Текст книги "Каин и Авель"

6

Уильям Каин рос очень быстро, и все, кто его видел, считали его чудесным ребёнком. В годы раннего детства Уильяма это были главным образом очарованные им родственники и обожающие слуги.

Весь верхний этаж дома Каинов, построенного в восемнадцатом веке на площади Луисбург на Бикон-Хилл, был превращён в детскую комнату, набитую игрушками. Дальняя спальня и гостиная были отведены нанятой няньке. Этаж был достаточно далеко от кабинета Ричарда Каина, и он оставался в неведении относительно таких проблем, как режущиеся зубки, мокрые пелёнки и постоянный крик голодного и оттого непослушного ребёнка. Первый звук, первый зуб, первый шаг и первое слово были занесены матерью Уильяма в фамильную книгу вместе с данными о том, как он набирал вес и рост. Анна была удивлена, как мало отличались эти данные от данных любого другого ребёнка, с родителями которого она вступала в контакт на Бикон-Хилл.

Выписанная из Англии няня воспитывала ребёнка по режиму, который привёл бы в восторг сердце прусского кавалерийского офицера. Отец Уильяма навещал его каждый вечер в шесть часов. Поскольку он не хотел обращаться к ребёнку с сюсюканьями, он не разговаривал с ним вообще, оба они просто смотрели друг на друга. Уильям хватал отца за указательный палец, которым он с такой ловкостью водил по балансовым ведомостям, и крепко его сжимал. Ричард позволял себе улыбку.

В конце первого года процедура слегка изменилась, и мальчику разрешалось спускаться вниз, чтобы встретиться с отцом. Ричард садился в кресло из малиновой кожи, наблюдая за тем, как его первенец ползает на четвереньках под столами и стульями, появляясь там, где его ждали меньше всего, из чего Ричард сделал вывод, что ребёнок, несомненно, станет сенатором. Свои первые шаги Уильям сделал в тринадцать месяцев, держась за фалды отцовского пальто. Его первым словом было «дада», которое порадовало всех, включая бабушку Каин и бабушку Кэббот, которые регулярно навещали их. Они не возили коляску, в которой он перемещался по Бостону, но соизволяли гулять на шаг позади няни в парке по вечерам в четверг, осуждающе смотря на малышей с менее дисциплинированной свитой.

Когда прошло два года, обе бабушки посовещались и пришли к выводу, что пора бы завести для Уильяма брата или сестру. Анна сделала им одолжение и забеременела. Однако на четвёртом месяце он вдруг захворала и начала чувствовать себя всё хуже.

Доктор Макензи прекратил улыбаться, когда закончил обследование будущей матери. В диагнозе он написал «преэклампсия?» и не был удивлён, когда Анна выкинула на шестнадцатой неделе.

– Анна, дорогая, причина того, что вы чувствовали себя нехорошо, заключается в вашем высоком кровяном давлении, – скажет он Анне позже. – Оно могло бы стать ещё выше, продолжайся беременность и дальше. Боюсь, у докторов ещё нет решения проблемы с кровяным давлением. Мы и знаем-то о нём не слишком много, – только то, что это очень опасно, особенно для беременной женщины.

Анна удержалась от слёз, размышляя о том, что значило бы для неё отсутствие других детей в будущем.

– Но такое, конечно, не случится в моей следующей беременности? – спросила она, выстраивая фразу так, чтобы расположить доктора к благоприятному ответу.

– Я бы удивился, если будет иначе, дорогая. Мне жаль, что приходится говорить вам эти слова, но я решительно советую вам воздержаться от новых беременностей.

– Если на несколько месяцев я подурнею, я потерплю, если это будет значить…

– Я не говорю о внешнем виде, Анна. Я говорю о том, что не стоит излишне рисковать своей жизнью.

Это был тяжёлый удар для Ричарда и Анны, – они оба сами были единственными детьми в семье из-за безвременной кончины их отцов и собирались произвести такое количество детей, которое соответствовало бы потребностям дома и бизнеса в следующем поколении. «А что ещё делать молодой женщине?» – спросила бабушка Кэббот бабушку Каин. Но больше никто не упоминал о возникшей проблеме, и всё внимание сосредоточилось на Уильяме.

Ричард, ставший президентом банка «Каин и Кэббот» и компании доверительного управления фондом того же названия, когда в 1904 году умер его отец, был всецело занят делами банка. Банк, расположенный на Стэйт-стрит, был символом архитектурной и финансовой солидности и имел отделения в Нью-Йорке, Лондоне и Сан-Франциско. Сан-францисское доставило Ричарду немалую головную боль вскоре после рождения Уильяма, когда оно – вместе с Национальным банком Крокера и «Банком Калифорнии» – рухнуло, причём не в финансовом смысле, а буквально – во время знаменитого землетрясения в 1906-м. Ричард, как от природы осторожный человек, был полностью застрахован в лондонском «Ллойде». Джентльмены до мозга костей, они выплатили всё до цента, и Ричард отстроился снова. И тем не менее, это был тяжёлый год, половину которого он провёл, живя в вагоне поезда, за четыре дня покрывавшего путь от Бостона до Сан-Франциско, где Ричард надзирал за строительством. Он открыл новый офис на Юнион-сквер в октябре 1907 года, и как раз вовремя: нужно было срочно уделить внимание другим проблемам, связанным с Восточным побережьем. Началось не очень масштабное, но постоянное изъятие вкладов из небольших нью-йоркских банков, многие мелкие конторы были на грани банкротства. Дж. П. Морган, легендарный председатель могущественного банка, носящего его имя, пригласил Ричарда поучаствовать в консорциуме, созданном для преодоления кризиса. Ричард согласился, и их смелое решение оправдало себя. Проблема стала рассасываться, но поначалу у Ричарда было несколько бессонных ночей.

С другой стороны, Уильям спал здоровым сном, не догадываясь о землетрясениях и падающих банках. В конце концов, в этом мире были лебеди, которых нужно кормить, и бесчисленные поездки в Милтон, Бруклин и Беверли, где его показывали знатным родственникам.

Ранней весной следующего года Ричард приобрёл себе новую игрушку в обмен на осторожное вложение капитала в человека по имени Генри Форд, который утверждал, что может построить автомобиль для народа. Банк пригласил мистера Форда на обед, и Ричард получил предложение приобрести модель «Т» за замечательную цену в восемьсот пятьдесят долларов. Генри Форд заверил Ричарда, что, если банк поддержит его, цена в течение нескольких следующих лет опустится до трёхсот пятидесяти долларов, и все будут покупать его машины, обеспечивая большие прибыли тем, кто поможет ему сейчас. Ричард помог ему, и это стало его первым опытом вложения солидных денег в человека, который хотел удешевить свой товар вдвое.

Ричард поначалу побаивался, как бы его автомобиль – пусть и абсолютно чёрный – не показался неподходящим для президента банка, но восхищённые взгляды пешеходов, которые притягивала к себе машина, убедили его в обратном. Развивая скорость полтора десятка километров в час, она была шумнее, чем лошадь, но за ней не водилось свойства оставлять навозные яблоки посреди улицы. Он поругался с Фордом лишь однажды, когда тот не прислушался к его совету сделать модель «Т» разноцветной. Форд настаивал, что каждый автомобиль будет чёрным, чтобы не повышать цену. Анна, более чувствительная к мнению изысканного общества, не садилась в машину до тех пор, пока Кэбботы не купили такую же себе.

Уильям же обожал автомобиль и думал, что его купили на замену его коляске, ставшей ненужной по причине отсутствия мотора. Он также предпочитал няню шофёру в очках и фуражке. Бабушка Каин и бабушка Кэббот заявили, что никогда не сядут в эту ужасную машину, и сдержали свои слова, хотя стоит отметить, что бабушка Каин во время своих похорон путешествовала именно на машине, но она об этом так и не узнала.

В течение следующих двух лет банк набирал силу и рост, так же как и фигура Уильяма. Американцы опять вкладывали деньги в расширение производства, в «Каин и Кэббот» поступали значительные суммы, которые затем инвестировались в такие проекты, как, например, кожевенный завод в Лоуэлле, штат Массачусетс. Ричард наблюдал за ростом своего банка и своего ребёнка с понятным удовлетворением. На пятый день рождения сына он избавил его от женских рук, наняв за четыреста пятьдесят долларов в год частного учителя, мистера Монро, которого сам отобрал из восьми кандидатур, – их список был заранее подготовлен его личным секретарём. Монро должен был подготовить Уильяма к поступлению в школу Святого Павла, когда ему исполнится двенадцать. Уильяму Монро сразу понравился, но он счёл его очень умным и слишком старым, хотя на самом деле тому было двадцать три года, и у него был диплом второй степени Эдинбургского университета по английскому языку.

Уильям быстро научился бегло читать и писать, но предметом его главного интереса стали числа. Единственная его жалоба состояла в том, что из восьми его ежедневных уроков только один был арифметикой. Уильям очень скоро указал отцу, что одна восьмая часть рабочего времени – это слишком мало для человека, который собирается когда-нибудь стать президентом банка.

Чтобы компенсировать недальновидность учителя, Уильям ходил по пятам за всеми досягаемыми родственниками и просил их задавать ему примеры для устного счёта. Вскоре оказалось, что бабушку Кэббот невозможно убедить в том, что деление целого числа на четыре даёт тот же результат, что и умножение его на одну четверть: в её руках эти два действия часто давали различные результаты. А бабушка Каин очень старалась и мужественно пыталась справиться с простыми дробями, сложными процентами и проблемой раздела восьми кексов между девятью детьми.

«Бабушка, – сказал Уильям ласково, но твёрдо, когда та не смогла найти решение очередной его задачки, – купи мне логарифмическую линейку, и я не буду беспокоить тебя».

Она была поражена ранним развитием своего внука, но купила ему просимую игрушку, хотя и не была уверена, что он умеет ею пользоваться. Так бабушка Каин впервые в своей жизни узнала самый простой способ решения любой проблемы.

У Ричарда стали появляться проблемы на востоке. Председатель Лондонского филиала скончался на рабочем месте, и Ричард почувствовал, что его присутствие необходимо на Ломбард-стрит. Он предложил Анне сопровождать его вместе с Уильямом в Европу, что пойдёт мальчику на пользу: он побывает во всех местах, о которых ему так много рассказывал мистер Монро. Анна, ни разу не бывавшая в Европе, набила три огромных корабельных чемодана элегантными и дорогими новыми платьями, в которых собиралась завоёвывать Старый Свет. Уильям же посчитал, что со стороны матери будет несправедливо не разрешить ему взять с собой такую необходимую в путешествии вещь, как велосипед.

Каины на поезде доехали до Нью-Йорка, чтобы сесть на «Аквитанию», отправлявшуюся в Саутгемптон. Анна ужаснулась при виде множества уличных торговцев-иммигрантов и была счастлива подняться на борт и расположиться в своей каюте. А Уильям был поражён строениями Нью-Йорка, ведь до того момента он считал, что самым большим зданием в Америке, а может быть, и в мире является банк его отца. Он хотел купить розово-жёлтое мороженое, которое разносил человек в белом одеянии и соломенной шляпе, но отец и слышать об этом не захотел, да у Ричарда и денег-то в кармане никогда не было.

Мальчик с первого взгляда влюбился в огромное судно и быстро подружился с капитаном, который показал ему все отсеки этой примы компании «Кунард». Ричард и Анна, которые сидели, естественно, за капитанским столом, перед долгим путешествием посчитали необходимым извиниться за то, что их сын отнимает так много времени у экипажа.

«Ничего страшного, – ответил седобородый капитан. – Мы с Уильямом уже стали хорошими друзьями. Жаль, не смог ответить на все его вопросы относительно времени, скорости и расстояний. Мне придётся каждый вечер брать уроки у старшего механика, чтобы обрести уверенность в своих знаниях».

«Аквитания» вошла в пролив Солент, чтобы пришвартоваться в Саутгемптоне после шестидневного путешествия. Уильям не хотел покидать судно, и слёзы уже казались неизбежными, если бы не восхитительный вид «Серебряного призрака» – «Роллс-Ройса», ждавшего их на причале с шофёром, готовым умчать их в Лондон. Ричард принял моментальное решение отправить эту машину в Нью-Йорк по окончании поездки, и это было самое экстравагантное из его решений. Анне он объяснил – довольно неубедительно, – что хочет показать её Генри Форду.

В Лондоне семейство Каин остановилось в гостинице «Ритц» на Пиккадилли, что было недалеко от офиса Ричарда в Сити. Пока Ричард был занят, Анна использовала момент для того, чтобы показать Уильяму лондонский Тауэр, Букингемский дворец и смену караула гвардейцев. Уильяму всё показалось «отличным» – за исключением английского акцента, который он не понимал.

– Почему они говорят не так, как мы, мама? – потребовал он ответа и с удивлением услышал, что вопрос чаще задают обратный, поскольку «они» появились раньше. Больше всего Уильяму нравилось наблюдать за солдатами, стоящими на карауле у Букингемского дворца, – в красных мундирах с блестящими бронзовыми пуговицами. Он попытался заговорить с ними, но те смотрели в пустоту и даже не моргали.

– А мы можем забрать одного домой? – спросил он у матери.

– Нет, дорогой, они стоят здесь, чтобы охранять короля.

– Но у него их так много, можно мне взять одного?

В качестве «особого знака внимания» – так говорила Анна, – Ричард позволил себе во второй половине дня отвезти жену и сына в Вест-Энд на представление традиционного театра английской пантомимы под названием «Джек и бобовый росток», которое давали на лондонском ипподроме. Уильяму сразу понравился Джек, и он был готов срубить каждое дерево вокруг себя, воображая, что на нём прячется великан. После спектакля они пили чай в «Фортнум энд Мэйсон» на Пиккадилли, и Анна позволила Уильяму две булочки со взбитыми сливками и новомодную штучку под названием «пончик». На следующий день Уильяма пришлось опять вести в чайную комнату «Фортнума», чтобы он съел ещё «пончиков со сливками», как он их называл.

Однако праздник для Уильяма и его матери пролетел быстро, а Ричард, довольный успехами на Ломбард-стрит и новым управляющим, начал подбирать день для их возвращения. Из Бостона ежедневно приходили телеграммы, которые заставляли его спешить на своё место председателя. И вот когда одна из них сообщила, что на хлопкоперерабатывающем заводе в Лоуренсе, штат Массачусетс, забастовало двадцать пять тысяч рабочих, а его банк сделал большие вложения в это предприятие, он принял решение отправляться через три дня.

Уильяму не терпелось вернуться домой, рассказать мистеру Монро обо всех восхитительных вещах, которые он делал в Англии, и вновь встретиться с бабушками. Он был уверен, что те никогда не ходили в настоящий театр с живыми актёрами и простой публикой. Анна тоже была бы счастлива попасть домой, хотя поездка ей нравилась не меньше, чем Уильяму, поскольку её платья и красота с восторгом были приняты островитянами Северного моря, обычно не склонными к выставлению своих мнений напоказ.

В качестве последней радости за день до отплытия Анна взяла Уильяма на чай, который устраивала жена новоназначенного председателя лондонского филиала банка Ричарда. У неё тоже был сын восьми лет по имени Стюарт, и Уильям после двух недель, в течение которых они играли вместе, привык к своему новому другу и стал считать его неотъемлемой частью своей жизни. Чаепитие, впрочем, оказалось несколько скомканным, поскольку Стюарт чувствовал себя неважно, и Уильям – из солидарности со своим новым приятелем – сказал, что собирается болеть тоже. Анна и Уильям возвратились в «Ритц» раньше, чем планировали. Однако Анну это не слишком выбило из колеи, поскольку у неё появилось время приглядеть за укладкой своих чемоданов, а недомоганию Уильяма она не придала большого значения, считая, что он просто подражает Стюарту. Но когда вечером она отправляла сына спать, то обнаружила, что он не говорил попусту и у него и в самом деле высокая температура. За ужином она сказала об этом Ричарду.

– Возможно, он перевозбудился при мысли о возвращении домой, – ответил он не слишком уверенно.

– Надеюсь, что так, – сказала Анна, – не хотелось бы везти его больным.

– Да он оправится к завтрашнему дню, – сказал Ричард не допускающим возражений тоном, но когда Анна пришла утром будить сына, то обнаружила, что он весь покрыт красными пятнами, а температура поднялась выше сорока градусов. Гостиничный врач диагностировал корь и вежливо, но настойчиво запретил Уильяму какие бы то ни было морские путешествия не только ради него самого, но и для спокойствия других пассажиров. Не оставалось ничего, как уложить его в кровать, обложить грелками и дожидаться следующего корабля. Ричард не смог позволить себе трёхнедельную задержку и решил отправляться по плану. Анна произвела необходимые перемены в бронировании билетов. Уильям умолял отца взять его с собой: двадцать один день ожидания, пока «Аквитания» вернётся в Саутгемптон, казались ребёнку вечностью. Ричард был непреклонен, нанял сиделку для ухода за Уильямом и убедил мальчика, что он плохо себя чувствует.

Анна проводила Ричарда до Саутгемптона в новом «Роллс-Ройсе».

– Мне будет одиноко в Лондоне без тебя, Ричард, – сказала она застенчиво при прощании, рискуя заработать замечание в излишней эмоциональности.

– Что же, дорогая, мне тоже будет одиноко без тебя в Бостоне, – сказал он, хотя мысли его уже занимали бастующие рабочие.

Анна вернулась в Лондон поездом, размышляя о том, чем же она займётся ближайшие три недели. Ночь Уильям провёл лучше, и утром пятна уже не казались такими зловещими. Однако и доктор, и сиделка были единодушны: он должен оставаться в постели. Анна воспользовалась дополнительным временем, чтобы писать длинные письма родным. Уильям, несмотря на протесты, остался в постели, но во вторник он проснулся рано и отправился в комнату матери вполне восстановившим силы. Он забрался к ней в кровать, и его холодные руки тут же разбудили её. Она с огромным облегчением увидела, что он совершенно выздоровел. Она позвонила и заказала завтрак в постель им обоим – вольность, которой отец Уильяма никогда бы не потерпел.

Послышался негромкий стук, и человек в красной, шитой золотом ливрее внёс огромный серебряный поднос с завтраком. На нём были яйца, бекон, помидоры, тосты и мармелад – настоящий пир. Уильям жадно смотрел на еду, он уже и не помнил, когда ел по-настоящему. Анна равнодушно взглянула на утреннюю газету. Живя в Лондоне, Ричард ежедневно читал «Таймс», поэтому менеджеры отеля решили, что ей она тоже понадобится.

– Ой, смотри, – сказал Уильям, уставившись на фотографию на первой полосе, – папин корабль. А что такое ка-та-стро-фа, мама?

Во всю ширину газетного листа была помещена фотография «Титаника».

Анна, не думая о том, уместно ли такое поведение для члена семьи Лоуэллов или Кэбботов, залилась слезами. Они несколько минут сидели в постели, обняв друг друга. Уильям не мог сказать, почему. Анна поняла, что они оба потеряли человека, которого любили больше всего на свете.

Отец молодого Стюарта, сэр Пирс Кэмпбелл, прибыл в сто седьмой номер отеля «Ритц» почти сразу же. Он подождал в гостиной, пока вдова переоденется в своё единственное чёрное платье. Уильям тоже оделся, всё ещё не понимая, что такое «катастрофа». Анна попросила сэра Пирса объяснить весь смысл новости её сыну, который говорил: «Я хотел быть на корабле с ним, но меня не пустили». Он не плакал, потому что не верил, что что-то может убить его отца. Он окажется в числе спасшихся.

За всю свою карьеру политика, дипломата и бизнесмена, возглавившего лондонский филиал банка «Каин и Кэббот», сэр Пирс никогда не встречался с подобным самообладанием в таком юном существе. Много лет спустя он говаривал, что такое присутствие духа даётся немногим. Оно было дано Ричарду Каину и унаследовано его единственным сыном.

Списки спасшихся поступали время от времени из Америки, и Анна проверяла и перепроверяла их. Однако каждый раз в них отсутствовало имя Каина, он считался пропавшим без вести, видимо, утонувшим. Прошла ещё неделя, и даже Уильям почти потерял надежду на то, что его отец спасётся.

Анна с трудом заставила себя подняться на борт «Аквитании», но Уильям горел непонятным желанием выйти в море. Час за часом он просиживал на прогулочной палубе, осматривая пустую поверхность воды.

– Завтра я обязательно найду его, – обещал он матери сначала уверенно, затем всё более сомневающимся тоном.

– Уильям, никто не может выжить в Атлантике в течение трёх недель.

– Даже мой отец?

– Даже твой отец.

Когда Анна вернулась в Бостон, обе бабушки ждали её в Красном доме, исполненные чувства обязанности, которая свалилась на них.

Ответственность опять перешла в руки бабушек. Анна пассивно отнеслась к своему положению собственника. У неё в жизни почти не осталось иных целей, кроме Уильяма, чья судьба теперь находилась в её руках. Уильям был вежлив, но на сотрудничество не шёл. Днём он тихо сидел на уроках мистера Монро, а по ночам плакал на коленях у матери.

– Ему не хватает компании других детей – только и всего, – сказали бабушки решительно, уволили мистера Монро и няньку, а Уильяма отправили в школу в Сэйр, надеясь на то, что вступление в реальный мир и компания других детей вернут его в прежнее состояние.

Огромную часть своего состояния Ричард оставил Уильяму, предусмотрев семейное доверительное управление имуществом до тех пор, пока Уильяму не исполнится двадцать один год. Существовало и дополнение к завещанию. Ричард указывал, что Уильям должен стать председателем правления банка «Каин и Кэббот» заслуженно. Это было единственным местом в завещании отца, которое вдохновляло Уильяма, потому что всё остальное он получал по праву рождения. Анна получала пятьсот тысяч долларов капитала и пожизненные выплаты в размере ста тысяч долларов в год после вычета налогов, но эта выплата прекращалась, если бы она вышла замуж ещё раз. Она также получала дом на Бикон-Хилл, летний дом на побережье, дом в штате Мэн и небольшой островок неподалёку от полуострова Кэйп Код. Все это должно было перейти к Уильяму после смерти матери. Обе бабушки получили по двести пятьдесят тысяч долларов и письма, которые не оставляли сомнения в том, какие обязанности возлагались на них, если Ричард умрёт раньше них. Банк должен был заниматься доверительным управлением семейным состоянием, а крёстные родители Уильяма выступали в качестве компаньонов. Ежегодный доход от такого управления должен был вкладываться в надёжные предприятия.

Прошёл целый год, прежде чем бабушки сняли траур, и, хотя Анне было всего двадцать восемь лет, она впервые в жизни выглядела на свои годы.

В отличие от Анны, бабушки скрывали своё горе от Уильяма, пока он не упрекнул их в этом.

– Разве ты не скучаешь по моему папе? – спросил он как-то бабушку Каин, глядя на неё синими глазами, которые заставляли вспоминать глаза её собственного сына.

– Почему, скучаю, дитя моё, но он сам не хотел бы, чтобы мы просто сидели и горевали впустую.

– Но я хочу, чтобы мы всегда помнили о нём – всегда! – сказал Уильям дрожащим голосом.

– Уильям, я должна впервые поговорить с тобой как со взрослым человеком. Мы всегда будем хранить в наших душах память о нём, а ты должен выполнить своё предназначение, оправдав те надежды, которые возлагал на тебя твой отец. Ты теперь глава семьи и наследник огромного состояния. Поэтому ты должен в труде готовить себя к этому наследию в том же духе, как твой отец приумножал его для тебя.

Уильям ничего не ответил. Зато теперь у него была цель в жизни, которой раньше ему не хватало, и он поступил так, как советовала ему бабушка. Он научился жить со своей скорбью, не жалуясь на неё, и с того момента начал упорно заниматься в школе, довольный только тогда, когда его успехи производили впечатление на бабушку Каин. Он прекрасно успевал по всем предметам, а по математике был первым не только в классе, но намного опережал и более старших ребят. Он решил превзойти успехи своего отца. Мать стала ему ещё ближе, а сам он начал настолько подозрительно относиться ко всем, кто не входил в состав семьи, что его считали одиночкой и – совершенно несправедливо – снобом.

На его седьмой день рождения бабушки решили, что для Уильяма настала пора познакомиться с сущностью денег. Поэтому они позволили ему иметь карманные деньги в размере одного доллара в неделю, но настояли, чтобы он вёл учёт каждого израсходованного цента. Имея это в виду, они подарили ему книгу учёта доходов и расходов в зелёном кожаном переплёте за девяносто пять центов, которые они вычли из еженедельного пособия в один доллар. Начиная со второй недели бабушки утром каждой субботы делили этот доллар. Уильям пятьдесят центов вкладывал, двадцать тратил на себя, десять – на благотворительность по своему усмотрению, а двадцать откладывал в резерв. В конце каждого квартала бабушки просматривали кассовую книгу и его письменные отчёты по всем сделкам. По истечении первых трёх месяцев Уильям уже был готов сам вести отчётность. Он пожертвовал доллар и двадцать центов на бойскаутов, скопил четыре доллара и попросил бабушку Каин положить их на накопительный счёт в банке своего крёстного отца Дж. П. Моргана. Ещё три доллара и восемь центов он истратил без отчёта и доллар отложил в резерв. Кассовая книга сделалась источником большого удовлетворения для бабушек: стало ясно, что Уильям, несомненно, сын Ричарда Каина.

В школе у Уильяма было мало друзей, в частности, потому, что он стеснялся заводить отношения с кем-то, кроме Кэбботов, Лоуэллов или детей из более богатых семей, чем его собственная. Это резко ограничивало его выбор, и он стал несколько погружённым в себя, что огорчало Анну, желавшую, чтобы Уильям вёл как можно более нормальный образ жизни, и в душе не одобрявшую ни кассовой книги, ни программы инвестиций. Анна предпочла бы, чтобы у Уильяма было много молодых друзей, а не старых советчиков, чтобы он пачкался и получал на улицах синяки, чтобы он заводил лягушек и черепах, а не покупал акции и изучал отчёты компаний, короче, чтобы он был таким же, как и все остальные мальчики. Но ей всегда недоставало смелости сказать о своих мыслях; впрочем, бабушкам были неинтересны все остальные мальчики.

На свой девятый день рождения Уильям представил бабушкам книгу доходов и расходов для второй ежегодной ревизии. Книга в зелёном кожаном переплёте показывала, что за два года он накопил пятьдесят долларов. Уильям был особенно счастлив обратить внимание бабушек на графу В-6, показывавшую, что он продал акции банка Моргана сразу же после того, как услышал о смерти великого финансиста, потому что помнил, как упали в цене бумаги отцовского банка после того, как было объявлено о его смерти.

Бабушки были приятно удивлены и разрешили Уильяму продать свой старый велосипед и купить новый, после чего у него ещё оставался капитал в размере ста долларов, которые бабушки вложили от его имени в компанию «Стандард Ойл» из Нью-Джерси, поскольку, по словам Уильяма, её акции будут только расти. Он внимательно вёл книгу доходов и расходов вплоть до своего двадцать первого дня рождения. Если бы его бабушки дожили до того дня, он был бы горд показать им последнюю графу в правой колонке, которая называлась «активы».