Текст книги "Каин и Авель"

13

В тот вечер Авель долго лежал без сна в своей комнатушке в «Плазе» и думал об Уильяме, чей отец мог бы им гордиться. Впервые в жизни Авель понял, чего именно ему хотелось бы добиться: чтобы его в этом мире воспринимали на равных с такими Уильямами.

По прибытии в Нью-Йорк Авелю пришлось нелегко. Он занимал комнату, в которой стояли только две кровати, которые ему приходилось делить с Джорджем и двумя его братьями. В итоге Авель спал лишь тогда, когда одна из кроватей была не занята. Дядя Джорджа не смог обеспечить его работой, и за несколько недель поисков, во время которых почти все его сбережения были истрачены, Авель обошёл весь город – от Бруклина до Бронкса – и нашёл работу в мясной лавке, где ему платили девять долларов за рабочую неделю из шести с половиной дней. Кроме того, ему разрешили спать на чердаке. Лавка находилась в сердце польского квартала в Нижнем Ист-Сайде, и Авеля очень скоро стала злить изолированность его соотечественников, многие из которых даже не пытались выучить английский, от остального населения.

Авель ещё встречался по выходным с Джорджем и его девушками, которых тот постоянно менял, но большую часть своего свободного времени в течение недели он проводил в вечерней школе, где учился читать и писать по-английски. Он не стыдился своих скромных успехов, поскольку у него не было никакой возможности писать по-английски с того времени, когда ему было восемь лет, но за два года он научился бегло говорить на новом языке, причём практически без акцента. Теперь он был готов оставить лавку, но как это сделать и куда пойти? И вот однажды утром, разделывая баранью ногу, он услышал голос их самого крупного покупателя, менеджера по продуктам отеля «Плаза», который говорил хозяину лавки, что ему пришлось уволить младшего официанта за мелкое воровство.

– Ну и как я теперь найду ему замену за такой короткий срок? – жаловался менеджер.

Мясник не мог предложить ему никаких вариантов решения. А Авель мог. Он надел свой единственный костюм, прошёл сорок семь кварталов и получил работу.

Поселившись в «Плазе», он записался на вечерние курсы английского языка в Колумбийском университете и упорно работал каждый вечер, держа в одной руке раскрытый словарь, в другой – перо. По утрам, в перерыве между подачей завтраков и сервировкой обедов, он переписывал статьи из «Нью-Йорк Таймс», проверяя каждое незнакомое слово по словарю Вебстера, купленному в букинистическом магазине.

В течение следующих трёх лет Авель поднимался по служебной лестнице в «Плазе», пока не был назначен официантом в «Дубовом зале», где зарабатывал двадцать пять долларов в неделю, считая вместе с чаевыми. По его собственным словам, он ни в чём не нуждался.

Преподаватель Авеля в Колумбийском университете был так поражён его усердием и успехами, что посоветовал ему записаться на другие вечерние курсы, которые могли бы стать первой ступенькой для получения степени бакалавра. Теперь в свободное время Авель читал не учебники английского, а книги по экономике, и вместо «Нью-Йорк Таймс» – «Уолл-стрит Джорнел». Новый мир увлёк его целиком, и он потерял контакты со своими первыми польскими друзьями в Америке, за исключением Джорджа.

Обслуживая столики в «Дубовом зале», он всегда присматривался к знатным гостям – Бэйкерам, Уитни, Морганам и Фелпсам – и пытался понять, почему все богачи – такие разные. Томимый желанием обрести новое знание, он читал Менкена, Скотта Фитцджеральда, Синклера Льюиса и Теодора Драйзера. Он изучал «Нью-Йорк Таймс», пока другие официанты читали «Миррор», и «Уолл-стрит Джорнел», пока остальные дремали. Он не знал, куда приведут его эти новые знания, но никогда не ставил под сомнение слова барона о том, что ничто не может заменить хорошего образования.

В один из четвергов августа 1926 года – он хорошо помнил этот день, так как именно тогда умер Рудольф Валентине и многие дамы, посещавшие магазины на Пятой авеню, надели траур, – Авель, как обычно, обслуживал один из столиков в углу. Столики в углу всегда резервировались для магнатов бизнеса, которые принимали пищу в приватной обстановке, чтобы оградить себя от любопытных ушей. Авелю нравилось их обслуживать, поскольку было время роста деловой активности и он часто получал инсайдерскую информацию, подслушивая обрывки разговора. После трапезы – если устраивавший её был владельцем банка или крупной холдинговой компании, – Авель просматривал финансовую отчётность фирмы, хозяевами которой были приглашённые, и, если ему казалось, что обед прошёл исключительно хорошо, он вкладывал сто долларов в компанию, которой они владели, надеясь, что мероприятие было посвящено поглощению или слиянию компании поменьше с компанией побольше. Если устраивавший банкет бизнесмен заказывал сигары в конце обеда, Авель увеличивал свои инвестиции до двухсот долларов. Семь раз из десяти цена на акции, которые он выбрал с помощью этих наблюдений, увеличилась вдвое за шесть месяцев, а именно на такой срок Авель обычно покупал акции.

А в тот день обслуживание столика в углу началось необычно, потому что клиенты попросили сигары ещё до подачи блюд. Потом к ним присоединились новые гости, которые тоже заказали сигары. Авель посмотрел имя устроителя в книге заказов метрдотеля. Вулворт. Он совсем недавно видел это имя на финансовых страницах газет, но никак не мог вспомнить, в связи с чем. Среди других гостей был Чарльз Лестер, традиционный партнёр «Плазы» и, как Авель знал, крупный нью-йоркский банкир. Авель – насколько было возможно – прислушивался к разговору за столом, подавая заказанные блюда. Гости не выказывали абсолютно никакого интереса к внимательному официанту.

Авель не услышал никаких особенных подробностей, но понял, что этим утром заключена какая-то сделка, о которой будет объявлено ни о чём не догадывающейся публике позднее в тот же день. И тут он вспомнил. Он видел это имя в «Уолл-стрит Джорнел». Вулворт собирался открыть первые в Америке магазины, где все товары будут стоить пять и десять центов. Авель решил действовать. Пока гости наслаждались десертом, а большинство из них – по совету Авеля – выбрали клубничный чизкейк, он нашёл возможность выйти из зала на несколько секунд, чтобы позвонить своему брокеру на Уолл-стрит.

– Почём идут сегодня бумаги Вулворта?

На том конце провода возникла пауза.

– По два и одной восьмой. Они стали расти в последнее время, не знаю, почему, – ответил собеседник.

– Покупай на всю сумму, которая есть у меня на счёте, пока не услышишь заявление, которое компания сделает сегодня позднее.

– А что будет в этом заявлении? – спросил озадаченный брокер.

– Не могу сообщать такую информацию по телефону, – сказал Авель.

Брокер был крайне взволнован. Репутация Авеля убедила его не слишком сильно вникать в источники информации своего клиента.

Авель поспешил в «Дубовый зал» и успел как раз вовремя, чтобы подать гостям кофе. Они ещё немного посидели и, когда Авель вернулся, уже собирались уходить. Человек, принявший счёт, поблагодарил Авеля за прекрасное обслуживание и, обернувшись так, чтобы его могли слышать остальные, спросил:

– Хотите совет, кроме чаевых, молодой человек?

– Спасибо, хочу, – ответил Авель.

– Покупайте акции Вулворта.

Гости засмеялись. Авель тоже засмеялся, взял протянутые ему пять долларов и поблагодарил ещё раз. За следующие шесть месяцев он заработал на акциях Вулворта две тысячи четыреста двенадцать долларов прибыли.

Когда – через несколько дней после того, как ему исполнился двадцать один год, – Авелю предоставили полные права гражданина Соединённых Штатов, он решил, что это событие надо отпраздновать. Он пригласил Джорджа, его последнюю любовь Монику и девушку по имени Клара в кино на «Дон Жуана», где играл Джон Берримор, а затем в ресторан на обед. Джордж всё ещё работал на подхвате в пекарне своего дяди за восемь долларов в неделю, и хотя Авель по-прежнему считал его своим лучшим другом, он понимал, как ширится пропасть между нищим Джорджем и им самим: ведь на его счету в банке уже лежало более восьми тысяч долларов, и он заканчивал последний курс в Колумбийском университете, готовясь получить степень бакалавра по экономике. Авель знал, кем он будет, а Джордж давно перестал говорить всем, что станет мэром Нью-Йорка.

Все четверо прекрасно провели вечер, главным образом потому, что Авель точно знал, что представляет собой хороший ресторан. Его гость и гостьи весьма плотно отужинали, а когда принесли счёт, Джордж раскрыл рот от удивления: сумма превышала его месячный заработок. Авель заплатил, не проверяя счёт. Если тебе приходится платить по счёту, – научило его поведение богатых клиентов, – сделай вид, что тебе безразлична сумма. Если это не так, – не ходи больше в рестораны, но, что бы ни случилось, не говори ничего и не делай удивлённые глаза.

Когда около двух часов ночи компания рассталась, Джордж и Моника вернулись в Ист-Сайд, а Авель вдруг понял, что завоевал Клару. Он тайком провёл её через служебный вход в «Плазу» и поднял в свою комнату на грузовом лифте. Ей не понадобилось долгих ухаживаний, чтобы закончить вечер в постели, и Авель всё сделал быстро, помня о том, что ему надо как следует выспаться перед тем, как появиться в зале к завтраку. В половине третьего он погрузился в беспробудный сон, пока будильник не прозвонил ему в шесть часов утра. У него было достаточно времени, чтобы быстро трахнуть Клару и так же быстро одеться.

Клара сидела в кровати и угрюмо смотрела, как Авель завязывает галстук-бабочку. Он небрежно поцеловал её.

– Пожалуйста, выходи тем же путём, что и заходила, а то у меня будет куча неприятностей, – сказал Авель. – Когда мы увидимся снова?

– Никогда, – ответила Клара холодно.

– Почему? – спросил удивлённый Авель. – Что я сделал?

– Дело не в том, что ты сделал, а в том, чего не сделал. – Она встала и начала одеваться.

– И чего же я не сделал? – спросил удивлённый Авель. – Ты же хотела переспать со мной, не так ли?

Она обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Мне так казалось, но теперь я понимаю, что в одном ты и Валентино одинаковы, – вы оба мертвы. Возможно, ты и главное приобретение «Плазы» в неудачный для неё год, но, поверь, в постели ты – ничтожество.

Она теперь полностью оделась и, взявшись за дверную ручку, спросила на прощание:

– Скажи мне, тебе удавалось затащить в постель больше одной девушки в год?

Ошарашенный Авель уставился на хлопнувшую дверь и остаток дня провёл в размышлении над словами Клары. Он не представлял себе, с кем бы мог обсудить данную проблему. Джордж только посмеялся бы над ним, а все работавшие в «Плазе» считали, что он сам всё знает. Он решил, что эта проблема – как и все те, что он встречал на жизненном пути, – должна быть решена приобретением новых знаний и опыта.

После обеда, когда его смена закончилась, он отправился в книжный магазин Скрибнера на Пятой авеню. Книги были прекрасными помощниками в экономике и лингвистике, но среди них не было такой, что могла бы хоть косвенно помочь ему в сексуальных проблемах. Книги по этикету были бесполезны, а «Природа морали» Колберта оказалась совершенно неуместной.

Авель вышел из магазина, ничего не купив, и провёл остаток дня в дешёвом бродвейском кинотеатре, не следя за фильмом, а только размышляя над тем, что сказала Клара.

Когда Авель вышел из кино, уже темнело, и по Бродвею дул прохладный ветер. Авеля до сих пор удивляло, что город вечером может быть таким же шумным и освещённым, как и днём. Он пошёл вверх по направлению к Пятьдесят девятой улице, надеясь, что свежий воздух прояснит ему мозги. На углу Пятьдесят второй улицы он остановился, чтобы купить вечернюю газету.

– Ищешь женщину? – раздался голос рядом с газетным прилавком.

Авель посмотрел на источник звука. Ей было около тридцати пяти. Плотного телосложения, на губах помада, пуговка на блузке расстёгнута. На ней была длинная чёрная юбка, чёрные чулки и чёрные туфли.

– Всего пять долларов, но вы не пожалеете ни об одном центе, – сказала она и двинула бедром так, что в разрезе юбки стал виден верх её чулок.

– Где? – спросил Авель.

– А у меня тут есть место через квартал.

Она махнула головой, показывая Авелю направление, и он впервые смог разглядеть её лицо в свете уличных фонарей. Её нельзя было назвать дурнушкой. Авель кивнул головой в знак согласия, она взяла его под руку, и они пошли.

– Если полиция нас остановит, – сказала она, – вы мой старый друг, а меня зовут Джойс.

Они прошли квартал и зашли в обшарпанный жилой дом. Авель пришёл в ужас от того, в какой замызганной комнате она жила: с единственной лампочкой без абажура под потолком, единственным стулом, раковиной для умывания и измятыми простынями на кровати, которой в этот день явно пользовались уже не раз.

– Ты здесь живёшь? – спросил он с сомнением.

– Боже мой, нет, конечно! Я пользуюсь этой комнатой только для работы.

– Почему ты этим занимаешься? – спросил Авель, уже засомневавшийся в желании осуществить свой план.

– Мне нужно кормить двоих детей, а мужа нет. Может, придумаешь причину поинтереснее, а? Ты хочешь меня или нет? Решай.

– Хочу, но не так, как ты думаешь, – сказал Авель.

– Только без этих дурацких штучек. – Она с опаской посмотрела на него. – Ты случаем не любитель романов маркиза де Сада?

– Конечно нет, – сказал Авель.

– Ты не будешь тушить сигареты об моё тело, нет?

– Нет-нет, ничего подобного, – с удивлением сказал Авель. – Я хочу, чтобы ты меня научила всему. Мне нужны уроки.

– Уроки? Ты шутишь… Ты что, считаешь, что у меня тут вечерняя школа траханья?

– Ну, что-то типа того. – Авель сел на угол кровати и рассказал ей о том, как Клара отреагировала на его поведение вчерашним вечером. – Мне кажется, что ты можешь помочь мне в этом.

Ночная бабочка внимательно оглядела Авеля, пытаясь не принимать его слова за первоапрельскую шутку.

– Конечно, – сказала она наконец, – но это будет стоить тебе пять долларов за тридцатиминутный урок.

– Я за занятие на степень бакалавра плачу меньше, – заметил Авель. – А сколько уроков понадобится?

– Зависит от того, насколько ты способен к учёбе. Согласен? – поинтересовалась она.

– Ну, тогда давай начнём прямо сейчас, – принял решение Авель, достав из кармана пять долларов.

Она сунула банкноту за резинку чулок – верный знак того, что она не собиралась их снимать.

– Раздевайся, дорогой, – сказала она. – В одежде многому не научишься.

Когда он разделся, она критически осмотрела его.

– Не совсем Дуглас Фербенкс, согласен? Но беспокоиться тут не о чем, ведь главное не в том, как ты выглядишь, – в темноте этого всё равно не видно, – главное в том, что ты умеешь.

Авель опустился на край кровати, а Джойс начала рассказывать ему о секретах обхождения с дамой. Она удивилась тому, что Авель и в самом деле не захотел её трахнуть на прощание, но ещё больше она удивилась тому, что в течение следующих двух недель он появлялся каждый день.

– А как я узнаю, что добился результата? – спросил Авель.

– Узнаешь, детка, – ответила Джойс. – Если ты заставишь кончить меня, у тебя получится и с египетской мумией.

Сначала она показала ему чувствительные места женского тела. Затем она научила его терпению в занятиях любовью, а также признакам, которые показывают, что всё делается правильно и приятно. И как использовать язык и губы для того, чтобы ласкать не только рот женщины.

Авель внимательно слушал всё, что она ему говорила, и тщательно следовал её наставлениям, хотя сначала – довольно бездушно. Несмотря на все уверения Джойс в том, что у него получается всё лучше, он никак не мог понять, говорит ли она правду. Лишь спустя три недели, истратив сто десять долларов, он вдруг с радостью ощутил, как она впервые ожила в его руках. Он лизал её соски, а она прижала его голову к себе. Он нежно погладил её между ног и обнаружил, что она промокла, – в первый раз. Он вошёл в неё, и она застонала. Авель никогда раньше не слышал такого, ему очень понравилось. Она вцепилась ногтями в его спину, приказывая не останавливаться. Стоны продолжались – то громкие, то нежные. Наконец она закричала, и руки, прижимавшие его так сильно, разжались.

– Ну вот, детка, ты и получил свой диплом, – сказала она, когда к ней вернулось дыхание.

При том, что сам Авель даже не кончил.

Он отметил получение своих дипломов тем, что заплатил бешеную цену за билеты в первом ряду на матч между Джином Танни и Джеком Демси в финале чемпионата мира по боксу среди тяжеловесов, куда он пригласил Джорджа, Монику и равнодушную Клару. Вечером после боя Кларе показалось, что она обязана лечь с Авелем в постель, поскольку он потратил на неё такие деньги. Утром она просила не оставлять её.

Авель больше никуда её не водил.

С получением диплома Колумбийского университета Авелю перестала нравиться работа в «Плазе», но он не мог представить себе, как обеспечить дальнейшее своё продвижение. Он работал среди самых богатых и успешных людей Америки, но не мог обратиться к кому-то из своих клиентов напрямую. Ведь такое могло стоить ему места, да и никто из клиентов не принял бы обращение официанта всерьёз.

Однажды в «Плазу» пришёл мистер Элсворт Стэтлер с супругой, чтобы пообедать в Эдвардианском зале, куда в качестве поощрения на неделю был переведён Авель. Ему показалось, что пробил его час. Он сделал всё, что только мог придумать, чтобы произвести впечатление на знаменитого владельца отелей, и обед прошёл блестяще. Уходя, Стэтлер тепло поблагодарил Авеля и дал ему десять долларов, но на этом их общение закончилось. Авель смотрел вслед Стэтлеру, пока тот выходил через вращающуюся дверь, и думал, что другого шанса у него не будет.

Сэмми, главный официант, похлопал его по плечу.

– И что дал тебе мистер Стэтлер?

– Ничего, – сказал Авель.

– И даже чаевых? – спросил Сэмми с сомнением в голосе.

– Ах да, конечно, – сказал Авель, – десять долларов. – Он протянул деньги Сэмми.

– Так-то лучше, – сказал Сэмми. – А то я уже начал подозревать тебя в двойной игре. Десять долларов – это много даже для Стэтлера. Ты, должно быть, произвёл на него впечатление.

– Боюсь, что нет.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Сэмми.

– Это неважно, – сказал Авель и хотел уйти.

– Минутку, Авель, у меня тут записка для тебя. Джентльмен за столиком номер семнадцать, некий мистер Лерой, хочет поговорить с тобой.

– О чём?

– Откуда мне знать? Может, ему понравились твои голубые глаза.

Авель посмотрел на столик номер семнадцать, предназначенный исключительно для особо кротких или неизвестных посетителей, поскольку был расположен очень плохо: рядом с дверью на кухню. Обычно Авель избегал подходить к столикам в том конце зала.

– Кто это? – спросил Авель. – Чего он хочет?

– Не знаю, – сказал Сэмми и даже не повернул головы. – Не могу же я знакомиться с биографией каждого нашего клиента, как ты. Порекомендуй им блюда повкуснее, обеспечь себе хорошие чаевые и надейся, что они придут опять. Можешь считать такую философию примитивной, но меня она устраивает. Видимо, тебя не научили хорошему тону в Колумбийском университете. А теперь тащи свою задницу туда, Авель, и, если речь пойдёт о чаевых, не забудь сразу же отдать деньги мне.

Авель с улыбкой посмотрел на лысину Сэмми и пошёл в конец зала. За столиком сидели двое: мужчина в цветном клетчатом пиджаке, – Авелю такие не нравились, – и красивая молодая девушка с копной вьющихся светлых волос, которые сразу же привлекли внимание Авеля. Авель нацепил смиренную улыбку и поспорил сам с собой на доллар, что этот мужчина поднимет шум по поводу постоянно хлопающей двери в кухню и попытается сменить столик, чтобы произвести впечатление на свою обворожительную подружку. Никто не любил запахи кухни и постоянные проходы официантов туда-сюда, но столик нельзя было сменить, поскольку отель был полон постояльцами, а, кроме того, в ресторан на обед заглядывали многие ньюйоркцы, которые относились к приезжим как к захватчикам. Почему это Сэмми всегда отправляет к капризным клиентам именно его?

Авель осторожно приблизился к клетчатому пиджаку.

– Вы спрашивали меня, сэр?

– Конечно, спрашивал, – сказал тот с сильным южным акцентом. – Меня зовут Дэвис Лерой, а это моя дочь Мелани.

Глаза Авеля тут же перестали смотреть на Лероя и встретились с парой самых зелёных глаз, которые он когда-либо видел.

– Я наблюдаю за тобой последние пять дней, Авель, поскольку в тебе есть класс, настоящий класс, а я всегда ищу только таких. Элсворт Стэтлер оказался полным дураком, что не перехватил тебя сразу, как увидел.

Авель внимательнее присмотрелся к Лерою. Его лиловые щёки и двойной подбородок не оставили у Авеля сомнений в том, что этому мужчине явно ничего не сказали про сухой закон, а пустые тарелки объясняли, как у него появился такой надутый живот; однако ни имя, ни лицо ничего не говорили Авелю, – а ведь обычно он знал всё о клиентах, которые сидели во время обеда в Эдвардианском зале за его тридцатью семью столиками. В тот день в зале сидели двое неизвестных, и мистер Лерой был одним из них.

– Я не из тех мультимиллионеров, – продолжал южанин, – которые обязательно должны сидеть за угловыми столиками, когда они приходят в «Плазу».

Авель был задет. Клиент не должен разбираться в относительной привлекательности разных столиков.

– Но дела мои обстоят неплохо. В самом деле, Авель, мой лучший отель вполне может однажды достичь такого же уровня, как и этот.

– Уверен, что так оно и будет, сэр.

Лерой, Лерой, Лерой. Это имя ничего ему не говорило.

– А теперь позволь мне пояснить кое-что, сынок. Главному отелю моей сети нужен новый помощник управляющего, который отвечал бы за рестораны. Если тебе это интересно, заходи ко мне в номер после смены.

Он вручил Авелю дорогую визитную карточку с тиснением.

– Благодарю вас, сэр, – Авель посмотрел на карточку: Дэвис Лерой, Ричмондская сеть отелей, Даллас. Ниже был напечатан девиз: «Каждый день – новый отель в новом штате». Имя всё равно было неизвестно Авелю.

– С нетерпением буду ждать тебя, – улыбнулся общительный техасец в клетчатом пиджаке.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Авель. Он улыбнулся Мелани, чьи глаза так и остались невозмутимо зелёными, и вернулся к Сэмми.

– Ты что-нибудь слышал о Ричмондской сети отелей, Сэмми?

– Да, конечно, мой брат когда-то работал младшим официантом в одном из них. В ней то ли восемь, то ли девять отелей по всему югу, а владеет ею какой-то придурочный техасец, но я не помню его имени. А тебе зачем?

– Да просто так, – сказал Авель.

– У тебя ничего не бывает просто так. А чего хотел этот, за столиком номер семнадцать? – поинтересовался Сэмми.

– Ворчал по поводу шума с кухни. Не могу сказать, что виню его.

– А что прикажете мне делать – посадить его на веранде? Что этот тип о себе думает? Что он, Джон Рокфеллер?

Авель предоставил Сэмми считать деньги и ворчать, а сам как можно быстрее убрал со своих столиков. Затем отправился к себе в комнату и стал проверять Ричмондскую сеть. Несколько звонков по телефону, и его любопытство было удовлетворено. Сеть оказалась частной компанией и включала одиннадцать отелей, самым впечатляющим из которых был один, класса «люкс», на триста сорок два номера. Находился он в Чикаго и назывался «Ричмонд Континентал». Авель решил, что ничего не потеряет, если зайдёт в гости к мистеру Лерою и Мелани. Он посмотрел, в каком номере остановился мистер Лерой. Номер 85 – лучший из тех, что не «люксы». Авель прибыл незадолго до четырёх и с огорчением обнаружил, что Мелани в номере отца не было.

– Рад, что ты заглянул ко мне, Авель. Садись.

Авель сел как гость – впервые за всё время его работы в «Плазе».

– Сколько тебе платят? – поинтересовался мистер Лерой.

Неожиданный вопрос застал Авеля врасплох.

– Я получаю двадцать пять долларов в неделю вместе с чаевыми.

– У меня начнёшь с тридцати пяти в неделю.

– А какой отель вы имели в виду? – спросил Авель.

– Если я разбираюсь в людях, Авель, ты сбежал со своего поста в три тридцать и тридцать минут потратил на то, чтобы выяснить, какой. Я прав?

Этот человек начинал нравиться Авелю.

– «Ричмонд Континентал» в Чикаго? – предположил он.

– Я был прав относительно тебя, – рассмеялся Лерой.

– А сколько человек занимают должности выше, чем помощник управляющего? – Мысль Авеля работала быстро.

– Только менеджер и я. Менеджер медлителен, мягок и скоро уйдёт на пенсию, а поскольку мне надо следить ещё за десятью отелями, то над тобой не будет много опеки, хотя должен признаться, этот отель в Чикаго – мой любимый: он первый на севере, и Мелани там учится.

Авель внимательно слушал.

– Показатели работы отеля съехали вниз в последнее время, – продолжил Лерой, – а последний помощник управляющего неожиданно уволился без объяснения причин. Поэтому мне нужен человек на его место, чтобы реализовать возможности этого отеля полностью. А теперь послушай, Авель: я внимательно наблюдал за тобой и знаю, что ты – тот самый человек. Тебе не кажется, что переезд в Чикаго будет тебе интересен?

– Сорок долларов в неделю и десять процентов от дополнительной прибыли, которую я обеспечу, – и я возьмусь за эту работу.

– Что? – переспросил ошарашенный Дэвис Лерой. – Никто из моих сотрудников не получает долю в прибыли. Другие потребуют повышения зарплаты, когда узнают.

– А я не собираюсь им говорить, если вы не скажете.

– Да, теперь я понимаю, что нашёл нужного человека, раз он торгуется лучше, чем янки, которому надо обеспечить приданым шесть дочерей. – Он хлопнул по ручке кресла. – Я согласен на твои условия, Авель.

– Должен ли я представить рекомендации?

– Рекомендации? Я знаю твою подноготную и всю твою жизнь с того дня, как ты приехал из Европы, и до получения степени по экономике в Колумбийском университете. Как ты думаешь, чем я был занят последние несколько дней? Я не могу рисковать, назначая человека на второй по значимости пост в моём лучшем отеле. Когда ты сможешь начать?

– Через месяц, считая с сегодняшнего дня.

– Хорошо. Буду ждать тебя с нетерпением, Авель.

Отъезд из Нью-Йорка и прощание с «Плазой» – его первым настоящим домом после замка под Слонимом – оказались эмоционально гораздо тяжелее, чем предполагал Авель. Расставание с Джорджем, Моникой, немногочисленными друзьями по университету было неожиданно трудным. Сэмми и официанты устроили ему прощальную вечеринку.

– Мы ещё услышим о тебе, Авель Росновский, – сказал Сэмми, и все с ним согласились.

«Ричмонд Континентал» разместился в прекрасном месте на Мичиган-авеню в сердце самого быстрорастущего города Америки. Это порадовало Авеля, слишком хорошо знавшего выражение Элсворта Стэтлера о том, что в гостиничном бизнесе есть три главных фактора успеха – местоположение, местоположение и местоположение. Авель вскоре обнаружил, что местоположение – это единственный благополучный элемент в работе отеля. Дэвис Лерой слишком мягко оценил его деятельность, когда сказал, что производственные показатели несколько снизились. Управляющий Дезмонд Пэйси был не медлителен и мягок, как сказал о нём Лерой, а просто ленив. Он не понравился Авелю ещё и тем, что выделил ему небольшую комнату в пристройке для персонала, а не в самом отеле. Даже поверхностное знакомство с бухгалтерией «Ричмонда» показало, что гостиница в среднем заселена менее чем на сорок процентов, а рестораны никогда не заполняются больше чем наполовину, не в последнюю очередь ещё и потому, что готовили там отвратительно. Персонал говорил на трёх или четырёх языках, среди которых не было хорошего английского. Не было также и намёка на приветливое отношение. Ясно, почему последний помощник управляющего сбежал отсюда в такой спешке. Поскольку чикагский «Ричмонд» был любимым отелем Дэвиса Лероя, Авель испугался за остальные. Их судьба будет незавидной, даже если его новый работодатель нашёл бездонный мешок с золотом в углу своего техасского ранчо.

Самую лучшую новость Авель получил в первые дни пребывания в Чикаго: он узнал, что Мелани Лерой была единственной дочерью в семье.