Текст книги "Возвращение в Оксфорд"

Прекрасная школярка – мифы и реальность

С самого начала своего существования женские колледжи столкнулись с весьма скептическим, а порой и откровенно враждебным отношением со стороны “широкой общественности”. Многие газеты и журналы публиковали карикатуры и разного рода юмористические скетчи, изображающие ужасы женской учености. К примеру, сатирический журнал “Панч” в 1883 году напечатал изображение “магистерши искусств” со скорпионьим жалом, торчащим из-под академической мантии, а в 1888 году разразился целой серией картинок, на которых девушки-студентки отвлекают от занятий молодых людей. Интересно, что карикатуристы щедро награждали женщин мантиями и учеными званиями задолго до того, как университеты оказали им эту честь. Возможно, вид женщины в мантии казался художникам особенно гротескным.

В 1884 году знаменитые авторы комических опер Гилберт и Салливан написали пародию на уже упоминавшуюся поэму Теннисона под названием “Принцесса Ида” – бойкие арии, высмеивающие студенток, быстро приобрели популярность.

 
Открылся женский колледж! Какой безумный бред!
Зачем учить прелестниц тому, что им во вред?
 

Опасения скептиков были чрезвычайно противоречивы. Девушки станут “синими чулками”, утратят все свои женские качества и превратятся в неопрятные пугала. Девушки будут носить легкомысленные наряды и отвлекать студентов. Девушки никогда не выйдут замуж. Девушки станут выходить замуж за тьюторов. Они не смогут учиться, потому что не способны к наукам. Они вытеснят мужчин из всех сфер жизни. Громче всего звучал аргумент о противоестественности “смены ролей” – многие журналы печатали стихотворения и эссе, призывающие женщин оставаться женщинами.

Магистерша искусств.

“Панч”, 1883 г.

Почтенная мисс Вордсворт с ее светским лоском и величественная мисс Шоу-Лефевр, словно сошедшая с картины Гейнсборо, должны были, казалось, одним своим видом усмирить все опасения разом. И мисс Вордсворт, и мисс Шоу-Лефевр вводили своих воспитанниц в оксфордское светское общество – девушки поочередно посещали обеды и чаепития в сопровождении наставниц. Студенткам предписывалось соблюдать опрятность, но не одеваться слишком нарядно. Им надлежало иметь безукоризненные манеры, избегая как чрезмерной застенчивости, так и чрезмерной бойкости. И ни при каких условиях нельзя было привлекать к себе излишнее внимание окружающих. Известен случай, когда мисс Шоу-Лефевр попросила одну из студенток сменить шляпку. “Но ведь она мне к лицу!” – возразила та. “Даже слишком”, – был ответ.

Мисс Шоу-Лефевр удалось приручить даже такого убежденного врага женского образования, как Джон Рескин. Забыв свою неприязнь к “шляпкам”, он с удовольствием навещал Сомервиль и вел беседы с ректором, радуясь, что почтенный возраст позволяет ему “запросто приходить на чай и смотреть, как девочки играют в мяч”. Рескин преподнес колледжу несколько ценных подарков – собрание собственных сочинений (19 томов в синем сафьяне), картины, геологические образцы и сапфиры, которые позже были вправлены в колье и стали частью парадного облачения ректора.

Условия жизни в женских колледжах были не просто скромными, а прямо-таки спартанскими. Все первые студентки вспоминают сквозняки, отсутствие горячей воды, скудную пищу и строжайшие правила. В Сомервиле на семерых студенток приходилась одна ванная комната, которая одновременно служила спальней служанке (служанок с самого начала по оксфордскому обычаю называли “скаутами”). Девушки не имели права покидать колледж без разрешения, на занятия они ходили группами и непременно в сопровождении “дуэньи”. “Дуэньи” специально нанимались Ассоциацией за небольшую плату и невозмутимо вязали во время лекций. Иногда, впрочем, эту роль приходилось выполнять ректорам. Мисс Вордсворт имела обыкновение прерывать лектора вопросом или замечанием.

Девушкам категорически запрещалось общаться с мужчинами-студентами до и после лекций. Правило это соблюдалось до того свято, что одна из студенток, встречая возле лекционной аудитории друга детства, делала вид, что она с ним не знакома. Из этого правила, впрочем, случались исключения – одной из студенток было разрешено без сопровождения посещать лекции родного брата “ввиду ее несомненного внешнего сходства с лектором”, другая приходила без “дуэньи” на чай к Чарльзу Латвиджу Доджсону (он же знаменитый Льюис Кэрролл), поскольку таково было его категорическое требование.

И все-таки, при всех внешних ограничениях, девушки, приехавшие учиться в Оксфорд и Кембридж, наслаждались небывалой свободой. Прежде всего, у каждой из них появилась своя комната (позже Вирджиния Вулф назовет так свое эссе о женщинах и университетах). Конечно, собственная спальня была дома у многих девушек, но женская комната традиционно не считалась местом для уединенных занятий. Женщину в любой момент могли призвать к тем или иным домашним делам, покой библиотеки и кабинета был ведом лишь мужчинам. Здесь же одиночество, необходимое для сосредоточенной учебы, было их священным правом. Никто не считал их эгоистками за то, что они посвящали все свое время учебе, никто не говорил, что девушке вредно сидеть за книгами.

Помолвка студентки и дона.

Карикатура 1880 года.

Кроме того, им предоставили свободу общения – не светского и поверхностного, а интеллектуально насыщенного, с разговорами допоздна, спорами на философские темы, коллективным сочинением стихов и пьес. Здесь собрались девушки из разных слоев общества, которые никогда бы не встретились при других обстоятельствах (в Сомервиле, по очевидным причинам, социальный и национальный состав был особенно пестрым). И наконец, посещая лекции и занятия оксфордских профессоров, они оказались под влиянием лучших умов Англии.

В сущности, в конце XIX века жизнь оксфордских студенток гораздо больше, нежели жизнь студентов, напоминала тот строгий монашеский идеал, который был так дорог сердцу университетских консерваторов. Мужчины, живя в своих старинных колледжах, среди сокровищ архитектуры и живописи, уделяли много внимания комфорту и развлечениям, изысканной еде и отменным винам, в то время как женщины неустанно трудились в своих холодных кельях. Именно такую картину рисуют два забавных скетча, опубликованных в журнале “Мюррэйз” в 1888 году. В одном из них описан типичный день студента, в другом – студентки. Юноша просыпается поздно, пропускает лекции, проводит весь день на реке и в клубах, кутит с друзьями. Девушка встает ни свет ни заря, занимается целый день, прерываясь лишь для того, чтобы прогуляться или сходить на заседание литературного общества.

Вскоре студенток стали обвинять уже не в легкомыслии, а в занудстве и педантичности. “Большинство студенток – школьные училки в зародыше: они все понимают буквально, пишут подробнейшие конспекты лекций <…> не заботятся о своей внешности и возят сотни книг в плетеных корзинках на раме велосипеда”, – пишет поэт Джон Бетжемен. Правда, добавляет он, ходят слухи о веселых вечеринках с какао, но никто ничего не знает наверняка.

Вечеринка с какао. “Иллюстрейтед Лондон ньюс”, 1920 г.

Рис. Уилтона Уильямса.

Невидимки на марше

План основателей оксфордских женских колледжей удался в полной мере – десятилетиями они ухитрялись оставаться практически невидимыми, все это время продолжая неуклонно продвигаться вперед.

Будущий премьер-министр Гарольд Макмиллан, учившийся в Оксфорде в 1912–1914 годах, вспоминает: “Женщин не было. Это было совершенно мужское, монастырское сообщество. Мы знали, что где-то существуют женские колледжи, но для нас они не существовали”. Еще поразительней пассаж из “Возвращения в Брайдсхед” Ивлина Во: “И вот сюда, в строгий монашеский Оксфорд, на гребную неделю хлынула толпа представительниц женского пола числом в несколько сот человек, они щебетали и семенили по булыжнику мостовых и по ступеням старинных лестниц, осматривали красоты архитектуры и требовали развлечений…”[3]3
  Цит. по переводу И. Бернштейн.


[Закрыть] Действие происходит в 1923 году – женщины учатся в “монашеском Оксфорде” более сорока лет.

А тем временем жизнь женских колледжей, невидимая внешнему миру, шла своим чередом. Специальные экзамены для женщин, казавшиеся еще недавно великим достижением, вскоре себя изжили. Эмили Дэвис оказалась права: чтобы женское образование принимали всерьез, женщины должны были начать сдавать те же экзамены, что и мужчины. В Кембридже это произошло в 1881 году, а через два года оксфордская Ассоциация женского образования подала петицию о допуске женщин к экзаменам на степень бакалавра и получила решительный отказ. Звучали обычные доводы: женщины должны быть помощниками мужчин, а не их соперниками; они не выдержат напряжения; античная литература может оказать на них дурное влияние.

Гости. “Иллюстрейтед Лондон ньюс”,

1913 г. Рис. С. Бегга.

Однако женщины не опускали рук, вербовали сторонников, и второе голосование увенчалось успехом. Возможно, свою роль сыграло то, что у многих голосовавших были дочери. Это была серьезная победа – студентки Сомервиля долгое время отмечали годовщину голосования как один из главных праздников в году. Их радость разделяли не все. Настоятель Чичестерского собора Джон Бергон, читая проповедь в Нью-колледже, заявил присутствовавшим в часовне женщинам: “Низшими по отношению к нам Бог сотворил вас, и низшими вы останетесь до конца времен”. Паства встретила эти слова дружным смехом.

Своя комната. “Иллюстрейтед Лондон ньюс”,

1920 г. Рис. Уилтона Уильямса.

К концу XIX века в Оксфорде было уже пять женских учебных заведений. В 1886 году Элизабет Вордсворт, ректор Леди-Маргарет-Холла, получила наследство и основала колледж для девушек из бедных семей, назвав его Сент-Хью в честь своего отца. В 1897 году появился колледж Сент-Хильда, детище уже не раз упоминавшейся здесь Доротеи Бил. Кроме того, существовало Объединение приходящих студенток – девушек, которые жили на квартирах или у родственников и при этом посещали занятия. Эта организация, как и все колледжи, находилась под крылом Ассоциации женского образования. Впоследствии она была преобразована в колледж Сент-Энн.

Оксфордские студентки учились, сдавали экзамены на степень, многие получали высшие оценки. Однако официально женщины по-прежнему не имели никакого отношения к Оксфордскому университету – они не являлись его членами, не принимали участия в управлении, не получали ученых степеней. Несмотря на все свои труды и достижения, они все еще сидели на краешке стула.

Сомервиль: от пансиона к колледжу

Сомервиль с самого начала выделялся среди первых женских колледжей – прежде всего установкой на свободу вероисповедания и явным либерализмом. В этом смысле он больше всего напоминал Бэйлиол – не случайно Сэйерс сделала лорда Питера выпускником именно этого “старинного учреждения”.

Колледж был назван в честь уже упоминавшейся ученой дамы Мэри Сомервиль, причем наследники отдали в колледж ее библиотеку и разрешили взять их семейный герб.

Сомервиль не посрамил свою ученую покровительницу – он всегда был первым по академическим достижениям, больше других колледжей стремился к переменам, его питомицы славились свободомыслием, а иногда и дерзостью. Студенткам Сомервиля не запрещалось курить, они первыми стали играть в хоккей в укороченных юбках (да еще красных!), в то время как остальные благопристойно волочили по траве неудобные длинные подолы.

Герб Сомервиля.

В разные годы из Сомервиля вышло немало ярких личностей – премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, премьер-министр Индии Индира Ганди, лауреат Нобелевской премии по химии Дороти Ходжкин, писательница Айрис Мердок и многие, многие другие.

Сомервиль первым из всех женских заведений стал настоящим колледжем. В 1880-х годах речь все-таки шла скорее о пансионах, в которых не было ни научных сотрудников, ни преподавателей. Им неоткуда было взяться – женщин с официальным университетским образованием просто не существовало. Но ситуация стала меняться, когда появились первые выпускницы. Мисс Шоу-Лефевр ушла со своего поста в 1889 году. Она всегда старалась создать в колледже домашнюю, семейную обстановку и сравнивала женский колледж с деревенской усадьбой, куда съехались гостить друзья: каждый может проводить время в одиночестве или присоединяться к коллективным занятиям.

Агнес Кэтрин Мэйтленд, пришедшая на смену Маделен Шоу-Лефевр, принялась создавать учебное учреждение. Она обладала большим управленческим и финансовым опытом и полностью обратила его на благо колледжа. Прежде всего она наняла собственных тьюторов. Помощниц ректора и раньше называли этим университетским словом, но их обязанности были не столько академическими, сколько административными. Теперь же у Сомервиля появились собственные преподаватели. Это неизбежно вело к отделению от Ассоциации женского образования – колледж мог сам теперь руководить занятиями своих студенток. Возник чрезвычайно острый конфликт, в результате которого подала в отставку Берта Джонсон, возглавлявшая Ассоциацию со дня ее основания.

Но мало было собрать под своей крышей колледжа молодых ученых, следовало еще и создать условия для научной работы. Сомервиль первым ввел оплачиваемый годовой отпуск для ученых занятий, первым назначил пенсии своим сотрудникам, первым (в 1902 году) учредил стипендию для исследователей, назвав ее именем Мэри Сомервиль. Одним из условий получения этой стипендии было проживание в колледже в течение трех лет. Это было важно, поскольку дома женщины по-прежнему не имели возможности серьезно работать – считалось, что прежде всего они должны заниматься домашними делами, заботиться о родственниках, помогать с детьми замужним сестрам и т. д.

Хоккейный матч. “Иллюстрейтед Лондон ньюс”, 1920 г.

Рис. Уилтона Уильямса.

Кроме того, мисс Мэйтленд собрала средства на серьезную перестройку колледжа (в романе Сэйерс мы находим отголоски этого процесса). Главным ее достижением стала библиотека – впервые у женского колледжа появилось отдельное библиотечное здание. У Сомервиля к тому времени была довольно ценная коллекция книг, рассеянная по разным помещениям. Благодаря пожертвованиям выпускниц новое здание удалось открыть в 1904 году – на торжественной церемонии присутствовал сам вице-канцлер. Вскоре после этого Сомервиль получил в дар библиотеку известного борца за права женщин Джона Стюарта Милля.

Сомервиль: борьба за степени

В 1906 году мисс Мэйтленд внезапно скончалась, что стало страшным ударом для всего колледжа. Новым ректором назначили мисс Эмили Пенроуз, которой предстояло сыграть решающую роль в борьбе за ученые степени.

Мисс Пенроуз была выпускницей Сомервиля, первым ректором с полноценным университетским образованием. Кроме того, она была первой женщиной, получившей наивысшую оценку по античной литературе – самому престижному оксфордскому предмету. Архивариус и историк Сомервиля Полин Адамс пишет, что вряд ли кто посмел бы заикнуться об интеллектуальной неполноценности женщин в ее присутствии.

Мисс Пенроуз могла бы стать государственным деятелем или полководцем – она обладала удивительной прозорливостью, талантом стратега и неисчерпаемым терпением. В общении она была довольно застенчива и скованна, не умела вести светскую беседу, порой своей величавой сдержанностью и чрезвычайно высоким ростом наводила страх на студенток. Полин Адамс отмечает, однако, что в броне мисс Пенроуз имелись кое-какие трещины – “иногда способность видеть проблему со всех сторон мешала ей принять решение, кроме того, она была подвержена сильным головным болям и безумно боялась кошек”.

Мисс Пенроуз продолжила начинания мисс Мэйтленд: укрепление преподавательского состава и расширение колледжа. При ней появилась большая трапезная, просторная профессорская, новые жилые комнаты. Но самой главной ее реформой стала новая система обучения, которая впоследствии дала Сомервилю неоценимые преимущества.

Дело в том, что учеба женщин не подчинялась никаким строгим правилам. Они не являлись членами университета и не придерживались трехступенчатой системы экзаменов. Мужчины в самом начале обучения сдавали экзамены первой ступени, которые должны были подтвердить их школьные знания, затем в середине обучения – экзамены второй ступени, и наконец – экзамены на степень. Полный курс составлял три или четыре года (по-разному для разных дисциплин), с обязательным проживанием в университете. Для женщин ни одно из этих условий не было обязательным, режим их учебы был гораздо более гибким, промежуточные экзамены они зачастую не сдавали вовсе.

Студентки в библиотеке. “Иллюстрейтед Лондон ньюс”, 1920 г.

Рис. Уилтона Уильямса.

Мисс Пенроуз все это изменила. С начала ее правления студентки Сомервиля стали сдавать все экзамены и соблюдать все сроки. Более того, она перестала принимать студенток, которые не были готовы пройти полный учебный курс. В 1908 году Сомервиль ввел вступительные экзамены, потом стал выдавать собственные дипломы (другим колледжам Ассоциация женского образования выдавала сертификаты). Мисс Пенроуз говорила, что главный аргумент в пользу присуждения ученых степеней – количество женщин, которые могут претендовать на них по праву. Как и Эмили Дэвис, она считала, что женщины должны стать полноправными членами университета.

Мисс Пенроуз шла к своей цели весьма осторожно и дипломатично – мемуаристы отмечают исключительный такт, прекрасные манеры, отсутствие малейшего напора. В этом она следовала опробованной тактике своих предшественниц. Тем не менее она не готова была поступаться принципами. В 1910 году студентки и выпускницы Сомервиля создали суфражистское общество, поддерживая развернувшуюся в стране борьбу за избирательные права для женщин. Женские колледжи Оксфорда традиционно отмежевывались от суфражисток, считая, что их задачам подобный союз может только навредить. Но мисс Пенроуз неожиданно встала на сторону суфражистского студенческого движения, вызвав тем самым негодование многих коллег и благотворителей (Сомервиль в тот год лишился нескольких крупных пожертвований). Возможно, с характерной для нее проницательностью она понимала: у женщин появились шансы на победу, их время пришло.

Пришло время и для того, чтобы снова поднять вопрос о женских степенях. К этому моменту университеты Англии давно уже присуждали ученые степени своим выпускницам (Университет Лондона – с 1878 года), а в дублинском Тринити-колледже степени могли получать также выпускницы Оксфорда и Кембриджа, прошедшие полный курс и сдавшие экзамены. Это было недешевое удовольствие, и тем не менее сотни женщин прибывали на пароходе в Дублин, чтобы уехать оттуда в мантиях. Их прозвали “пароходными леди”.

Оксфорд и Кембридж, однако, не сдавались. Первый раз Оксфорд отказал женщинам в степенях в 1896 году, галантно предложив им оставаться “почетными гостями”. Верный друг женских колледжей Артур Сиджвик, брат Генри Сиджвика, основавшего Ньюнем, ядовито заметил, что университет выбрал странный способ оказать почет гостям, оставив их без заслуженного вознаграждения. Даже “Панч”, обычно иронически относившийся к ученым дамам, на этот раз был на их стороне. Карикатура, появившаяся в журнале по следам оксфордского голосования, показывала самоуверенного ученого мужа, прогоняющего от дверей богиню мудрости Минерву.

“Женщин не принимаем”. “Панч”, 1897 г.

Рис. Линли Самбурна.

Студенческая гостиная. “Иллюстрейтед Лондон ньюс”, 1920 г.

Рис. Уилтона Уильямса.

Кембридж, ставивший на голосование вопрос о степенях для женщин в 1897 году, был далек не только от галантности, но и от вежливости. Студенты вывесили из окна чучело “синего чулка” на велосипеде с лозунгом “Никаких мантий для Гиртона!”. Когда выяснилось, что члены университета проголосовали против степеней, растерзанное и обезглавленное чучело было вброшено в ворота Ньюнема.

Новая волна обсуждений началась в 1913 году, дебаты затянулись. Казалось, дело сдвинулось с мертвой точки. Но в 1914 году началась война, и всем стало не до голосований. Война изменила положение женщин гораздо радикальнее, чем любой статут.

Война и победа

Как замечает Полин Адамс, война застала врасплох даже мисс Пенроуз. Оксфорд опустел – почти все студенты, аспиранты и молодые преподаватели ушли на фронт. Женщины неожиданно оказались в большинстве. Впрочем, многие студентки тоже пошли служить санитарками, переводчицами и даже водителями. Однако университетские власти настойчиво призывали их остаться в Оксфорде и продолжать образование. Университет впервые заметил своих женщин.

Те, кто остались, тоже брались за разную военную работу – Дороти Сэйерс, например, помогала наладить быт семьям бельгийских беженцев. Некоторые преподавательницы пытались совмещать преподавание и поездки на места военных действий, где они служили в разного рода волонтерских организациях.

В лазарет Радклифа стали прибывать раненые. Поскольку Сомервиль находился по соседству, он временно был занят под госпиталь. Студенткам Сомервиля пришлось переехать в Ориэл – один из старинных колледжей, который стоял практически пустым. У Ориэла был отдельный внутренний двор, девушки могли поселиться там вполне автономно. Арку, соединяющую этот двор с остальным колледжем, заложили кирпичом во имя благопристойности. Ректор Ориэла опасался, чтобы, не дай бог, не появились “какие-нибудь Пирам и Фисба”[4]4
  У Овидия есть история о молодых влюбленных, Пираме и Фисбе, которые общались через щель в стене, несмотря на родительский запрет.


[Закрыть].

Девушкам пребывание в самом центре Оксфорда было внове, и, несмотря на то, что бытовые условия существенно ухудшились, жизнь в старинном колледже будоражила их воображение. Дороти Сэйерс описывает в письме к родителям, как в Ориэл забрел какой-то старый выпускник и, увидев хорошенькую девушку с букетом цветов, вскричал: “Что за ужасное зрелище!” В 1919 году, когда многие мужчины-студенты уже вернулись в колледж после войны, а Сомервиль все еще был занят госпиталем, произошел памятный эпизод, вошедший в сомервильский эпос. Пьяные студенты, придя с пирушки, топором выбили брешь в стене, отделявшей их от студенток Сомервиля. Поднялась паника, разбудили обоих ректоров. Несмотря на то что студенты быстро угомонились и попросили прощения, мисс Пенроуз лично сторожила пробоину до утра. После преподаватели написали юмористическую поэму о событиях той ночи.

Когда англичане говорят “Великая война”, они имеют в виду Первую мировую. Потери были страшными – целое поколение молодых британцев осталось на полях сражений. Вера Бриттен, одна из студенток Сомервиля, потеряла жениха, брата и двух ближайших друзей детства. Сама она всю войну служила санитаркой, в том числе на линии фронта. Вернувшись в Оксфорд, она, как и многие другие, не могла отделаться от ощущения игрушечности, несерьезности академической жизни. Только вчера девушки перевязывали раненых, водили тяжелые грузовики, хоронили ровесников, а сегодня от них требуют ходить по улицам в сопровождении “дуэньи”! Да и те, кто не был на фронте, едва ли могли продолжать жить по-старому. В 1918 году к ректору Сомервиля явилась студенческая делегация: девушки просили отменить устаревшие дисциплинарные правила. “Подождите еще немного”, – попросила мисс Пенроуз.

Как всегда, она была права. В 1918 году женщины Англии получили избирательное право. В 1920 году Оксфордский университет без сопротивления принял статут о присуждении женщинам ученых степеней. Кембриджу для этого потребовалась еще одна война – они последовали примеру Оксфорда только в 1948 году.

Оксфорд проявил такт и благородство в отношении пяти женщин, возглавлявших женские учебные заведения. Не имея на то формального права, все пятеро получили почетную степень магистра искусств.

Студентки могли претендовать на степень бакалавра искусств при условии, что у них сданы все экзамены, включая промежуточные. Тут-то все и оценили дальновидную политику мисс Пенроуз. Студентки и выпускницы Сомервиля оказались в самом выгодном положении – уже четырнадцать лет они учились по мужским правилам.

Не всем так повезло, многим пришлось сдавать недостающие экзамены. Сдавали их не только студентки, но и выпускницы – почтенные матери семейств и директрисы школ потянулись в Оксфорд, чтобы снова сесть на студенческую скамью (иногда бок о бок с собственными дочерьми) и написать экзаменационные работы. Для них эта степень уже не имела практического значения, но она служила символом всего, что было им дорого.

Сохранилась фотография мисс Пенроуз, стоящей рядом с Гилбертом Мюрреем, старым другом Сомервиля. Они идут из Театра Шелдона, где мисс Пенроуз впервые надела мантию магистра искусств. В лице ее читаются усталость, удовлетворение, спокойное достоинство. Великий полководец одержал свою победу.