Текст книги "Исцеленные. Вселяющие надежду истории необъяснимого выздоровления"

Обратите внимание, как Том использует приведенный выше язык зависимости:

– У меня даже не возникает желания. Тяга к обжорству… исчезла.

Этот язык важен, и люди часто используют похожие выражения, когда оглядываются на прошлую жизнь. Они говорят, что испытывали пристрастие к муке и сахару, и именно эти привычки изначально затрудняют переход на пищу с более высокой питательной плотностью.

Нередко люди страдают от головных болей и других временных симптомов, поскольку организм проходит детоксикацию от накопленных за годы токсинов. Однако Том отмечает, что сейчас он здоровее, чем когда-либо. Если раньше он не мог пройти и 100 футов, не согнувшись пополам от боли, то теперь он каждый день проходит по три мили без особых усилий и дискомфорта. Сейчас ему за 70, он худощав, гибок, а от диабета не осталось и следа, хоть тот и разрушал его тело больше 15 лет.

Врач Тома, эндокринолог, была шокирована его прогрессом. Несколько лет назад она заставила его сдать лабораторные анализы, переживая, что он может безответственно относиться к своей болезни. Она вошла в смотровую, держа в руках его документы, посмотрела на свежий лабораторный отчет, затем на отчет за предыдущий год, когда он все еще принимал 45 единиц инсулина в день, и покачала головой.

– Я не помню точно, сколько пациентов у меня было за все время моей работы, – сказала она, – но за последние 20 лет я не видела ничего подобного.

Эта история оказалась мне очень близка. Как и Том, я всегда считал свою диету здоровой, если не учитывать ту дрянь, которую я иногда ел, будучи занятым на работе. По большей части я полагал, что ем достаточно правильную пищу, и не обращал внимания, как часто ел то, что просто оказывалось под рукой. К тому же я заметил, что другие люди делают то же самое. Как врач, я часто спрашиваю, чем люди питаются, и вижу, что лежит на их больничных подносах. Правда в том, что почти каждый из них думает, что питается здоровой пищей, хотя это совсем не так.

В детстве, проведенном на ферме в окружении амишей, мы ели исключительно ту еду, которая была приготовлена дома, никогда не покупая еду навынос или полуфабрикаты. Моя мама почти все блюда делала с нуля; она даже перемалывала пшеницу, выращенную на нашей ферме, чтобы сделать муку для выпечки хлеба, блинов и кексов. Мясо бывало на наших тарелках при каждом приеме пищи, часто по три раза в день, как и продукты, полные тяжелых углеводов, такие как хлеб и картофель. Я воспроизвел многие из этих моделей питания во взрослой жизни, а в колледже начал покупать чипсы, печенье и прочие снеки. Я все еще придерживался традиционного рациона, где продукты животного происхождения, такие как мясо и молочные продукты, составляли основу рациона. Они были базовыми и самыми необходимыми. Я считал, что без них пищевая пирамида рухнет. По иронии судьбы, именно медицинская школа больше, чем любое другое место, поощряла все самые ужасные привычки в еде: мы ели то, что было под рукой, что-то быстрое и максимально сытное, ели на бегу, – и чаще всего это был фастфуд, еда навынос или полуфабрикаты из пакетиков и коробочек. В медицинской школе приходится усваивать огромное количество информации. Расписание неумолимо, а вопросы питания редко рассматривались в рамках учебной программы. Даже когда у нас случались занятия на тему принятия пищи, мы едва ли могли соотнести то, что было написано в книге, с тем, как применять это на практике.

Мы с сокурсниками сидели в классе, заучивая химические и нейрохимические уравнения, которые требовали высчитывания определенных витаминов и минералов, необходимых для завершения ключевых химических реакций в организме и мозге, но затем профессор беспечно говорил, что в западных культурах люди и без того получают достаточно питательных веществ, и мы двигались дальше. Мы вставали, выходили на улицу и тут же съедали пиццу с чипсами, иногда покупая то же самое на ужин, посреди ночи или в перерывах между учебными занятиями. В тестах мы ставили галочки напротив правильных ответов на вопросы о том, как отсутствие или присутствие определенных питательных веществ в кровотоке может повлиять на способность мозга вырабатывать нейромедиаторы, такие как серотонин, дофамин или ацетилхолин. И все же сейчас, когда кто-то приходит в кабинет врача с проблемой, большинству из нас и в голову не приходит спросить: «А чем вы питаетесь?» Вполне логично, что если вы будете заправлять свой автомобиль неправильным видом топлива, рано или поздно у него возникнут проблемы. Чем же отличаются от такого автомобиля наши разум и тело? С ними происходит все то же самое. После поездки в Бразилию, после множества услышанных там историй исцеления я начал понимать, что мне также необходимо внести некоторые серьезные изменения, прежде чем я обнаружу, что борюсь с одной или даже несколькими из тех болезней, которые наблюдал у посетителей лечебных центров. Я знал, что мне придется разработать индивидуальный план питания, как это сделали Том, Клэр, Джунипер и многие другие люди. Клэр, в частности, подчеркнула, насколько этот план должен быть индивидуален. В своем замечательном блоге «Жизнь с раком поджелудочной железы», где она рассказывает о пути к выздоровлению, Клэр опубликовала историю о том, как делилась подробностями изменения пищевых привычек на ранних этапах ведения блога. Вскоре после того, как она запустила блог в попытке достучаться до людей, живущих с похожими проблемами, ей написала женщина, попросившая более подробную информацию о диете Клэр. Она помогла ей, я уверен, сделав это совершенно безвозмездно – Клэр самый щедрый и открытый человек, какого только можно найти. Женщина ответила, что купила все продукты, перечисленные Клэр, и будет следовать ее плану. Некоторое время спустя она умерла.

С тех пор Клэр взяла за правило не делиться своим особым меню.

– Очевидно, то, что сработало для меня, не сработало для нее, – пишет она. – Я верю, что для улучшения здоровья каждый из нас нуждается в разных средствах. Я не считаю, что существует нечто, что подойдет всем без исключения. [6]

В блоге Клэр все же делится тем, что исключила из рациона рафинированную муку и сахар, а также обработанные пищевые продукты и добавки (пищевые красители, консерванты и т. д.), но при этом оставила органическое мясо и молочные продукты в умеренном количестве. Ее главное правило: «Есть свежее и сезонное».

Конечно, в историях о ремиссии, которые я собирал, были некоторые общие истины, но не конкретные правила. Повторяющиеся отголоски звучали так: «ешьте свежее», «ешьте растения», «ешьте цельные продукты и не потребляйте рафинированный сахар, муку или что-либо обработанное и искусственное». Это согласуется с исследованиями, в которых говорится, что раковые клетки, точно так же, как бактерии и грибы, лучше всего растут на своей любимой пище – рафинированном сахаре в кровотоке – и что химические вещества и добавки, присутствующие в обработанных пищевых продуктах, могут сыграть разрушительную роль, позволив раку и другим заболеваниям закрепиться в теле.

Исследование на мышах, проведенное в Университете штата Джорджия [7], выявило тревожную корреляцию между эмульгаторами (распространенной добавкой) и раком. Эмульгаторы, такие как карбоксиметилцеллюлоза, полисорбат-80 и многие другие, повсеместно присутствуют в обработанных пищевых продуктах – от майонеза до мороженого. Их часто добавляют в бакалейные продукты, чтобы продлить срок годности и «улучшить вкус», как любят говорить специалисты в пищевой промышленности. Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов устанавливает ограничения на содержание эмульгаторов в продукте, но многие компании обходят это правило, используя разные типы этих веществ, каждый из которых представляет собой отдельное химическое соединение. Технически это допустимо, но это увеличивает количество потенциальных химических разрушительных веществ, потребляемых человеком. Попав в организм, эмульгаторы, содержащиеся в обработанном хлебе, мясе, заправках для салатов и соусах, рассеиваются по пищеварительному тракту и нарушают баланс микробиома – этой деликатной, процветающей экосистемы в кишечнике.

Исследование Университета штата Джорджия и многие другие предполагают, что, нарушая микробиом и вызывая хроническое воспаление, эмульгаторы могут способствовать увеличению веса, а также развитию воспалительных заболеваний, аутоиммунных расстройств и даже рака.

Трудно представить, как крошечный, микроскопический химический элемент в пищевом продукте может приводить к столь серьезным последствиям. Однако когда я думаю о том, как часто употреблял такие продукты – при каждом приеме пищи (вместе с салатом, картофелем и курицей гриль), – этот факт уже не выглядит таким удивительным. Все равно что крошечный камешек, который проскальзывает в ботинок и натирает пятку до крови. И это лишь одна из многих химических добавок, с которыми вы можете столкнуться в продукте, который берете с полки в местном магазине.

Рекомендации по планированию диеты на основе свежих, зеленых, цельных продуктов могут послужить фундаментом для индивидуального рациона, который будет насыщать организм, в то же время превратив еду в ежедневное лекарство. Стоит отметить, что в конечном итоге разработанная диета будет противоречить большинству общепринятых правил.

Уроки страны, устойчивой к раку

Примерно в то время, когда Том Вуд заканчивал Корнельский университет, собираясь начать карьеру и не подозревая о том, как его диета может изменить функцию его клеток, в отделение наук о питании в том же университете пришел новый профессор. Т. Колин Кэмпбелл преподавал и исследовал вопросы питания и биохимии в Технологическом институте Вирджинии в течение предыдущих десяти лет, где и заинтересовался связью между питанием и болезнями. В то время об этом не говорили, но растущее количество свидетельств убедило Кэмпбелла в том, что это слишком малоизученная тема. К тому же он работал над проблемой детского недоедания на Филиппинах, что в свое время изменило ход его карьеры.

Находясь там, он почти случайно обнаружил связь между потреблением животного белка и риском возникновения рака. Борясь с последствиями разрушительной эпидемии недоедания, он выяснил, что филиппинские дети умирают от рака печени с пугающей частотой и скоростью. Обычно рак печени возникает гораздо позже, во взрослом возрасте, но на Филиппинах возраст больных часто не достигал и десяти лет. Первоначально Кэмпбелл и его коллеги связывали это явление с повсеместным использованием арахисового масла: в нем мог содержаться афлатоксин, высокотоксичный канцероген, вырабатываемый типом грибов, которые при определенных условиях растут на арахисе. Афлатоксин, по словам Кэмпбелла, является «самым мощным из известных канцерогенов, поражающих печень». [8]

Казалось, это объясняло проблему, но была одна сбивающая с толку деталь: дети, у которых развился данный вид рака, жили в самых богатых районах, в то время как дети из более бедных семей, казалось, избегали этого заболевания, хотя обе группы регулярно употребляли зараженные арахисовые продукты.

Кэмпбелл, наконец, смог осознать одно важное отличие в образе жизни: более состоятельные семьи придерживались диеты, богатой мясом и молочными продуктами, что являлось аналогом западного рациона, а люди с низким достатком такой возможности не имели. Это наводило на мысль о связи между потреблением животного белка и развитием раковых заболеваний, во что Кэмпбелл был не готов поверить. Он руководствовался давним убеждением научного сообщества в том, что именно дефицит белка открывает двери для рака и других недугов. Затем Кэмпбелл случайно наткнулся на исследование из Индии, опубликованное в малоизвестном медицинском журнале, в ходе которого две группы лабораторных крыс подверглись воздействию афлатоксина, чтобы предрасположить их к развитию рака печени.

Одной группе сформировали диету с высоким содержанием казеина – природного белка, содержащегося в молоке млекопитающих, – а другой снизили его потребление до минимума. В итоге у каждого животного в первой группе развился рак или предраковые поражения, в то время как во второй не заболел никто.

– Разница была поразительной, – пишет Кэмпбелл об эксперименте, который изменил ход его карьеры, – 100 % против 0 %. [9]

И все же ученого не удалось убедить до конца. Возможно, исследователи каким-то образом перемешали эти две группы? Вернувшись домой, он тщательно провел свою собственную версию этого исследования и получил идентичные результаты. [10]

После этого Кэмпбелл сосредоточил свое внимание на связи между рационом и болезнями. В 1980 году старший научный сотрудник китайского центра по борьбе с болезнями доктор Цзюньши Чен посетил его офис в Корнелле, чтобы обсудить возможность проведения небольшого исследования, призванного выявить связь между минералом под названием «селен» и риском раковых поражений. Однако в процессе обсуждения планируемый эксперимент перерос в нечто большее.

Китай в то время был уникальным местом и идеально подходил для исследований. Во-первых, это была огромная страна. В том десятилетии численность населения достигала примерно 1,2 млрд человек, что составляло треть от общего числа жителей земного шара. Во-вторых, в Китае очень низкая географическая мобильность – 97 % населения родились в том же округе, где проживают в настоящее время. С точки зрения исследований, это был рай: огромное, однородное население, почти целиком живущее там, где родилось, что существенно ограничивает возможные переменные. В-третьих, производство и потребление продуктов питания были заметно локализованы. В отличие от таких мест, как Соединенные Штаты или другие западные страны, где товары быстро перевозились, а еда выглядела почти одинаково в любом месте от одного побережья до другого, еда в Китае была очень своеобразной и определялась географией. Это стечение обстоятельств побудило Бану Парпиа, главного координатора проекта, назвать Китай середины 1980-х годов «огромной человеческой лабораторией». [11]

Существовал еще один фактор, который превращал Китай в потенциальную сокровищницу информации о происхождении болезней. Примерно пятью годами ранее, когда премьер-министр Китая Чжоу Эньлай умирал от рака, он инициировал масштабное общенациональное обследование при участии 880 млн человек – 98 % населения – для сбора данных о смертности от 12 различных видов рака. Позже это назвали самым амбициозным биомедицинским исследовательским проектом, когда-либо осуществленным. Он привел к созданию атласа с цветовой кодировкой, показывающего, где определенные виды рака были наиболее заметны. Исследование выявило, что в округах с самым высоким уровнем заболеваемости показатели были более чем в 100 раз выше, чем в округах с низким уровнем распространения, в то время как интенсивная политика, огромное количество исследований и общественный интерес в Соединенных Штатах вызваны лишь небольшими различиями в показателях заболеваемости между различными районами страны. Такие значительные различия не могли быть объяснены генетикой.

Этнически Китай в то время был очень однородным – 87 % населения, участвовавшего в исследовании, принадлежали к одной этнической группе. Это означало, что причиной возникновения рака были не гены, а окружающая среда. Болезнь не была судьбой – мы могли ее контролировать.

Это и был ландшафт, на который Т. Колин Кэмпбелл, Цзюньши Чен и их команда исследователей вошли в 1983 году. Два десятилетия спустя они собрали уникальную информацию о смертности от более чем 40 разного рода заболеваний, начиная от различных видов рака и заканчивая болезнями сердца и инфекциями. Исследователи собрали данные по 367 переменным и сравнили их между собой. Также команда изучила анализы крови и другие показатели 6500 взрослых, взяла образцы мочи с учетом всего, что семьи ели в течение трех дней, и проанализировала образцы продуктов питания с рынков по всей стране.

Когда проект завершился, ученые обнаружили более 8000 статистически значимых ассоциаций между переменными образа жизни, питания и возникающими заболеваниями. Они смогли провести исследование, которое не имело аналогов ни по размеру, ни по качеству, ни по полноте или уникальности. Газета The New York Times окрестила его как «Гран-при эпидемиологии». Оно, без сомнения, доказало, что западная диета, которой в настоящее время придерживаются в большинстве уголков земного шара, является болезнетворной и создает почву для самых смертоносных болезней в мире. Помните, что это исследование проводилось в округах, где люди были генетически схожи и представители разных поколений жили и ели одинаково каждый день. Ученые сравнили показатели смертности с учетом гастрономических предпочтений разных округов и сделали вывод, что люди, живущие в районах с высоким потреблением продуктов животного происхождения, умирали от типичных западных заболеваний, таких как болезни сердца, диабет и ряд видов рака, чаще по сравнению с теми, где предпочтение отдавали растительной пище.

Однако исследование также доказало, что отдельные питательные вещества имеют меньшее значение, чем диета в целом. Употребление небольшого количества молочных продуктов или мяса время от времени, по-видимому, не увеличивало риск заболевания у китайского населения, но они действительно ели лишь очень небольшое количество этих продуктов – например, всего несколько унций свинины для придания супу аромата или одну столовую ложку йогурта в качестве основы для соуса. С другой стороны, простое добавление «хорошего» питательного вещества в рацион не давало никаких преимуществ для предотвращения заболеваний. Иными словами, исследователи пришли к выводу, что прием добавок с рыбьим жиром или витаминов не поможет укрепить здоровье и предотвратить болезни, если основу диеты составляют рафинированные углеводы, животные белки или переработанные пищевые продукты.

В конце концов, мы ведь не едим отдельные элементы! Вопреки редукционистскому, но популярному мнению о том, что некоторые питательные вещества предотвращают или излечивают определенные заболевания, Кэмпбелл и его коллеги-исследователи пришли к выводу, что сложное взаимодействие различных веществ в пище имеет большое значение.

Что важно для здоровья и выздоровления, так это общий план питания, а не потребление блюд из привычного рациона, а затем – прием витаминов в дополнение к нему. Выходит, целое больше, чем сумма частей. И для большинства из нас это означает радикальное изменение пищевых привычек.

Сам Кэмпбелл к концу исследования стал веганом и остается им по сей день, хотя и не использует это слово для самоидентификации. Ему не нравится идеологический багаж, который несет с собой этот термин, и он хочет, чтобы фокус внимания оставался на жизнеобеспечивающих преимуществах растительной диеты. С философской точки зрения его нынешние убеждения диаметрально противоположны тем, с какими он начинал свою карьеру.

– Я вырос на молочной ферме. Я доил коров! – сказал он интервьюеру из The New York Times вскоре после того, как бывший президент Соединенных Штатов Билл Клинтон сообщил, что с помощью книги Кэмпбелла вылечил болезнь сердца. – Начало моей карьеры было полностью сосредоточено на белке. Белок, белок, только белок.

Однако все перевернулось на 180 градусов – его диета, убеждения в отношении здоровья, карьера – все изменилось после проекта «Корнелл-Китай-Оксфорд».

Он написал книгу об этом проекте под названием «Китайское исследование», которую опубликовал в относительно малоизвестном издательстве в Техасе в 2005 году. Никто не ожидал, что книга, проповедующая революционную пользу употребления растений для здоровья, произведет такой фурор, но к настоящему времени продано более одного млн экземпляров, что сделало ее бестселлером и одной из самых продаваемых книг по питанию всех времен. И все же, несмотря на успех книги и положительное отношение к самому проекту в научном сообществе, мы поразительно медленно интегрируем эти знания в систему здравоохранения. Мне известна лишь небольшая группа врачей и медицинских работников, которые употребляют здоровую пищу или учат других делать то же самое. Также удивительно, что это крупнейшее из когда-либо завершенных исследований в области здоровья и питания, по-видимому, неизвестно большинству докторов и медсестер.

Почему же нас тянет к вредным продуктам? Почему нас привлекают все те виды пищи, которые, как показало исследование в Китае, являются вредными? Мы построили целую культуру питания вокруг потребления продуктов, которые подпитывают болезни, снижают качество наших жизней (в лучшем случае) и ведут к ее преждевременному концу. Чем больше я узнавал о спонтанном исцелении, тем больше признаков указывало на врожденный интеллект тела и его способность к исцелению. Но если наши тела и иммунная система такие умные, почему бы нам не стремиться к продуктам, которые делают нас здоровее?

Неужели наши тела умнее нас?

Короткий ответ таков: они действительно умнее. Но чтобы понять, как организм реагирует на питание и привыкает к вредной еде, нам нужно вернуться в прошлое. В очень далекое прошлое.

Как люди мы запрограммированы испытывать тягу к чему-то и действовать в соответствии с ней. Обычно объектом желания являются продукты с высоким содержанием жира, сахара или соли – веществ, которые были слишком редки, когда мы только зарождались как вид, – так как они воздействуют на центры удовольствия в мозге. Когда вы поддаетесь страстному желанию, впиваясь в плитку шоколада или хрустящий ломтик бекона, центр вознаграждения в вашем мозгу сходит с ума, выбрасывая дофамин в кровь, как игровой автомат, выбрасывающий монетки. Эффект наступает моментально.

Сахар – одно из пищевых пристрастий, от которого труднее всего избавиться (и если наука о спонтанном исцелении может что-то сказать по этому поводу, так это то, что сахар – первый в списке на исключение из рациона). Сахар задействует проводники удовольствия так же, как это делают другие мощные стимуляторы. Секс действует похожим образом.

Нам нравятся вещества, которые высвобождают дофамин, независимо от того, полезны они для нас или нет, и мы вынуждены охотиться за ними снова и снова.

Итак, если многие из веществ, которые активируют переключатель удовольствия, вредны для нас, в чем же тогда их польза? Почему мы так устроены?

Для наших ранних предков то, где они находили свою следующую еду – и из чего она состояла, – часто было вопросом жизни и смерти. С эволюционной точки зрения высококалорийная пища – жирная, сладкая – была недоступна. Таких продуктов было мало, они находились далеко друг от друга, а добывались с трудом. Продукты с высоким содержанием белка, такие как мясо, помогли нашим предкам развить необходимую мышечную массу, а сахар, помимо быстрого прилива энергии (которая, кстати, так же быстро сгорает), на самом деле обладает вторичной функцией, которая была особенно полезна нашим худосочным предкам: он помогает организму накапливать жир. В мире дефицита нужно иметь возможность сжигать свой собственный жир в качестве топлива. Сахар, будь он в форме глюкозы или фруктозы, активизирует процессы в организме, которые помогают вам накапливать и откладывать жир на потом. Употребите его в пищу, и вы увеличите свои шансы на выживание. Тест, который давали детям, чтобы определить, предпочитают ли они сладкое или соленое, показал, что те, кто предпочитал сладкое, спустя годы оказывались более высокими. У наших предков, которые искали сахар и боролись за него, вероятно, было больше шансов передать свои гены, чтобы мы однажды могли стать нами.

Итак, поскольку продукты с высоким содержанием сахара и жира были связаны с выживанием, наши тела вознаграждали нас за их употребление, выбрасывая порцию дофамина, который подчеркивал, как здорово их есть. Эти виды продуктов оказывают на нас физическое, умственное и эмоциональное воздействие. Они успокаивают. Даже малейший привкус сахара может дать нам заряд энергии – люди, которые лишь попробовали сладкое вещество, показали лучшие результаты в тестах на память и остроту зрения. Дети настолько привязаны к сахару, что, согласно исследованиям, он может использоваться как натуральное обезболивающее – в больницах его даже давали младенцам перед обрезанием.

Тяга к еде естественна. Она внесла огромный вклад в наше выживание как вида. Но когда проводник удовольствия подключается слишком часто и прилив дофамина становится привычкой, а цикл стимуляции-вознаграждения повторяется снова и снова, – тяга может быстро превратиться в зависимость, особенно когда вещества, которых раньше было мало, теперь в изобилии. К тому же чистый сахар стал доступным лишь относительно недавно. [12]

Технологии наводнили наш мир, принеся с собой популярность таких продуктов питания, за которые наши предки, возможно, умерли бы. И все же по мере того, как мир совершенствовался, наше биологическое программирование не менялось. Как любит выражаться доктор Питер Диамандис, соучредитель Университета сингулярности: «У людей не было ни одного обновления программного обеспечения за последние 200 000 лет».

Наши тела и умы не очень хорошо приспособлены для жизни в современном мире. То, что мы называем голодом, часто является зависимостью и может быть сродни жажде и ломке.

Исследователи обнаружили, что сахар может вызывать большее привыкание, чем никотин или даже кокаин, а это значит, что его действие подобно наркотическому опьянению и мало чем отличается по эффекту от рекреационного наркотика. [13] Конечно, люди говорили мне – и, исходя из личного опыта, я с ними согласен, – что истинный голод, который человек испытывает после перехода на цельные, натуральные продукты, ощущается по-другому и в меньшей степени ассоциируется с тягой или пристрастием. Тело, которое получает необходимое ему питание, просто не испытывает таких ощущений.

Мы не можем перенестись в эпоху палеолита, чтобы поесть там и исцелиться. У нас совсем другие потребности.

Нам нужно придумать, как получить то, в чем мы нуждаемся здесь и сейчас, даже находясь в окружении продуктов, которые совсем не являются полезными для организма.

Выписываем себе (пищевой) рецепт

Для Пабло Келли (с которым мы познакомились в начале этой главы) все началось с того, что он принял за инсульт, который вывел его из строя во время прогулки по проселочной дороге. В итоге это привело его к составлению диеты, радикально отличающейся от его привычного рациона.

Стройный, темноволосый 25-летний Пабло всегда был здоров. Это был обычный день: он только что закончил кое-какую работу в саду, убрал садовые инструменты, отряхнул грязь с колен и отправился на встречу со своей девушкой – у них были планы. Пока он шел, он испытал очень странное ощущение – его левая нога внезапно стала тяжелой и стала волочиться за ним. Он попытался протянуть руку и дотронуться до ноги, но и рука его не слушалась. Вся левая сторона его тела полностью онемела.

Врач осмотрел его и предположил, что это была сильная мигрень – простое совпадение, случайность. Но затем это случилось еще раз, на работе, а потом еще раз, когда он собирался на свадьбу сестры, завязывая галстук: у него отвисла челюсть, а рука онемела.

МРТ показала опухоль размером с мяч для гольфа, как будто застрявший в его височной доле, области мозга, которая помогает вам обрабатывать увиденное и услышанное, а также играет решающую роль в способности говорить и формировании личности. Это также часть коры головного мозга – по сути, магнитофон, который превращает ощущения в конкретные воспоминания, записывая их. Биопсия диагностировала мультиформную глиобластому IV стадии. Опухоль была неоперабельной, но ему предложили химиотерапию и лучевую терапию. Не для того, чтобы вылечить его, конечно, а чтобы продлить ему жизнь – с учетом лечения ему обещали еще год. Специфический тип мультиформной глиобластомы, называемый анапластической астроцитомой, мог означать, что ему оставалось жить и того меньше – всего несколько месяцев.

В кабинете лучевой терапии ему подстригли бороду, уложили на стол и накрыли лицо теплой простыней – она была легкой, сделанной из сетки. Пока она остывала, превращаясь в твердую маску, команда врачей Пабло готовилась к первому раунду лучевой терапии. При этой форме лечения врачи намечают место опухоли и направляют на него радиационный луч, чтобы убить раковые клетки. Как и все методы, этот имеет свой набор побочных эффектов, которые пациенты должны сопоставлять с преимуществами, когда принимают решение о терапии.

Лежа на жесткой подвижной кровати и ожидая, пока будет готов аппарат, Пабло прокрутил в голове все мысли и вопросы, которые у него возникли касательно курса лечения. У него были сомнения по поводу проведения химиотерапии и лучевой терапии. Если бы был шанс, что это спасет ему жизнь, он бы не колебался, но ведь речи об этом не шло. Врачи говорили лишь о недолгом продлении жизни. Конечно, он хотел пожить подольше, ведь было так много вещей, которые он хотел сделать – в том числе когда-нибудь стать отцом. Он и его девушка говорили об этом, но подразумевали, что это случится через какое-то время. Однако времени не осталось, и Пабло казалось, что он стоит на краю обрыва. Будущее, находящееся по другую сторону этой пропасти, теперь было недостижимо. Туда не было пути. Разговоры и мысли прыгали у него в голове, как мячики для пинг-понга, а после изучения побочных эффектов предлагаемой терапии Пабло забеспокоился еще больше.

– Как это повлияет на меня? – расспрашивал он специалистов своей лечебной бригады. – Мне будет лучше или только хуже?

Казалось, ни у кого не было четкого ответа. Пабло также изучал диету и потенциальное влияние, которое она может оказать на развитие различных видов рака. Он читал о Патриции Дейли, которая вылечилась от рака глаза с помощью кетогенной диеты, и ему стало любопытно. Может быть, стоило попробовать? В исследованиях утверждалось, что рацион с высоким содержанием жиров может истощать опухолевые клетки, уменьшать воспаление и отек вокруг больного места. Но когда он спрашивал, врачи отмахивались от этой идеи, советуя, напротив, не переходить на кетогенную диету.

– Она не имеет никакой пищевой ценности, – сказали они ему. – Такая диета не поможет тебе, в отличие от химиотерапиии и облучения.

Но, возможно, такая помощь, как химиотерапия и облучение, Пабло тоже была не нужна, ведь они были способны лишь добавить пару тошных месяцев к его и без того короткой жизни.