже не отпустили.

Да и не мог он уйти.

Кондитерская, которую он так мечтал открыть, поначалу совсем не приносила дохода. Больше того, он стабильно находился в минусе первый год, пока не наладил производство и не сумел занять лидирующие позиции на рынке. Он вытащил дело своей жизни, но ценой грязных денег, которые получил от торговли оружием.

Именно эти деньги позволяли содержать младшего брата, тетю, которая стала им матерью слишком рано. Она так и не получила образования – ей просто было некогда тратить время на себя. Все ее время было занято мальчишками, которых она как могла поднимала на ноги. Потому и содержал он женщину до сих пор, считая, что обязан обеспечить ей достойное существование. Потому и брата воспитывал бойцом – настаивал на занятиях боксом, потому что быть братом торговца оружием – это опасно. Миша должен уметь постоять за себя. Все они должны уметь постоять за себя и в случае чего иметь деньги, чтобы скрыться далеко и надолго.

После такой отповеди мне хотелось его обнять. Хотелось пожалеть, сказать какие-то правильные слова, но в голову ничего не приходило. Особенно говорить расхотелось после последней фразы:

– Если об этом узнает кто-то еще, я тебя убью, – произнес он спокойно, без единой эмоции в голосе.

– Не убьешь, – покачала я головой, все же обнимая его и укладываясь ему на грудь.

– Не стоит думать обо мне лучше, чем я есть на самом деле, – поцеловал Владимир меня в макушку, приобнимая за плечо.

– Не стоит себе льстить, – не удержавшись, съязвила я. – Я о тебе вообще не думаю.

И да, я засыпала с улыбкой на лице. В этой улыбке не было ни капли радости, не было спокойствия, не было счастья. Мне просто было хорошо оттого, что я лежала в его объятиях и знала тайну, которую никогда никому не смогу рассказать. Тайны – они всегда объединяют людей, но, к сожалению, не только у Владимира были тайны.

Я проснулась от звука разбившегося стекла. Еще с минуту лежала, вслушиваясь в то, что происходило, судя по всему, на первом этаже.

Нет, мне не показалось. Совершенно точно там играла музыка.

Глянув на спящего Володю в темноте, укрыла его одеялом и все же поднялась. Халата у меня тут не имелось, поэтому я беззастенчиво закуталась в тот, что нашла в кресле. Ночь стояла глухая, лунная. Часы показывали четвертый час утра, а кому-то в этом доме не спалось. И я даже знала кому. Тому, кто потерял сегодня весь страх и, скорее всего, даже выиграл бой, с которого мы сбежали.

Подтверждение своей гипотезе я нашла на первом этаже. И вот как нашла, так сразу же вооружилась вазой.

Во-первых, музыка все же играла. И не просто играла, а ударяла басами по стенам и потолку так, что все подпрыгивало. Во-вторых, гостиную особняка кто-то явно перепутал с ночным клубом. Тут было столько ночных и не очень бабочек, что у меня глаза разбегались. Длинноногие, с короткими юбками, размалеванные так, что на подушке не то что отпечаток останется в случае чего, а целая картина нарисуется. Алкоголь лился рекой, в воздух летели пятитысячные и не только банкноты. Кто-то вовсю куражился и ржал аки конь перед водопоем, и этот кто-то занимал диван, целуясь с какой-то блондинистой дамой.

Меня даже не заметили, пока я подходила к телевизору, вырубая его из сети. Михаил отвлекся лишь тогда, когда я с грохотом разбила вазу о пол, намереваясь устроить скандал. Посмотрел осоловевшим взглядом и явно не понял, кто я такая.

– А ну быстро пошли вон отсюда, – проговорила я тихо, но твердо, не иначе как у Владимира перенимая манеру общения. – Я не ясно сказала? – потянулась я к новой вазе.

– Брось, крошка. Денег хватит на всех, – пьяно усмехнулся Миша и бросил в мою сторону ворохом банкнот.

– Бегом отсюда! – грохнула я и вторую вазу.

– Эй, девочки! Вы куда? – обиженно произнес главный гад этой ночи, кое-как ворочая языком.

Дамам легкого поведения понадобилось минут семь, чтобы освободить особняк. Причем последняя уходить никак не желала, но третья ваза ее убедила. Она полетела уже следом – в раскрытые входные двери, а я вернулась в гостиную, собираясь оторваться за испорченный сон.

– Ты совсем ополоумел? Какого черта ты притащил в особняк проституток? – вызверилась я, уперев руки в бока.

– Это мой дом, и ты мне здесь не нужна, – нашелся этот малый, пытаясь безуспешно подняться с дивана.

– Я тебе, может быть, и не нужна, да только теперь это решаешь не ты, – припечатала, на всякий случай вооружаясь небольшой, но тяжелой статуэткой. Вазы закончились. – Ты хотя бы понимаешь, что привел проституток в дом, где на втором этаже спит твой сын? Или ты о нем благополучно забыл, как это делал раньше?

Да, я била по самому больному. Била осознанно, специально пытаясь задеть его за живое. Потому что должна была высказать все, что о нем думаю. Потому что хотела, искренне хотела, чтобы он услышал меня. И не просто услышал, а прислушался и изменил свою жизнь. Да только я хотела слишком много.

– Не лезь туда, куда тебя не просят, – внезапно протрезвел медведь, глядя на меня осознанным взором.

– Да я бы рада, – огрызнулась я. – Но вы меня как-то не спрашивали, когда втягивали в свою семью. Я не просила тебя преследовать меня. Я не просила тебя притаскивать меня к себе домой. И да, договор заключать обманным путем я тоже никого из вас не просила. Но вы сделали все это, и теперь вам придется меня терпеть, хотите вы того или нет. И знаешь, что самое паршивое? Я бы рада уйти, но вы же меня вернете.

Высказав все это, я намеревалась уйти лечь спать. Да, собиралась вернуться в спальню, лечь под бок к Владимиру и спокойно уснуть, но уже на лестнице меня окликнул пустой, бесцветный голос, который, в общем-то, ко мне и не обращался.

– Миша не мой ребенок, – произнес Михаил, вынуждая меня замереть на месте, а после и вовсе вернуться в гостиную, чтобы сесть в свободное кресло.

– В каком смысле не твой ребенок? – переспросила я, ошеломленная новостью.

– В биологическом.

Говорят, чтобы узнать человека лучше, нужно его напоить. Поить медведя не было нужды, но именно благодаря алкогольному опьянению, которое он заливал все новыми порциями виски, я узнала одну не слишком занимательную историю. Она позволила мне понять Мишу лучше и увидеть совсем с другой стороны.

С такой, с какой бы он даже мог мне понравиться, если бы не был таким засранцем. Если бы я встретила его не сейчас, а гораздо раньше, когда он еще действительно понимал, чего хочет от жизни.

Ему был двадцать один год, когда он влюбился. Влюбился так, как не влюблялся никогда в жизни. В омут с головой – именно так это называют. Для него не существовало никого вокруг. Даже брат отошел на задний план, тогда как отношения с девушкой были для него смыслом его существования.

Мне было странно представлять влюбленного Михаила. Честно говоря, я совсем не могла вообразить подобное, потому что искренне считала, что он любит только себя, но такое было. Да, он, словно сумасшедший, бежал на каждое свидание, заваливал Машу подарками, устилал ей пол в подъезде цветами и вскарабкивался к ней на балкон по пожарной лестнице. Посвящал ей свои первые победы, встречал с ней рассветы, мечтал назвать своей. И назвал. Ненадолго.

Сделав ей предложение, Миша грезил свадьбой, считая себя самым счастливым человеком на земле. Он познакомил Машу с Владимиром, даже с тетей, со своими друзьями. Каждый новый бой выхватывал ее лицо из толпы болельщиков и невыносимо расстраивался, когда не находил ее за пределами ринга.

Он жил только ей, и этим все сказано, но сказки рушатся слишком быстро.

День, когда она рассказала ему о беременности, он помнил отчетливо. Мог рассказать по минутам, где был и что делал, но ровно до того момента, пока не услышал заветные слова. Обрадовавшись, целовал ее, не помнил себя от счастья, пока она не добавила, что ребенок этот, скорее всего, не его.

Это был трудный день. Вспыльчивый характер шептал ему о том, что ярость требует выхода, но он не тронул Машу, даже в подаренной ей квартире ничего не разбил. Ушел молча – в ночь. Хотел напиться до забытья, до беспамятства, но нашел в себе силы не делать этого. Да, она подтвердила, сама сказала, что изменяла ему несколько раз – может десять, может двадцать, может больше. Изменяла и даже не могла предположить, кто может оказаться отцом ее ребенка.

Вернувшись утром, Миша смог ее простить. Смог, потому что несмотря ни на что продолжал ее любить, хоть эта любовь и отзывалась теперь болью в сердце. Простил, не отменил свадьбу, продолжил жить ею и еще не рожденным ребенком.

Брат его поддержал, тетка тоже. Все было отлично до тех пор, пока Маша не родила. Забрав их из роддома, весь день он примерял на себя роль отца. Временно было решено переехать к тетке, чтобы она первое время помогала молодым родителям, а квартиру, подаренную Мишей Маше, они выставили на продажу, желая приобрести жилье побольше.

Миша не знал, что квартиру Маша продала. Последние недели беременности они жили у тетки, которая ухаживала за его молодой женой. Да только уже следующим утром после их возвращения из роддома Маша пропала. Как в воду канула, забрав документы и сменив номер телефона.

Он ее искал. Сначала – чтобы поговорить и вернуть. Потом – чтобы выместить на ней свою злость, свою боль, но найти ее не смог никто. Она бросила и его, и ребенка, который действительно был не от него – тест ДНК рассказал все красноречивее слов, но рожденный в браке ребенок считался официально признанным, если суд не решит по-другому.

– А зачем этот суд? – спросил Миша с грустной, кривой улыбкой. – Я бы легко мог доказать через суд, что ребенок не мой, но что бы тогда его ждало? Детский дом? Ребенок же не виноват, что его мать оказалась дрянью, а отец слепым глупцом.

– Не виноват, – подтвердила я, ненароком стирая слезу. – Только он в этом до сих пор не виноват, а ты избегаешь его, отдал тетке. Разве он заслужил это? Заслужил думать, чувствовать, что никому не нужен?

– Да какой я отец? Чему я могу его научить? Как махать кулаками? Бухать или менять баб, как перчатки?

– Да хотя бы этому, – подтвердила я, но, увидев удивленный взгляд, поспешила добавить: – Но в свое время. Не тогда, когда ему только шесть. Ты думаешь, что ему от тебя много нужно?

Поиграть в футбол, построить железную дорогу, рассказать сказку на ночь – разве ты этого не можешь?

Ответ повис в воздухе. Да он мне и не требовался, как не было необходимости и у Михаила озвучивать его. Мы оба знали, что ребенку ничего не нужно, кроме внимания. Именно в этом у детей есть потребность – это понимала даже я, личность, далекая от воспитания.

– Пошли-ка спать, отец-одиночка, – вздохнула я, помогая Мише подняться.

– Презираешь меня? – спросил он с улыбкой, за которой скрывал свои настоящие эмоции.

– Презираю, – честно ответила я. – Но не по этому поводу. Ты, знаешь ли, в целом не подарок, но, как ни странно, я в тебя верю. Верю, что ты сможешь образумиться и взяться за воспитание сына. Он в тебе действительно нуждается.

Спать я легла с первыми рассветными лучами.

Утро началось – это все, что я могла сказать об этом утре, потому что дальше выражения мои скатывались в красноречивую нецензурную лексику. Просто потому, что разбудили меня горячим кофе. На постель.

От крика я удержалась с трудом. Моментально проснувшись, села и увидела две виноватые моськи с одинаково округлившимися глазами. Оба медведя, младший и старший, выглядели так, будто я застала их врасплох. По одеялу некрасивыми пятнами расползался кофе, обжигая мои бедные ноги, но откинуть одеяло мне не позволяло воспитание.

Рановато мальчишке еще видеть женщину в нижнем белье.

– С-с-спасибо, – прошипела я, чувствуя, как подергивается правое веко. – А не могли бы вы выйти?

И да, они чувствовали себя виноватыми, когда я наконец-то спустилась вниз, после того как приняла душ, обработала красные пятна на коже пенкой, принесенной экономкой, и оделась. Настолько виноватыми, что соизволили приготовить не только кофе, но и завтрак в целом.