Текст книги "Под грузом улик. Неестественная смерть"

Глава 9
Гойлс

– …а мораль отсюда такова… – сказала Герцогиня.

Л. Кэрролл.

Приключения Алисы в Стране чудес

Компания из четырех человек собралась в квартире лорда Питера то ли к позднему завтраку, то ли к раннему ланчу. Самым неунывающим из всех, несмотря на дергающее плечо и головную боль, был, несомненно, сам Уимзи. Он возлежал на диване, обложенный подушками, и пировал чаем с тостом. Домой его привезла скорая помощь, и он немедленно погрузился в целительный сон, а в девять проснулся бодрым и с ясным разумом. В результате Паркер, в спешке оторванный от завтрака и отягощенный вчерашней информацией, был отправлен в Скотленд-Ярд, где ему предстояло привести в действие механизм по отлову негодяя, напавшего на лорда Питера. «Только не говори, что он в меня стрелял, – попросил его светлость. – Скажи, что его необходимо задержать в связи с риддлсдейлским делом. Этого довольно». В одиннадцать Паркер вернулся мрачный и голодный. Он съел холодный омлет, запив его бокалом кларета.

Леди Мэри Уимзи, ссутулившись, сидела у окна. Ее коротко подстриженные золотистые волосы в лучах бледного осеннего солнца создавали легкий ореол света вокруг головы. До этого она пыталась позавтракать и теперь смотрела на Пикадилли. С утра Мэри появилась в халате лорда Питера, но теперь была в саржевой юбке и желтовато-зеленом джемпере, который привезла ей четвертая участница встречи, сосредоточенно поедающая гриль-ассорти и на пару с Паркером поглощающая содержимое графина.

Это была оживленная пожилая дама, довольно плотная, невысокого роста, с блестящими, по-птичьи темными глазами и красиво уложенными седыми волосами. По этой женщине никто бы не сказал, что она только что из долгой поездки: самая собранная из четверых, она все же не скрывала раздражения и говорила долгими тирадами. Это была вдовствующая герцогиня Денверская.

– Как же поспешно ты сорвалась вчера вечером – прямо до ужина – очень неудобно и беспокойно: бедной Хелен кусок не лез в горло, что ее чрезвычайно расстроило, а ведь она зареклась расстраиваться, каков бы ни был повод, не понимаю почему, ведь многие великие люди не чурались проявления чувств, я имею в виду не обязательно южан, но, как справедливо указывает мистер Честертон, например, Нельсон, который, разумеется, был англичанином, если не ирландцем или шотландцем, сейчас не помню, но точно жил в Соединенном Королевстве (если это название теперь что-нибудь значит; теперь говорят о каком-то Свободном государстве – смешное название, в голове сразу возникает Оранжевое свободное государство, а я уверена, им не хотелось бы этой путаницы, потому что сами они очень зеленые). Убежала, даже не взяв достойной одежды, и забрала машину, так что мне пришлось отправляться на норталлертонском в час пятнадцать – несуразное время для начала поездки – и такой убогий поезд, тащится до половины одиннадцатого. Уж если тебе приспичило в город, то почему таким бестолковым образом, без подготовки? Если бы ты сперва изучила расписание поездов, то увидела бы, что все равно придется полчаса стоять в Норталлертоне на шлагбауме, и хватило бы времени собрать чемодан – ведь намного приятней все делать с чувством, с толком, с расстановкой, даже глупости. Нелепо с твоей стороны так сюда лететь, стеснять мистера Паркера и утомлять своей болтовней, хотя, полагаю, ты ехала не к нему, а к Питеру. А ты, Питер, если шатаешься по всяким гнусным местам, где полно русских и принимающих себя всерьез сопливых социалистов, должен вести себя осторожнее, а не провоцировать их, гоняясь за ними, не распивать с ними кофе, не читать им нелепых стихов и не действовать всячески на нервы, как ты умеешь. И в любом случае, Мэри, это все зря. Я бы и сама рассказала Питеру, если он еще не знает, хотя, вероятно, знает.

Леди Мэри при этих словах посмотрела на Паркера, сильно побледнев, и тот ответил скорее ей, чем вдовствующей герцогине:

– Нет. Мы с Питером еще не успели что-либо обсудить.

– Это добило бы мои расшатанные нервы и обрушило лихорадку на мою раненую голову, – дружелюбно подтвердил пострадавший джентльмен. – Ты чуткая душа, Чарлз. Не представляю, что бы я без тебя делал. Очень жаль, что мерзкий старьевщик не поворачивался быстрее и не успел внести свой товар в помещение. На том каркасе кровати был миллион шишек. Я понимал, на что лечу, но не мог себя остановить. Хотя что такое, в сущности, старая кровать? Великий детектив, пусть и был сначала оглушен и потрясен грубым обращением вооруженных мясорубками пятнадцати убийц в масках, вскоре, благодаря крепкой конституции и здоровому образу жизни, пришел в себя. Несмотря на жестокое отравление газом, выжил в подземелье и… что там? Телеграмма? Спасибо, Бантер.

Лорд Питер, судя по тому, как подергивались уголки его широких губ, видимо, получал от текста большое внутреннее удовлетворение. Листок он с довольным вздохом убрал в маленькую записную книжку и велел Бантеру унести поднос с завтраком и обновить на лбу прохладный компресс. Когда все было исполнено, он растянулся среди подушек и со злорадным выражением лица спросил у Паркера:

– Как провели с Мэри вчерашний вечер? Полли, ты призналась ему в убийстве?

Ничто не вызывает такого раздражения, как ситуация, когда, собираясь поделиться с человеком трагической новостью, вдруг узнаешь, что он уже в курсе всего и не придает происшедшему должного значения. Паркер внезапно вышел из себя, вскочил на ноги и без всякого смысла выкрикнул:

– О, это совершенно невыносимо! Он безнадежно неисправим!

Леди Мэри покинула свое место у окна.

– Да, призналась, – сказала она. – Это правда. Твое драгоценное расследование, Питер, подошло к концу.

В разговор, нимало не колеблясь, вмешалась вдовствующая герцогиня:

– Дорогая, ты должна позволить брату судить о его делах самому.

– Я не отрицаю и права Полли на это, – заметил Питер. – Надеюсь, у нее такое есть. Даже уверен. Но мы поймали этого парня и теперь все узнаем.

Мэри охнула и, крепко сцепив руки, сделала шаг вперед. У Паркера, наблюдавшего, как мужественно она принимает надвигающуюся катастрофу, заныло сердце. Его профессиональная натура пришла в замешательство, но человеческая всячески поддерживала изящное сопротивление женщины.

– Кого задержали? – спросил он не своим голосом.

– Гойлса, – беззаботно ответил Уимзи. – Необычайно быстрая работа. Но поскольку он не нашел ничего лучшего, как сесть на согласованный с расписанием паромов поезд до порта Фолкстон, она не вызвала трудностей.

– Неправда! – воскликнула Мэри и топнула ногой. – Ложь! Его там не было. Дэниса убила я!

«Прекрасна, – подумал Паркер. – Она прекрасна. Чертов Гойлс, что же он сделал, чтобы заслужить такую женщину?»

– Мэри, не дури! – возмутился его светлость.

– Да, – проговорила ровным голосом вдовствующая герцогиня. – Питер, я собиралась тебя попросить насчет этого Гойлса – кстати, какая же ужасная фамилия, Мэри, достаточно одного этого, дорогая, даже если против него нет ничего иного, а ведь он еще подписывается Гео Гойлс». Представляете, мистер Паркер, «Гео» это вместо «Георга», «Джорджа»; мне всегда казалось, что написано «Горгулья». Я уже почти написала тебе, Питер, дорогой, чтобы спросить, не можешь ли ты встретиться с ним в городе, потому что мне кое-что пришло на ум, когда я думала про эту ипекакуану, и я почувствовала, что дело нечисто и он как-то с этим связан.

– Да, – усмехнулся Питер. – Тебя всегда от него слегка воротило.

– Как ты можешь, Уимзи! – осуждающе проворчал Паркер, не спуская с Мэри глаз.

– Не обращайте внимания, – проговорила та. – А ты, Питер, если уж не способен вести себя как джентльмен…

– Пропади все пропадом! – возмутился раненый. – Некий человек без всякого повода с моей стороны всаживает мне пулю в плечо, ломает ключицу, валит вперед головой на каркас кровати с острыми шишками, а затем удирает с места преступления. Когда же я, выражаясь мягким парламентским языком, утверждаю, что от него может воротить, моя родная сестра говорит, что я не джентльмен. Взгляни на меня! В собственном доме сижу с жуткой головной болью и не могу ничего съесть, кроме тоста с чаем, пока вы уплетаете гриль-ассорти с омлетом и все это запиваете марочным кларетом.

– Не возмущайся, глупый мальчишка! – шикнула вдовствующая герцогиня. – Самое время тебе полечиться. Мистер Паркер, будьте добры, позвоните в колокольчик.

Детектив молча подчинился. Мэри подошла и посмотрела на брата.

– Питер, почему ты сказал, что это сделал он?

– Что сделал?

– Стрелял… в тебя. – Слова прозвучали не громче шепота.

Напряженную атмосферу разрядил приход Бантера с лекарством. Лорд Питер выпил порцию и передвинул подушки так, чтобы ему измерили температуру, сосчитали пульс, могли спросить, не съест ли он на завтрак яйцо, и зажгли сигарету. Бантер удалился, а оставшиеся удобнее расселись и почувствовали себя спокойнее.

– Так вот, девочка, – начал Питер, – для начала прекрати хлюпать носом. Вчера вечером я в твоем Советском клубе случайно наткнулся на этого Гойлса. Попросил мисс Тарант нас познакомить. Но как только Гойлс услышал мое имя, сразу сделал ноги. Я рванул следом, имея в виду лишь перемолвиться с ним, но этот идиот спрятался за углом Ньюпорт-Корт, пальнул в меня и удрал. Поведение тупого осла. Я же знал, кто он таков. Его не могли не поймать.

– Питер… – начала Мэри мертвенным голосом.

– Послушай, Полли, – перебил ее брат. – Я думал о тебе. Честно. Не настаивал на том, чтобы его арестовали. Не выдвигал никаких обвинений. Я правильно говорю, Паркер? Что ты сегодня утром велел людям в Скотленд-Ярде?

– Задержать его для опроса в качестве свидетеля по риддлсдейлскому делу, – с расстановкой ответил детектив.

– Он ничего не знает, – упрямо заявила Мэри. – Его и близко там не было. В этом он невиновен.

– Ты так считаешь? – серьезно спросил Питер. – Если ты считаешь, что он невиновен, зачем городить ложь, пытаясь его обелить? Так не пойдет, Мэри. Ты знаешь, что он там был и что он виновен.

– Нет!

– Да! – Сестра отпрянула, но Питер схватил ее своими сильными руками. – Мэри, ты понимаешь, что творишь? Ты лжесвидетельствуешь и ставишь под угрозу жизнь Джеральда, чтобы уберечь от правосудия человека, которого подозреваешь в убийстве своего любовника и который пытался убить меня!

– О! – не выдержал муки Паркер. – Этот допрос совершенно не по правилам!

– Не обращай внимания, – бросил Уимзи. – Мэри, ты действительно полагаешь, что поступаешь правильно?

Она минуту или две беспомощно смотрела на брата. Глаз Питера умоляюще глядел из-под повязки. Ее лицо разгладилось, упрямое выражение исчезло.

– Я скажу правду.

– Умничка. – Питер протянул руку. – Извини, девочка. Я понимаю: тебе нравится этот тип, – и мы глубоко ценим твой выбор, но теперь вперед. А ты, Паркер, фиксируй.

– С Джорджем все началось несколько лет назад. Ты, Питер, был тогда на фронте, но, я полагаю, тебе все рассказали и преподнесли в самом худшем свете.

– Я бы так не сказала, дорогая, – прервала дочь вдовствующая герцогиня. – Кажется, я писала Питеру, что мы с твоим братом не вполне довольны тем, что нашли в твоем молодом человеке, – не так уж много и писала, если ты помнишь, дорогой. Он заявился в выходные без приглашения, когда в доме было полно гостей, и не заботился ни о чьем удобстве, кроме собственного. Добавлю, был беспричинно груб со старым лордом Маунтуизлом.

– Просто говорил то, что думал, – объяснила Мэри. – Милейший Маунтуизл не понимает, что современное поколение научилось обсуждать со старшими проблемы, а не просто лебезить перед ними. Когда Джордж высказал свое мнение, лорд решил, что ему дерзят.

– Если отрицают все, что человек говорит, для непосвященных это выглядит именно как дерзость, – возразила мать. – Насколько помню, я написала Питеру, что манеры мистера Гойлса лишены лоска и что ему не хватает независимости суждений.

– Не хватает независимости суждений? – изумленно повторила Мэри.

– Я так посчитала, дорогая. Живую мысль в слова облечь уметь… Кто это сказал? Папа римский или кто-то другой? Но в наши дни, чем скуднее выражаешься, тем более глубоким тебя почитают. Хотя и это не новость. Вот как у Браунинга и этих заумных метафизиков, когда не знаешь, что они имеют в виду: то ли свою любовницу, то ли традиционную церковь, – все так по-новобрачному, по-библейски, не говоря уже о душке святом Августине – я имею в виду человека-гиппо, а не того, что занимался здесь миссионерством, хотя и тот хорош; в те дни не было ежегодных благотворительных распродаж рукоделия и чая в церковных приходах, поэтому теперь мы понимаем под миссионерством нечто иное; он-то все об этом знал – ты же помнишь про мандрагору, или это такая штука, для которой требуется большая черная собака? «Манихей» – вот нужное слово. Его так звали? Фауст? Или я путаю со стариком из оперы?

– Как бы то ни было, – продолжала Мэри, не пытаясь остановить поток сознания герцогини, – Джордж единственный, кто был мне дорог. Он и сейчас мне дорог. Просто все это казалось таким безнадежным… Да, мама, возможно, ты о нем сказала не много, зато Джеральд наговорил много – с три короба ужасов.

– Сказал что думал, – кивнула герцогиня. – Как водится у нынешнего поколения. Хотя непосвященным может показаться грубым.

Питер усмехнулся, но Мэри, не обратив внимания, продолжала:

– У Джорджа просто не было денег. Все, что имел, он, так или иначе, пожертвовал лейбористской партии, а работу в министерстве информации потерял – там сочли, что он слишком сочувствует иностранным социалистам. Чудовищная несправедливость. А Джеральд, полагавший, что такая обуза ему не нужна, пришел в ярость и пригрозил, что вовсе лишит меня средств, если я не прогоню Джорджа. Я прогнала, но это никак не повлияло на наши чувства. Мама вела себя чуть более порядочно – пообещала нам помочь, если Джордж получит работу. На это я ответила, что, если Джордж получит работу, помощь нам не потребуется.

– Но, дорогая, я ведь могла обидеть мистера Гойлса, предложив существовать на деньги тещи, – сказала герцогиня.

– Почему же? – ответила Мэри. – Джордж не верит в старорежимные понятия о собственности. К тому же, если бы ты дала мне деньги, они бы стали моими. Мы верим в равенство мужчин и женщин. Почему кормильцами семьи одни должны быть больше, чем другие?

– Не представляю, дорогая. Но не могу вообразить, чтобы бедный мистер Гойлс стал жить на незаработанный доход, если он не верит в наследуемую собственность.

– Ложный довод, – неопределенно заметила Мэри и тут же поспешно добавила: – Как бы то ни было, дальше произошло вот что. После войны Джордж заявил, что отправляется в Германию изучать социализм и вопросы лейборизма. Наши отношения зашли в тупик и, когда объявился Дэнис Кэткарт, я сказала, что выйду за него замуж.

– Почему? – спросил Питер. – Я всегда считал, что он совершенно тебе не подходит. Тори, вхожий в дипломатические круги. Заскорузлый сыч. Не представляю, что у вас общего.

– Ничего. Зато ему было плевать на мои убеждения. Я заставила его пообещать, что он не станет донимать меня своими дипломатами и прочими гостями, он согласился, и я получила свободу с условием, что не скомпрометирую его. Мы собирались жить в Париже – каждый на свой лад, не вмешиваясь в дела другого. Все-таки лучше, чем, оставшись здесь, выйти замуж за человека из нашего окружения: открывать благотворительные распродажи, смотреть поло и встречаться с принцем Уэльским. Я согласилась выйти замуж за Дэниса, потому что он был мне безразличен, как, несомненно, и я ему. Мы бы просто не касались друг друга. А я хотела именно того, чтобы меня оставили в покое!

– Джерри больше не грозил лишить тебя средств? – спросил Питер.

– Нет. Он сказал, что Дэнис далеко не завидная партия – ах, зачем он выразился так вульгарно на безвкусный ранневикторианский манер, – но после Джорджа надо благодарить звезды, что не вышло хуже.

– Пометь, Чарлз, – попросил Уимзи.

– Поначалу все шло как будто хорошо, но затем мое положение стало меня все сильнее угнетать. Меня что-то тревожило в Дэнисе. Он был невероятно сдержан. Да, я хотела, чтобы меня оставили в покое, но это было нечто сверхъестественное. Он держался корректно. Даже когда приходил в ярость или его обуревала страсть, что случалось нечасто. Невероятно! Как персонаж из старых французских романов. Понимаешь, Питер, устрашающе горячая натура, но совершенно безликая.

– Чарлз, слышал? – спросил лорд Питер.

– Мм?

– Это важно. Понимаешь значение?

– Нет.

– Неважно. Продолжай, Полли.

– У тебя от меня не разболелась голова?

– Чертовски. Но мне по душе. Продолжай. Я не взращиваю росток лилии влагой страдания и росой лихорадки, ничего подобного. Я в восторге. То, что ты сказала, объясняет больше, чем все, что я накопал за неделю.

– Правда? – На лице Мэри не осталось следов враждебности. – Я думала, ты не поймешь эту часть моей истории.

– Господи, почему? – удивился Питер.

Мэри покачала головой.

– Мы с Джорджем все время переписывались, и вдруг в начале этого месяца он мне сообщил, что возвращается из Германии и получает работу в «Тандерклап» – еженедельнике социалистов с начальным жалованьем четыре фунта в неделю. Он спрашивал, не брошу ли я своих капиталистов, и все такое, не перееду ли к нему, чтобы стать честной трудовой женщиной. Он мог подыскать мне секретарскую работу в газете. Я бы печатала для него на машинке и помогала компоновать статьи. Мы бы зарабатывали шесть-семь фунтов, чего, как он считал, с лихвой бы хватало на жизнь. Я же с каждым днем все больше боялась Дэниса. И согласилась. Но понимала, что разразится гигантский скандал с Джеральдом. И стыдилась: помолвка с Дэнисом была объявлена, пошли бы жуткие сплетни, меня бы стали отговаривать. И Дэнис мог бы сильно навредить Джорджу – он такой человек. Поэтому мы решили, что лучше убежать, вступить в брак и тем самым спастись от споров.

– Разумно, – кивнул Питер. – И хорошо бы смотрелось в газетах. Представьте заголовок: «Дочь пэра выходит замуж за социалиста. Романтическое бегство в мотоциклетной коляске. Ее светлость утверждает, что шесть фунтов – это много».

– Свинья! – вспыхнула леди Мэри.

– Спасибо, принимаю. Итак, романтический Гойлс собирался похитить тебя из Риддлсдейла. Кстати, почему из Риддлсдейла? Было бы намного проще из Лондона или Денвера.

– Нет. Во-первых, у Джорджа были на Севере дела. В городе его все знают – это во-вторых. И мы в любом случае не хотели ждать.

– А еще пропал бы ореол юного Лохинвара. Но почему в такой несусветный час – три ночи?

– Вечером в среду у Джорджа было назначено собрание в Норталлертоне. Оттуда он поехал за мной: мы должны были отправиться в город и вступить там в брак по специальному разрешению. Времени было довольно – Джорджа ждали на работе только на следующий день.

– Понятно, – кивнул брат. – Теперь продолжу я, а ты меня поправь, если ошибусь. Ты поднялась к себе в среду вечером, в девять тридцать, собрала чемодан и решила нацарапать что-нибудь вроде письма, чтобы успокоить горюющих друзей и родственников.

– Я написала. Но…

– Разумеется. Затем легла в постель или, по крайней мере, не раздеваясь, прилегла.

– И, как оказалось, правильно поступила.

– Согласен. Утром не пришлось тратить много времени, чтобы привести кровать в правдоподобный вид. А нам полагалось заключить, что все выглядит естественно. Кстати, Паркер, когда вчера вечером Мэри каялась в грехах, ты делал пометки?

– Да. Только сможешь ли ты разобрать мою скоропись?

– Безусловно. Мятая постель опровергает твою историю, что ты вообще не ложилась. Так?

– А я решила, что сочинила отличную историю!

– Нужна практика, – добродушно заметил брат. – В следующий раз получится лучше. Только учти: трудно долго плести безукоризненную ложь. Кстати, слышала ли ты сама, как Джеральд вышел в одиннадцать тридцать, о чем свидетельствовал Петтигрю-Робинсон (черт бы побрал его уши!)?

– Я как будто слышала какое-то движение, но не сильно об этом задумывалась, – ответила Мэри.

– И правильно. Я если слышу, что люди перемещаются ночью по дому, по своей деликатности вообще об этом не задумываюсь.

– Характерно для Англии, – вмешалась герцогиня. – Здесь это считается некорректным. Говорю для Питера, который везде, где можно, применяет континентальный подход. Услышал что-то в тишине – не упоминай, как разумно поступал в детстве. Ты был очень наблюдательным мальчиком, дорогой.

– И до сих пор остался, – улыбнулась Мэри с удивительным дружелюбием.

– Дурные привычки умирают трудно, – ответил Уимзи. – Продолжим. В три часа ты спустилась встретиться с Гойлсом. Зачем ему понадобилось приближаться к дому? Было бы безопаснее назначить свидание на аллее.

– Я бы не смогла выйти из ворот, не разбудив Хардро. Следовательно, требовалось где-нибудь перебраться через ограду. Я бы справилась сама, если бы не тяжелый чемодан. Так как Джорджу все равно пришлось бы перелезать, мы решили, что будет удобней, если он подойдет помочь мне нести чемодан. Ну и к тому же у двери в оранжерею мы не смогли бы разминуться. Я послала ему маленький план тропы.

– Гойлс был там, когда ты спустилась?

– Нет. По крайней мере, я его не заметила. Там лежало тело бедняги Дэниса, и над ним склонялся Джеральд. Моей первой мыслью было, что он убил Джорджа, поэтому я воскликнула: «Ты его убил!» (Питер посмотрел на Паркера и кивнул.) Затем Джеральд перевернул труп, и я увидела, что это Дэнис. И в тот же миг услышала что-то вдалеке в кустах – вроде бы трещали ветки. Тут до меня дошло: а где же Джордж? И я все ясно поняла: Дэнис наткнулся на поджидавшего у оранжереи Джорджа и напал на него. Я в этом не усомнилась: должен был напасть, – наверное, принял за грабителя. Или узнал и решил прогнать. И в драке Джордж его застрелил. Ужасно!

Питер похлопал сестру по плечу:

– Бедная девочка.

– Я не знала, что делать, – продолжала Мэри. – Времени было в обрез. Главное, чтобы никто не заподозрил, что там был посторонний. Пришлось быстро придумывать причину, почему я оказалась там сама. Для начала я спрятала чемодан за цветы. Джерри занимался трупом и не заметил: вы его знаете – никогда ничего не замечает, если не подсунуть под нос, – но я не сомневалась: если стреляли, Фредди и Марчбэнксы слышали. И сделав вид, что тоже слышала, ринулась на поиски грабителей. Неубедительная версия, но ничего лучше придумать не получилось. Джерри послал меня разбудить дом, и я, пока шла к лестнице, сочинила историю. И гордилась собой, потому что не забыла чемодан!

– Запихнула его в сундук, – подсказал Питер.

– Я ужасно испугалась, когда увидела, что ты его открыл.

– А я испытал потрясение, когда обнаружил внутри белый песок.

– Белый песок?

– Из оранжереи.

– Боже милостивый, – пробормотала Мэри.

– Продолжаем. Ты постучала к Фредди и Петтигрю-Робинсонам, а затем заперлась у себя, чтобы уничтожить прощальное письмо и снять одежду.

– Да. Возможно, проделала это не очень естественно, но боялась, что мне не поверят, если увидят, что я отправилась на охоту за грабителем в полном комплекте шелкового нижнего белья и аккуратно завязанном галстуке с золотой заколкой.

– Понимаю твои трудности.

– Все прошло хорошо, поскольку люди решили, что я хотела сбежать от миссис Петтигрю-Робинсон, кроме, разумеется, самой миссис П.

– Даже Паркер поверил, – подтвердил брат. – Так, старина?

– Так, так, – мрачно кивнул тот.

– Я совершила роковую ошибку по поводу того выстрела, – заключила леди Мэри. – Расписала в деталях, а потом выяснилось, что выстрела никто не слышал. А потом выяснилось, что все произошло в кустах и время было не то. На расследовании мне пришлось придерживаться моей версии – становилось все хуже и хуже, – а потом обвинили Джеральда. В страшном сне такое бы не привиделось. Теперь я, конечно, понимаю, каков результат моих убогих показаний.

– Отсюда рвотный корень, – предположил Питер.

– Я жутко запуталась, – призналась Мэри. – Решила: лучше вовсе замолчать, чтобы не усугублять ситуацию.

– Ты все еще считала, что это сделал Гойлс?

– Я… я не знала, что подумать. И теперь не знаю. Питер, кто мог еще это сделать?

– Скажу честно, дорогуша: если не он, то не представляю, кто еще.

– Он же убежал, – напомнила Мэри.

– Похоже, он неплохо проявляет себя в стрельбе и беге, – мрачно заметил лорд Питер.

– Если бы он не стрелял в тебя, я бы ни за что тебе не рассказала. Скорее бы умерла. Но революционные идеи и разговоры о красной России и пролитой в мятежах и восстании крови, я думаю, учат презрению к человеческой жизни.

– Мне кажется, дорогая, – вступила в разговор герцогиня, – что к собственной жизни мистер Гойлс презрения отнюдь не испытывает. Попытайся посмотреть правде в глаза. Выстрелить в человека и убежать – по нашим меркам, поступок отнюдь не героический.

– Я вот чего не понимаю, – перебил ее Уимзи. – Как револьвер Джеральда оказался в кустах?

– А мне хотелось бы знать вот что, – продолжала его мать, – был ли Дэнис в самом деле карточным шулером.

– Дэнис не дарил мне кота, – заявила Мэри. – Это выдумка.

– Но вы были с ним у ювелира на улице Де-ла-Пэ?

– Да. И провели там кучу времени. Дэнис подарил мне черепаховый гребень с бриллиантами. Но не кота.

– В таком случае мы должны отказаться от твоих вчерашних продуманных признаний, – сказал брат, просматривая с улыбкой заметки Паркера. – Неплохо, Полли. Совсем неплохо. У тебя талант к романтической литературе – я серьезно. Правда, кое-где нужно больше внимания уделять деталям. Ты не могла протащить по дорожке раненого до дома и не измазать кровью пальто. Кстати, Гойлс был знаком с Кэткартом?

– Насколько мне известно, нет.

– У нас с Паркером альтернативная теория, которая может обелить Гойлса от самой серьезной части обвинения. Скажи ей, старина, – это была твоя идея.

Детектив обрисовал теорию с вымогательством и самоубийством.

– Похоже на правду, – кивнула Мэри. – Но чисто теоретически. Джордж на это не способен. Ведь вымогательство – это очень гнусно.

– Что ж, – заключил Питер, – самое лучшее – пойти и повидаться с Гойлсом. Каков бы ни был ключ к загадкам ночи среды, он в его руках. Паркер, старина, мы близимся к концу погони.