Текст книги "В поисках Виллы"

3

Когда Грейс вошла в дом, дверь квартиры на первом этаже приоткрылась. Фру Линдстрем явно была из тех, кто обожает подслушивать и подглядывать. Может, она надеется, что Грейс постучит к ней, зайдет и поделится новостями? Грейс, нарочно громко топая, поднялась наверх, дверь тихо закрылась, в её скрипе послышалось явное сожаление.

У Грейс не было времени на фру Линдстрем. Она кипела от негодования. У нее, видите ли, мозги романистки! Да кто такой этот Питер Синклер, чтобы смеяться над её опасениями!

В тихой спокойной квартире Грейс постепенно начала расслабляться: прошлась по комнатам, приняла душ и переоделась. Ну вот, теперь можно спокойно посидеть и подумать.

Итак, Вилла отправила засекреченный зов о помощи. Она должна была знать, что Грейс сразу откликнется. И все-таки не дождалась её и исчезла, прежде чем пришла телеграмма. Или Вилла собиралась вернуться, или где-то оставила ей послание, и тогда его нужно найти.

Оно явно должно быть здесь, в квартире. Вилла всегда прятала вещи в самых неожиданных местах. Например, свои украшения – в старом заварном чайнике, а дневник – под подушкой. Грейс даже вскрикнула: как она могла забыть про дневник!

Дневник для Виллы был не менее важен, чем косметика, разговоры, манера держаться. Она воображала, что описывает для потомков жизнь обычной молодой женщины наших дней. Ни строчки из него нельзя опубликовать раньше, чем лет через сорок после её смерти, – это она говорила вполне всерьез. И очень жаль, потому что Грейс уже имела удовольствие видеть свои писания напечатанными и знала, как это здорово, что этому стоит позавидовать.

– Но я не писательница, а летописец, – вздыхала Вилла.

Иногда она давала Грейс почитать отрывки из предыдущих томов (в Англии, в ящике со старым хламом, их набралось уже с десяток).

Писала она небрежно и наспех, как и письма, но попадались и очень сильные места, особенно про аборт, про боль и муки. Эти страницы просто кричали.

– Я не требую, чтобы ты все поняла, сестренка, – говорила она Грейс. – Ты до сих пор заблуждаешься насчет мужчин. Да у тебя и в самом деле все по другому. У тебя есть твои книги.

И Грейс грустно подумала, что теперь-то она уже не заблуждается. Но где же все-таки дневник? Она занялась поисками, разбрасывая в нетерпении вещи. Между книг на полках? Или в письменном столе? Нет, это уж слишком очевидно. В подушках на диване или под коврами? За большой темной картиной на стене? Среди посуды? Под матрасом роскошной кровати? В корзине с грязным бельем? В ванной? В кухонном шкафу или в холодильнике?

– Боюсь, искать бесполезно. У Виллы никогда нет запасов даже для голодной мыши. А я как раз кое-что приготовил и принес.

Грейс испуганно уронила завернутые в полиэтилен остатки мяса и обернулась. В дверях стоял высокий мужчина, держа на руке накрытый салфеткой поднос.

– Еды хватит на двоих. Можно посидеть с вами? Мы с Виллой иногда так делали.

С искренним интересом разглядывая гостя, Грейс вздохнула. Кто же этот высокий лохматый тип с таким длинным угрюмым лицом? Один из поклонников Виллы? Потрепанный свитер с высоким горлом, вельветовые брюки, близорукие глаза за толстыми стеклами очков. Чем такой нескладный тип мог заинтересовать сестру? Да вообще он способен улыбаться? И что он видит сквозь свои толстенные очки? Теперь Грейс смотрела на пришельца с жалостью.

– Простите, кто вы?

– Польсон. Я живу на верхнем этаже.

– Просто Польсон?

– Имя мое вам не выговорить. Лучше скажите, как вас зовут. – Приветливая улыбка и сияние веселых серых глаз ободряли, и Грейс расслабилась.

– Я Грейс Эшертон, кузина Виллы. Приехала навестить сестру, а её нет. А что под салфеткой?

Польсон артистическим жестом сдернул покрывало:

– Суп, селедка в соусе, сыр, масло, ржаной хлеб, кофе, шнапс, пиво. Желаете?

Грейс, ошеломленная его жизнерадостностью, захлопнула холодильник и довольно вздохнула.

– Давайте-ка вначале поедим, а потом я вас поспрошу. Располагайтесь. – Грейс показала на кресла и небольшой столик между ними.

– Я думал, миссис Линдстром вам про меня уже все доложила, – заметил Польсон. – В этом доме новости разносятся со скоростью света. Шнапс закусите селедкой. И ешьте суп.

Грейс попробовала.

– Вкусно.

Польсон торжествовал.

– Я преподаю в университете, немного рисую, немного работаю по дому, зимой катаюсь на лыжах, и пытаюсь прочесть все книги, которые хочется.

Грейс неожиданно подумала:

«– А он занятный. Один из тех, кого Вилла наверняка бы назвала скучным, но полезным.»

Грейс тоже считала, что этим качеством в людях пренебрегать нельзя. Впрочем, у Виллы мог быть и иной интерес: Польсон, безусловно, крепкий мужчина, если все в нем соответствует его росту. И тут же, стыдясь своих мыслей, Грейс упрекнула себя, что стала совсем как Вилла. Как бы там ни было, но в обаянии ему не откажешь, – решила она и стала расспрашивать.

– Вы женаты?

– Сейчас нет.

– Как это понять?

Странные глаза сквозь толстые стекла очков посмотрели на её безымянный палец без обручального кольца.

– А вы замужем?

– В данный момент нет, – парировала Грейс и нахмурилась.

Откровенно насмешливый взгляд гостя её смутил, она растерянно подумала: «– А он не так прост, как кажется!"» Польсон прав, нечестно так с ним разговаривать, особенно после того, как он принес столько еды. При этой мысли Грейс засмеялась и примирительно ответила:

– Нет, я, правда, не замужем. Предпочитаю роман со своей пишущей машинкой. Я осторожнее, чем Вилла. Она одна крайность, я – другая.

Польсон долго смотрел на нее. Потом мило улыбнулся.

– Вот никогда бы не подумал! Вы совсем не похожи на «"синий чулок».

– Вы меня неправильно поняли, – поспешно возразила Грейс. – Я вовсе не избегаю мужчин. Просто я хотела сказать, что не похожа на Виллу.

Грейс почему-то вдруг захотелось пожаловаться ему на свои любовные неудачи. Странно, но никогда раньше она не испытывала ни к кому такого безграничного доверия. Этот человек как-то странно на неё действовал. Но разве можно пускаться на откровенность после столь краткого знакомства?

– Ну, на откровенность отвечу откровенностью. У меня, конечно, есть жена, в конце концов, мне почти сорок лет. Но мы живем раздельно. И сын, отличный парень, с которым я вижусь по выходным и которого зимой собираюсь научить кататься на лыжах. Вот такие дела.

Грейс показалось, что его взгляд стал печальным. Интересно, как он относился к Вилле?

– Теперь выпьем. – Наполнив две рюмки жидкостью медового цвета, он поднял свою.

– Скоол!

Грейс последовала его примеру, чувствуя себя счастливой и расслабленной. День выдался слишком длинным. Или ей просто понравился этот немного странный, но очень трогательный в своей откровенности человек, создающий так недостававшую ей атмосферу домашнего уюта и безопасности в чужом городе.

– По крайней мере, посмотрю Стокгольм, раз уж я здесь.

– Значит, на этот раз вы без своего вечного спутника?

– Какого спутника?

– Пишущей машинки, что у вас вместо мужа.

Грейс улыбнулась, оценив его шутку, хотя та её вовсе не позабавила. Шутки насчет одинокой дамы, живущей чужими романами, её никогда не забавляли, и она вдруг испугалась, что Польсон станет над этим подшучивать и почувствовала, как заливается краской.

Отложив нож и вилку, она решительно сменила тему разговора.

– Что вы знаете о Вилле? Вы встречали её друзей? Видели её Густава?

– Какого Густава?

Он явно заметил смущение Грейс, но она не сдавалась.

– Все считают, что за него Вилла выходит замуж.

Польсон удивленно поднял брови.

– Замуж?! – Судя по реакции, он был совершенно сбит с толку.

– Неужели Вилла никогда о нем не говорила?

– Почему? Может быть и говорила, но она упоминала множество мужчин, среди которых вполне мог быть и Густав – в Швеции это довольно популярное имя. Но про то, что она собирается замуж, и разговора не было.

– А вы говорили, что были с ней друзьями, – мстительно поддела его Грейс.

– Я так думал. – Польсон нахмурился и стал похож на мрачного сыщика. – Но, в конце концов, мы же не дежурили друг у друга под дверьми.

Сказав это, он сразу замкнулся, и Грейс поняла, что хватила лишку. Теперь приходилось объясняться.

– Понимаете, я беспокоюсь за Виллу и хочу хоть что-то узнать. Все эти дорогие вещи, откуда они взялись? Ну как, например, она могла купить персидский ковер?

Польсон, проигнорировав вопрос, нагнулся, чтобы поднять с пола диванную подушку.

– Вы искали Виллу под диваном?

– Да не шутите так! Я искала разгадку. У Виллы была привычка прятать вещи в самых странных местах, – продолжала оправдываться Грейс.

– У неё были какие-то доходы, – с отсутствующим видом предположил Польсон. – Она постоянно планировала покупки, например, говорила, что при такой длинной темной зиме ей надо купить что-то яркое.

– Фру Линдстрем говорила, что она собиралась купить канарейку, – попыталась Грейс восстановить контакт. – Что её заставило так решительно изменить планы?

Он тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой.

– Любовь творит с людьми совершенно непредсказуемые вещи.

– Вы рассуждаете, как философ. Скажите, вы встречали хоть кого-то из мужчин, приходивших к Вилле?

– Не думаю, что ы сюда приходили многие. Обычно Вилла сама бегала на свидания. Но перед тем, как она… исчезла, она устроила вечеринку. Было много народу, но не могу сказать, кто именно. В основном, по-моему, из посольства.

– И никакого Густава?

– Я не помню. Но народу было много. По такому случаю Вилла перекрасилась в яркую блондинку, и ещё шутили, что её можно посадить в клетку вместо канарейки.

– Да, похоже на Виллу. Ее волосы перебывали всех цветов радуги, кроме зеленого.

– Получилось совсем неплохо. Она пообещала. что всю зиму проходит в таком виде, чтобы хоть как-то скрасить пейзаж.

Грейс уставилась на него, борясь с нахлынувшими дурными предчувствиями. Она вдруг представила себе, как Вилла с головой цвета подсолнуха замерзает на снегу в темном лесу.

– У нас был уговор, – продолжал Польсон, – и обычно она стучала метлой в потолок. Два удара – нужно поговорить, три удара – она умирает от голода и спрашивает, нет ли чего поесть.

Все так похоже на правду! Секретные строчки в письмах, манера прятать вещи, драматическое исчезновение. Одним словом, Вилла в своем репертуаре.

– Кстати, вы тоже можете пользоваться этими приемами, пока здесь.

– Вам это зачем? Вы что, нянька? – раздраженно окрысилась Грейс и тут же осеклась, заметив, как болезненно поморщился Польсон.

– Для мужчины я, может быть, слишком чувствителен, но это совсем не то, что вы думаете. Вилла давно выросла и не нуждалась в опеке. Я просто наслаждался её обществом. Она мне нравилась и не отталкивала меня. Это было совсем немало для такого нелюдима, как я.

«– Но слишком мало для такого доброго и надежного человека,» – не без сожаления подумала Грейс.

– Она вам не рассказывала про беременность?

Эта новость его явно потрясла. Он уставился на Грейс сквозь толстые стекла, судорожно пытаясь проглотить комок в горле.

– Вы уверены? – наконец выдавил он.

– Синклеры так считают.

– Так это лучший финал всех её злоключений! Радуйтесь и ждите, когда она вернется вместе с мужем, неважно, как его зовут – Густав или Якоб.

– А вы тоже будете радоваться? – иронически спросила Грейс.

– И я тоже. Почему бы нет? Какой смысл сожалеть о том, чему все равно не сбыться?

Польсон налил себе и выпил залпом.

«– Как бестактны все эти мои дурацкие вопросы!» – удрученно подумала она.

Польсон смотрел на неё совершенно спокойно. Но спокойствию этому Грейс не верила. Ею вдруг овладело непреодолимое желание подойти, сесть рядом, обнять и прижать его к себе, положить голову ему на плечо.

– Она была моим другом, – мрачно заключил Польсон. – Хорошим другом. – Отставив рюмку на пол, он уткнулся лицом в колени.

Понимая, что ей не найти нужных слов, Грейс решила его больше не трогать. Она просто ждала, когда он сам справится с постигшим его разочарованием. Наконец он поднялся и протяжно вздохнул.

– Со мной все в порядке, – сказал он, направляясь к двери. – Увидимся завтра?

– Увидимся, – неохотно ответила Грейс, просто чтобы хоть что-то сказать. Ей не хотелось, чтобы он сейчас уходил.

Оставшись одна, Грейс снова принялась за поиски дневника, вспомнив, что именно за этим занятием застал её два часа назад Польсон.

Тетрадь оказалась в совершенно невероятном месте, которое было вполне в духе Виллы: в двойном дне птичьей клетки. Может быть, для этого Вилла клетку и купила?

При виде дневника сердце Грейс отчаянно забилось. Сейчас тайна будет раскрыта.

Ветер за окном завывал и рвался в комнату. Грейс включила отопление, опасаясь за цветы в горшках. Она и не предполагала, что может быть так холодно. Порывы ветра колыхали шторы на окнах.

Грейс оставила только торшер возле кресла, села и погрузилась в чтение.

Через два с половиной часа она закрыла тетрадь и потерла уставшие глаза. Комната прогрелась, ветер стих. Он уже не выл, как стая волков, как писала в дневнике Вилла. Там хватало и других стенаний:"Все эти темные деревья, этот дождь, стучащий по крыше, сводят меня с ума…»

Так она писала в конце сентября. Веселые страницы попадались, только когда Вилла описывала вечеринку, ради которой покрасила волосы в канареечный цвет. Но ничего серьезного в дневнике не было. Может, опять все зашифровано? Предложения начинались так, будто дальше должно идти что-то важное, но нет, слова словно скрывались в тумане.

«Ходили в замок Гипсхолм. Видели портрет Густава IV. Я сказала, что портрет похож на него, и что теперь я всегда буду звать его Густавом…»

Кого – его? Грейс чуть не плакала от разочарования. Нашла фразу про Польсона: «Этот долговязый тип из мансарды с его шнапсом…»

О работе в посольстве: «Я бы хотела, чтобы Питер не бесился, когда я ошибаюсь. Он такой нетерпеливый…» И еще: «В этом месте полно волков». Но что за место имелось в виду – неясно.

Насчет Кэт Синклер и их детей: «Кэт говорит, что я рассказываю истории, после которых их мучают ночные кошмары. Не могу ли я про что-то другое, а не только про темные леса?..» А потом неожиданно: «Дом с маленьким золотым драконом на дверном молотке. Так не похоже на строгих шведов». И совсем неизвестно откуда: «Ненавижу эти унылые кладбища с высокими деревьями».

Грейс заинтересовал король с двумя королевами. Хотя Вилла опять не объяснила, что имела в виду. Потом ещё одно упоминание о королях: «Бедная королева, которую держат на чердаке!»

После этих отрывочных записей пошел более связный текст: «Бейки пригласили меня на уикэнд. Дом у озера, темные обои, темные картины, кружевные шторы, духота. Папа Бейк все время наблюдает за мной. Мама очень толстая, у неё руки, как маленькие белые подушечки. Ульрике не нравится, что я нравлюсь Свену. Она слишком хозяйка, слишком собственница. Я так и вижу их обоих в темном стриндберговском доме…»

Может, Свен – и есть Густав?

Но это записано в августе. Дальше про Бейков ни слова. Зато написано: «Густаву не нравится мой новый цвет волос. Он говорит, что я слишком бросаюсь в глаза:. Судя по всему, она перекрасилась не ради него.

Немало там было и про темно-красные и рыжие дома. «Когда у меня будет собственный дом, я покрашу его в розовый цвет». И тут же: «Аксель с его неподвижным взглядом…» и «Якоб меня недооценивает. Этот скучный народ…»

Предпоследняя запись была такая: «Нужно купить канарейку, а то здесь слишком тихо». И самая последняя, две недели назад, самая загадочная:» Нам пора. Надеюсь, это получится незаметно. Иначе как мы сможем когда-нибудь вернуться?»

4

Услышав шаги на лестнице, Грейс перехватила Польсона, пока он не успел уйти в университет.

– Можете уделить мне минутку?

Он серьезно и задумчиво посмотрел на нее.

– Вчера вечером я сделала открытие.

– Какое? – Его глаза за толстыми стеклами сверкнули.

– Нашла дневник Виллы.

– И он вас успокоил?

Грейс огорченно покачала головой.

– Я почти не спала. Вы скажете, что снова разыгралось воображение, но я уверена, что это не просто воображение. Я слишком хорошо знаю Виллу. С ней что-то случилось. Но что? Она явно боялась написать открыто.

– Грейс, дайте мне посмотреть дневник. – Он взял её за руку и до боли сжал своей сильной рукой. – Я был её другом. Если она в беде, я хочу ей помочь. Не меньше вас. Если вы мне откажете, тогда до свидания. Будьте здоровы.

И он стал спускаться вниз, но теперь Грейс сама схватила его за руку.

– Когда вы вернетесь?

– Только вечером, к сожалению.

– Я пойду на вечеринку к Синклерам.

– Только не задерживайтесь, возвращайтесь домой, и мы поговорим.

Грейс кивнула, у неё отлегло от сердца. Ночь была ужасной, полной кошмаров, порою она слышала даже волчий вой. Но волшебный рассвет, розовым золотом сияющий над притихшим городом, заставил её вздрогнуть, подойдя к окну. Теплый сверкающий розовый блеск зари – обман: вокруг все было холодным, как лед.

– Да, Грейс, и не болтайте на приеме лишнего.

– Но я уверена, как только все узнают, что я кузина Виллы, то станут говорить о ней.

– Вот и слушайте, что они говорят.

Когда Грейс появилась на приеме, зал был полон гостями. Питер Синклер, увидев её, зашагал навстречу с любезной улыбкой, так менявшей его заурядное лицо.

– Привет, Грейс. Рад, что вы пришли. Я вас кое с кем хочу познакомить.

Он представил её гостям, и Грейс заметила, что Питер делает упор на том, что она писательница, и не упоминает, что она кузина Виллы.

– Нужно найти ей издателя в Швеции, – шутил он, – неплохой вариант для британского экспорта.

Имена из дневника Виллы Грейс выучила наизусть: Оуэн, Якоб, Аксель, Густав. Имена все шведские, большинство же из присутствующих были англичанами и американцами. И все они вели обычные разговоры оказавшихся за границей.

– Вы здесь в гостях, мисс Эшертон? Вряд ли вам захочется остаться здесь до начала зимы.

– Почему? – удивилась Грейс.

– Здесь так темно, такие длинные ночи. Просто невыносимо.

– Вы намерены изучать шведский менталитет? – спросил кто-то еще. – Все эти стриндберговские бредни?

– Где вы остановились, мисс Эшертон?

– На Страндваген.

– Кто-то снял вам квартиру?

– Моя кузина Вилла Бедфорд.

– Вилла!

Женщина средних лет с отекшим и слишком накрашенным лицом придвинулась к Грейс.

– Вы – кузина Виллы? Почему же Питер это утаил? Значит, вы поможете разгадать нам её тайну?

– Что за тайну? – сдержанно спросила Грейс.

– А разве нет? – Женщина состроила презрительную гримасу. – Фу, как неинтересно. Питер тоже твердит, что нет никакой тайны. Мы все думали, он скрывает, чтобы избежать скандала. Из британского посольства сбежала машинистка! Сами понимаете. Вы тоже считаете, что она выходит замуж?

– Я этого не говорила, – осторожно заметила Грейс. – Но Вилла такая импульсивная и непредсказуемая натура! Так что в её поступке я ничего удивительного не нахожу.

– И она не оставила никакого письма?

– Она не знала, что я приеду.

Теперь женщина была окончательно разочарована. Желание посплетничать так и светилась в её глазах.

– Я Уинфред Райт, – представилась она. – Работаю в паспортном отделе. Приехав, Вилла поселилась в одной квартире со мной и Нэнси Прайс. Потом сняла отдельную. Сказать по правде, мы облегченно вздохнули. Для нас она была слишком активна.

– Слишком много приятелей? – осторожно спросила Грейс.

– Слишком много поздних визитов. И она сама вечно возвращалась на рассвете.

– Похоже на Виллу.

– Дело не в том, что она нам не нравилась, я думаю, что мы ей тоже не нравились, но даже поселившись одна, она не казалась слишком счастливой. Всегда была чем-то озабочена…

– Как если бы не смогла заплатить за квартиру?

– Нет, совсем иначе. Нэнси полагала, у неё проблемы с мужчинами. А я считала, что у неё роман с женатым человеком, потому она и захотела жить отдельно.

– Вы его знали?

– Нет. Ходили слухи, что он из стариной шведской семьи. Но теперь, раз она выходит замуж, мы скоро все узнаем, правда?

– Грейс, – послышался голос Кэт Синклер, – вам следует воспринимать рассказы Уинфред с известной скидкой. У неё изумительный дар расцвечивать скучные факты. Не так ли, дорогая?

Уинфред презрительно ухмыльнулась, но не рискнула нагрубить хозяйке.

– Я бесконечно устала от разговоров о вашей кузине, Грейс, – подчеркнуто пренебрежительно бросила Кэт. – Она здесь была не слишком популярна. Расстроила детей, подвела Питера – бросила все на него и сбежала. Уинфред, помогите мне, пожалуйста, с напитками. Питер, как всегда, забыл, что на приемах, где он хозяин, не следует так увлекаться. Вы нас извините, Грейс.

Маленькая горячая рука скользнула в руку Грейс и крепко её сжала.

– Мисс Эшертон, а мы с братом знаем, где Вилла.

Грейс посмотрела вниз на веснушчатое лицо Джорджии Синклер. Ее прямые волосы падали на плечи, глаза были ужасно серьезны, и было ясно, что она не шутит.

– Где? – спросила Грейс.

– В лесу.

– В каком?

– Где лоси. Пойдемте наверх, мы с вами поговорим.

– А где Александр?

– Наверху. Он ещё маленький для взрослых вечеринок. И мне нельзя, я ведь не умею вести умные разговоры.

– Тогда пошли, – кивнула Грейс.

Александр был в яркой полосатой пижаме. Бросались в глаза его песочного цвета волосы – точно как у сестры. Все окна закрыты, в спальне стояла духота.

Грейс села на край кровати.

– Чем обычно занималась с вами Вилла? Читала сказки?

– Нет, она их придумывала, – сказала Джорджия.

– Она рассказывала про охоту на лосей, – добавил Александр. – Мне было страшно.

– Значит, ты ещё маленький, – заявила сестра.

– Это же выдумка. Она все выдумывала.

– А что она выдумывала?

– Ну, если в один прекрасный день она не вернется, то мы должны вызвать полицию! – выпалил Александр и повалился на подушку.

– Нет, она говорила не про полицию, а про посла, – покачала головой Джорджия.

– Нет, Георгия. Неправда. Про полицию. Но мы же не можем говорить по-шведски? – вдруг спохватился мальчик.

– Ну вот видишь, какой ты глупый!

– Так вы что-то сказали полиции или послу? – тихо спросила Грейс.

К ней повернулись испуганные мордашки.

– А разве Вилла не вернулась домой? – спросил Александр.

– Не вернулась, но все в порядке. Она выходит замуж! – радостно заявила Георгия. – Ее не затоптал старый лось. И она не заблудилась в лесу.

Дверь распахнулась и влетел взбешенный Питер Синклер.

– Грейс, они снова вам надоедают! Джорджия, Александр, как вы себя ведете!

– Не беспокойтесь, я люблю детей.

– Да, но ведь сейчас прием.

– Питер, – донесся голос Кэт, – приехала Эбба. Спустись.

На миг в глазах Питера мелькнуло смущение.

– Бог мой, не думал, что она приедет. Грейс, вам лучше спуститься и познакомиться с баронессой ван Стерн.

Через несколько минут Грейс уже слышала:

– Эбба, позвольте вам представить Грейс Эшертон из Лондона.

Узкое бледное лицо казалось ещё длиннее из-за высокой короны светлых волос. Грейс пожала худую руку с длинными пальцами. Вот и шведская аристократия – холодная, бледная, анемичная, с бесцветной кожей и водянисто-голубыми глазами. Нужно признать, женщина в простом черном платье, обтягивавшем гибкое стройное тело, производила впечатление. Правда, несколько пугающее…

– Вы новая секретарша посольства, мисс Элерон?

Грейс не хотелось говорить ей о родстве с Виллой.

– Нет, я писательница.

– Как интересно! Можем мы с мужем пригласить вас к себе? Хотите посмотреть наш дом, мисс Эшертон? Он не слишком велик, но достаточно стар и типично шведский.

– Весьма любезно с вашей стороны, – пробормотала Грейс.

– Эбба – добрейший человек в Швеции, – горячо заявил Питер. – Я прав, Эбба? Жаль, что Якоб не смог приехать. А теперь позвольте мне вас угостить.

Кэт оставалась в дальнем углу комнаты, мрачно комка темное платье. Грейс случайно поймала её напряженный, почти панический взгляд и вспомнила слова о скучных посольских приемах. Но почему её собственная вечеринка вызывала у хозяйки такую реакцию?

В тот же вечер, удобно устроившись в огромном кресле и листая дневник Виллы, Грейс говорила Польсону:

– Я знаю, кто такой Якоб. Барон ван Стерн не был на вечеринке, но там была его жена. Весьма впечатляющая особа. Синклер так волновались, что вряд ли она принадлежит к кругу их друзей. Может быть, её принимает посол, но уж никак не родовой служащий посольства. А вам эта фамилия что-нибудь говорит?

– Конечно. Это несколько обедневшее очень старое шведское семейство.

Польсон сделал какую-то пометку в маленькой записной книжке.

– А что вы записываете?

– Якоб, барон ван Стерн. Нужно действовать по системе. Вряд ли он имеет отношение к матримониальным планам Виллы. Он человек семейный и обожает красавицу жену. Но что еще? Вы видели Свена или Акселя?

Грейс покачала головой.

– Даже Густава не было?

– А как я могла встретить Густава, если он – жених Виллы?

Но Грейс продолжала думать о словах Уинфред Райт насчет связи Виллы с женатым человеком, пытаясь увязать их с детскими фантазиями про то, что Вилла потерялась в лесу.

Впрочем, не только у детей разыграется воображение, если вчитаться в то, что написала Вилла.

– Лес, дождь по крыше, – сомневаюсь, что дети что-нибудь об этом знают. А если она и в самом деле в лесу? Мы могли бы её найти?

– Вы знаете, сколько в Швеции лесов?

– А дневник нам не поможет?

– Как именно?

– Не знаю, – с несчастным видом призналась Грейс.

– И дождь идет повсюду. Нужно как-то изловчиться толком расспросить детей Синклера.

Грейс кивнула.

– Я так и сделаю.

– А завтра мы поедем в Гипсхолм, посмотрим портрет Густава IV.

– Прекрасная идея.

– Я тоже так думаю.

– Думаете, так мы доберемся до Густава?

– По крайней мере увидим, как он выглядит. Мой старый «Вольво» на ходу, а по дороге на берегу озера можно устроить пикник.

– Прекрасно.

В присутствии большой спокойной фигуры Польсона Грейс чувствовала себя уютно и умиротворенно, не так, как у Синклеров на вечеринке. И понимала, что таким покоем обязана ему. Она сказала это вслух и увидела, как лицо Польсона расплылось от удовольствия.

– Тогда снимите ваше шикарное платье, наденьте что-нибудь попроще, а то я чувствую себя чрезвычайно неуверенно.

Грейс рассмеялась.

– Вам стоило бы видеть баронессу.

– Ни малейшего желания. Она не в моем вкусе.

– А я?

– Вы смеетесь надо мной, Грейс? Что вы пили? Шнапс?

– Нет, обычный английский джин.

– Завтра, – сказал Польсон, – выпьем шампанского.

Глаза их встретились, и её сердце сбилось с ритма. Польсон смотрел на нее, словно приглашая заняться любовью.

– А что празднуем?

– Надеюсь, замужество Виллы. – Польсон отвел глаза.

– Но ведь вы в это не верите?

Он медленно покачал головой.

– В возможного ребенка верю. А в свадьбу – нет.

Она немного подождала пояснений, но Польсон молчал. Казалось, потянуло холодом.