Текст книги "Возрождение земли"

Он помедлил, покачивая головой, словно вспоминал о чем-то волшебном. Мы с Пепом и Арни в каждой жизни были влюблены. Кто в Таню, кто в Диану. Кейси же поклонялся своей мечте – мечте о Моне. Как-то раз он показал мне ее фотографию, которую нашел в бумажнике, что Эль Чино прихватил с собой на Луну. Маленькая выцветшая карточка, едва не рассыпающаяся от времени, стала для Кейси святая святых. Он так дорожил ею, что даже заставил Диану поместить старенькую фотографию в холодильное хранилище.

– Потрясающая штучка, Данк! – Лицо его светилось улыбкой. – Длинные золотистые волосы, распущенные по спине, глаза – голубые, как земное небо, да еще фигура – ни дать ни взять древняя статуя Венеры. Красотка пела грустные испанские песни. Как они меня тогда за душу взяли!.. Я передал ей через официанта чек на сотню зеленых. Она лишь бросила беглый взгляд и тут же расплылась в улыбке, когда увидела, сколько там, и потом уже не отводила глаз от меня. Уже тогда я знал, что мы принадлежим друг другу, но у босса имелись свои планы на этот счет.

Волосатая горилла… Его звали Эль Матадор. Привычка у него была убивать любого, кто встанет на пути. Уговорил слишком много «Пино Колады» и захотелось ему, видишь ли, потанцевать с Моной. Она попыталась возразить, что, мол, платят ей только за песни. А он стащил ее со сцены и поволок в зал. Она вырвалась и бросилась ко мне. Он попер за ней и завопил, чтобы я попридержал ее для него.

Усталые глаза Кейси блуждали в прошлом, он мрачно усмехнулся и тряхнул головой:

– Размышлял я недолго. Матадор выхватил пистолет. Я выстрелил первым. Ранил его в плечо. Он с храпом повалился на пол. Ну а ключи были у меня: и от лимузина, и от вертолета.

До аэропорта добрались раньше копов. К счастью, босс неизменно требовал, чтобы самолет стоял на стоянке всегда заправленным – на крайняк. Ну и теперь он стоял с полными баками. Мы полетели на север. В Мексике самолет продали. У нее был американский паспорт, а у меня – нужные связи. Границу второй раз пересекали в Хуаресе. Залегли на время, пока я не нашел подходящую работенку – у Каля Дефорта. За работу я получал лишь малую толику того, что платил Карраско, но Каль в итоге, получается, спас нас от смерти.

* * *

Я заварил еще черного чая, который заготовили на Луне роботы, и решил перевести разговор к золотому шару. Означает ли все увиденное, что мы столкнулись с очередным видом чужих? Как они отнесутся к колонии, которую мы планируем здесь создать?

Кейси почти не слушал меня, все еще предаваясь грезам о Моне.

– Ты знаешь, Данк, – он покачал головой и тоскливо пожал плечами, – в том сне у меня было чувство, будто малыш действительно мог бы родиться. В будущем, когда нас с Моной создадут вместе.

Он сжевал еще одну тыквенную вафлю, допил остатки чая и откинулся в кресле. Вскоре Кейси уже еле слышно посапывал. У меня тоже слипались глаза, хотелось спать, но я еще долго лежал, размышляя о поющих деревьях и парящих шарах. А еще думал о той истории с Моной и Эль Матадором. Кейси любил говорить об Эль Чино и как он представлял себе события из его жизни. Рассказывал он мастерски. Мне ужасно нравились его истории, даже когда те казались чистейшей выдумкой. Как бы там ни было, он мечтал, что в одной из будущих жизней встретится с малышом Лео, и оттого мне становилось неимоверно жаль его.

Той же ночью я спросонья услышал его отчаянный крик:

– Мона! Мона, подожди!

Когда я проснулся, уже наступил день, и желтый солнечный луч пригрелся в пустом кресле Кейси.

16

Я окликнул Кейси – ответа не последовало. Ушел, даже не заперев за собой дверь. Я спустился с космолета, но не обнаружил и следа. Горячее утреннее солнце стояло уже высоко на востоке, освещая окружающую нас равнину. На мшанике не отпечатывались следы. Ни звука, ни дуновения ветерка не исходило из золотисто-багряного леса на западе. И никаких золотых шаров в небе.

Раздумывая, что же мне теперь предпринять, я вернулся на корабль, поискал среди припасов что-нибудь съестное и понял, что не голоден. Меня мучили вопросы. Куда делся Кейси? Быть может, он ушел в полузабытьи, в бреду, навеянном ядовитыми шипами или каким-то чужеродным вирусом, занесенным вампиром? Может, то лихорадочное состояние увлекло его в лес на поиски Моны? Я терялся в догадках, но разобраться во всем было необходимо.

Для начала я связался со станцией и рассказал о нашем приземлении и о том, что Кейси исчез. Я надеялся все-таки, что роботы ведут запись. Оружия у меня не было – Дефорт не завез на Луну боевого арсенала, и все же эйфория, вызванная песнью леса, еще не развеялась окончательно.

Я покинул космолет и направился к лесу, вооружившись только биноклем. Лес оказался просторным и чистым – так бывает в парке. Почву устилал все тот же голубовато-зеленый мох. Деревья стояли на порядочном расстоянии друг от друга, а под ними – ни опавших листьев, ни даже мелких веточек. Я подходил все ближе, а деревья устремлялись все дальше и дальше ввысь. Даже в сравнении с порослью на окраине леса наш космолет казался детской игрушкой. Я все шел вперед, и казалось, что деревья уходят в самую бесконечность неба. Удивляло, что почва чиста, и лишь однажды я наткнулся на опавший лист – рыжевато-медное полотно размером с одеяло, будто натянутое на раму воздушного змея.

Я пытался уловить хоть звук, который бы выдал присутствие Кейси, но вокруг стояла тишина, словно лес замер и с тревогой наблюдал за мной, ждал, и все вокруг дышало жизнью. А может, мне это только казалось. Я прокричал разок, и мой голос отозвался эхом, отражаясь от уходящих в небо стволов, порождая настолько слабые и призрачные звуки, что повторить попытку я не осмелился.

Я шел все дальше, как вдруг раздался приглушенный шлепок, и я обнаружил упавший к моим ногам плод. Я поднял его – ярко-розовый пузырь грушевидной формы, довольно увесистый. Он сминался в руке, будто наполненный жидкостью. Интересно, съедобен или ядовит, как те африканские колючки? Я взвесил его в руке, прикидывая свои шансы: нас забросило сюда навсегда, здесь предстоит провести остаток своих дней, а меж тем припасы в продовольственном отсеке подходят к концу. Придется рискнуть, к тому же необычный аромат плода пробудил во мне зверский аппетит.

Тонкий конец пузыря заканчивался чем-то вроде сосочка. Я сжал его, и на поверхности показались ароматные винно-красные капельки. Я сцедил их в ладонь и понюхал. Потекли слюнки. Лизнул немного. Солоноватый вкус, чуть приторный, а в общем, пойдет. Я пил из сосочка, пока пузырь не сделался совсем плоским.

Голод я утолил. Но тут же задался вопросом ботанического толка. В прежние времена плоды представляли собой семена, покрытые мякотью, которая приманивала передвигающиеся формы жизни. Те поедали их и распространяли таким образом. Но этот пузырь превратился в плоский мешочек, совершенно пустой. В чем же тогда состоит его биологическая функция?

Впереди лес казался еще более темным и странным. Массивные стволы цвета потемневшей от времени бронзы возвышались подобно колоннам непомерно большого храма. Ветви простирались на такой высоте, что мне приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть их. Частое сплетение ветвей закрывало солнечный свет, и я оказался в густом сумраке. Я прошел совсем немного, как вдруг ощутил, что вторгаюсь в некое священное место, куда мне не велено ступать.

Я развернулся и побрел на север вдоль кромки леса, стараясь не упускать из виду солнечный свет. Должно быть, я прошел километра два или три, когда вновь услышал какое-то пение. Казалось, голос исходит из самих вершин. Сначала впереди, очень далеко, потом все ближе, громче, и вот пение раздалось над самой головой. Переливчатая трель звучала так живо и энергично, что я невольно стал подстраивать шаг, повинуясь ее ритму.

Интересно, то, что издает эти звуки, знает о моем присутствии?

На мгновение мне показалось, что знает, но музыка не утихла и тогда, когда я остановился и замер на месте. Может, чудесное пение предназначено не мне, а Кейси? Внезапно, совершенно не находя тому разумного объяснения, я проникся уверенностью, что это действительно так. Я стоял и размышлял, пока мелодия не смолкла. На мгновение наступила полная тишина, и вдруг раздался пронзительный звук, будто какое-то создание вскрикнуло от боли. Потом он перешел в долгое стенание, которое, казалось, исходило отовсюду. Свет в вершинах деревьев померк, словно его заслонила внезапно упавшая тень, хотя облаков я не приметил.

На меня накатила волна необъяснимого ужаса, и я стал отступать к открытому пространству, беспокойно высматривая наш космолет. Он стоял там же, где я его и оставил, такой маленький и одинокий, издалека похожий на серебристую крошечную точку восклицательного знака, венчающего затихающую жалобу леса. Я как раз поднес к глазам бинокль, чтобы удостовериться, что корабль в целости и сохранности, как вдруг заметил еще один воздушный шар.

Яркий золотистый шарик, кажущийся издалека крошечным, дрейфовал над лесом по направлению к космолету. Вслед за ним шла темная волна, тень, которую отбрасывал определенно не он – уж слишком большая. Шар парил очень низко. Прикрепленная к нему гондола задевала верхушки деревьев, то цепляясь за ветви, то высвобождаясь из них. Жалобный стон перешел в настороженное молчание, будто все вокруг затаило дыхание, и сам лес напряженно замер.

Руки мои дрожали, и мне не сразу удалось поймать в фокус бинокля тот движущийся объект. Ладья зацепилась за расщепленную ветвь дерева, в которое когда-то угодила молния. Ветер вновь увлек гондолу за собой, но ткань, похоже, все-таки успела порваться и пропускала воздух. Сдувающийся шар быстро снижался. Сбоку лодочки отворилась дверца, и из нее выпрыгнуло какое-то существо.

Я крепко вцепился в бинокль и стал настраивать его на резкость. В облике летящего существа было что-то от человека и что-то неземное, но оно определенно было женского пола. Гладкая безволосая кожа почти того же золотистого оттенка, как и сам шар, трехпалые куриные лапки с темными острыми коготками и приятный глазу изгиб бедер, уходящий в золотистую копну паховых волос. Круглые золотистые груди оканчивались сосочками, напоминающими тот плод, из которого я пил.

На мгновение в фокус попало ее лицо – округлое и по-женски нежное, в обрамлении светлых золотистых волос. Ее глаза желтовато-зеленого оттенка были широко раскрыты от ужаса. Существо отчаянно хватало ртом воздух, будто кричало что-то, а я находился слишком далеко и не мог расслышать. Кувырком мчась к земле, бедняжка расправила крылья – яркие золотые паруса, прикрепляющиеся к рукам от плеча до локтя. Одно из них казалось поврежденным и беспомощно болталось. Она слишком поздно раскрыла их. Быстро снижаясь, странная самочка отчаянно забила крыльями, ударилась о землю, прошла, пошатываясь несколько шагов, запнулась и осела вниз золотым кульком, где и затихла недвижима. Повинуясь первому импульсу оказать помощь, когда она необходима, я рванулся к пострадавшей незнакомке, но тут же остановился, заметив выбегающего вслед за ней из леса Кейси.

Он опустился на колени подле нее. Пощупал запястье, склонил голову к ее груди, слушая биение сердца. Он говорил что-то – я видел, как шевелятся его губы, – и смертельный испуг на его лице сменился облегчением, когда златокрылая самочка приоткрыла глаза, поглядела на него и заулыбалась. Он долгое время сидел, склонившись над ней. Подносил ухо к ее губам, когда она что-то пыталась сказать, опустился на колени, чтобы осмотреть поврежденное крыло.

Она вздрогнула и опустилась на землю после неудачной попытки пошевелить одним из крыльев. Кейси взял ее на руки и поднял. Покрытые перьями руки обхватили его за шею, а золотые крылья укутали их обоих. Я подумал было, что Кейси понесет ее к космолету, но, напротив, он направился обратно в лес. Верхушки деревьев снова ярко засветились, зазвучал какой-то одиночный голос, становясь все сильнее и сильнее, пока не вылился в многоголосую оду радости, как мне показалось, в честь того, что златокрылка невредима.

Больше из любопытства, чем из желания помочь, мне не терпелось последовать за ними, но я решил, что Кейси вряд ли будет очень рад моему присутствию. Он, по всей видимости, считал, что я нахожусь на борту космолета, если вообще помнил о моем существовании. Но почему все-таки он не попытался связаться со мной? Или этот лес каким-то образом завладел его сознанием, так же как черные вампиры, седлающие свои жертвы, полностью подчиняли их себе?

Вот такие вопросы – ни на один из которых я не знал ответа – занимали все мои мысли.

Голос леса потеплел, когда Кейси внес чудную птицу в тень крон. Нежная мелодия не укладывалась ни в один гармонический ряд из тех, которым учила нас доктор Ласард, преподававшая на своем голографическом фортепиано уроки музыки. Она словно убаюкивала, как убаюкивает журчание мелкой речушки, шум прибоя, и успокаивала, как успокаивает легкий бриз, – звуки эти, бывало, ставила нам перед сном мать Тани – еще в детстве.

Волнения мои благодаря этим звукам улеглись настолько, что я остановился и стал изучать шар – огромное искромсанное полотно, сделанное из материала, слегка напоминающего пленку, что еще больше сбивало с толку. В конструкции не было ничего металлического – ни заклепок, ни болтов. Никаких баллонов с газом, веревок, шнуров или клапанов, с помощью которых можно было бы управлять шаром. Он представлял собой единое целое без швов и стежков. Марки производителя я тоже не нашел. Но самое интересное представляла собой гондола.

Я просто стоял и в недоумении почесывал затылок, уставившись в сторону леса, который теперь ласково мурлыкал, как десять тысяч кошек. Гондола представляла собой мастерски сработанную темно-оранжевую раковину, твердую, как скорлупа ореха. Во время падения она распахнулась, выпустив крылатое существо. Я не мог понять, как туда умудрилась поместиться златокрылая самочка, но совершенно случайно заметил, что лодочка выстлана каким-то мягким эластичным материалом серого цвета, который по форме точно повторял контуры тела странного создания. Я заглянул внутрь и уловил исходящий из лодочки тонкий винный аромат того плода, что нашел чуть раньше.

Что же это за существо?

Может, еще один плод леса, выросший на каком-нибудь поющем дереве? Не укладывается в голове, а впрочем, почему бы и нет? Не верю, что эти деревья, как и те африканские паразиты, эволюционировали на Земле. Когда-то отец назвал специальные слова, которые используют для описания подобных явлений: панспермия [6]6
  Панспермия – гипотеза о появлении жизни на Земле в результате переноса с других планет неких зародышей жизни.


[Закрыть], объекты внеземного происхождения, ксенобиология. Вот и все, что я знал, – слова.

* * *

Я лелеял надежду, что Кейси все же вернется, и потому оставался либо на космолете, либо где-то поблизости. Я полагал, что голод и жажда в конце концов приведут моего товарища обратно, но он так и не появился. Я много раз отваживался подойти к самой опушке в поисках следов его пребывания, но никогда не заходил в глубь леса. Меня удерживало нечто большее, чем просто забота о Кейси, даже не страх, а скорее, благоговейный трепет и ужас перед каким-то явно ощутимым присутствием чего-то необъяснимого, чего я не понимал и о чем не ведал. Присутствием кого-то, кто знал, что я здесь, и, может быть, выжидал. Или просто любопытствовал, а может, и вовсе не обращал на меня ни малейшего внимания. И чувство это не тревожило, не будило враждебности, но все-таки было достаточно сильным, чтобы сдерживать мое любопытство.

На опушке я обнаружил еще один медного цвета лист, упавший с того самого расколотого молнией дерева. Я оттащил лист на открытое пространство, сбегал за голографической камерой и, измерив прежде параметры, описал его для своего очередного отчета на станцию. Продолговатая центральная жила представляла собой полую трубку, оканчивающуюся чем-то вроде бамбукового стебля. Она пискнула, когда я сжал ее в руке. Неужели эти самые листья и есть поющие голоса леса?

На другой день я вновь отправился к лесу, чтобы исследовать шар, и обнаружил, что пустая скорлупа гондолы стала таять, растворяясь в почве. Золотистое волокно поблекло, став почти белым. А корма намертво застряла в земле – я попытался вытащить ее, но безуспешно. Чуть сдвинув с места останки лодочки, я обнаружил крохотные желтые корешки мха, вросшие в обшивку. Ну вот, одна загадка решена. Здесь не требуются ни лесники, ни лесорубы, чтобы создавалось впечатление хорошо ухоженного парка. Мшаник сам делает свою работу, поглощая все, что падает на землю.

На следующее утро я остался на борту и, обобщая полученные сведения и подводя итоги, готовился к передаче. Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что опасения Арни по поводу неземного нашествия основывались на фактах. И хотя в Африке мы с Кейси не видели летательных средств или признаков какого бы то ни было техногенного развития, черные паразиты явно имели внеземное происхождение. А вот насчет поющих деревьев… Они представляют собой еще большую загадку.

Покуда я ждал, когда Луна появится в зоне радиоприема, меня не покидало чувство, будто микрофон – это некая черная дыра, куда безвозвратно уходят мои слова. И все же я надеялся, что Робо слышат меня, хотя удостовериться в этом не было возможности. Признаюсь, чувствовал некоторое злорадство, представляя себе, как Арни дрожит от страха, опасаясь, как бы его не отыскали африканские вампиры.

Я не стал запирать дверь космолета. Внезапно до меня донесся начисто лишенный мелодии гомон. Словно одновременно кричали тысячи голосов. Звук становился то громче, то тише и в итоге превратился в частую пушечную канонаду, режущую ухо. Я выглянул наружу и увидел, что весь лес вспыхивает, точно освещенный разноцветными молниями.

Тут же из леса выскочили Кейси и крылатое существо. Они неслись, точно безумные. Крылатка прихрамывала. Кейси поддерживал ее рукой, а она обернула вокруг него крылья. Когда они оказались на открытом пространстве, самочка расправила их и попыталась взлететь. Одно из крыльев неестественно выгнулось, и она растянулась на земле. Кейси подхватил ее на руки, самочка обвила его руками за шею, и он тяжелым шагом рванулся к космолету. Лес гремел в такт его шагам, а позади полыхали багровые молнии.

Из леса показался их преследователь.

17

Громоздкий, нескладный зверь, покрытый коричневой шерстью, неуклюжими прыжками приближался к космолету, покрыв уже половину расстояния между кораблем и лесом. Его задние лапы были длиннее передних, и от этого создавалось впечатление какой-то гротескной непропорциональности между высокой задней частью туловища и низкой передней. Сперва я подумал, что Кейси достаточно оторвался от преследователя, чтобы выиграть этот забег, но в его движениях уже чувствовалась усталость – бежал он, пошатываясь. Видно, золотистая принцесса оказалась тяжеловатой ношей.

В десятке метров от опушки леса зверь поднялся на массивные задние лапищи. Протрубил, как трубят слоны, которых я видел на голограммах, и припустил вразвалочку. Я схватил бинокль и навел резкость на существо, чтобы разглядеть его получше. Даже на двух ногах зверь больше походил на крупного примата, чем на человека, и вовсе не напоминал ни одно из существ, эволюционировавших на Земле. Гладкую безволосую голову венчал багровый зазубренный гребень. Свирепый взгляд двух огромных желтых глаз горел ненавистью, а трехпалые лапы были вооружены длиннющими когтями и алыми шпорами. Из-под покрытого желтым мехом брюха торчал заостренный черный фаллос. Зверь потрусил вразвалочку, будто предпочитал передвигаться на всех четырех.

Кейси здорово опережал его, как вдруг запнулся о волочащееся по земле золотистое крыло и растянулся вместе со своей ношей на земле. Самочка неподвижно застыла, бессильно разбросав в стороны крылья. Кейси поднялся на четвереньки, потом поднял глаза на приближающуюся бестию и, спотыкаясь, побрел навстречу. В левой руке он сжимал нечто вроде оружия, сильно напоминающего набитый камнями серый носок из тех, что носили и он, и я.

Самец приостановился и, обернувшись, испустил яростный рык в сторону леса, который тут же отозвался оглушительным диссонансным крещендо, полным проклятия. Зверь откинулся назад и взвыл точно волк на охоте. Кейси простер вверх правую руку, открытой ладонью вперед, призывая к миру.

Но существо с рыком бросилось вперед, полосуя когтями грудь Кейси, разрывая в лохмотья его потрепанную рубашку. Кейси перехватил в правую руку свое нехитрое оружие и, сильно размахнувшись, обрушил его на желтый чешуйчатый череп соперника. Тот увернулся и сграбастал Кейси обеими когтистыми лапами. Кейси снова взмахнул носком и ударил неприятеля по голове, у самого гребня.

Тот замер словно оглушенный, устремив на Кейси ошалелый взгляд полуприкрытых желтых глаз. Кейси отступил, пытаясь отдышаться. По его груди струилась алая кровь. Самец покачнулся и обрушился на Кейси. Я уж было подумал, что зверь отключился, но он снова схватил Кейси передними лапами и подмял под себя, перевернул его и прижал плашмя к земле.

Носок с камнями отлетел в сторону и ударился о золотистое крыло. Кейси остался лежать без движения. Наконец я заметил, что его пальцы царапают почву. Зверь, ковыляя, приблизился к нему и ткнул его в бок багровой шпорой. Затем, придавив трехпалой лапой перепачканную кровью грудь, широко распростер передние лапы и изверг оглушительный триумфальный рев, обращаясь к лесу. Деревья ответили грохочущим гимном победы.

Напоследок он еще раз поддал шпорой распростертое тело, склонившись, схватил самку темно-красными когтистыми лапами и потащил обратно в лес. Пораненное крыло бессильно волочилось по земле. Многоголосое перешептывание деревьев отбивало ритм в такт его шагам, приветствуя победителя.

* * *

Кейси попробовал подняться сам, не дожидаясь меня, но бессильно повалился наземь. Теперь он был жалок и больше походил на полуголое пугало с блуждающими глазами. Кровь запеклась на ранах, оставленных клыками африканского паразита, а свежая струилась из новых порезов – там, где полоснул когтями недавний соперник.

– Черт бы все побрал!

Кейси устало улыбнулся с видом человека, потерявшего последнюю надежду, и тут же возбужденно и взволнованно добавил:

– Ты ее видел? Это Мона.

– Да, я видел кого-то.

– Она милашка, как считаешь?

– Странновата, – ответил я. – Какой-то новый вид.

– Она просто другая. – Кейси с трудом дышал. – Она удивительная! Мне сперва тоже казалась слегка необычной, но потом я узнал в ней Мону.

Заметив мой недоверчивый взгляд, он помотал головой и попытался встать. Я помог ему подняться на ноги.

Кейси поплелся было за гордо вышагивающим победителем, сжимающим в объятиях крылатую самку, но запнулся и едва не упал. Беспомощно пожав плечами, он остановился. Кейси так и стоял, глядя им вслед, и мало-помалу дыхание его выравнивалось. Наконец подобный лезвию гребень косматого существа превратился в ярко-красную точку, маячащую над золотистыми крыльями далеко впереди. Они скрылись в тени леса. Все еще покачиваясь на ногах, Кейси обернулся и диковато взглянул на меня: в запавших глазах сквозило безумие.

– Наверно, ты думаешь, что я не в себе, – покачал он головой, едва заметно усмехнувшись. – Да, она другой расы. Это трудно объяснить. Но в ней правда есть что-то от Моны.

Видел бы ты ее глаза – это глаза Моны, – хриплым шепотом сообщил он. На изможденном лице читалось благоговейное обожание. – И голос у нее как у Моны, когда она поет. Я люблю ее, Данк. – На лице его застыла непреклонная решимость. – И я обязательно верну ее.

– Как? Как ты вообще собираешься…

Он не дослушал.

– Ну и урод же этот! – глухо, в безотчетной злобе процедил Кейси. – Сущий дьявол из своей… из не пойми откуда. Он, похоже, прилетел на том первом шаре. За ней охотился. Мы прятались, убегали. – Он замолчал, стараясь унять дрожь в голосе. – Я не позволю ему забрать ее.

Кейси стиснул израненные кулаки. Прихрамывая, доковылял вместе со мной до самолета и разрешил промыть раны и обработать их ранозаживляющим средством из аптечки. Должно быть, он страдал от какого-то яда или инфекции, но в немалой степени бедняга ослаб и от недоедания.

– Мона собирала плоды, – рассказывал он, – вроде огромных красных виноградин, из которых мы высасывали нектар. На вкус неплохо. Бодрит, вроде как кайф, но человек на них долго не протянет, силы не дают.

Кейси умял две порции стандартного рациона и банан из тех, что выращивали роботы в теплице на станции, а потом плеснул себе какого-то крепкого самогона, который научил его делать Эль Чино.

– Обезболивающее, – так он сказал.

Кейси шатало от усталости, и все же он был слишком взвинчен, чтобы уснуть. Все норовил поговорить о Моне. Или о Монах: женщине, бежавшей с Эль Чино на спасательном корабле, и златокрылой инопланетянке, которые были неразрывно связаны между собой в его сознании.

– Она пела мне, Данк. Не словами, нет. В ее языке нет слов. И мелодии все были незнакомые. Но в песне она дала знать, что чувствует ко мне. Мы понимали друг друга без слов. – Он помедлил, отмахнувшись от немого вопроса, что застыл на моем лице. – Я не знаю как. Да это и не важно. Я слушал ее и видел то же, что видит она. Слышал то же, что и она. Я понимал, о чем пели ей деревья.

Я поднялся, чтобы заварить еще чая.

– Данк! – Он нетерпеливо повысил голос. – Если ты думаешь, что я совсем свихнулся, то потому только, что сам не слышал, как она поет. Но черт бы побрал эти деревья! – Он сделал обиженную мину. – Я им не по нраву. Наверно, потому, что я сам не дерево. Они сказали, что я не принадлежу к их миру. Боятся, что заберу ее. Но она любит меня, Данк. По-настоящему.

Он умолк и долго сидел, уставившись в пустоту, пока я не прикоснулся к его руке, намереваясь предложить чашечку горячего чая. Кейси вскочил точно ошпаренный.

– О, прости, Данк. Я забылся. – Кейси виновато улыбнулся и плеснул в чай добрую порцию самогона. – Она дарила мне сны.

Потягивая чай, он рассеянно продолжал тихим отсутствующим голосом:

– И воспоминания… Правда… По ночам, когда я спал в ее объятиях.

Он осекся и покосился на меня: я не мог скрыть потрясения и недоумения.

– Это все правда, Данк, – проговорил он тихим твердым голосом. – Я и пытаться не стану объяснить то, чего не понимаю сам, но это так же реально, как то, что я сижу перед тобой. Ты помнишь, когда мы были детьми, там, на станции? Помнишь, как родители рассказывали о своей жизни до катастрофы? Я слушал их истории, читал дневники. Я мечтал, что Эль Чино заново будет жить – во мне.

Не согласиться с ним я не мог. Мы выросли все вместе, в компании трехмерных воплощений наших физических родителей, из чьих клеток были созданы, и знали друг друга как никто. Таня поняла, что я влюблен в нее, задолго до того, как я осмелился ей об этом поведать, и мне было больно, потому что для меня уже не было секретом, что она намеревалась на это ответить. Диана называла это телепатией. Я сомневался, что такие вещи и вправду существуют, потому что не находил им объяснения. Кейси оставался скептиком номер два… вплоть до теперешнего момента.

– Мона… – Он склонил голову набок и отвел глаза, будто прислушиваясь к ее словам. – Мне часто снились ее фотографии и события, о которых я читал и слышал. Во сне я припоминал все то, что происходило на Земле, когда мы взаправду были вместе. Я помню больше, чем рассказывали она и Эль Чино. Ну, вроде, – он помедлил, припоминая, – та самая перестрелка в ночном клубе, когда Матадор подкатывал к Моне. А потом помню перестрелку уже с его людьми, которые охраняли самолет. Один из них принял последнюю пулю, что у меня оставалась. Если бы меня тогда поймали, я схлопотал бы еще один срок за убийство, но мы успели подняться в воздух за минуту до приезда копов. Мы летели в темноте на север над Тихим океаном, еле проскочили приближающийся ураган. В баках уже почти ничего не оставалось, когда мы сели на частной посадочной полосе близ Ла-Паса.

Он потянулся за картой.

– В городке на полуострове Калифорния, что в Мексике, – он ткнул пальцем, – вот здесь. Центр наркоторговли. Там у меня жил старинный дружок. Эль Янки Роса. Мы повстречались в одной колумбийской тюряге. Мы махнулись: мой самолет на его помощь. Он сделал нам паспорта и предложил мне неплохое местечко в своей собственной банде.

Эль Матадор назначил большую награду за наши татуировки – в доказательство, что нас угрохали. Эль Янки мог нас сто раз сдать, но он видел этого туза насквозь. Ему нужен был я в его собственной войне с Эль Матадором. Он пообещал, что поможет Моне вернуться в Штаты. Но она и слышать не хотела о том, чтобы ехать без меня. – Кейси отвернулся и долго смотрел в окно, на лес – темную стену мрака под пятном кроваво-красного заката. – Потому что любила меня, – прошептал он, медленно оборачиваясь ко мне. – Данк, всего одна ночь вдвоем на самолете, и она уже любила. Мне все равно было, что со мной станется, я хотел одного: чтобы она оставалась со мной. Эль Янки называл нас dos locos [7]7
  Сумасшедшие ребята (исп. ).


[Закрыть] за то, что неразлучны, подыскал нам машину и пожелал счастливого пути.

Только мы отъехали пятьдесят километров на север полуострова, как наткнулись на облаву. Пришлось бросить машину и улепетывать что есть мочи. Летнее солнце очумело пекло посреди смертоносной кактусовой пустыни. Копы прекратили облаву, но эти три дня дались нам нелегко. Мона один раз отключилась, чуть не умерла от обезвоживания. Дождь ее спас, который с ураганом пришел. На северном побережье мы украли рыбацкое суденышко и вышли в море в самую непогоду.

Пролив тогда был шире и уровень воды в океанах выше. Но мы все же перебрались на тот берег. Причалили на пляж и, едва держась на ногах, добрались до Лос-Мохис. Туристический городок. Мона одно время подрабатывала гидом. Смекалистая она, да и знает что там к чему, так и пристали к группе туристов. Поездом добрались от Медного Каньона до Чихуахуа. – Кейси ткнул пальцем в карту. – Этот город стоял приблизительно там же, где мы сейчас находимся. Там мы сели на рейс до города Ла-Пас и залегли на дно, пока не узнали, что Янки укокошил Матадора. В конце концов сама судьба занесла нас на базу Дефорта, когда свалился тот болид.

Он плеснул в кружку еще самогона, залпом осушил ее и опять уставился в окно: на безмолвный лес и догорающий закат.

– Воспоминания, – пробормотал он и повернулся ко мне. – Воспоминания о событиях, свершившихся миллионы лет назад. Такие яркие, будто все случилось только вчера. – Он внимательно посмотрел на меня. – Не веришь ведь, Данк? Считаешь это очередным бредом.

– Не знаю, чему верить. – Я посмотрел в окно на сгущающуюся темень и снова обратил взгляд на него. – Я слышал, как поет лес, и видел воздушный шар, на котором прилетело это… твоя Мона, если так тебе больше нравится ее называть. На моих глазах этот зверь отколошматил тебя и унес ее. Они не имеют ничего общего с прежними земными обитателями. Я не представляю, кто они такие и на что способны.