Текст книги "Я тебя хочу"

Честно говоря, я прекрасно понимала, что завтрак – это дело рук Алевтины Ивановны, но обижать этим знанием мужчин не собиралась. Поблагодарила всех за заботу и позавтракала вместе с ними, в душе надеясь, что вот-вот появится еще один хозяин этого дома. Зря надеялась – Владимир уехал по работе, оставляя меня на попечении двух медведей.

– Чем займемся? – спросила я, убирая со стола тарелки и кружки.

– Папа собирается делать ремонт, – сдал Мишка медведя-старшего, а я с интересом посмотрела на мужчину, требуя продолжения.

– Ну, Мишке нужна нормальная комната. Для пацана, – стушевавшись, объяснил Михаил и – я клянусь! – даже немного покраснел, вызывая у меня неподдельную улыбку.

Я гордилась этим его шагом. Главное на данный момент было не спугнуть отца-одиночку, который наверняка считал, что идет сейчас с завязанными глазами по минному полю. Да так оно и было, если откровенно. Дети – это всегда неожиданность. По крайней мере, для своих родителей я точно была одним сплошным сюрпризом, поэтому им действительно требовалась моя помощь. Я намеревалась сгладить углы, которые наверняка возникнут, – это было мне по силам.

Половину дня мы занимались тем, что освобождали комнату. Естественно, нам с Мишкой доверили только самое легкое. Мебель же выносили охранники, которых припахал к работе медведь. Отдирали обои, снимали занавески, убирали декор. Было весело, на самом деле, но гораздо больше мне понравилось ходить по магазинам.

Наверное, все женщины любят фантазировать и обустраивать. Скорее всего, это даже у нас в крови – передалось еще от пещерных женщин, которые отвечали за обустройство жилища. Я не была исключением.

Сначала выбирали обои, потом заказывали новый потолок с рисунком, подбирали напольное покрытие. Сложнее всего пришлось с мебелью, потому что детских гарнитуров было нереальное количество, но тут уже вмешался сам Мишка. Он принимал во всем активное участие и, когда увидел мебель, стилизованную под пиратский корабль, выбрал именно ее.

Мальчишке понравилась настоящая сетка, которая прикреплялась к стене и по которой он мог свободно лазать. Еще там был деревянный столб, на который тоже можно было забираться. Канаты, кровать в виде корабля, шкафы с круглыми иллюминаторами, рабочий стол и полки. Из декора: деревянный сундук для игрушек, спасательные круги и акула на стену, а еще штурвал.

В общем, Мишка остался доволен, как и медведь, который снова погрузился в детство. Погрузился настолько, что после покупки текстиля: ковриков, штор, постельного белья и прочего очень важного хлама – потащил нас в мир игрушек.

Хаос – вот что там было. Они останавливались у каждого стенда, у каждой полки, набирая в тележку все, и даже больше. Видя это безобразие, я вынужденно остановилась посреди магазина, набрала побольше воздуха и громко сказала:

– Стоп! Так дело не пойдет. Быстро положите все на место.

– Ну почему? – закапризничал Мишка, пока медведь оглядывал меня недоуменно.

– Если ты переживаешь за мой кошелек, то я могу купить весь этот магазин, – в своей манере самодовольно заметил мужчина, вынуждая схватить его за руку и оттащить в сторону.

– Плевать я хотела на то, может ты купить этот магазин или нет. Нельзя покупать ребенку все, что он видит, иначе такие вещи просто обесцениваются. Он не будет ценить их, понимаешь? Так ты не научишь ценить его то, что у него есть.

– Я могу его обеспечить. Если он нуждается…

– В том-то и дело, что он не нуждается. Единственное, в чем он нуждается, это ты. Знаешь, что было самым счастливым в моем детстве? Каждый месяц, когда отец получал на заводе зарплату, в этот день я ждала его с особым трепетом. После работы он заходил в магазин игрушек и покупал мне дешевую куклу Барби, тетрис, новую книжку и какие-то мелочи, которые я даже не помню. Он тратил рублей пятьсот, может тысячу, если была хорошая премия, но помню я не это. Тогда я радовалась не новым игрушкам, а вниманию, которое он мне уделял. А еще у нас была традиция: каждую субботу он покупал мне кассету с новыми мультиками. Их мы смотрели вместе в выходные, а мама покупала к чаю торт или пирожные, но чаще пекла сладкие пироги. Вот что помнят дети. Эмоции, трепет, ожидание и чувство радости оттого, что ожидание было не напрасным. Убирайте все из тележки. Сейчас у тебя есть прекрасная возможность завести свои традиции.

Я выдохлась. К вечеру чувствовала себя как выжатый лимон, но тем не менее была довольной как слон. После ужина, который мы снова разделили на троих, смотрели новый диск с полнометражным мультфильмом, а после Михаил читал Мишке сказку. Пока шел ремонт в детской спальне, парнишка временно спал у отца, и это было к лучшему. Я к ним в комнату не лезла, полагая, что лучше не обнадеживать впустую ни одного, ни другого. Они должны привыкать друг к другу, а не ко мне.

И да, мне понравился этот день. Сегодня я поняла, как много дали мне мои родители, а еще – пусть и ненадолго, почувствовала себя матерью. Это оказалось легко, когда с ребенком нет особых проблем, но сегодняшний день – это лишь вершина айсберга. Покорять такую вершину я пока точно не готова.

Мне бы другую покорить. Ту, что в особняк ни вечером, ни ночью так и не явилась.

Глава 18. Шаг в бездну

– Миша, мне нужно с тобой поговорить, – поймала я медведя в кухне.

Сероглазый спортсмен весь день пытался меня избегать, то отговариваясь делами, то прикрываясь Мишкой. Я прекрасно понимала, что что-то не так, но говорить на этот счет со мной попросту отказывались.

– Я не знаю, где он, – все-таки ответил мужчина с тяжелым вздохом.

– Так позвони ему! Это же ненормально. Его не было вчера, нет сегодня. А если с Владимиром что-то случилось? Вдруг его застрелили и он лежит сейчас в какой-нибудь канаве?

Паника раздирала меня. До этого момента я еще держалась, но с каждым произнесенным словом эмоции захлестывали все сильнее. Плохие мысли хаотично носились в моей голове, подставляя картинки одна страшнее другой.

Влюбилась. Этим утром я осознала это отчетливо, когда проснулась в одиночестве в обнимку с подушкой, от которой пахло Володей, а сердце пропустило удар, потому что никаких признаков его пребывания в доме ночью не было.

Позволяя открыть кому-то свою душу, мы неизменно открываемся в ответ. Влюбленность, словно яд, проникает незаметно, но с каждой секундой, с каждым мгновением становится все хуже. Она просачивается вместе с кровью в сердце, оплетает невидимыми нитями, и от нее, увы, нет противоядия. А мне бы хотелось, потому что чувствовать болезненное волнение мне совершенно не нравилось.

– Тише, малого напугаешь, – шикнул он на меня, прикрывая дверь. – Он вернется сам, это я тебе точно могу сказать. Если бы что-то случилось, я бы уже знал. И если его до сих пор нет, значит, так нужно.

– Да как бы ты узнал? – не успокаивалась я, измеряя кухню шагами.

– Я не могу тебе сказать, – произнес Миша, складывая руки на груди.

Он казался таким неумолимым, таким неприступным…

Слезы покатились по щекам непроизвольно. Губы задрожали, руки затряслись. Звучно шмыгнув носом, я отвернулась к окну.

– Неужели он действительно для тебя так важен? – голос раздался уже не в нескольких метрах от меня, а прямо за спиной. Чужие руки коснулись плеч, но лишь мимолетом. – Ты ведь мне нравишься, Оль. Действительно нравишься. Ты же на голову ушибленная, ненормальная.

– Сомнительный комплимент, – пробурчала я. – Вы еще ненормальнее меня.

– Но разные?

– Очень разные, – подтвердила я. – Так ты мне скажешь?

– Нет.

– Хорошо. Я буду у себя.

– Оля, только глупостей не делай, – схватил он меня за руку, намереваясь задержать, но одного моего взгляда хватило, чтобы Михаил меня отпустил и отступил.

Их взрослые, слишком жестокие игры мне надоели.

Чем я занималась целый день? Да ничем. Читала книжку, сидя на подоконнике, и пялилась вдаль, желая увидеть за воротами знакомую машину. Ноутбук остался у Маришки, с которой я не могла связаться по причине отсутствующего телефона. По этой же причине не могла связаться ни с кем, поэтому только и оставалось, что пытаться читать.

И я именно пыталась. Вроде бы и вчитывалась в строчки, но не понимала ни сюжет, ни характеры героев. Эту книжку мне принесла Алевтина Ивановна по моей просьбе, однако отвлечься никак не получалось.

Занималась самокопанием, перекручивая в голове все слова и фразы, все события, произошедшие за прошедшие дни. Так странно. Говорят, что внешность – это в людях не главное, но именно на внешность мы обращаем внимание в первую очередь.

Миша меня зацепил именно своей внешностью, но то, что лежало на поверхности, оттолкнуло основательно. Конечно, стоило копнуть поглубже, и сразу стали понятны его мотивы и поступки, да только для меня это ничего уже не меняет. Осадок остался, и его не вытравить.

Володя…

Он как-то сразу напугал. Его внешность было и не разглядеть за подавляющей тяжелой аурой, исходящей от него, но то, что лежало на поверхности, меня зацепило. Причем зацепило основательно.

Даже то, что он хранит такие страшные тайны, не оттолкнуло. Почему-то отличницам всегда нравятся хулиганы. Было в этих зарождающихся отношениях что-то сказочное, нереальное, необычное, как новый блокбастер.

В фильмах таких героев всегда романтизируют – наверное, в этом и кроется секрет. Хочется быть особенной рядом с особенным мужчиной, но чаще всего девушки просто не осознают до конца подобную жизнь на острие ножа.

Я осознавала – в этом-то и скрывалась главная проблема. Отчетливо понимала, что оба этих братца-кролика не вписываются в мою жизнь. Смешно, конечно, но меня мама не так воспитывала. Никогда я не смогу встречаться с мужчиной, которого в любой момент могут сделать инвалидом или убить. За большими деньгами всегда скрываются большие проблемы.

Миша – любой бой для него может стать последним, но он больше ничего не умеет. Что он будет делать потом, если его карьера резко упадет вниз? Что, если ее просто не станет? Как он будет зарабатывать себе на жизнь? И как долго при этом при всем проживет? Я искренне не завидовала той, которая сможет его полюбить и принять таким, какой он есть.

Володя – как долго еще он сможет торговать оружием? Выйти из чего-то подобного живым и невредимым просто нереально, да и правоохранительные органы наверняка не дремлют. Дело лишь во времени. Что я буду делать, если его посадят? Если его оставят инвалидом, убьют? А если к тому времени у нас уже будут дети?

Лучше бы он был простым пекарем и жил на среднюю зарплату. Так было бы гораздо легче, но будь они другими людьми, мы бы никогда не познакомились.

И да, я считала, что лучше уйти сейчас, чем затянуть до того момента, когда я дышать без него не смогу. А именно к этому все и шло.

Искренне надеялась, что Владимир меня отпустит. Выслушает, поймет и отпустит, а деньги я отдам. Мне не нужны их деньги, ничего не нужно. Лучше просто все забыть и не знать, что происходит с этими двумя. Что происходит с мужчиной, который прочно занял место в моем сердце.

Так мне будет спокойнее. И да, я себя уговаривала, но в час «X» так и не смогла произнести ни слова.

Он вернулся среди ночи. Не спала в его постели, нет, – просто дремала, а потому сразу ощутила чужое присутствие. Открыла глаза, собираясь возмутиться, выразить негодование, да поругаться в конце концов, но не успела сказать ни слова.

Подхватив рукой под спину, Владимир резко рванул меня на себя, впиваясь губами в приоткрытые от неожиданности губы. Я задохнулась неверием, уперлась ладонями в его грудь, пытаясь разглядеть в темноте, но вскоре, проклиная себя, поддалась ему, отвечая на жадный, страстный, сносящий любые барьеры поцелуй.

Мыслей не осталось.

Только ответив на поцелуй, я поняла, насколько сильно я желала его поцеловать все прошедшие дни. Прикоснуться губами хотя бы краешку губ, почувствовать щекой колкие иголочки щетины. Снова вернуться в его авто, когда он прижимал меня к обивке сидений, произнося такое порочное «Я тебя хочу».

Жар нестерпимой волной разливался по телу, а я утаскивала мужчину на кровать вслед за собой, попутно избавляя его от пиджака. Рубашка? Просто срывала, едва не придушив его галстуком.

Рванув ворот топа, он обнажил мою грудь. Разгоряченной кожи коснулась прохлада – не закрывала окно на ночь, а секундой позже чужие губы сомкнулись на темном соске. Сжимал грудь ладонями, впивался пальцами, даря болезненное возбуждение. Розовый язык облизал ареолу, зубы на мгновение сжали затвердевшую горошину, вырывая стон.

Пальцы зарывались в темные волосы, ногти впивались в горячую шею, царапали плечи. Притянув мужчину вновь к себе, целовала со всей страстью, со всем огнем, который сжигал меня изнутри.

Боль.

Да, сжимал талию до боли, впивался пальцами в бедра, а мне было мало. Хотелось, чтобы прижал меня к себе еще крепче, еще сильнее, впечатал в себя, забирая не только тело, но и душу. Сердце стучало как сумасшедшее, перекрывая любые звуки.

– Хочу тебя… – шептала, словно в бреду.

– Девочка моя… – отвечал, стаскивая с меня шорты, с яростью откидывая в сторону мешающее нам одеяло.

Горела!

Горела в его объятиях, пока его губы изучали мое тело. Покрывал короткими поцелуями ключицы и груди, ласкал языком живот, спускаясь все ниже. Колкие мурашки впивались в кожу, а меня будто ломало. Извивалась, чувствуя, как сворачивается в тугой узел все внутри. Желание становилось нестерпимым, белье давно стало влажным, но Владимир словно решил поиздеваться, проверить мою выдержку.

Его пальцы медленно скользили по моим ногам, стягивая трусики. Ткань царапала возбужденную кожу, а мы смотрели друг другу в глаза. Голова шла кругом, дыхание срывалось.

Погладив бедра, он сжал мои ягодицы и осторожно подул на разгоряченную плоть, настойчиво раздвигая мои ноги. Надавливая локтями, чтобы не смела сопротивляться, чтобы не думала сбежать. Раскрыл перед собой, склоняясь томительно медленно.

Не удержалась – вздрогнула, когда влажный язык коснулся лона. Не думала, что он сделает это, но Владимир оказался с сюрпризом. Никогда не испытывала подобного и полностью отдавалась ощущениям, желая запомнить, прочувствовать, насладиться.

Не просто заводил – истязал. Словно и сам получал удовольствие, наблюдая за тем, как я то подаюсь ему навстречу, то пытаюсь сбежать, высвободиться, когда ощущения становятся нестерпимыми. Сама не понимала, чего хотела: чтобы остановился или продолжил. Мысли путались, думать не получалось. Лоно сжималось, уже неподвластное мне.

Толком и не дышала – задерживала дыхание, концентрируясь на пульсации, что разрасталась с каждым поцелуем, с каждой нескромной лаской. То посасывал клитор, то едва ощутимо надавливал языком, выводя одну известную ему мелодию.

Пыталась сдержать крик, но стон вышел особо громким. Пришлось даже закусить уголок подушки, за которую я цеплялась свободной рукой. Утратила связь с реальностью лишь на мгновение, а пришла в себя, ощущая такую желанную тяжесть чужого тела.

Безумие. Целовались, как в последний раз. Я бы и поцелуями это назвать не могла – животная страсть, что-то из глубин души, когда больно даже дышать от желания обладать кем-то.

Первый толчок вышел особо чувствительным. Поймав губами его грозный рык, прикусила колкий подбородок, сжимая мышцы лона, чтобы прочувствовать всю твердость его члена. Возможно, и хотел бы быть нежным, ласковым, но страсть, что текла в наших венах вместе с кровью, не давала нам и шанса. Мы будто бились – яростно, дико, необузданно. Словно боялись, что это единение, эта близость могут прекратиться в любой момент.

Пытались насытиться – этой ночью, друг другом. Была настолько невменяемой, что даже не помнила, как заснула. Кажется, грелась на его груди, переводя дыхание, да так и провалилась в безмятежность. Но проснулась гораздо раньше Владимира с острым ощущением того, что поступила неправильно.

– Люблю тебя… – прошептала едва слышно, собираясь прикоснуться к его лицу, но пальцы замерли в нескольких сантиметрах от щеки.

Он выглядел так безмятежно, правильно. Спокойно, свободно и в некотором роде уютно, но даже сейчас от него исходила пугающая аура. Этот человек привык держать свою жизнь в кулаке, управлять не только собой, но и другими. И, к собственному стыду, мне это нравилось. Нравилось, что рядом с ним я чувствовала себя как за каменной стеной.

Не хотела его разбудить. Осторожно откинув одеяло, села, спуская ноги на холодный пол, но тут же замерла, наткнувшись взглядом на пистолет. Ствол выглядывал из-под небрежно сброшенного на пол пиджака, вынуждая вспомнить о том, что я попала совсем не в сказку.

Больше того, блокбастер сам ворвался в мою жизнь.

Тело приятно ломило, хотелось потянуться, размяться, но после увиденного меня будто сковало, стянуло невидимыми нитями. Заметив знакомый серебристый прямоугольник, неловко нагнулась и приподняла одежду, чтобы отыскать под ворохом тряпья свой телефон.

Чувствовала себя воровкой.

Глянув на спящего Володю, аккуратно подняла мобильник, стараясь не издавать ни звука. С невероятным трудом удержалась от того, чтобы в голос не взвыть. Экран пересекала огромная трещина, но аппарат по-прежнему работал. Кажется, его даже заряжали. По крайней мере, батарея была на семидесяти процентах. Да только кто-то очень хитрый поставил авиарежим, чтобы не прорвались желающие. А желающие, если верить уже прочитанным смс, еще как имелись.

Мысли, словно испуганные птицы, неслись одна за другой. Именно в этот момент я решала, что дальше, как дальше, но ни один из вариантов мне не нравился. Если я поступлю правильно, то всю жизнь буду жить воспоминаниями и думать о том, что творится с Владимиром сегодня, в этот час, в эту самую минуту.

Если же сделаю так, как велит мне сердце, буду каждый день ждать, что именно он станет последним – для него, для нас, а значит, и для меня. Жить постоянно в страхе – это невыносимо.

Решившись на отчаянный шаг, я забрала с кресла первую попавшуюся одежду и выскользнула за дверь. Особняк еще спал – тишина стояла оглушающая. Не умыться, не расчесаться. Наверное, если бы пошла в ванную, могла бы передумать, а так шансов себе не оставляла. Понимала, что лучше уйти. Если сейчас так больно только от одной мысли о том, что я больше не увижу Владимира, то что же будет потом?

Одевалась прямо в коридоре. Натянув на себя синее вечернее платье, с тяжелым вздохом осмотрела бежевые тапочки, в которых ходила по дому. Вся обувь осталась в спальне. Я так ничего и не разложила по полкам в гардеробной, но возвращаться не решилась. План был прост: оставить на кухне записку и выскользнуть из дома, миновав двор тем путем, которым я попала сюда впервые, но, как и всегда, в мой и без того шаткий замысел вмешался случай.

– Ольга…

– Тс-с… – в панике прижала я палец к губам, встретившись на лестнице с Алевтиной Ивановной.

Экономка поднималась по ступенькам, удерживая в руках поднос с завтраком, сервированный на две персоны. Увидев меня, она удивилась, но не более, а вот когда взгляд ее прошелся по моему внешнему виду…

– Вы к кому? – шепотом спросила я, спускаясь ниже.

– К Владимиру Алексеевичу. Он просил разбудить его к восьми, – не стала скрывать женщина.

– А можете немного задержаться?

Наверное, что-то такое Алевтина Ивановна все же увидела в моих глазах, раз согласилась подождать и спуститься со мной вниз. Возможно, это была паника, потому что быть пойманной на горячем я никак не ожидала. А возможно, трусость.

Да, я поступала так, как поступают трусы. Сбегала – разве что не под покровом ночи, а при свете дня, но суть от этого не менялась. Я бежала от своих страхов, и их было так много, что они заполняли всю меня, не оставляя ни единой здравой мысли.

Чего я боялась?

О, это был целый список, который я никогда никому не покажу.

Глупо, наверное, но я боялась, действительно боялась, что с Владимиром у нас может быть все серьезно. На самом деле у меня еще ни разу не было серьезных отношений. Таких, чтобы ежедневно делить одну постель, вместе завтракать и ужинать, составлять какие-то общие планы.

Я боялась разочаровать родителей этими отношениями. Если они узнают, чем на самом деле занимается Володя, папа будет первым, кто прибьет его из ружья. Да и свадьба… Как я скажу им, что мы передумали, и продолжу встречаться с этим невероятным мужчиной? Они этого просто не поймут. Не воспримут его всерьез.

А если продолжим устраивать этот фарс, то вскоре нам придется играть свадьбу, расписываться. Муж и жена? Я была еще не готова к такому повороту. Я была не готова сказать безоговорочное «да» разумом, чтобы точно знать, что потом не пожалею об этом. Сердце…

Сердце слишком хотело любви, чтобы я могла на него полагаться.

Еще один страх – кем я буду рядом с Владимиром? Нахлебницей? Содержанкой? После новостей, которыми пестрели СМИ, меня навряд ли возьмут на работу журналисткой. Скорее пленят и запрут в подвале, пока не вытрясут все секреты, но проблема в том, что я не умею ничего другого. И с этой проблемой что-то нужно было решать. Я хотела самостоятельности.

В этот список также входила ревность. Нет, от Володи не пахло чужими духами, когда он вернулся ночью, но разве мне стало от этого легче? Пока он пропадает вот так, не сказав ни слова, и с ним нельзя связаться, я буду ревновать. Да, я даже сейчас ревновала, потому что поговорить нам так и не удалось.

И последнее – самый главный мой страх. Уже сейчас я боялась его потерять. Потому и приняла сама это решение – сбежать, беря эту ответственность на себя. Лучше я разрушу все своими руками, чем буду бессильно наблюдать за тем, как мой мир покрывается серым пеплом.

Трусиха. Я никогда не смогу сказать все это ему в глаза.