Текст книги "Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953"

Капитуляция Франции и конец советско-германского пакта

До капитуляции Франции в июне 1940 г. советско-германский пакт сослужил Сталину хорошую службу. Сделка с Гитлером позволила СССР не участвовать в войне, отвратила кошмарную возможность советско-германского конфликта на Восточном фронте, при котором Великобритания и Франция оставались бы в стороне, дала время укрепить оборону страны. Были сделаны территориальные и политические приобретения в Польше и Прибалтике. Возвращение к политике Рапалло в отношениях с Германией было очень выгодно с точки зрения экономики, очень уместным был и нейтралитет Германии во время «зимней войны». Конечно, выгода в этом случае совсем не была односторонней: Гитлер тоже получил очень много преимуществ. Особенно важным из них было то, что он смог беспрепятственно осуществить вторжение в Польшу, не опасаясь, что ему придется вести войну на два фронта. Оглушительный успех немецкой молниеносной войны в Западной Европе нарушил этот баланс. После капитуляции Франции 22 июня 1940 г. Гитлер получил неограниченный контроль над континентальной Европой. Великобритания, которой с недавнего времени управлял Черчилль, была намерена не сдаваться, но было сомнительно, что она сможет сопротивляться и Гитлеру, и соблазнительным призывам к заключению мирного договора. Теперь Сталин столкнулся с перспективой окончания европейской войны и подписания мирного договора, условия которого будут продиктованы победителем – Германией.

Реакцией Сталина на эту новую ситуацию стал ряд инициатив, направленных на то, чтобы оптимизировать территориальные приобретения Советского Союза в дальнейших военных действиях. В середине июня 1940 г. Сталин начал усиливать свое влияние в Прибалтике. Опасаясь интриг прибалтийских националистов и проникновения немцев в этот регион, Сталин потребовал создания просоветских правительств в Эстонии, Латвии и Литве и оккупации всех трех стран Красной Армией. Он возобновил попытки создать сферу влияния Советского Союза на Балканах. В ответ на донесения о неминуемом вступлении Италии в войну Молотов обратился к Риму с предложением о разделе «сфер влияния» на Балканах с Италией и Германией. 10 июня Италия все же вступила в войну, и дипломатические усилия Советского Союза еще более активизировались. Кульминацией их стало сделанное Италии 25 июня предложение признать превосходство СССР в районе Черного моря в ответ на признание Советским Союзом гегемонии Италии в Средиземноморье⁷⁸. 26 июня Молотов представил послу Румынии ультиматум с требованием вернуть СССР Бессарабию (в настоящее время эта территория входит в состав республики Молдова). Он также потребовал, чтобы Румыния уступила СССР Северную Буковину – территорию с украинским населением, на которую Советский Союз раньше не претендовал. Через два дня Румыния уступила советским требованиям. Приобретение Бессарабии позволило укрепить оборону советских военно-морских баз в Одессе и Севастополе, а оккупация Северной Буковины – закрепить сухопутную связь между Бессарабией и Украиной. Граница СССР и Румынии теперь проходила по северо-восточному берегу устья Дуная, что давало Москве право претендовать на участие в контроле транспортного движения по реке⁷⁹. Как и Западная Белоруссия и Западная Украина, Бессарабия и Северная Буковина были очень быстро включены в состав СССР. Подобный процесс вхождения в состав СССР в июле 1940 г. начался и в странах Прибалтики. Хотя большинство населения выступало против этого процесса, живущее в крупных городах активное левое меньшинство приветствовало оккупацию территории Красной Армией и требовало установления советской власти и присоединения к СССР. Такие радикальные настроения части населения дали Москве основание пересмотреть отрицательное отношение к «советизации». К середине августа во всех трех прибалтийских странах были проведены фальсифицированные выборы в народные ассамблеи, члены которых затем, как и следовало ожидать, проголосовали за вхождение в СССР⁸⁰.

Сталин рассматривал все это как меры по укреплению обороны и как предварительные шаги к мирной конференции, на которой должен был обсуждаться переход советско-германского альянса в новую стадию. Однако с точки зрения Гитлера действия Сталина выглядели как угроза и провокация. Захват Сталиным Прибалтики был интерпретирован как часть плана по развертыванию вооруженных сил вдоль восточной границы Германии. Попытка Москвы использовать Италию в качестве посредника по разделу сфер влияния на Балканах рассматривалась как экспансия. Ввод Красной Армии в Бессарабию и Буковину ставил под угрозу поставки нефти в Германию с нефтяных месторождений Плоешти в Румынии.

Еще большие подозрения Гитлера вызвало назначение нового посла Великобритании в Советском Союзе. Стаффорд Криппс прибыл в Москву в середине июня и привез с собой личное письмо Черчилля Сталину. Черчилль предупреждал Сталина об угрозе, которую представляла собой гегемония Германии в Европе, и предлагал начать обсуждение проблем, которые могли возникнуть из-за этого в осуществлении интересов Великобритании и Советского Союза. Во время встречи с Криппсом 1 июля Сталин отверг инициативу Великобритании. На заявление Криппса о том, что Великобритания борется за поддержание равновесия сил в Европе, Сталин ответил, что хотел бы «изменить старое равновесие в Европе, которое действовало против СССР. Как известно по результатам переговоров, англичане и французы не пошли в этом вопросе навстречу. Это послужило базой сближения СССР с Германией… если идет вопрос о восстановлении равновесия и, в частности, установлении равновесия в отношении СССР, то мы должны сказать, что согласиться на это не можем». Далее он сказал Криппсу, что «считает еще преждевременным говорить о господстве Германии в Европе. Разбить Францию – это еще не значит господствовать в Европе. Для того, чтобы господствовать в Европе, надо иметь господство на морях, а такого господства у Германии нет, да и вряд ли будет… при всех встречах, которые он имел с германскими представителями, он такого желания со стороны Германии – господствовать во всем мире – не замечал… он не исключает, что среди национал-социалистов есть люди, которые говорят о господстве Германии во всем мире. Но… есть в Германии неглупые люди, которые понимают, что нет у Германии сил для господства во всем мире»⁸¹. Через две недели после этой встречи Молотов представил графу Фридриху фон дер Шуленбургу, послу Германии, немного приукрашенный, но достаточно точный отчет о разговоре Сталина с Криппсом⁸². Главная мысль Сталина была ясна: он хотел дать Гитлеру понять, что намерен развивать советско-германские отношения. Эту же идею выразил Молотов в своем выступлении перед Верховным Советом 1 августа 1940 г.: он высмеял появившиеся в прессе слухи о том, что Советский Союз считает новое положение Германии в Европе неприятным и опасным. Напротив, сказал Молотов, советско-германский пакт теперь имеет еще большее значение, чем когда либо, и основывается не на «преходящих обстоятельствах, а на коренных национальных интересах обеих стран»⁸³.

Гитлер, однако, был уверен, что в англо-советских отношениях что-то назревает и что Великобританию вдохновляет способность СССР выступать в качестве противовеса власти Германии в Европе. 31 июля Гитлер заявил своему верховному командованию: «Англия надеется на Россию и Соединенные Штаты… Россия – фактор, на который больше всего полагается Англия. Когда Россия будет раздавлена, последняя надежда Англии рассыплется в прах. Тогда Германия станет госпожой Европы и Балкан. Решение: уничтожение России должно быть частью этой борьбы. Весна 41. Чем скорее Россия будет раздавлена, тем лучше. Нападение может достичь цели, только если корни российского государства подорваны одним ударом»⁸⁴.

Как видно из этой цитаты, мысли Гитлера в это время были заняты не Россией, а Великобританией, и он не мог понять, почему британцы отвергли еще одно предложение о начале мирных переговоров. Когда немецкие стратеги начали строить планы вторжения в Россию, Гитлер дал Риббентропу разрешение предложить Советскому Союзу вступить в «континентальный блок», который включал бы в себя также Германию, Италию и Японию и мог бы противостоять Соединенным Штатам и Великобритании⁸⁵. Сложно судить, насколько серьезно Гитлер относился к этому плану, который активно продвигал настроенный против Великобритании Риббентроп, но, кажется, он был готов дать ему шанс. Очевидно, лишь после того, как планы о создании континентального блока провалились, Гитлер официально распорядился начать подготовку к вторжению в Россию.

Предложенный Риббентропом континентальный блок подразумевал, что Россия должна присоединиться к трехстороннему соглашению, подписанному Германией, Италией и Японией 27 сентября 1940 г. Участники этого трехстороннего пакта обязались помогать друг другу в случае нападения державы, которая на тот момент не принимала участия в войне. Кроме этого, Риббентроп планировал подписать секретный протокол, в котором каждая страна указала бы направление своей дальнейшей экспансии⁸⁶.

13 октября Риббентроп написал Сталину письмо, в котором приглашал Молотова в Берлин для переговоров: «Я хотел бы заявить, в полном соответствии с мнением фюрера, что историческая задача четырех держав [Советского Союза, Италии, Японии и Германии] заключается в том, чтобы согласовать свои долгосрочные политические цели и, разграничив между собой сферы интересов в мировом масштабе, направить по правильному пути будущее своих народов»⁸⁷.

Сталин дал положительный ответ 22 октября: «Я согласен с Вами, что вполне возможно дальнейшее улучшение отношений между нашими государствами, опирающееся на прочную базу разграничения своих интересов на длительный срок»⁸⁸.

Однако за этими дружелюбными словами скрывалась растущая напряженность в советско-германских отношениях. 31 августа Германия и Италия выступили в роли судей в давнем территориальном споре Венгрии и Румынии, предложив отдать Трансильванию Венгрии в обмен на гарантии территориальной целостности оставшейся Румынии до удовлетворения некоторых требований Болгарии. Москва была просто в ярости из-за того, что решение было принято без учета ее мнения: это означало, что теперь Румыния подчинялась Германии. В сентябре в страну прибыла немецкая военная миссия. В том же месяце немецкие военные подразделения появились и на финской земле. Кроме того, становилось ясно, что Италия собирается напасть на Грецию (что она и сделала 28 октября), тем самым распространив европейскую войну и на территорию Балкан.

В обращенной к Молотову директиве от 9 ноября 1940 г. Сталин обозначил цели переговоров с Риббентропом и Гитлером. Молотов получил указания прозондировать намерения Германии и выяснить, какую роль Советский Союз играет в планах Гитлера. Также нужно было выразить интересы СССР по ряду международных вопросов – прежде всего по вопросу включения Болгарии в сферу интересов СССР, который Сталин назвал «наиболее важным вопросом переговоров»⁸⁹.

Инструкции Сталина Молотову показывают, что он был готов обсуждать соглашение с Германией по широкому кругу вопросов и по-прежнему считал возможным партнерство с Гитлером. Молотов прибыл в Берлин 12 ноября и попытался выполнить указания Сталина. Однако выяснилось, что ему предлагается не обсуждать соглашение о переделе сфер влияния, а стать младшим компаньоном в возглавляемом Германией альянсе, в рамках которого экспансия Советского Союза должна быть направлена на Индию и может привести к конфликту с Великобританией. Сталин не был заинтересован в такой расстановке сил, и переговоры очень скоро зашли в тупик. Молотов настойчиво продолжал попытки подтолкнуть немцев к заключению конкретных соглашений по насущным вопросам, но безрезультатно. Суть этой тупиковой ситуации была выражена в резком разговоре между Молотовым и Риббентропом во время их последней встречи 14 ноября: «Вопросы, которые интересовали Советский Союз на Ближнем Востоке, касались не только Турции, но и Болгарии… судьба Румынии и Венгрии также интересовала Советский Союз и не могла быть несущественной для него ни при каких обстоятельствах. Далее, советское правительство очень заинтересовано в том, какие намерения имеет “Ось” в отношении Югославии… Греции… и Польши…» (Молотов)

«Он лишь повторял снова и снова, что решающий вопрос заключается в том, готов ли Советский Союз сотрудничать с нами в ликвидации Британской империи. По всем другим вопросам мы бы легко достигли соглашения, если бы нам удалось расширить отношения и определить сферы влияния. Как располагаются сферы влияния, было заявлено неоднократно» (Риббентроп)⁹⁰.

По словам Якова Чадаева, управляющего делами Совета народных комиссаров, когда Молотов отчитывался перед Политбюро о переговорах в Берлине, Сталин был уверен в том, что Гитлер намерен начать войну⁹¹. Вместе с тем, официальная реакция Советского Союза на переговоры в Берлине говорит о том, что Сталин еще не совсем отказался от сделки с Гитлером. 25 ноября Молотов представил Шуленбургу меморандум, в котором перечислялись условия присоединения Советского Союза к трехстороннему соглашению: 1) вывод немецких войск из Финляндии; 2) заключение советско-болгарского пакта о взаимопомощи, включающего в качестве одного из условий создание советских военных баз; 3) признание территориальных претензий Советского Союза в районе Персидского залива; 4) соглашение с Турцией, предусматривающее создание советских военных баз в Черноморских проливах; 5) отказ Японии от прав на добычу угля и нефти на Северном Сахалине⁹². Как отметил Джон Эриксон, «реакция Сталина… была, во всех смыслах этого слова, проверкой намерений Гитлера: условия присоединения Советского Союза к пакту четырех держав означали, что Гитлер получит полную свободу действий на Западе только в том случае, если будет исключена возможность успешной войны Германии против Советского Союза»⁹³. Во время той же встречи Молотов сообщил Шуленбургу, что новый посол Советского Союза в Германии, Владимир Деканозов, на следующий день должен уехать из Берлина. 19 декабря Деканозов встретился с Гитлером. Немецкий диктатор сообщил ему, что начавшиеся переговоры с Молотовым будут продолжены в служебном порядке, однако отказался принимать в них дальнейшее участие⁹⁴. На самом деле, к этому моменту Гитлер уже принял решение начать войну. За день до этого, 18 декабря 1940 г., он подписал директиву о начале операции «Барбаросса» – такое кодовое название получило вторжение Германии в Россию⁹⁵.

В декабре 1939 г. Сталин ответил на поздравительную телеграмму Риббентропа в честь его 60-го юбилея пафосными словами о прочности советско-германского альянса: «Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной»⁹⁶. Тем не менее, не прошло и года, как эти два государства начали готовиться к войне.

Глава 2
БОЛЬШИЕ ИЛЛЮЗИИ

Сталин и 22 июня 1941 г.

После неудавшихся переговоров Молотова в Берлине нависшая угроза советско-германской войны стала еще более очевидной. Как Сталин сказал Димитрову 25 ноября, «наши отношения с Германией превосходны на первый взгляд, но между нами есть серьезные трения»¹. Димитров получил приказ начать в Болгарии кампанию Коминтерна в поддержку сделанного Москвой Софии предложения подписать пакт о взаимопомощи. Повторное предложение было сделано повторно после возвращения Молотова из Берлина². Болгарское руководство вновь вежливо отклонило предложение СССР и дало понять, что намерено присоединиться к «Оси» Берлин – Рим – Токио, подписав тройственный пакт³. Столкнувшись с такой перспективой, Советский Союз выразил протест Берлину, заявив, что Болгария входит в зону его влияния на Балканах, но безрезультатно. В марте 1941 г. Болгария подписала тройственный пакт – вслед за Венгрией, Румынией и Словакией, которые присоединились к альянсу в ноябре 1940 г. Еще большее беспокойство Москвы вызывало положение в Греции, в которую в октябре 1940 г. вторглась Италия; к этому моменту в боях на ее территории участвовало более 100 000 британских солдат. Эта ситуация грозила распространением войны на остальную часть Балкан.

К весне 1941 г. единственным независимым государством в Восточной Европе помимо осажденной Греции оставалась Югославия. Москва уже в октябре 1940 г. предпринимала попытки вовлечь Югославию в антигерманский фронт на Балканах. Небольшую надежду на успех подал народный переворот в Белграде в марте 1941 г., в результате которого было свергнуто прогерманское правительство. Советское посольство в Белграде сообщало, что на улицах города проходят массовые демонстрации, требующие «союза с Россией», а югославская коммунистическая партия начала кампанию за подписание пакта взаимопомощи с СССР⁴. 30 марта новое правительство Югославии обратилось в советское посольство с предложениями заключить военно-политический союз между Югославией и СССР, подчеркивая, в частности, что для поддержания нейтралитета стране требуется вооружение. На следующий день Молотов предложил руководству Югославии отправить в Москву делегацию для срочных переговоров⁵. Переговоры состоялись в Москве 3–4 апреля; советскую сторону на них представлял заместитель комиссара по иностранным делам Андрей Вышинский. Югославия настаивала на заключении военного союза, в то время как Сталин предлагал «пакт о ненападении и дружбе». Вышинский не скрывал мотивов, которые за этим стояли: «У нас есть соглашение с Германией, и мы не хотим произвести впечатление, что мы нарушаем это соглашение. Мы менее всего хотим разрушить это соглашение»⁶. Учитывая приоритетность этого вопроса, Молотов вечером 4 апреля пригласил Шуленбурга, чтобы сообщить ему, что Советский Союз намерен подписать пакт о ненападении с Югославией. Шуленбург возразил, что отношения между Югославией и Германией в данное время остаются напряженными из-за неясности по поводу присоединения Югославии к тройственному соглашению. Молотов ответил, что присоединение Югославии к «Оси» Берлин – Рим – Токио не противоречит сущности предлагаемого пакта и что германо-югославские отношения – это проблема, которая должна решаться Берлином и Белградом. Со своей стороны Советский Союз, заявлял Молотов, рассматривает свой пакт о ненападении и дружбе как вклад в дело сохранения мира и ослабления напряженности на Балканах⁷.

Советско-югославский пакт о ненападении датирован 5 апреля, хотя на самом деле он был подписан ранним утром 6 апреля 1941 г.⁸. После церемонии подписания в Кремле состоялся банкет. Среди участников был советский дипломат Николай Новиков, который в своих мемуарах вспоминал следующий разговор между Сталиным и Савичем, главой югославской делегации:

Савич: А если они [немцы] нападут на нас, мы будем сражаться до последнего человека. И вам, русским, тоже придется воевать, желаете вы этого или нет. Гитлер сам никогда не остановится. Его надо остановить.

Сталин: Да, вы правы, Гитлер сам не остановится. У него далеко идущие планы. Могу вам сказать, что нас немцы тоже запугивают, только мы их не боимся.

Савич: А известно ли вам, господин Сталин, о слухах, будто Германия собирается напасть в мае на Советский Союз?

Сталин: Пусть попробует. Нервы у нас крепкие. Мы не хотим войны. Поэтому и заключили с Гитлером пакт о ненападении. Но как он его выполняет? Знаете ли, какие силы немцы придвинули к нашим границам⁹?

Впрочем, красивые слова Сталина не подкреплялись действиями. В тот же день немцы, обеспокоенные затруднительным положением итальянской кампании в Греции, а также враждебным отношением нового правительства в Белграде, начали вторжение в Югославию и Грецию. Уже через две недели Белград потребовал мира. Британские войска, сражающиеся в Греции, продержались немного дольше, однако уже к началу мая они покинули материковую часть страны, оставив ее в немецкой оккупации. Югославия не получила от СССР ни значительной поддержки, ни материальной помощи. Возможно, если бы Югославия продержалась чуть дольше, помощь со стороны Советского Союза поступила бы, однако Сталин, столкнувшись с еще одной молниеносной победой Германии, решил не вступать в конфликт с Гитлером из-за Югославии. Вообще, с падением Югославии Сталин, похоже, решил, что отныне наилучшим способом справиться с Гитлером будет политика умиротворения¹⁰.