Текст книги "Исцеленные. Вселяющие надежду истории необъяснимого выздоровления"

Существует множество неизвестных факторов, связанных с такими аутоиммунными заболеваниями, как диабет, ревматоидный артрит, волчанка и многие другие. Факторы, их вызывающие, сугубо индивидуальны, но сводятся к тому, что иммунная система сходит с рельсов, будто какой-то камень неожиданно возник на железнодорожных путях. Был ли этот камень генной последовательностью, с которой вы родились, токсином, попавшим в ваш организм, или долгожданной беременностью, цель лечения одинакова – вернуть поезд на рельсы вместо того, чтобы продолжать вручную вращать его колеса, нанося еще больше вреда здоровью.

Было бы невероятно, если бы иммунная система никогда не сбивалась с пути и оставалась в идеальном рабочем состоянии, как хорошо смазанный механизм. Даже самые лучшие машины нуждаются в своевременном техническом обслуживании. Как мы можем ожидать, что иммунная система продолжит функционировать на пике своих возможностей, а здоровые клетки будут правильно реагировать на описанные выше инструкции, если мы не следим за ними так же тщательно, как за автомобилями?

Я знаю, что в моей жизни были долгие периоды, когда я уделял своему телу меньше внимания, чем машине, в содержании которой ни на шаг не отступал от рекомендаций специалистов. И это даже забавно, ведь ее в конечном счете можно заменить, а тело – нет.

Итак, как нам поддерживать иммунную систему на высоком уровне работоспособности или, если она в настоящее время истощена, восстановить ее функцию? Как мы можем избежать триггеров, которые провоцируют аутоиммунные расстройства? И как нажать кнопку перезагрузки иммунитета, если уже страдаем от одного из подобных заболеваний?

Одним из секретных орудий иммунной системы, встроенных в наш организм, является клетка, которая называется «естественный киллер». Это один из множества типов белых кровяных телец, которые производятся в костном мозге и запрограммированы на выполнение очень специфической работы. Другие типы белых кровяных телец – вспомогательные; они помечают проблемные клетки, подлежащие удалению, и клетки памяти, которые запоминают вирусы и бактерии, чтобы организм мог более эффективно бороться с ними при следующей встрече. Что касается естественных киллеров, представьте, что они – Джеймс Бонд вашей иммунной системы. Это специально обученный шпион, секретный агент, охотник за головами главных злодеев. Этот тип клеток играет важную роль в уничтожении опухолей и инфицированных клеток, а также в отслеживании, поглощении и вымывании их из организма. Естественные киллеры относятся к тем типам белых кровяных телец, которые получают суперсилу от лихорадки и, несомненно, являются частью команды, ответственной за уничтожение опухолей в экспериментах Коули. Конечно, мы не можем просто бегать по улице, пытаясь подхватить инфекцию, вызывающую опасно высокую температуру, в надежде, что это подтолкнет наш иммунитет к действию. Но мы, безусловно, можем извлечь уроки из эксперимента Коули, который доказал, что на эффективность работы иммунитета можно повлиять.

Спустя 75 лет после того, как Уильям Коули попытался спасти Бесси Дэшил, другой молодой хирург взял в руки скальпель и приготовился к рутинной операции по удалению желчного пузыря. Его пациента вряд ли можно было назвать приверженцем здорового образа жизни: пожилой мужчина, который был алкоголиком сколько себя помнил, знаменитым благодаря способности выпивать несколько литров бурбона в неделю. Во время одной из первых встреч с врачом он рассказал, что несколько лет назад у него был диагностирован неизлечимый рак желудка с метастазами в печень, но, по-видимому, позже он просто «исчез». [5]

Доктор Стивен Розенберг ему не поверил.

«Уж конечно», – подумал он.

Розенберг точно знал, что упомянутая форма рака желудка неизлечима, а потому его пациент, должно быть, заблуждался. Однако отыскав оригинал истории болезни, он был потрясен: старик говорил правду. На момент постановки диагноза врачи удалили опухоль, чтобы выиграть мужчине немного времени и сделать его жизнь более комфортной, но рак уже распространился, и в печени сформировалось множество злокачественных образований. Болезнь была неизлечимой; смерть – всего лишь вопрос времени. Врачи полагали, что он умрет в течение нескольких месяцев.

То, что этот человек лежал на операционном столе доктора Розенберга 12 лет спустя, было невозможно. Стивен не мог свыкнуться с мыслью, что этот человек все еще жив, и не был уверен, что именно он обнаружит, когда начнет удалять желчный пузырь.

Он сделал боковой разрез чуть ниже грудной клетки, следуя изгибу нижнего ребра. Чтобы добраться до желчного пузыря – грушевидного органа, который выделяет желчь и помогает пищеварению, – нужно залезть под печень, укрывающую его, как одеяло. Прежде чем доктор Розенберг приступил к холецистэктомии, он поддался любопытству и пальпировал печень. К настоящему времени она должна была быть полностью пронизана опухолями, ведь 12-ю годами ранее обследование зафиксировало плотные, твердые как камень комки, однако ничего подобного врач не обнаружил.

«Неплохо для алкоголика, – подумал врач, – что же он пьет»?

Сбитый с толку, доктор Розенберг завершил операцию и зашил пациента. Лежащий перед ним человек, казавшийся обычным во всех отношениях, на деле пережил нечто экстраординарное.

Вопросы не давали покоя молодому хирургу еще несколько дней. Человек, который, как ожидалось, умрет в течение нескольких месяцев от одной из самых смертельных и опасных форм рака, наблюдал, как его организм сам справляется с болезнью, будто та была не страшнее простуды. И никто даже не догадывался о том, что происходит.

Почувствовав себя лучше, пациент просто не вернулся в больницу, и на это никто не обратил внимания – все, вероятно, предположили, что он отправился за медицинской помощью в другое место или умер. В больнице, где его лечили, он остался не более чем именем на бумаге. Тем временем мужчина продолжил жить, счастливый и здоровый, хоть и сам не знал, в чем причина его исцеления. Для доктора Розенберга это было поразительным открытием, «тайной необычайно огромных размеров» [6], будто он нашел месторождение нефти, когда копал колодец на заднем дворе. Наверняка из этого случая можно было извлечь нечто полезное, что-то такое, что могло бы помочь другим.

Предполагая, что механизм был биологическим – нечто уникальное для физиологии пациента – он попытался ввести кровь этого человека другому больному с раком желудка. Однако в его крови не было ничего, что можно было бы перенести простым переливанием, и другой пациент в итоге скончался. Доктор Розенберг понял, что к исчезновению опухолей привело не что-то чудесное, таящееся в крови выздоровевшего пациента. Это было нечто другое, некий рычаг, который каким-то образом изменил режим работу иммунной системы, заставив ее самостоятельно уничтожать раковые клетки. И если это было так, то это значило, что процесс мог повториться. Необходимо было выяснить механизм управления иммунной системой, чтобы применить это знание на других людях и помочь им исцелиться.

Как и в случае с Коули и Бесси Дэшил, исчезнувший рак желудка вдохновил Стивена Розенберга посвятить жизнь поиску лучшего понимания иммунной системы человека и того, как ее врожденные навыки и способности можно использовать для борьбы с самыми смертоносными заболеваниями. Сегодня он руководит отделением иммунологии опухолей в Национальном институте рака и является пионером нового направления – иммунотерапии рака – которое фокусируется на использовании иммунитета человека для борьбы с болезнью. Последние четыре десятилетия Розенберг один за другим раскрывал секреты иммунитета, подобно археологу, медленно откапывающему древние останки, кость за костью, все ближе и ближе подходя к формированию общей картины.

Стивен Розенберг так и не выяснил, что вызвало тот случай спонтанной ремиссии в 1968 году, когда он только начинал свою карьеру в медицине; исчезнувший рак желудка того старика так и остался для него загадкой. Как и во многих других случаях спонтанной ремиссии, это произошло словно в темноте, когда никто этого не видел. Расследование эпизодов спонтанного исцеления часто напоминает детективную историю – попытку собрать воедино что, как и когда могло произойти, учитывая неполный набор улик.

Сегодня подобные случаи – это «чудеса», но завтра мы оглянемся и увидим их как ступеньки на длинной, крутой лестнице, ведущей к долгожданному знанию. Сейчас мы находим все новые и новые способы получить доступ к иммунной системе, похожие на взлом программного обеспечения для исправления некорректного кода, но, полагаю, от истины все еще далеки.

Хотя мы пока не можем использовать иммунотерапию для борьбы со всеми видами рака или неизлечимыми заболеваниями, прогресс, достигнутый Розенбергом и другими иммунологами, был выдающимся. Он выяснил, как извлекать определенные клетки, «обучать» их лучше выполнять свою работу, а затем выпускать обратно в организм, чтобы те брались за дело с новой силой. Совсем недавно он и его команда разработали новый вид терапии под названием «ингибиторы контрольных точек». Они смогли реактивировать клетки иммунной системы, которые были отключены растущей опухолью – один из многих приемов рака для проскальзывания мимо системы иммунитета по обнаружению угроз.

Эти невероятные достижения спасли жизни многих людей с определенными видами рака, но иммунотерапия в ее нынешнем состоянии подходит не для всех пациентов и заболеваний. Этот вид лечения все еще работает только в определенных ситуациях.

Успехи в области иммунотерапии говорят нам о том, что сила, позволяющая преодолеть неизлечимую болезнь, может быть заключена внутри каждого из нас. Иммунотерапия – это высокотехничный, точный способ нацелиться на конкретные клетки иммунной системы и заставить их работать против рака. И хотя вы не можете самостоятельно практиковать иммунотерапию дома, вы можете вступить в коммуникацию со своей иммунной системой, возможно, даже – как и многие из тех, кто пережил спонтанное исцеление, – до такой степени, чтобы изменить ее функционирование, преломив ход болезни.

Открытие линий связи: как наладить коммуникацию со своей иммунной системой

Почему естественные киллеры иногда уничтожают мутирующие раковые клетки, а в других случаях как будто вовсе не замечают их? При каких условиях они работают на нас, выслеживая патогены и вирусных захватчиков? И что должно случиться, чтобы они принялись атаковать наши собственные ткани и биологические системы?

В 1950-х годах один молодой студент семинарии вошел в историю спонтанного исцеления, став первым человеком, который заболел серьезной болезнью, а затем пережил поразительное выздоровление – и все это под пристальным наблюдением множества врачей. [7]

Дэниэл начал проходить терапию, когда ему было чуть за 20. Многое терзало его изнутри. Воспитанный в строгой религиозной семье, он боролся с глубоко укоренившимся чувством вины, связанным со всем, что касалось секса и прочих грехов. У него были огромные трудности с социализацией. Врач описывал его как «мятежного, испуганного, жесткого и встревоженного». Он не знал, что хочет сделать со своей жизнью, и это мучило его. В разговоре со своим психотерапевтом Дэниэл упомянул, что студенческие годы он не может назвать никак иначе, кроме как «кошмаром наяву». Вопреки ожиданиям, после колледжа все стало только хуже. Он всегда думал, что станет пастором, но не чувствовал себя достойным этой профессии, пусть и считал ее своим призванием, а потому отказался быть рукоположенным в сан священнослужителя. Дэниэл встретил женщину, с которой, как он думал, мог бы построить отношения, но это оказалось непросто – он держал ее на расстоянии, в то же время контролируя каждый ее шаг. Терапия перестала помогать. Совершенно потерянный, он как будто сам заточил себя в невидимую тюрьму, полную гнева, вины и стыда.

В январе 1959 года, когда ему было 26 лет, Дэниэл заметил уплотнение в своем левом яичке. Ему поставили диагноз – эмбрионально-клеточная карцинома яичек. Врачи попытались одолеть опухоль, в короткие сроки проведя операцию по ее удалению. Поначалу они надеялись, что все прошло хорошо, и прогноз был положительным. Однако после операции Дэниэл впал в еще более глубокую депрессию. Он чувствовал, что болезнь была наказанием, посланным ему Богом за грехи, и его переполняло беспокойство по поводу медицинских счетов, которые он оплачивал все с бóльшим трудом. Через четыре месяца после операции врачи обнаружили, что рак снова расцвел, распространившись по лимфатической системе и другим органам: опухоли увеличились в осевых и шейных лимфатических узлах, из-за чего Дэниэлу было трудно держать голову, а также появились в легких. Биопсия узла подтвердила, что это была та же эмбрионально-клеточная карцинома.

Прогноз был настолько плохим, насколько это возможно: шансы прожить хотя бы год близились к нулю. Когда Дэниэл попросил врачей честно назвать отведенный ему срок, они ответили, что это вопрос лишь нескольких недель.

Психотерапевт поинтересовался:

– Что бы вы хотели успеть сделать до того, как покинете этот мир?

И Дэниэл без малейшего колебания ответил:

– Я хочу принять духовный сан и жениться. [8]

Перед лицом разрушительной болезни его желания и мечты казались жестким контрастом реальности. Когда смерть возникла на горизонте, молодой человек испытал чувство полного покоя и ясности, которых никогда прежде не было. Немедленно были приняты меры к его рукоположению, а его семья принялась планировать свадьбу. Несмотря ни на что, они с Констанс были счастливы. Несколько недель спустя, 13 июля, они поженились. Дэниэл в свадебном костюме был больше похож на привидение, чем на жениха, и кому-то даже показалось, что он не протянет и до конца церемонии. Но, как ни странно, опухоли на его шее к тому моменту заметно уменьшились. Дэниэл и его невеста восприняли это как кратковременную отсрочку, своего рода послабление перед тем, как рак окончательно убьет его.

Однако через несколько дней после церемонии опухоли и вовсе исчезли. Неделю спустя, 20 июля, врачи, не на шутку заинтересовавшиеся этими изменениями, назначили внеплановый рентген. Поразительно, но снимки показали не только полное исчезновение видимых опухолей в лимфатической системе, но и то, что легочные метастазы в грудной полости, казалось, тоже неуклонно уменьшались. Они не могли придумать никакого объяснения; единственное лечение, которому он подвергся с тех пор, как обнаружилось наличие рака, было паллиативным. 31 июля повторный рентген показал, что метастазы исчезли. Темные пятна на снимке как будто просто стерли.

Несколько дней спустя Дэниэл был рукоположен в сан священника, а 8 августа 1959 года ему сообщили, что рак полностью отступил. В его теле не было обнаружено никаких признаков болезни. Он был совершенно здоров.

Тот факт, что психологические факторы этого случая были известны и записаны в мельчайших деталях, делает его окном в невероятную связь между разумом и иммунной системой. Это единственный известный зарегистрированный случай спонтанной ремиссии, когда пациент проходил терапию и находился под наблюдением психиатра до болезни, а также в период начала, развития и поразительного регресса заболевания. Взлеты и падения агрессивной формы рака, поразившего Дэниэла, полностью соответствовали его психологическому состоянию буквально на каждом шагу, поднимая множество важных вопросов. Что же такого было в лике смерти, что подтолкнуло его к жизни? Учитывая все изменения, как с медицинской, так и с психологической точки зрения, могло ли это быть объяснено смертью его ложного «я» и рождением истинного? Было ли это связано с преодолением страха, мешающего принять жизнь и ее истинную цель? Возможно ли, что ключом к освобождению от болезни стало осознание того, что ты любишь и любим?

Давайте на секунду обратимся к нашей нервной системе – сложной сети нервных клеток, которая извивается и искрится по всему телу. У нас есть миллиарды нервных окончаний, или нейронов, которые помогают нам во всем – от поднятия пальца до ощущения интенсивной эмоциональной реакции. Клетки нервной системы непрерывно посылают сообщения в разные части тела, проносясь со скоростью электрического разряда.

Теперь мы знаем, что иммунная и нервная системы на самом деле тесно переплетены. Это не отдельные системы, работающие независимо, а взаимосвязанные сети, которые могут обмениваться информацией и «разговаривать» друг с другом.

Прежде всего, нервная система напрямую подключается к вилочковой железе – это одна из «электростанций» иммунной системы, которая запускает в ваше тело белые кровяные тельца. Исследователи теперь знают, что на клетках иммунной системы действительно присутствуют нейрорецепторы. Считалось, что нейрорецепторы ограничены лишь связью мозга и нервной системы, пока Кэндис Перт, которую часто называют «матерью психонейроиммунологии», не обнаружила наличие рецепторов нейромедиаторов и нейропептидов на стенках клеток как в иммунной системе, так и в мозге.

Так что же представляют собой нейрорецепторы на самом деле? По сути, они являются передатчиком информации от одной клетки к другой. Это похоже на включение определенной радиочастоты для связи с кем-то по рации. Постоянно перемещающиеся по телу клетки иммунной системы включают этот самый радиоканал. Они находятся на связи с нервной системой, а это означает, что все происходящее в вашем сознании передается непосредственно в иммунную систему. Случаи, подобные ситуации с Дэниелом, показывают, что иммунитет восприимчив к эмоциям, и эта коммуникация иногда приводит к неожиданным результатам. [9]

Углубившись в подробности дела Дэниэла, я обнаружил, что в дни его удивительного выздоровления он прошел сеанс регрессивного гипноза, благодаря которому вновь испытал глубокую и безусловную любовь своей прабабушки.

Позже Дэниэл приписал важную часть своего исцеления именно ее постоянному, непоколебимому чувству, которое он бесконечно ценил. Могло ли оно передаться в его иммунную систему, оживив что-то глубоко внутри? Будь то терапевтический сеанс, отношения, глубокая медитация или сфокусированные образы, любовь неизбежно затрагивает и исцеляет то, до чего не могут дотянуться никакие лекарства.

Стоит сказать, что на одной частоте работают не только ваша иммунная и нервная системы. У вас когда-нибудь было предчувствие? Вы когда-нибудь «чувствовали нутром», что вот-вот что-то произойдет? Что ж, это ощущение имело под собой вполне реальную почву.

Ваш кишечник (и вся пищеварительная система: пищевод, желудок, толстая и тонкая кишки) содержит более 100 млн нейронов – больше, чем в спинном мозге.

Серотонин, один из нейрохимикатов, который принимает участие в регуляции настроения, памяти, социального поведения, либидо и половых функций, а также аппетита, пищеварения и сна (который является одной из основных целей воздействия антидепрессантов) [10], в основном образуется в кишечнике; оказывается, что более 90 % серотонина в нашем организме синтезируется именно там. [11] Влияние кишечника на настроение, эмоции и даже мысли настолько значительно, что исследователи теперь считают его самостоятельным «мозгом».

Стоит отметить, что клетки работают не в одиночку – они объединяются с микробами, которые также называют микробиомом. [12]

Микробиом – это целая микроскопическая экосистема, которая живет и процветает внутри вашего тела. Она сложна, умна и влиятельна до такой степени, что вполне может определять вашу способность выздоравливать… или сдаваться болезни.

Что такое микробиом?

Говоря о микробиоме, мы, по сути, имеем в виду вас и те триллионы бактерий, которые обитают снаружи и внутри вашего тела. Большинство из них находится в кишечнике, но другие распространены по всему организму, являясь взаимосвязанной сетью, которая во многих отношениях функционирует как самостоятельный орган. Подавляющее большинство бактерий, живущих в каждом секторе вашего тела, являются полезными. Вы даете им своего рода кров, и они работают на вас, переваривая пищу, вырабатывая определенные витамины и нейрохимические вещества, необходимые организму, и даже препятствуя распространению «плохих» бактерий. Эти полезные микроорганизмы на самом деле составляют до 3 % массы вашего тела. И вы при этом оказываетесь в меньшинстве, ведь на каждую клетку в вашем теле приходится до 100 клеток бактерий. В свете вышесказанного назревает логичный вопрос: «Где заканчивается человек и начинаются его бактерии?» Ответить на него не так легко, как хотелось бы. Микробиом оказывает огромное влияние на наше здоровье и может сыграть большую роль в том, заболеем мы или нет, и если все же заболеем, то каков будет исход.

Микробиом каждого человека так же уникален, как отпечаток пальца, ведь он формируется еще при рождении, когда мы знакомимся с бактериями в родовых путях матери. Позже микробиом продолжает формироваться под влиянием окружающей среды – продуктов, которые мы ели, мест, которые мы посещали, видов работ, на которых мы трудились. Каждая новая среда, с которой мы сталкиваемся, дополняет наш постоянно меняющийся микробиом, в идеале делая его богаче и разнообразнее. Но есть одна вещь, которая может серьезно на него повлиять – антибиотики.

Антибиотики – очень важный шаг вперед в медицине и во многих случаях спасительное вмешательство – имеют набор побочных эффектов, и один из них заключается в том, что в процессе уничтожения «плохих» бактерий они также уничтожают и «хорошие», поддерживающие здоровую иммунную функцию.

На самом деле примерно 80 % клеток иммунной системы находится в кишечнике, и наука приводит все больше доказательств того, что разнообразный микробиом может сформировать иммунную систему, которая наиболее эффективна в борьбе как против внешних угроз (вирусы и инфекции), так и внутренних (мутирующие клетки, впоследствии превращающиеся в рак).

Итак, какую роль «хорошие» бактерии играют в формировании здоровой иммунной системы? 100 трлн бактерий, живущих в нашем теле, имеют свой собственный набор ДНК, который в совокупности является их «геномом». Мы приходим к осознанию того, что человеческий геном, запрограммированный на сопротивление определенным болезням (и способный научиться бороться с остальными) путем воздействия на них собственных резервов или вакцин, на самом деле не имеет достаточного «кода», чтобы защитить нас от всех существующих угроз. Представьте, что на жестком диске заканчивается место – он переполнен файлами и информацией. Мы полагаемся на геном микробиома (кишечного мозга), чтобы он сохранил для нас как можно больше информации о болезни и тактике борьбы с ней. Однако стоит принять слишком много антибиотиков, и вся эта память будет уничтожена. Все равно что устроить пожар в библиотеке.

Один курс антибиотиков может влиять на кишечные бактерии на срок до года. Конечно, эти препараты, как и другие иммуносупрессивные вмешательства вроде химиотерапии, иногда необходимы и даже спасают жизнь. Хитрость заключается в том, чтобы знать, как использовать их с умом. Вместо того чтобы заботиться о своем здоровье и снижать вероятность заболевания на первоначальном этапе, мы создали в медицине культуру, которая оперирует решениями более поздних проявлений болезни. Мы работаем с результатами разрушений, вместо того чтобы вмешаться и создать те самые лестницы и ограждения, о которых мы говорили в начале главы. Микробиом, по сути, является продолжением иммунной системы, и все же стандартный подход к лечению серьезных заболеваний обычно включает в себя его уничтожение в результате терапии. Если мы знаем, насколько важен микробиом для иммунной функции, то почему мы все еще лечим болезни, уничтожая хорошее вместе с плохим? Как мы дошли до этого?

Что вызывает болезнь – микроб или почва?

150 лет назад мы все еще верили в «спонтанное зарождение». Это была идея о том, что заболевание возникает внутри тела, появляясь из ниоткуда внутри клеток самого организма. Мы также думали, что болезнь – это моральное бедствие, побочный эффект бедности или неправильных поступков. Если вы больны, то, вероятно, причиной этого был грех и последовавшая за ним Божья кара. К тому времени, когда Луи Пастер приступил к опровержению самопроизвольного зарождения, многие его предшественники уже пытались это сделать. Одна такая попытка особенно выделяется среди других.

В начале 1800-х годов «родильная горячка», возникавшая у женщин через несколько дней после родов, унесла жизни примерно четверти всех новоиспеченных матерей. Предположения о причине и возможном лечении заболевания были разнообразными, но врачи не беспокоились о том, что могут заразиться, – концепция самопроизвольного зарождения недуга предполагала, что родильная горячка «самостоятельно возникает» в женских органах в первые дни после родов.

Австрийский хирург по имени Игнац Земмельвейс поставил это предположение под сомнение. Он управлял двумя родильными домами. В первой клинике показатели материнской смертности соответствовали средним показателям того времени – в XIX веке роды были гораздо более опасным делом, чем сейчас – и женщины там умирали из-за преэклампсии и других осложнений родовой деятельности, но показатели родильной горячки были чрезвычайно низкими. Во второй клинике дела обстояли иначе: ужасная репутация и высокая смертность молодых матерей от родильной горячки заставляли женщин настолько бояться этого места, что они падали на колени и умоляли отправить их в другую больницу. Некоторые отказывались идти настолько категорически, что рожали прямо на улице! Эти случаи происходили так часто, что их даже прозвали «уличными родами», и Земмельвейс изучал их, ожидая найти плачевные исходы. В конце концов, как можно сделать выбор в пользу родов на корточках в канаве вместо того, чтобы оказаться в больнице, где работают квалифицированные врачи и лучшие студенты-медики? То, что он обнаружил, потрясло его до глубины души: уровень смертности от родильной горячки в случае «уличных родов» был ничтожно мал.

Земмельвейс начал более внимательно присматриваться к различиям между двумя клиниками. В больнице с лучшими результатами работали акушерки, а в другой – студенты-медики, так что существовала вероятность, что они использовали разные стратегии. Например, акушерки заставляли женщин лежать на боку, в то время как студенты-медики заставляли их лежать на спине. Земмельвейс проинструктировал своих студентов-медиков, чтобы вместо этого женщины рожали на боку, но это не возымело никакого эффекта. Он пробежался по списку возможных различий, меняя то одно, то другое, но конечный результат был неизменен – никакого эффекта.

В конце концов, личная трагедия привела его к озарению. Один из хирургов, коллега и хороший друг Земмельвейса, уколол палец скальпелем во время вскрытия женщины, недавно умершей от родильной горячки. Через несколько дней он умер от той же болезни, которая ежегодно забирала тысячи жизней в родильных домах.

Земмельвейс был опустошен потерей друга, но она стала подсказкой, в которой он так нуждался: родильная горячка не возникала спонтанно, а передавалась пациентке от врача, который недавно проводил вскрытие и недостаточно тщательно вымыл руки. Существовал такой тип бактерий, которые врачи подхватывали во время вскрытия, и когда после этого они шли прямо к постели роженицы, не очистив руки должным образом, то передавали бактерии молодой матери, обрекая ту на мучительную смерть. В этом, как оказалось, и заключалась разница между двумя клиниками: акушерки в первой клинике не проводили вскрытия, в то время как в другой студенты-медики занимались этим постоянно. Они убивали своих пациентов, перенося микробы от трупов к живым людям.

Теперь мы знаем, что родильная горячка на самом деле была разновидностью сепсиса, штамма вирулентных бактерий стрептококка, которые, попав в организм, вызывают болезненную и летальную инфекцию. Решение состояло в том, чтобы убить бактерию до передачи новому носителю. Земмельвейс заставил студентов-медиков мыть руки в растворе хлорной извести после вскрытия и перед родами. Благодаря этому уровень смертности от родильной горячки сразу же резко упал с рекордно высокого уровня, близкого к 25 %, до 1–2 %.

Это был впечатляющий и неоспоримый успех, но медицинский мир не мог или не хотел принять, что болезни распространяются не так, как он привык считать. Предположение, что врачи переносят на руках опасные инфекции, было высмеяно и названо полной чушью. Мысль о том, что существуют крошечные невидимые «существа», покрывающие поверхности и летающие по воздуху, распространяя болезни, казалась абсурдной. А в то, что врачи все это время были ответственны за страдания и смерть своих пациентов, было просто невозможно поверить. Это могло стать для них настоящей анафемой, навсегда осквернив образ спасителей человечества.

– Все врачи – джентльмены, – сказал один известный врач из Филадельфии, – а руки джентльмена всегда должны быть чистыми.

Над Земмельвейсом издевались, ему угрожали, и, в конце концов, он оставил медицину. Поговаривали, что он стал останавливать беременных женщин на улице и призывать их «убедиться, что их врач моет руки». Признанный невменяемым, он был помещен в психиатрическую лечебницу, где и умер – вполне возможно, от того же самого штамма сепсиса, который когда-то убил так много его пациенток.

Между тем Луи Пастер, французский химик, также подозревал, что концепция «самопроизвольного зарождения» не соответствует действительности. Он заметил, что плесень, растущая на хлебе, перебродившее вино и скисшее молоко не просто портятся, а вызывают потенциально смертельные заболевания, когда люди употребляют их в пищу. Луи Пастер решил, что в воздухе есть что-то подобное, что вызывает все эти изменения, ведь он видел, как трое его детей один за другим умерли от брюшного тифа. Луи верил, что существуют микроорганизмы, которые окружают нас и загрязняют пищу, проникая в тело и вызывая болезни. Ему лишь нужно было доказать свою теорию. И в 1862 году, проведя эксперимент с колбой «с лебединой шеей», ему удалось это сделать.

Используя специальную колбу с длинным узким S-образным горлышком, он вскипятил богатый питательными веществами бульон, чтобы уничтожить в нем любые микроорганизмы. Затем он дал этому бульону настояться. Ничего не произошло – бульон остался прозрачным. Но когда он наклонил колбу, позволив жидкости стечь в лебединую шейку и собрать микробы, которые оседали в отверстии колбы вместе с пылью и другими микрочастицами, бульон стал мутным.