Текст книги "Отходная молитва"

Глава пятая
Денди Джек

Сен Полс-сквер был «легкими города», куском земли площадью в полгектара, засаженным травой, кустарниками и ивами. В центре был устроен фонтан. Вокруг расположились здания начала девятнадцатого века, занятые под адвокатские конторы и приемные престижных врачей.

Здесь царила атмосфера спокойного достоинства, которая полностью соответствовала духу похоронных церемоний. Три из четырех домов с северной стороны были предназначены для оказания самых разнообразных услуг в этой области – начиная с цветочного магазина и заканчивая часовней для отпевания. Это было царство Мигана. С другой стороны находились гараж и место для стоянки машин, переоборудованные из старинных конюшен. Все было огорожено высокими стенами и предназначалось для того, чтобы процедуры были максимально конфиденциальными. И для некоторых других целей.

Большой катафалк фирмы «Бентли» въехал на стоянку спустя час после описываемых событий; Миган вместе с Билли сидел в кабине, рядом с шофером. На нем было узкое пальто, черная шляпа с закругленными полями и черный галстук – ибо он всегда так одевался, когда присутствовал на официальных встречах или похоронах, как в это утро.

Шофер обошел вокруг автомобиля, чтобы открыть дверцу перед хозяином, и Миган вышел в сопровождении брата.

– Спасибо, Доннер, – сказал он.

Маленький уиппет лакал из своей миски возле задней двери.

– Ко мне, Томми! – позвал Билли.

Собака повернула голову, понеслась через двор и вспрыгнула ему на руки. Билли стал чесать псу за ушами, а Томми облизал ему лицо.

– Ну, ну, маленький негодяй, – сказал он, и в голосе его звучали ласковые нотки.

– Меня достало тебе повторять одно и то же, – проворчал Миган. – Он испортит тебе пальто. Его шерсть везде налипает, Бог ты мой.

Когда он подошел к двери, из гаража показался Уорли; он ждал, сняв кепку. Его правая щека нервно подергивалась, а лоб блестел от пота. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Миган остановился, держа руки в карманах, и спокойно взглянул на него.

– Чарли, ты выглядишь, как покойник, которого выкопали из могилы. Ты что, плохо себя вел?

– Да не я, мистер Миган! – горячо возразил Уорли. – Это все идиот Фэллон. Он...

– Не здесь, Чарли. Я предпочитаю выслушивать плохие новости в более спокойной обстановке.

Миган сделал знак Доннеру, тот открыл служебную дверь и скрылся там. Миган вошел в помещение, называемое приемной. Там было пусто, никто не ожидал, и только в центре находился постамент для гроба.

Он сунул в зубы сигарету и наклонился, чтобы прочитать надпись на медной табличке гроба.

– Когда назначено?

Доннер поднес ему зажженную зажигалку.

– На полчетвертого, мистер Миган.

Он говорил с австралийским акцентом, рот его был обезображен шрамом после пластической операции. Когда-то у него была «заячья губа». Это придавало ему еще более отталкивающий вид, который несколько смягчался темной униформой, сшитой превосходно.

– Это будет кремация?

– Нет, погребение, мистер Миган.

– Прекрасно. Займитесь этим вместе с Бонати. Думаю, что в ближайшее время я буду занят.

Он отвернулся, все еще держа руку на гробе. Билли, привалившись к стене, гладил собаку. Уорли робко стоял в уголке с видом приговоренного, перед которым вот-вот разверзнется бездна.

– Ну ладно, Чарли, – сказал Миган. – Расскажи-ка мне все подробно.

Уорли рассказал. Слова беспорядочно срывались с его губ, он очень торопился. Когда он закончил, воцарилась тишина. Миган не выразил никакого удивления.

– Так значит, он будет здесь к двум?

– Он сказал, что – да.

– А грузовик? Ты отогнал его на свалку старых машин, как я приказал?

– Я сам видел, как он пошел под пресс.

Уорли ждал приговора, лицо его блестело от пота. Неожиданно Миган улыбнулся и потрепал его по щеке.

– Я доволен тобой, Чарли. Если дело приняло дурной оборот, то не по твоей вине. Я сам разберусь с этим.

На лице Уорли, словно капли пота минуту назад, явственно проступило выражение огромного облегчения. Он умирающим голосом проговорил:

– Спасибо вам, мистер Миган. Я клянусь, я очень старался. Вы меня знаете.

– Иди, перекуси. А потом возвращайся и вымой машину. Если ты мне понадобишься, я пришлю за тобой.

Уорли ушел. Дверь за ним закрылась. Билли хмыкнул, продолжая чесать за ушами своего пса.

– Я знал, что мы с ним нахлебаемся дерьма. Сами бы справились, я ведь говорил тебе, а ты не послушал.

Миган крепко схватил его за волосы, и парень, выпустив собаку, издал пронзительный крик.

– Ты хочешь, чтобы я рассердился, Билли? А? Ты этого добиваешься? – процедил он.

– Я не думал ничего плохого, Джек! – простонал Билли. Миган отпустил его.

– Ну, так будь пай-мальчиком. Иди, позови Бонати, потом возьми тачку и отправляйся за Верзилой Альбертом.

Билли судорожно облизнул губы.

– Альберт? – прошептал он. – Умоляю тебя, Джек, ты же знаешь, я не переношу этого типа. При виде его я готов наложить в штаны.

– Тем лучше. Я вспомню об этом, если ты еще когда-нибудь вздумаешь возникать. Тогда мы позовем Альберта, чтобы он занялся твоим воспитанием, – сказал Миган, нехорошо улыбаясь. – Такой выход тебя устроит?

Глаза Билли округлились от ужаса.

– Нет, Джек, только не это. Только не Альберт.

– Ну так будь послушным. – Миган похлопал его по щеке и открыл дверь. – Давай, поворачивайся.

Билли вышел, и Миган, вздыхая, обернулся к Доннеру.

– Прямо не знаю, что с ним делать, Фрэнк. Ей-богу, не знаю.

– Он еще молодой, мистер Миган.

– Он думает только о девках. О маленьких шлюшках в мини, которые готовы показать все, что у них есть, – ворчливо проговорил Миган, передергиваясь от искреннего отвращения. – Однажды я самолично видел, как он трахает приходящую работницу после завтрака. Лет пятьдесят пять, вся в пыли... да еще в моей кровати!

Доннер дипломатично промолчал, а Миган открыл небольшую дверцу в глубине комнаты, которая вела в часовню. Там постоянно поддерживали атмосферу свежести, воздух был наполнен ароматом цветов. В динамиках звучала органная музыка, создававшая настроение тихой печали.

С каждой стороны было устроено по шесть ниш. Миган снял шляпу и вошел в первую. Там всюду были цветы, гроб был установлен на постамент в черной драпировке.

– Это кто?

– Девушка. Студентка, которая угодила под колеса спортивного автомобиля, – ответил Доннер.

– Ах да, я сам ей занимался.

Он приподнял ткань, закрывавшую ее голову. Умершей было лет восемнадцать-девятнадцать; веки ее были опущены, губы полуоткрыты; грим на ее лице был наложен так искусно, что казалось, она спит.

– Хорошая работа, мистер Миган.

Тот кивнул головой в знак согласия.

– Честное слово, ты прав, Фрэнк. Если хочешь знать, то когда ее привезли, у нее на левой щеке не было даже намека на мясо. Не лицо, а гамбургер, говорю тебе.

– Вы гений, мистер Миган, – сказал Доннер с искренним восхищением. – Вы – талант. Другого слова и не подберешь.

– Приятно слышать, Фрэнк. Я действительно горд своей работой. Я всегда стараюсь сделать как можно лучше, но в случае с этой девочкой... Ведь надо было подумать о ее родителях.

Из часовни они прошли в вестибюль, оформленный в безупречном стиле отделанный настоящей голубой и белой веджвудской плиткой. Направо находилась дверь с витражами, выходящая в приемную. Подойдя ближе, они услышали шум голосов и плач.

Дверь открылась, и появилась очень пожилая женщина, плачущая навзрыд. Ее голова была повязана косынкой, на плечи накинуто старенькое шерстяное пальто, протершееся на швах. В одной руке она держала корзинку, в другой – очень потрепанный кожаный кошелек. Ее лицо распухло и покраснело от слез.

Генри Эйнсли, в обязанности которого входило встречать клиентов, следовал за ней. Это был высокий худой человек со впалыми щеками и хитрыми глазами. Он носил строгий темно-серый костюм и черный галстук. Руки его вспотели.

– Я весьма сожалею, мадам, – сухо повторил он, – но таковы правила. Тем не менее, все хлопоты вы можете предоставить нам.

– Что за правила? – спросил Миган, подходя и кладя старушке руки на плечи. – Ну-ну, успокойтесь, милая, не надо так плакать. Что происходит?

– Все хорошо, мистер Миган. Просто эта милая дама очень расстроена. Она недавно потеряла мужа, – принялся объяснять Эйнсли.

Миган оставил его слова без ответа и повел вдову в свой кабинет. Он усадил ее в кресло.

– Ну, милая, теперь расскажите мне все.

Он дотронулся до ее руки, и она судорожно сжала пальцы.

– Девяносто лет, вот сколько ему было. Я думала, он будет жить вечно и вдруг нашла его у подножия лестницы, когда возвращалась из церкви в субботу вечером, – сказала она, продолжая плакать. – Он был таким крепким, даже в этом возрасте. Я не могла поверить глазам.

– Я понимаю, милая, и вы обратились к нам, чтобы похоронить его?

– Да. Денег у меня немного, но мне не хотелось бы, чтобы это были похороны для бедных. Я хотела, чтобы все было по-человечески. Думала, денег от страховки будет достаточно, а этот господин мне сказал, что это стоит семьдесят фунтов.

– Нет, послушайте мистер Миган, – вмешался Эйнсли, – все было не так.

Тот повернулся к нему и в упор посмотрел ему в лицо. Эйнсли вздрогнул и затих.

– Вы заплатили наличными, милая?

– Да, – всхлипнула она. – Сначала я зашла в страховое бюро, и они выдали деньги по полису. Пятьдесят фунтов. Я думала, этого хватит.

– А еще двадцать?

– У меня был почтовый перевод на двадцать пять фунтов.

– Ясно, – сказал Миган выпрямляясь. – Покажите мне документы.

Эйнсли подошел к столу и взял тоненькую пачку бумаг, которые дрожали в его руках. Миган просмотрел их. Затем он обаятельно улыбнулся и коснулся плеча старой женщины.

– У меня для вас хорошие новости, моя дорогая. Произошла ошибка.

– Ошибка?

Он вытащил бумажник и извлек оттуда двадцать пять фунтов.

– Мистер Эйнсли забыл о специальных расценках для пенсионеров, которые мы ввели нынешней осенью.

Она непонимающе посмотрела на деньги.

– Специальные расценки? Но скажите мне, это не будут похороны для бедных? Я не хочу этого допустить.

Миган помог ей подняться с кресла.

– Ни в коем случае. Все будет по высшему разряду. Отдельный участок. Я гарантирую вам. А теперь давайте подумаем о цветах.

– Цветы? О, это... как это было бы прекрасно! Мой Билл так любил цветы.

– Их стоимость включена в счет, – объявил Миган и добавил, обращаясь к Доннеру через плечо. – Пусть он сидит здесь. Я сейчас вернусь.

В стене была устроена дверь, которая вела в цветочный магазин. Когда Миган вошел туда вместе с посетительницей, с ним приблизился стройный молодой человек с темными волосами до плеч и красиво очерченным ртом.

– К вашим услугам, мистер Миган. Чем могу служить? – подобострастно проговорил он.

Миган похлопал его по щеке.

– Руперт, помоги этой даме выбрать букет цветов. Самых красивых в магазине, а кроме того – венок. За счет фирмы, естественно.

Руперт не выразил ни малейшего удивления.

– Все будет сделано, мистер Миган.

– И позаботься о том, чтобы один из наших ребят подвез ее домой. Ну, милая, теперь вы чувствуете себя лучше?

Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– Вы так добры. Вы – чудесный человек. Да благословит вас Господь.

– Он только этим и занят, моя дорогая, – заверил ее денди Джек Миган. – Каждый день.

И вышел.

– Смерть – это такая вещь, которую надо уважать, – объявил Миган. – Эта старая дама, например. Судя по документам, которые она представила, ей восемьдесят три года. В конце концов смерть – это чудо.

Он уселся в кресле-качалке у стола. Генри Эйнсли стоял перед ним. Доннер был у двери. Эйнсли нервно взмахнул рукой и попытался улыбнуться.

– Понимаю, что вы имеете в виду, мистер Миган.

– Правда, Генри? Я спрашиваю себя об этом.

В дверь постучали, и вошел человечек небольшого роста, одетый с иголочки. На нем был непромокаемый плащ с поясом. Выглядел он как уроженец юга Италии, а его акцент выдавал жителя южного Йоркшира.

– Вы хотели говорить со мной, мистер Миган?

– Да, Бонати. Заходи, – сказал Миган и вновь повернулся к Эйнсли. – Да, я задаю себе этот вопрос, – повторил он. – Судя по тому, что я понял, это был трюк со страховкой. С первого взгляда понятно, что она из рабочего класса. Полис на пятьдесят фунтов, ты говоришь цену семьдесят, и милая старушка их выкладывает, потому что она не может перенести то, что ее дорогой Билл будет похоронен как бедняк. Ты выдаешь ей квитанцию на полтинник, зная, что она слишком стара и слишком потрясена, чтобы в этом разобраться. Затем ты отмечаешь в общем списке сумму в пятьдесят фунтов.

Эйнсли дрожал как осиновый лист.

– Пожалуйста, мистер Миган, пожалуйста. У меня недавно возникли некоторые сложности.

Миган поднялся.

– Ее мужа привезли?

Эйнсли кивнул.

– Сегодня утром. Он в третьем номере. Его еще не готовили.

– Приведи его, – сказал Миган Доннеру и вышел.

Он прошел часовню, в нишу номер три и зажег свет. Остальные следовали за ним. Старик лежал в открытом гробу. Он был покрыт тканью, которую Миган приподнял. Мертвеца уже раздели. Было очевидно, что этот человек обладал необыкновенной силой, силой атлета, судя по торсу и плечам... Миган с восхищением глядел на него.

– Да, это настоящий бык, никаких сомнений. Взгляните на его инструмент! – воскликнул он, обернувшись к Эйнсли. – Подумай обо всех тех женщинах, которых он приводил в экстаз. Подумай об этой старой даме. Боже мой, я понимаю, почему она его так любила. Это был настоящий мужик.

Он нанес ему сокрушительный удар коленом в пах. Генри Эйнсли слишком поздно взмахнул руками, чтобы прикрыть гениталии и согнулся пополам, издав сдавленный крик.

– Отведи его в помещение для гробов, – сказал Миган Доннеру. – Я приду туда через пять минут.

Когда Генри Эйнсли пришел в себя, он понял, что лежит на спине, руки его раскинуты в стороны, а по бокам стоят Доннер и Бонати.

Открылась дверь, и вошел Миган. Он некоторое время смотрел на него, затем обронил:

– Хорошо, поднимите его.

Помещение предназначалось для того, чтобы собирать на месте гробы, которые были доставлены по частям. Здесь стояли два верстака, а в специальной стойке находились всевозможные плотницкие инструменты.

– Умоляю вас, мистер Миган, – зарыдал Эйнсли.

Миган подал знак Доннеру, и Бонати толкнул Эйнсли на один из верстаков. Они распластали его руки, вывернув запястья. Миган склонился над ним.

– Я намерен преподать тебе урок, Генри. И не потому, что ты пытался украсть у меня двадцать фунтов. Это, конечно, вещь недопустимая, но это еще не все. Как ты понимаешь, я говорю об этой пожилой даме. Она ничего не имела в жизни. Все, что ей выпало, так это склониться перед смертью.

Теперь его глаза сверкали, а голос стал мечтательным.

– Она напомнила мне мою старую маму, сам не знаю почему. Но я знаю одно: она заслужила уважение, так же как и ее старик заслужил больше, чем похороны для бедных.

– Вы ошибаетесь, мистер Миган, – задыхаясь, проговорил Эйнсли.

– Нет, Генри, это ты ошибся.

Миган выбрал два шила. Потрогал их острия кончиком пальца и вонзил одно из них в середину правой ладони Эйнсли, прибивая ее к верстаку. Когда он проделал ту же операцию с другой рукой, Эйнсли потерял сознание. Миган обратился к Доннеру:

– Через пять минут освободи его и скажи, что если завтра к часу дня его не будет в конторе, я здорово рассержусь.

– Будет сделано, мистер Миган. А как быть с Фэллоном?

– Я буду в подготовительном зале. Мне нужно поработать кое с кем. Когда придет Фэллон, пусть ждет в конторе, пока я не поднимусь в квартиру, и тогда отведи его туда. И мне там будет нужен Альберт, пусть, как приедет, поднимается.

– С перчатками, мистер Миган?

– Ну конечно, Фрэнк. Конечно.

Миган улыбнулся, похлопал Эйнсли по щеке и вышел.

Подготовительный зал находился по другую сторону часовни. Миган вошел туда и тщательно закрыл дверь. Ему нравилось оставаться в одиночестве в таких случаях. Это позволяло ему максимально сконцентрироваться и взглянуть детально на суть вещей.

Тело лежало на столе в центре комнаты, накрытое тканью. В стороне, на передвижном столике, на белой простыне были разложены инструменты. Скальпели, ножницы, щипцы, хирургические иглы разных размеров, трубки, большая резиновая спринцовка и сосуд с жидкостью для бальзамирования. На внутренней полке столика располагались всевозможные косметические средства, кремы и пудра были изготовлены по специальному заказу.

Он поднял ткань и тщательно сложил ее. Перед ним было тело женщины лет сорока, темноволосой и красивой. Он припомнил ее случай. Сердечная недостаточность. Она умерла, оборвав на полуслове фразу, во время разговора с мужем по поводу предстоящего Рождества.

На ее лице сохранилось удивленное выражение, которое часто возникает у людей, умерших внезапно. Рот ее был приоткрыт, словно она недоумевала, почему подобная вещь случилась с ней.

Миган выбрал длинную кривую иглу и пропустил нитку через внутреннюю часть губ и носовой полости покойной. Теперь, если затянуть нить, челюсти плотно сомкнутся.

Глазные яблоки уже запали глубоко в орбиты, он подложил под веки шарики из ваты, так же как и в промежутки между зубами и губами и за щеки; это придаст лицу наиболее естественные очертания.

Он полностью погрузился в работу и тихонько насвистывал сквозь зубы; лоб его прочертила складка. Его гнев против Эйнсли полностью улетучился. Даже Фэллон перестал существовать. Кончиком пальца он нанес немного крема на холодные губы, отступил и с удовлетворением покачал головой. Теперь все было готово к процессу бальзамирования.

Вес тела достигал шестидесяти килограммов, следовательно, ему потребуется около пяти литров смеси, которой он обычно пользовался: формалин, глицерин, боракс с добавлением небольшого количества фенола и цитрат натрия против свертывания крови.

Поскольку случай был довольно простым, то не предвиделось особенных внезапных осложнений; следуя обыкновению, он решил начать с подмышечной артерии. Он вытянул левую руку женщины, закрепив ее локоть специальной деревянной подпоркой. Затем взял скальпель и сделал первый надрез у ключицы.

Примерно час спустя, когда он заканчивал последний шов, его внимание привлек неясный шум. Сначала раздались крики, затем нараспашку открылась дверь. Миган взглянул назад через плечо. Он увидел Миллера и Билли, который пытался проскользнуть перед ним.

– Я пытался остановить его, Джек.

– Иди, прикажи приготовить чай, – сказал ему Миган. – Я хочу пить. И закрой эту дверь. Ты сейчас поднимешь здесь температуру. Сколько раз я должен тебе повторять?

Билли убрался, бесшумно прикрыв за собой дверь, и Миган снова повернулся к телу. Он взял горшочек с тональным кремом и нанес его на лицо женщины. Жесты его были изящными и ловкими; он не обратил ни малейшего внимания на Миллера.

Полицейский зажег сигарету, спичка вспыхнула с неприятным щелчком, нарушив тишину, и Миган, не оборачиваясь, приказал:

– Не здесь. Здесь нужно держаться уважительно.

– Да что вы! – сказал Миллер, однако, бросив сигарету на пол и растоптав ее.

Он подошел к столу. Миган в этот момент тщательно накладывал румяна, и под его руками умершая женщина, казалось, оживает. Миллер смотрел на нее с выражением зачарованного ужаса.

– Вам действительно нравится эта работа, Джек?

– Что вам нужно? – спросил спокойно Миган.

– Мне нужны вы.

– Ничего нового, а? Всегда одно и то же. Стоит кому-то упасть и сломать ногу, вы тут как тут, вам нужен я.

– Совершенно верно, – сказал Миллер. – Теперь коснемся деталей. Сегодня утром Ян Краско приехал на кладбище, чтобы принести цветы на могилу матери. Он делает это вот уже больше года, по четвергам.

– Значит, однако, у этой сволочи было сердце, так? А зачем вы это рассказываете мне?

– В полдвенадцатого кто-то влепил ему пулю в голову. Работа настоящего профессионала. Очень чистая и шумная, так что предупреждение дошло до всех.

– Что еще за предупреждение?

– "Не шутите с Миганом, иначе вы пропали".

Миган поднял над лицом мертвой женщины целое облако пудры.

– Сегодня утром я присутствовал на похоронах. Старик Маркус, портной. В полдвенадцатого я сидел на отпевании в церкви Спасителя и слушал, как тамошний священник рассыпается перед нами в словесах. Спросите у Билли, он был со мной. Спросите еще у сотни других, включая мэра. У старины Маркуса была куча друзей, это был настоящий джентльмен. Таких людей осталось в наше время немного.

Он добавил на веки женщины немного теней, смазав их вазелином, затем накрасил губы. Эффект был действительно замечательным. Казалось, женщина спит.

– Да плевать мне, где вы были, – сказал Миллер. – Под этим делом стоит ваша подпись.

Наконец Миган повернулся к нему, вытирая руки тряпкой.

– Докажите это, – возразил он, не дрогнув.

Досада и долголетнее желание поймать этого человека с поличным комом подкатили к горлу Миллера так, что он чуть было не задохнулся. Ему пришлось ослабить узел галстука и расстегнуть воротник рубашки.

– Вы за это ответите, Миган, – пророкотал он. – Я прилеплю обвинение на вашу спину, даже если мне это будет стоить жизни. На этот раз вы зашли слишком далеко.

Глаза Мигана заблестели по-особенному, вся его личность обрела новые размеры, казалось, он излучает особые волны, пропитанные властностью.

– И вы замахиваетесь на меня? – процедил он холодно и, протянув руку, указал на тело перед собой. – Посмотрите на нее, Миллер. Она умерла. Я вдохнул в нее жизнь. И вы воображаете, что можете вмешиваться в мои дела?

Миллер невольно сделал шаг назад, а Миган крикнул:

– Убирайтесь! Вон отсюда!

И Миллер выскочил из комнаты так поспешно, словно за ним по пятам гнались все черти преисподней.

В зале снова воцарилась величественная тишина. Миган на мгновение застыл на месте, тяжело дыша, затем взял большой сосуд с кремом для тела и повернулся к умершей.

– Я вдохнул в тебя жизнь, – пробормотал он. – Жизнь.

И принялся старательно втирать крем.