Текст книги "Под грузом улик. Неестественная смерть"

Глава 11
Мерива[57]57
  Мерива (искушение, укорение) – место в Синайской пустыне, где Израильтяне роптали на Моисея за недостаток воды.


[Закрыть]

– Ох-хо, мой друг! Ты угодил в пруд Лоба.

Джек – победитель Великанов[58]58
  Сказочный герой-корнуоллец эпохи короля Артура – обладатель шапки-невидимки, шапки-мудрости, сапог-скороходов и богатырского меча.


[Закрыть]

Лорд Питер прервал свой путь на север в Йорке, куда после выездного заседания сессии присяжных вследствие надвигающегося закрытия Норталлертонской тюрьмы перевели герцога Денверского. После внятного убеждения ему удалось получить разрешение на свидание с братом. Тот явно был не в своей тарелке, угнетенный тюремной атмосферой, но оставался по-прежнему вызывающе непокорным.

– Не повезло, старина, – начал Питер, – но ты держишь хвост пистолетом. Маховик правосудия раскручивается чертовски медленно, но это дает нам время – так что все к лучшему.

– Невозможная волокита, – откликнулся его светлость. – А еще я хочу знать, что на уме у Мерблса. Приходит и пытается меня застращать – удивительная дерзость. Могут подумать, что он меня подозревает.

– Послушай, Джерри, – весомо произнес Питер. – Почему бы тебе не отнестись к своему алиби без излишней щепетильности? Это могло бы помочь. В конце концов, если человек не говорит, что делал на улице…

– Не мое дело что-либо доказывать, – возмутился герцог. – Это их занятие доказать, что я был на том месте и совершил убийство. Я не собираюсь объяснять, где находился. Предполагается, что я невиновен, пока не доказано обратное. Разве не так? Позор! Совершено убийство, но никто даже не пытается выявить настоящего преступника. Я дал слово чести – не говоря о клятве перед судом, – что не убивал Кэткарта (хотя свинья этого заслуживал), но на это не обратили внимания. А настоящий преступник тем временем спокойно скрылся. Если бы я был на свободе, то поднял бы по этому поводу шум.

– Так почему бы тебе все не рассказать? Не мне и не сейчас. – Питер покосился на стоявшего в пределах слышимости охранника. – А Мерблсу. У нас появилось бы, с чем работать.

– Я хочу одного: чтобы ты держался от этого дела подальше, – проворчал герцог. – Хелен и матери досталось и так. Нечего им еще страдать, потому что тебе вздумалось поиграть в Шерлока Холмса. Не высовывайся ради блага семьи. Пусть я в плачевном положении, но ни за что не позволю выставлять меня на потеху публики!

– Проклятье! – воскликнул Питер с такой силой, что вздрогнул стоящий с каменным лицом охранник. – Выставляешь ты себя сам! Исключительно по своей воле! Думаешь, мне нравится, что моего брата и сестру потащили в суд, куда сбежались репортеры, что твое имя в репортажах, газетах и на каждом шагу, и все это закончится представлением в палате лордов, где заседают облаченные в красное с горностаем личности и прочие клоуны? В клубе стали странно коситься на меня, и до моих ушей доносится шепот, что «позиция Денверов очень даже сомнительна».

– Мы в тяжелом положении, – вздохнул Джеральд, – и, слава богу, в сословии пэров еще много людей, которые умеют вести себя по-джентльменски, даже если мой собственный брат не видит ничего, кроме прогнившей юридической казуистики.

Сверля друг друга сердитыми взглядами, братья внезапно ощутили поднявшуюся из неизвестных недр близость, которую часто называют семейным родством, и их непохожие черты обрели сказочный эффект общей карикатуры. Словно каждый глядел в искривленное зеркало, а голосов было не два, а один с эхом.

– Послушай, старина, – заговорил Питер, приходя в себя. – Мне очень жаль. Не собирался вести себя подобным образом. Не хочешь ничего говорить – не говори. Мы работаем как черти и уверены, что вскоре обнаружим нужного человека.

– Оставил бы лучше это занятие полиции, – ответил Денвер. – Знаю, ты любишь играть в сыщика, но боюсь, что не знаешь меры.

– Я не рассматриваю это дело как игру, – парировал Уимзи. – Я считаю свою работу полезной и не брошу ее. Но тем не менее – честно – понимаю твою точку зрения. Очень жаль, что ты находишь меня вызывающим раздражение типом. Видимо, тебе трудно поверить, что я способен на какие-то чувства. Но это так. И я собираюсь вытащить тебя из переделки, чего бы нам с Бантером это не стоило. Ну, пока. Охранник проснулся и вот-вот скажет: «Время, господа». Встряхнись, старина. Удачи!

Он присоединился к Бантеру у выхода.

– Бантер, – спросил он дворецкого, пока они шли по улицам старого города, – неужели я в самом деле способен обидеть, если этого делать не намерен?

– Не исключено, милорд, если ваша светлость простит мне мои слова. Живость ваших манер вводит в заблуждение людей с ограниченным…

– Аккуратнее, Бантер!

– Людей с ограниченным воображением, милорд.

– У благовоспитанных англичан воображения нет.

– Разумеется, нет, милорд. Я не имел в виду ничего пренебрежительного.

– О господи, репортер! Бантер, спрячьте меня скорее!

– Сюда, милорд! – Бантер увлек господина в холодную пустоту собора и торопливо зашептал: – Осмелюсь предложить… Давайте примем позу и внешний вид молящихся, если вам будет угодно меня простить.

Питер сквозь сложенные пальцы увидел, что к ним с осуждающим выражением на лице приближается церковный служитель. В этот момент в храм вошел преследовавший их репортер и вытащил из кармана блокнот. Служитель поспешно переключился на новую добычу.

– Витраж, под которым мы стоим, – начал он почтительным распевом, – носит название «Семь сестер Йорка». Говорят, что…

Господин и слуга выскользнули наружу.

Для визита в торговый город Степли лорд Питер облачился в поношенный норфолкский костюм, гетры с отворотами, старинную круглую шляпу с выгнутыми вниз полями и крепкие башмаки. В руке он держал тяжелый ясеневый хлыст. Питер с сожалением оставил дома любимую трость – крепкую коричневую палку, размеченную для сыскного дела на дюймы, со стилетом внутри и компасом на ручке, – решив, что она может настроить против него местных – мол, городской, надменный, презрительный. Наступившие последствия такой похвальной преданности своему искусству ярко иллюстрирует наблюдение Гертруды Ред[59]59
  Персонаж немого английского драматического фильма «Дорожные столбы» (1916).


[Закрыть]: «Самопожертвование – это не что иное, как печальная ошибка».

Питер въехал в сонный городок в одном из двухколесных риддлсдейлских экипажей – рядом Бантер, на заднем сиденье садовник. Если был бы выбор, он отправился бы сюда в рыночный день, надеясь повстречать самого Граймторпа, но время поджимало и он не решился пожертвовать ни одним днем. Стояло слякотное, промозглое утро, собирался дождь.

– Уилкис, есть здесь приличная гостиница, где можно остановиться?

– «Герб каменщиков» имеет хорошую репутацию, милорд. «Мост и бутылка» на площади. Или «Роза и корона» на другой стороне.

– Где обычно останавливаются в базарные дни?

– Наверное, в «Розе и короне», милорд. Там хозяин Тим Уотчет – редкостный болтун. А в «Мосте и бутылке» – Грег Смит, угрюмый сердитый мужик, но держит хорошую выпивку.

– Гм… полагаю, наш Бантер скорее соблазнится грубостью и спиртным, чем радушным хозяином. Отправимся в «Мост и бутылку», а если там ничего не вспомнят, переберемся в «Розу и корону» и попытаемся воспользоваться словоохотливостью Уотчета.

Они свернули во двор большого здания с каменным фасадом, где обнаружилась давно не обновляемая вывеска с настоящим названием: «Осажденный мост». На ней виднелись очертания крепостного моста с зубцами и бойницами. Своеобразная манера художника и послужила причиной того, что местные жители не называли заведение иначе чем «Мост и бутылка» (в соответствии с естественной ассоциацией). К принявшему лошадь сварливому конюху дружелюбно обратился сам Питер:

– Какое противное промозглое утро.

– Да-а.

– Покормите хорошенько. Я здесь некоторое время пробуду.

– Угу.

– У вас сегодня не много народу?

– Угу.

– А в рыночные дни работы хватает?

– Да-а.

– Полагаю, люди приезжают со всей округи?

– Но!

Лошадь сделала три шага вперед.

– Тпру! – приказал конюх.

Животное остановилось. Конюх отцепил постромки с оглоблей, и они, упав на землю, громко проскрипели по гравию.

– Но!

Конюх спокойно повел лошадь в стойло, повернувшись к дружелюбному гостю спиной. С таким пренебрежением к этому отпрыску знатного рода еще никто не относился.

– Очень смахивает на то, – пробормотал его светлость, – что это любимый постоялый двор фермера Граймторпа. Посмотрим, что здесь за бар. Уилкис, вы пока мне не нужны. Если хотите, пообедайте. Мы здесь некоторое время пробудем.

– Хорошо, милорд.

В баре мистер Грег Смит мрачно просматривал длинный счет. Лорд Питер попросил у него напитки для Бантера и себя. Хозяин гостиницы, посчитав это вольностью, кивнул в сторону буфетчицы. После этого роли гостей совершенно естественным образом разделились – Бантер, поблагодарив господина за полпинты, заговорил с девушкой, а лорд Питер почтил вниманием мистера Смита.

– Хороший вкус, мистер Смит, – похвалил он. – Мне порекомендовали заглянуть к вам ради хорошего пива, и я понимаю, что попал куда надо.

– Кхе… Теперь не то, что было раньше.

– По мне, лучшего не надо. Кстати, мистер Граймторп сегодня здесь?

– А?

– Мистер Граймторп сегодня утром в Степли?

– Откуда мне знать?

– Мне казалось, он всегда заворачивает к вам.

– Мм…

– Может, я перепутал название. Я знаю его как человека, который идет туда, где лучшее пиво.

– А?

– Если вы его не видали, значит, он сегодня не приехал.

– Куда?

– В Степли.

– Разве он не из здешних? Может приезжать и уезжать без моего ведома.

– О, конечно. – Уимзи замялся, но, похоже, понял, в чем ошибка. – Я имею в виду Граймторпа не из Степли, а Граймторпа из «Норы Грайдера».

– Так бы и говорили.

– Он сегодня здесь?

– Нет. Не знаю.

– Он же приезжает в рыночные дни?

– Иногда.

– Путь неблизкий. Думаю, приходится ночевать.

– Хотите заночевать?

– Пожалуй, нет. Я о своем друге Граймторпе. Ему же часто приходится ночевать?

– Случается.

– Он останавливается здесь?

– Нет.

– О! – воскликнул лорд Питер и нетерпеливо подумал: «Если все местные такие же златоусты, мне и в самом деле придется тут ночевать». А вслух продолжил: – Когда он заглянет в следующий раз, скажите, что я о нем спрашивал.

– А кто вы такой? – неприязненно поинтересовался хозяин гостиницы.

– Брукс из Шеффилда, – ответил Уимзи и широко улыбнулся. – До свидания. Я буду рекомендовать ваше пиво.

Смит хмыкнул, и Питер не спеша вышел. Вскоре к нему энергичным шагом присоединился Бантер. Его губы складывались в то, что у другого человека можно было бы принять за самодовольную ухмылку.

– Ну и как? – спросил господин. – Надеюсь, молодая дама более общительна, чем этот тип?

– Я нашел юное создание очень милым, – ответил Бантер. (А Уимзи подумал: «А мною опять пренебрегли».) – Но, к сожалению, малоинформированным. Мистер Граймторп ей небезызвестен, но он здесь не останавливается. Иногда она его видит в компании человека, которого зовут Седекия Боун.

– Давайте так: вы займетесь Боуном и через пару часов доложите, что удалось выяснить, – предложил господин, – а я попытаю счастья в «Розе и короне». Встретимся в полдень под этой штукой.

«Эта штука» представляла собой высокую конструкцию из красного гранита, искусно обработанного так, чтобы изображать грубую скалу. Ее охраняли два каменных пехотинца в полевых шлемах. Из бронзовой шишки на половине высоты струился тонкий ручеек воды, на восьмиугольном основании были выбиты имена павших на войне, а четыре газовых фонаря на чугунных столбах добавляли последний штрих к общей несочетаемости элементов композиции. Бантер внимательно посмотрел на монумент, видимо, опасаясь, что через пару часов может его не признать, и почтительно удалился. Питер сделал несколько быстрых шагов в сторону «Розы и короны», и вдруг ему пришла в голову мысль.

– Бантер!

Дворецкий поспешил обратно.

– Нет, ничего. Ерунда. Я только подумал, как это можно назвать.

– Что именно, ваша светлость?

– Этот памятник, – ответил господин. – Я придумал ему название «Мерива».

– Да, милорд. Воды раздора. Очень подходит. В нем нет никакой гармонии, если мне будет позволено судить. Что-нибудь еще, милорд?

– Нет, это все.

Тимоти Уотчет из «Розы и короны» представлял Грегу Смиту разительный контраст. Это был спокойный внимательный коротышка лет пятидесяти пяти, с насмешливой искоркой в глазах и так лихо вздернутой головой, что Питер догадался о его происхождении, как только увидел.

– Доброе утро, хозяин, – радушно поздоровался он. – Когда вы в последний раз видели Пикадилли-Серкус?

– Трудно сказать, – ответил Смит. – Лет тридцать пять назад. Сколько раз я говорил жене Лизе: «Пока жив, давай свожу тебя посмотреть «Холборн Эмпайр». Но время бежит, дни похожи друг на друга, и, разрази меня гром, если я помню, сколько мне стукнуло лет.

– У вас еще много времени, – успокоил его лорд Питер.

– Надеюсь, сэр. Я не то что эти северяне – еле шевелятся. Когда я сюда приехал, от их медлительности чуть не подскакивал. А как говорят? Не сразу привыкнешь. Это разве английский? По мне, уж лучше французики в ресторане «Шантеклер». Тут повсюду этот их диалект. Провалиться мне на этом месте, если однажды сам не завоплю: «Загребай на другую сторону дороги!» Это я-то!

– Превратиться в йоркширца вам не грозит, – успокоил его лорд Питер. – Я это понял, как только вас увидел. В вашем баре я себе сказал: «Моя нога ступила на родные камни».

– Это так, сэр. И раз вы здесь на них ступили, позвольте мне вас чем-нибудь угостить. Простите, сэр, я не мог вас где-нибудь видеть?

– Не думаю. Но это мне напомнило о цели моего визита. Вы знаете мистера Граймторпа?

– Я знаю пятерых Граймторпов. Вы о котором из них?

– О Граймторпе из «Норы Грайдера».

Живое лицо хозяина гостиницы потемнело.

– Ваш приятель, сэр?

– Не совсем. Знакомый.

– Вспомнил! – Уотчет стукнул ладонью по барной стойке. – Понял, откуда мне известно ваше лицо. Вы же живете в Риддлсдейле?

– Останавливаюсь там.

– Знаю! – торжествующе провозгласил Уотчет, нырнул под стойку и вытащил стопку газет. Он обильно облизал большой палец и перелистал страницы. – Вот! То, что требуется! Риддлсдейл!

Уотчет распахнул «Дейли миррор» примерно двухнедельной давности. На первой странице красовался заголовок во всю полосу: «Риддлсдейлская тайна». И ниже – фотография как живого Питера с подписью: «Лорд Питер Уимзи – Шерлок Холмс Уэст-Энда – тратит все свое время и силы, чтобы доказать невиновность брата, герцога Денверского».

– Не сочтите за обиду, милорд, если скажу, как я горд, что вы в моем баре. Здесь все ваши дела прямо как в книге.

– Послушайте, старина, говорите тише, – попросил лорд Питер. – Если уж, как говорится, кот выскочил из мешка, как по вашему, вы сможете предоставить мне кое-какую информацию, но при этом держать язык за зубами?

– Пойдемте в заднюю комнату, – тут же предложил хозяин заведения. – Там нас никто не услышит. Возьмите бутылку на свой вкус.

– Не знаю, сколько мест мне еще предстоит посетить, – с сомнением проговорил его светлость.

– Тогда подойдет кварта старого эля. Нигде нет такого, разве что в Оксфорде. Замечательная штука, милорд.

Информация Уотчета оказалась под стать напитку. Граймторп часто заходил в «Розу и корону», особенно в рыночные дни. Дней десять назад он заглянул довольно поздно, пьяный, на взводе, с женой, которая, как всегда, казалось, его боялась. Потребовал спиртного, но Уотчет отказался его обслужить. Вспыхнул скандал, миссис Граймторп попыталась увести мужа, но тот сбил ее с ног и грязно обозвал. Уотчет позвал подручного, чтобы тот выгнал разбушевавшегося гостя, и предупредил, что больше не желает его видеть. Вокруг говорили, что скандальный характер Граймторпа в последнее время стал поистине дьявольским.

– Не сможете сказать, когда это с ним началось?

– Если поразмыслить, особенно сильно с середины прошлого месяца или чуть раньше.

– Так-так!

– Только не подумайте, милорд, я не наговариваю.

– Конечно, нет. С какой стати?

– Вот именно. А здесь бы спросили так: «С какого перепугу?»

– Скажите, – продолжал Питер, – вы не помните, чтобы Граймторп приезжал в Степли тринадцатого октября? Это была среда.

– Постойте… точно, приезжал. Я еще удивился, чего это он заявился не в рыночный день. А он сказал: за техникой, бурами – чем-то таким. Не сомневайтесь, был.

– Можете припомнить, когда он приехал?

– Сейчас… Кажется, в обед. Официантка должна помнить. Бет, дорогуша, – крикнул он в боковую дверь, – мистер Граймторп обедал у нас в среду, тринадцатого октября? Это был тот день, когда в Риддлсдейле произошло убийство.

– Граймторп из «Норы Грайдера»? – переспросила работница, сочная йоркширская девица. – Да. Поел и снова пошел спать. Я ничего не путаю – он за все дал мне чаевые два пенса.

– Чудовищно! – возмутился лорд Питер. – Послушайте, мисс Элизабет, вы уверены, что это было тринадцатого? Видите ли, я поспорил по этому поводу с приятелем и не хочу, чтобы мои деньги пропали. Вы точно помните, что он ночевал со среды на четверг? Я утверждал, что с четверга на пятницу.

– Нет, сэр, со среды на четверг. Я слышала, как на следующий день люди говорили в баре про убийство.

– Похоже на правду. А что говорил насчет него сам Граймторп?

– Тут и спрашивать нечего, – ответила девушка. – Все заметили, как он странно себя вел. Побелел, как лист бумаги, смотрел то на одну руку, то на другую, сбил волосы на лоб – совсем обезумел. Мы решили, что перебрал. Он вообще чаще пьяный, чем трезвый. За пять сотен фунтов не вышла бы за него замуж!

– Вам достанется гораздо лучшая доля. Да… спор я, судя по всему, проиграл. Кстати, когда мистер Граймторп пошел спать?

– Ближе к двум утра, – девушка покачала головой. – Дверь на улицу была заперта, и Джему пришлось спуститься и ему открыть.

– Вот как? – воскликнул Питер. – Тогда я могу попробовать сыграть на формальностях. Ведь два ночи – это уже не среда, а ближе к четвергу. Правильно, мистер Уотчет? Большое спасибо. Это все, что я хотел узнать.

Бет улыбнулась и, удивляясь щедрости странного джентльмена, такой отличной от скупердяйства Граймторпа, ушла. Питер поднялся.

– Чрезвычайно вам обязан, мистер Уотчет, – сказал он. – Теперь перемолвлюсь словом с Джемом. А вы никому ничего не рассказывайте.

– Буду нем как могила. Удачи, милорд.

Джем подтвердил слова Бет: пьяный, заляпанный грязью Граймторп пришел без десяти два четырнадцатого октября. Пробормотал, что наткнулся на какого-то Ватсона.

Затем поговорили с конюхом. Тот считал, что никто бы не сумел вывести ночью без его ведома лошадь. Ватсона он знал. Тот работал развозчиком и жил на Уиндоу-стрит. Лорд Питер отблагодарил информатора за сведения и отправился по указанному адресу.

Но рассказ о его поисках получился бы утомительным. В четверть первого он встретился с Бантером у памятника «Мерива».

– Есть успехи?

– Кое-что добыл, милорд, и должным образом записал. Расходы на пиво на себя и свидетелей составили семь шиллингов два пенни.

Лорд Питер, не говоря ни слова, выдал указанную сумму, и они направились в «Розу и корону». Там, потребовав отдельный кабинет и заказав обед, принялись составлять расписание.

ПЕРЕДВИЖЕНИЯ ГРАЙМТОРПА

Со среды 13 октября на четверг 14 октября

13 октября

12:30 – Прибытие в «Розу и корону».

13:00 – Обед.

15:00 – Заказывает два бура у человека по фамилии Гуч на Триммер-лейн.

16:30 – Выпивает с Гучем, чтобы закрепить сделку.

17:00 – Заглянул в дом развозчика Джона Ватсона сказать, чтобы тот доставил ему корм для собак. Того дома не оказалось. Жена Ватсона сказала, что муж будет к вечеру. Г. пообещал, что еще вернется.

17:30 – Зашел к бакалейщику Марку Долби пожаловаться на качество консервированной лососины.

17:45 – Зашел к оптику Хьюитту заплатить по счету за очки и поспорить по поводу суммы.

18:00 – Выпивает с Седекией Боуном в «Мосте и бутылке».

18:45 – Снова зашел к миссис Ватсон. Сам Ватсон еще не вернулся.

19:00 – Констебль Z15 видел, как Г. выпивал с несколькими людьми в «Свинье и свистке». Слышали, как он грозил какому-то неизвестному.

19:20 – Замечен, когда покидал «Свинью и свисток» с двумя (пока неустановленными) мужчинами.

14 октября

01:15 – Промокший, раздраженный и не совсем трезвый встречен Ватсоном примерно в миле отсюда на дороге из Риддлсдейла.

01:45 – Повар Джеймс Джонсон впускает Г. в «Розу и корону».

09:00 – К нему заглядывает Элизабет Доббин.

09:30 – В баре «Розы и короны». Слышит об убийстве в Риддлсдейле. Ведет себя подозрительно.

10:15 – Получает по чеку в «Банке Ллойда» 129 фунтов 17 шиллингов 8 пенни.

10:30 – Расплачивается с Гучем за буры.

11:05 – Покидает «Розу и корону» и отправляется в «Нору Грайдера».

Лорд Питер несколько минут вглядывался в лист, затем указал пальцем в большой разрыв в шесть часов после девятнадцати двадцати.

– Как далеко отсюда до Риддлсдейла, Бантер?

– Примерно тринадцать с тремя четвертями миль, милорд.

– Выстрел слышали в двадцать три пятьдесят. Пешком не успеть. Ватсон объяснил, почему приехал домой только к двум утра?

– Да, милорд. Он говорит, что рассчитывал вернуться примерно к одиннадцати вечера, но его лошадь между Кингс-Фентоном и Риддлсдейлом потеряла подкову. Пришлось три с половиной мили аккуратно вести ее в Риддлсдейл, где он оказался около десяти, и стучаться к кузнецу. До закрытия просидел в трактире «Господь во славе», зашел к приятелю, где выпили еще. В двенадцать сорок отправился домой и примерно в миле отсюда на перекрестке встретил Граймторпа.

– Подробностей достаточно. Кузнец и приятель должны подтвердить. Нам только надо найти этих людей в «Свинье и свистке».

– Да, милорд. Попробую после обеда.

Обед оказался хорошим, но похоже, на этом удача сегодня их покинула: к трем часам людей не обнаружили, и след начал остывать.

Но в расследование внес свой вклад грум Уилкис. В обед он встретил человека из Кингс-Фентона, и они, естественно, заговорили о таинственном убийстве в Риддлсдейл-лодже. Знакомый сказал, что знает живущего в домике на холме Фелл старика, и тот видел, как в ночь убийства через Уэммелинг-Фелл шел какой-то мужчина.

– Меня вдруг осенило, уж не его ли светлость герцог Денверский, – пояснил Уилкис.

Знакомого старика, как выяснилось, зовут Грут, и Уилкис может запросто показать лорду Питеру и Бантеру начало тропы, которая ведет к его домику.

Прислушивался бы Питер к совету брата и уделял бы больше внимания английским видам спорта, чем инкунабулам и преступности в Лондоне, или вырос бы Бантер на болотах, а не в кентской деревне, или не пыжился бы Уилкис (а ведь он по рождению и воспитанию йоркширец, поэтому должен был бы вести себя по-другому) от сознания собственной значимости, подсказав зацепку, или обладали бы все трое здравым смыслом – это абсурдное предложение никогда бы не прозвучало и его бы не попытались реализовать ноябрьским днем в Северном Райдинге. Но Питер и Бантер, оставив двуколку без десяти четыре у начала болотной тропы и отпустив Уилкиса, принялись упорно подниматься к крошечному домику на краю холма.

Старик оказался абсолютно глух и за полчаса допроса не сильно пролил свет на обстоятельства дела. Октябрьской ночью – он считал, что это именно ночь убийства – он сидел у разведенного из торфа огня, когда, как он полагал, около полуночи из темноты вынырнул высокий мужчина. По разговору южанин, он сказал, что заблудился на болотах. Старик Грут подошел к двери и показал на дорогу к Риддлсдейлу. Незакомец, вложив ему в ладонь шиллинг, исчез. Как он точно был одет, старик сказать не смог – только заметил на голове мягкую шляпу, плащ и вроде бы бриджи. Впоследствии он убедил себя, что это была действительно ночь убийства: переварил все в мозгу и решил, что незнакомец мог быть каким-либо молодым джентльменом из Лоджа – возможно, самим герцогом. Пришел к такому выводу в результате долгих раздумий, но дальше не продвинулся, не зная, куда и к кому обратиться.

Удовлетворившись тем, что получили, Питер и Бантер дали Груту полкроны и где-то после пяти часов вечера вышли на болота.

– Вот что, Бантер, – начал в сумерках герцог, – я аб-со-лют-но уверен, что разгадка всей этой истории находится в «Норе Грайдера».

– Вполне возможно, милорд.

Питер показал пальцем на юго-восток.

– «Нора Грайдера» там. Пойдемте.

– Очень хорошо, милорд.

Два лондонских простака, они решительными шагами направились по болотной тропе в сторону «Норы Грайдера», не замечая тихо наползавшей на них с одинокого холма в ноябрьских сумерках белой угрозы.

– Бантер!

– Я здесь, милорд.

Голос раздался где-то рядом.

– Слава богу, а то я уж решил, что вы вовсе исчезли. Уж это точно надо было предусмотреть.

– Да, милорд.

Белое марево накрыло их сзади одним броском, плотное, холодное, удушающее, отделяя друг от друга, хотя расстояние между ними было всего ярд или два.

– Я идиот, Бантер, – признался Питер.

– Вовсе нет, милорд.

– Не отходите далеко и не молчите, продолжайте говорить.

– Ладно, милорд.

Питер пошарил наугад справа и схватил компаньона за рукав.

– Что же нам теперь делать?

– Не могу сказать, никогда в такое не попадал. У этого… э-э-э… явления есть какая-нибудь особенность?

– Что бы какая-то постоянная – не думаю. Иногда движется, иногда днями стоит на месте. Переждем ночь – может, на рассвете рассеется.

– Хорошо, сэр. Только, к сожалению, сыровато.

– Сыровато – это вы правильно заметили, – согласился, усмехнувшись, его светлость.

Бантер чихнул и вежливо извинился.

– Если мы будем двигаться на юго-восток, то непременно попадем к «Норе Грайдера», – продолжал Питер. – Нас придется пустить на ночь или предоставить сопровождающего. У меня в кармане фонарь, а пойдем мы по компасу. О черт!

– Что такое, милорд?

– У меня не та палка – без компаса. Проклятье! Мы попались!

– Разве нельзя все время идти вниз по склону, милорд?

Питер задумался. Из того, что он читал или слышал, получалось, что в тумане все равно, как идти: вниз или вверх. Но человек прячется в собственном тщеславии – ему трудно поверить в свою беспомощность. Холод пробирал до костей.

– Можно попробовать, – ответил он вяло.

– Говорят, что в тумане люди ходят кругами. – Бантер запоздало оробел.

– Только не на склоне, – возразил лорд Питер, начиная из чистого упрямства смелеть.

Бантер такого не испытывал, поэтому был неважным советчиком.

– Хуже, чем есть, не будет, – заключил господин. – Пойдемте. И будем все время кричать.

Он взял Бантера за руку, и они осторожно двинулись в стылую гущу тумана.

Сколько длился этот кошмар, ни один из них сказать не мог. Мир вокруг померк. Их пугали собственные голоса, но когда они замолкали, тишина страшила еще сильнее. Они натыкались на заросли густого вереска. Удивительно, насколько небольшие неровности почвы кажутся непреодолимыми лишенному зрения человеку. Они уже весьма слабо понимали, поднимаются или спускаются, дрожали от холода, но от страха и напряжения по лицам стекал пот.

Внезапно, как показалось – прямо впереди и всего в нескольких ярдах, взметнулся к небу жуткий протяжный крик, затем еще и еще.

– Господи, что это?

– Лошадь, милорд.

– Ну конечно. – Они помнили такие лошадиные вопли. Неподалеку от Попринджа как-то горела конюшня…

– Бедняга! – Питер невольно подался в сторону звука и выпустил руку Бантера.

– Назад, милорд! – в ужасе воскликнул тот, а затем его пронзило внезапное понимание. – Ни шагу больше, милорд! Там болото!

Резкий крик в кромешной темноте был ему ответом.

– Стойте, не подходите ближе! Меня затягивает.

И следом ужасный чавкающий звук.