Текст книги "Плесните любви, пожалуйста!"

Глава 30

В Мехико-Сити у Шаки должен был состояться плановый концерт, поэтому Люка решил, что, побывав на шоу, окажет бывшей жене серьезную моральную поддержку. Да и в любом случае это была хорошая возможность приятно провести время перед поездкой в Кабо Сан-Лукас.

Джероми, однако, этот план пришелся не по душе. Он просто не мог смотреть, как Шака кривляется перед публикой, – для него это было как острый нож. Знаменитая поп-дива напоминала ему разжиревшую куклу Барби – особенно когда принималась скакать по сцене в своих более чем откровенных костюмах, которые она, несомненно, считала безумно сексуальными. На самом деле надеть что-то подобное без ущерба для собственной репутации могла бы только высоченная, плоскогрудая модель лет восемнадцати. Коренастой, приземистой Шаке, которая к своим пятидесяти с изрядным хвостиком годам набрала не меньше двадцати лишних фунтов, они шли как корове седло.

Огромные трясущиеся груди, огромный трясущийся зад, растрепанные светлые волосы и толстый слой грима на лице – от всего этого Джероми просто тошнило.

Зато поклонникам, которые тысячами приходили на стадионы и наполняли концертные залы, все это явно было до лампочки. Похоже, габариты знаменитой певицы им даже импонировали, словно все они придерживались расхожего мнения, будто хорошего человека должно быть как можно больше, однако Джероми их убеждений не разделял. Шака ему не нравилась, не нравился и ее голос, от которого у него, словно от визга бормашины, начинали ныть все зубы сразу.

Вот почему концерт Шаки в Мехико-Сити стал серьезным испытанием и для его терпения, и для его лояльности. Особенно худо пришлось Джероми, когда Шака вытащила Люку на сцену. При виде сразу двух своих кумиров собравшаяся на арене толпа устроила настоящую овацию, причем среди восторженных воплей, девчачьего визга и протяжных завываний ревнивое ухо Джероми явно улавливало оргиастические вздохи тех, кто видел в Люке не столько певца, сколько объект своих сексуальных устремлений.

Этого Джероми уже не мог вынести. Ведь Люка – этот белокурый латиноамериканский бог – принадлежал ему, и только ему. Что он делает на сцене вместе с этой волчицей в женском обличье, с которой он когда-то – страшно подумать! – был близок?

Каким-то чудом Джероми все же пережил концерт, однако его ждало еще одно испытание – традиционная послеконцертная вечеринка, которая проходила в переполненной гримерке звезды. В небольшой комнатке собралось несколько десятков человек – прихлебатели, старые поклонники, молодые поклонники, менеджеры, промоутеры, агенты и пара фотографов, и Джероми сразу забился в самый дальний угол и затаился в надежде, что его никто не потревожит. В праздновании он не принимал почти никакого участия – только наблюдал.

Самое неприятное заключалось в том, что Люка то ли не заметил его подавленного настроения, то ли ему было наплевать. Как и большинство присутствующих, все свое внимание он уделял Шаке, и та буквально купалась во всеобщей любви и поклонении.

Чертова шлюха! Чем больше времени Джероми проводил в обществе певицы, тем сильнее он ее презирал и ненавидел. И ревновал. Ведь она отнимала у Джероми самое дорогое, что у него было!

Затравленно озираясь по сторонам, Джероми в конце концов встретился взглядом с одним из танцовщиков сопровождавшего Шаку кордебалета. Это был высокий, худой, наголо бритый парень в коротких кожаных шортах, почти не прикрывавших его накачанный, мускулистый зад. Все танцовщики, разумеется, были одеты одинаково, но этого парня Джероми приметил еще на сцене. Сейчас, разглядывая его практически в упор, он почувствовал пробуждение знакомого азарта. Парень явно был «в теме».

Они еще некоторое время пристально смотрели друг на друга, потом Джероми слегка склонил голову, движением бровей указывая на выход.

Люка все еще ломал комедию перед своей бывшей женушкой, поэтому он не заметил, как выскользнул за дверь его любовник. На то, что практически сразу за ним вышел один из танцовщиков, Люка и вовсе не обратил внимания.

Так и не обменявшись ни словом, Джероми и парень зашли в мужской туалет и заперлись в одной из кабинок. Там Джероми осторожно погладил танцовщика по бритой голове, свободной рукой сражаясь с молнией на брюках. Еще мгновение – и парень, опустившись перед ним на колени, принял в себя его распухшую плоть.

Возбуждение, которое испытывал Джероми, казалось еще острее от того, что их каждую минуту могли застать с поличным.

Разрядка наступила быстро. Содрогнувшись в последний раз, Джероми принялся поспешно заталкивать обмякший член обратно в штаны.

Ни одного слова так и не было произнесено.

Вскоре Джероми снова оказался в переполненной гримерке. Кажется, его отсутствия никто не заметил. Люка и тот вспомнил о его существовании лишь минут десять спустя и подошел к Джероми со словами:

– Что, заскучал?..

«Заскучал!.. В каком мире он обитает, хотел бы я знать?»

– Да нет, все в порядке, – ответил Джероми, машинально провожая взглядом своего недавнего партнера по сортирному сексу, который ловко двигался сквозь заполнившую гримерку толпу. «Как смазанный», – подумалось ему. – Я только подумал, – поспешно добавил он, – что завтра мы улетаем довольно рано и нам следовало бы получше выспаться.

– Ты прав, – серьезно кивнул Люка. – Пойдем попрощаемся с Шакой. Она тебя очень любит.

Наглая ложь!

Все же Джероми поплелся за партнером туда, где, словно царица на троне, восседала Шака. Ее старательно наведенный макияж поплыл и размазался: под глазами появились черные пятна, как у енота, а кроваво-красные губы казались необыкновенно большими и толстыми. «Как женский половой орган, – неприязненно подумал Джероми. – Ей-богу, у нее не рот, а какое-то влагалище!»

– Спасибо, что пришел на мой концерт, – поблагодарила его Шака, сопроводив свои слова широкой фальшивой улыбкой.

Ах, знала бы она!..

Джероми открыл рот, чтобы ответить что-то приличествующее случаю, – и едва не задохнулся от густого, сладкого запаха духов и пота, который, точно облако, обволакивал певицу.

– Я получил огромное удовольствие, – пробормотал он наконец. – Ты была… – Он запнулся, подыскивая подходящее слово. – …Восхитительна!

– Естественно, – величественно ответила Шака. – Я никогда не разочаровываю своих поклонников. – И, довольно сухо кивнув Джероми (ибо она прекрасно знала, как он относится к ней на самом деле), Шака повернулась к Люке и крепко обняла его. Поцеловав бывшего мужа в губы, она принялась что-то быстро шептать ему по-испански. Джероми испанского не знал – его молодой любовник прекрасно владел английским, поэтому он не считал нужным выучить хотя бы несколько слов и сейчас очень об этом жалел. Ему страшно хотелось знать, что нашептывает Люке эта жирная корова. Впрочем, по большому счету, не было особой разницы, говорила Шака по-английски или по-испански; главное, это был тот ласковый интимный шепот, от которого на молодом, красивом лице Люки неизменно появлялась блаженная улыбка.

Проклятье! Похоже, его партнер снова поддался чарам этой похотливой толстухи! Это следовало прекратить раз и навсегда, и Джероми поклялся себе, что непременно что-то предпримет – и как можно скорее.

Иначе никакой жизни у него с Люкой не будет.

А без Люки что за жизнь?

Глава 31

Сьерра очень боялась предстоящей поездки. Ей становилось почти физически плохо при мысли о том, что она будет вынуждена находиться с Хэммондом в одной – пусть и очень роскошной – каюте на яхте, откуда не уйти и не убежать. Да и Касьяненко она почти не знала. Только однажды она очень недолго беседовала с ним на одном из официальных политических приемов в Вашингтоне. Тогда они просто обменялись любезностями, и Сьерра так и не успела понять, что он за человек. Вряд ли, решила она, Касьяненко так уж сильно отличается от ее мужа, который отзывался о русском исключительно как о потенциальном спонсоре, способном вложить значительные средства в его избирательную кампанию. В последнее время Хэммонд и вовсе гонялся за Касьяненко, как пес за особо лакомой косточкой.

Вечером накануне отъезда в Мексику Хэммонд, как бывало довольно часто, допоздна задержался в офисе, и Сьерра вздохнула с облегчением. Днем они побывали на официальном обеде, во время которого ей пришлось вести себя как образцовой жене популярного политика – улыбаться, кивать, снова улыбаться. В костюме от Сент-Джона и с аккуратно завитыми и уложенными волосами, она выглядела как готовая первая леди, и Хэммонд отлично это знал. Она и нужна-то была ему только по этой причине – те немногие, кто не захочет проголосовать за него, проголосуют за нее, точнее – за созданный ею образ верной спутницы и соратницы своего мужа. А раз так, значит, ей не выкрутиться.

Одного этого было достаточно, чтобы у Сьерры холодели руки, а по спине пробегали мурашки.

У Хэммонда была мечта. И эта мечта заключалась в том, чтобы стоять на ступеньках Белого дома под руку с ней.

«Позвольте представить вам только что избранного президента Соединенных Штатов Хэммонда Паттерсона и его очаровательную супругу Сьерру Кэтлин Паттерсон…»

Верный муж. Безупречная жена. Прекрасная пара, по сравнению с которой померкнет даже слава супругов Кеннеди.

Так, во всяком случае, считал Хэммонд.

Сьерра, однако, была уверена, что этот день никогда не настанет. Рано или поздно кто-нибудь поймет, что собой представляет Хэммонд на самом деле, и разоблачит его. Возможно, это даже будет она сама… В последнем Сьерра, впрочем, сомневалась. Это было бы слишком опасно и для нее самой, и для ее близких.

Нет. Пусть лучше это сделает кто-нибудь другой.

Вот только кто?..

Этого Сьерра Сноу пока не знала.

* * *

– Как тебе работается, детка? Наверное, тяжело с непривычки? – спросил Хэммонд, ласково глядя на Скайлер, которая вошла в его кабинет с кипой бумаг.

– Что вы, сенатор, совсем нет! – ответила девушка. Она была очень довольна собой, поскольку прославленный мистер Паттерсон явно выделял ее из всех стажеров и новичков. Сегодня он в четвертый раз попросил ее задержаться на работе, так как, по его словам, она справлялась с любым офисным заданием быстрее и аккуратнее остальных.

– Я здесь, чтобы приносить пользу, – добавила она.

«Вот сегодня и проверим, какая от тебя может быть польза», – подумал Хэммонд и улыбнулся.

– Как поживает твой бойфренд-футболист? – спросил он, отодвигая от себя папку с текущими бюллетенями.

– Ну, так… как обычно. – Скайлер положила бумаги на стол и сделала неопределенный жест рукой.

– Что значит – как обычно? – прищурился Хэммонд. – Вы сейчас вместе или опять поссорились?

– Мы не ссорились, мы просто не общаемся. Хотя, с другой стороны, можно сказать, поссорились… – туманно пояснила девушка.

– Из-за чего же? – уточнил сенатор.

– Трудно сказать… – призналась Скайлер. – Он… В общем, иногда он кажется таким… неопытным.

– Ты имеешь в виду – в сексе? – Хэммонд поспешил воспользоваться представившейся ему возможностью.

Скайлер покраснела и ничего не ответила.

– Не смущайся, – сказал Хэммонд, поднимаясь со своего места. Обогнув стол, он шагнул к стажерке. – Кажется, в прошлый раз я уже говорил тебе, что мы с моей дочерью довольно часто обсуждаем подобные… темы, и никто из нас не смущается. В конце концов, что может быть естественнее секса?.. – Он усмехнулся. – Пусть тебя не удивляет, что твой приятель не обладает соответствующим опытом. Парни взрослеют не так быстро, как девушки. Даже если с гормонами у них все в порядке, мало кто из них знает, как правильно обращаться с женщинами… – Хэммонд выдержал многозначительную паузу. – А ты – женщина, Скайлер. Красивая, молодая женщина.

Скайлер снова покраснела. Ей еще никто не говорил комплиментов, а услышать такие слова из уст обожаемого сенатора было приятно вдвойне – особенно после того, как сегодня утром младший брат обозвал ее «жирной задницей», а мать велела прибраться в квартире и перестать вести себя так, словно она двенадцатилетняя дурочка.

Знали бы они, что ее только что назвали красивой молодой женщиной, и сделал это не какой-то джим-из-подворотни, а самый настоящий сенатор Соединенных Штатов – человек, который, конечно же, многое повидал в жизни.

«Утрись, мамочка. Похоже, это ты ничего не понимаешь в жизни».

– Большое спасибо, сенатор… – пробормотала Скайлер. – Я… я…

Хэммонд подошел ближе и отеческим жестом положил ладони ей на плечи.

– Не за что, дорогая… – проворковал он.

Скайлер не ответила. Она не смела даже пошевельнуться. Сенатор напоминал ей учителя, который преподавал у них в школе английскую литературу. В него были влюблены все девчонки в их классе. Сенатор, правда, был постарше, зато он держался с отменным достоинством и был очень хорош собой. Особенно Скайлер нравились его большие карие глаза, которые смотрели на нее открыто и честно. Таким глазам можно было доверять.

– Ты прекрасна, Скайлер, – негромко повторил сенатор. Он хорошо знал, что стоит сказать женщине эти слова, и она сразу же тебе поверит, будь она хоть уродина, хоть красавица. Исключений из этого правила в его практике еще не было.

– Вы… вы очень любезны. – Скайлер смутилась окончательно. С одной стороны, ей было очень лестно слышать о себе такие вещи, но с другой – ей почему-то хотелось, чтобы сенатор убрал руки с ее плеч. Скайлер была политически подкованной девушкой и прекрасно знала историю, случившуюся с другой стажеркой, которая работала в Белом доме во времена президента Клинтона. Кто кого тогда соблазнил – президент стажерку или стажерка президента, – она сейчас вспомнить не могла, зато ей было отлично известно, что в тот раз дело едва не кончилось импичментом. Нет, Скайлер, конечно, не верила, что сенатор Паттерсон задумал какую-то гнусность, и тем не менее ей хотелось, чтобы он поскорее убрал ладони, от прикосновения которых у нее по коже бежали мурашки.

Но Хэммонд и не думал убирать руки.

Напротив, он придвинулся еще ближе.

Его руки скользнули вниз и легли ей на грудь.

Скайлер словно остолбенела и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Неужели это происходит на самом деле? Но как?.. Почему?!. Она знала, что сенатор женат на женщине, которую многие – в том числе она сама – считали самим совершенством. Кроме того, Скайлер еще не исполнилось девятнадцати, а сенатору было под сорок, и это казалось ей совершенно неправильным. По возрасту Хэммонд годился ей в отцы, и то, что он сейчас делал, попахивало кровосмесительством.

И все же она была не в силах ни двинуться с места, ни произнести хоть слово.

– Какие у тебя красивые груди! – сказал он. – Я обратил на них внимание, еще когда увидел тебя в первый раз.

Скайлер открыла рот, но так и не смогла издать ни звука.

Пальцы Хэммонда скользнули ей под кофту и, сдвинув наверх лифчик, принялись теребить восставшие соски.

Скайлер была смущена и растеряна. Она знала, что должна каким-то образом это прекратить, но ее внезапно захлестнула волна новых, незнакомых и очень приятных ощущений. Каждое его прикосновение рождало в ней восторг и сладостное томление, и ей все сильнее хотелось, чтобы это длилось и длилось. Руки сенатора двигались уверенно и медленно, и Скайлер буквально таяла в его объятиях. Ничего подобного она никогда не испытывала – ее дружок-футболист действовал совсем не так. Он был суетлив и всегда слишком торопился, из-за чего они постоянно ссорились.

– Тебе нравится? – спросил сенатор, продолжая поглаживать ее соски, и Скайлер утвердительно пискнула. На мгновение она представила себе, как вытянется лицо у ее мамочки, если она когда-нибудь об этом узнает.

Хэммонд задрал ей кофту и прильнул губами к ее грудям, то посасывая их, то лаская языком.

– А так?.. – спросил он, на несколько мгновений оторвавшись от нее.

Скайлер знала, что должна это прекратить, но в горле у нее слишком пересохло, и она не смогла сказать «нет». К тому же ей действительно было очень приятно, и она не хотела, чтобы он останавливался.

Не получив ответа, Хэммонд почувствовал прилив торжества. Он не сомневался, что стажерка в должной мере возбудилась и готова к дальнейшему. Как же просто управлять женщинами – достаточно шепнуть им пару комплиментов да погладить по сиськам, и они становятся податливой глиной в твоих руках. А если к тому же ущипнуть их пару раз за соски, тогда вообще можно делать все, что угодно.

– Ты неотразима… Такую, как ты, я не встречал еще никогда, – проникновенно добавил он, чтобы не дать стажерке сорваться с крючка. – Сладкая, как конфетка, так бы тебя и съел!..

Сенатор отлично знал, что комплименты действуют на юных наивных дурочек вроде Скайлер совершенно безотказно. После этого можно было спокойно переходить к главному блюду.

* * *

Сьерра бросила взгляд на часы. Было уже очень поздно, но Хэммонд все не возвращался. Он даже не звонил, и она села ужинать в одиночестве. Никакого аппетита у нее, однако, не было, поэтому она съела только йогурт и выпила стакан фруктового сока.

Завтра они с Хэммондом летят в Мексику. Кто знает, что принесет ей эта поездка на яхте?

Быть может, ей удастся незаметно столкнуть мужа за борт. Это было бы идеальным решением проблемы, ибо со смертью Хэммонда все ее беды прекращались сами собой.

Сьерра мрачно улыбнулась.

Она не исключала и такого варианта.

Особенно если Хэммонд ее вынудит…

Глава 32

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – невнятно пробормотала женщина, которая неподвижно сидела на стоящем посреди комнаты стуле. – Честное слово, не понимаю!..

– Ах, не понимаешь? – переспросил Сергей Жуков, чувствуя, как начинает нервно подергиваться его левая щека. Широко расставив ноги, он стоял напротив женщины, чувствуя, как нарастают в нем разочарование и ярость. Ну что за глупость – отрицать очевидное?

Эту женщину он видел всего один раз – пять лет назад, когда Борис приезжал с ней на свадьбу их с Сергеем двоюродного брата. Тогда у мадемуазель Ноны были длинные черные волосы, да и одевалась она, как члены подросткового движения готов. Сергей даже спросил брата, какого черта он связался с этой придурочной девкой, на что Борис с усмешкой ответил, что шизанутые сильнее его заводят. Уже после смерти брата Сергей узнал, что Нона была французской стриптизершей, плотно сидевшей на героине. Именно эта дорогостоящая привычка, скорее всего, и заставила ее продавать информацию о сожителе неким заинтересованным лицам, которые воспользовались этими сведениями, чтобы организовать убийство Бориса.

К сожалению, пристрастие к маргинальным женщинам, в котором Борис признавался брату, в конце концов привело его к гибели.

Сейчас у Ноны были короткие, обесцвеченные перекисью волосы, да и одета она была в джинсовые шорты и желтый топик с наброшенным поверх него кардиганом. Но ни одежда, ни фальшивый американский акцент не смогли изменить ее настолько, чтобы Сергей ее не узнал.

Имя она тоже сменила, но он не сомневался, что перед ним – та самая мадемуазель Нона, которая стала свидетельницей гибели его брата.

И за это он ее ненавидел.

– Значит, ты настаиваешь, что тебя зовут не Нона и что ты никогда не жила с моим братом в Москве? – проговорил Сергей, неторопливо обходя по кругу стул, на котором она сидела. – Я правильно тебя понял?

У Ноны предательски дрогнули губы, но она продолжала запираться:

– Меня зовут Марджи. Я – гражданка Соединенных Штатов и знаю свои права, так что проваливайте из моего дома!

Сергей и его люди приехали в дом, где Нона жила со своим любовником, аризонским бизнесменом, четверть часа назад. Она открыла им сразу, решив, что это доставка пиццы. Двое подручных Сергея схватили ее, как только отворилась дверь, отволокли в гостиную и усадили на стул. Как ни странно, Нона не кричала, не сопротивлялась и не звала на помощь, она только смотрела на Сергея с ненавистью и страхом, и он сразу понял: она тоже знает, кто он такой, знает, зачем он приехал.

– А меня зовут Сергей Жуков, и я – брат Бориса, – все же сказал он. – А ты – его бывшая любовница Нона.

Она не ответила.

– Ты, наверное, уже догадалась, что мне от тебя нужно, – вкрадчиво добавил он, продолжая кругами ходить вокруг ее стула, словно тигр вокруг жертвы. – Только не нужно мне лгать, я все вижу по твоим глазам.

– Я не понимаю, что вам от меня нужно, – снова повторила Нона, украдкой бросая взгляд в направлении входной двери. – Мой муж скоро вернется домой. У него есть пистолет, и он умеет им пользоваться, так что… Проваливайте, пока целы!

– Человек, с которым ты живешь, тебе не муж, да и ты не Марджи, – холодно заметил Сергей.

– Да пошел ты!.. – ответила она хриплым от ярости голосом. – Меня вам не испугать, так что лучше не старайтесь. Проваливайте!

– Я сделаю, как ты хочешь, но только после того, как получу назад деньги, которые ты украла у моего брата. Кроме того, мне нужна информация – ты знаешь, какая. – Сергей казался совершенно спокойным, и только мускул на его щеке дергался все чаще, все сильнее.

– Эка, спохватился! – с вызовом бросила она. – Деньги-то давно тю-тю.

Сергей умел быть достаточно терпеливым, когда этого требовала обстановка, но он не собирался весь день играть с этой сукой в словесные игры. Слегка разведя руками, он кивнул своим людям.

– Действуйте, парни. Она ваша.

Его спутники были профессиональными палачами, однако даже им потребовалось почти два часа, прежде чем Нона раскололась. Она призналась, как рассказала американскому журналисту о том, что Борис собирается похитить одну из дочерей Александра Касьяненко и потребовать от него каких-то важных деловых уступок. Что было дальше, она точно не знала, но предполагала, что журналист, должно быть, отправился сразу к Касьяненко, так как уже через сутки Борис был убит, а Нона, боясь за свою жизнь, вынуждена была бежать из Москвы.

Эта информация вполне удовлетворила Сергея. Теперь он точно знал, кто виноват в смерти его любимого брата.

Касьяненко, кто же еще?

Бороться с этим сверхбогатым мерзавцем было, конечно, нелегко, но Сергея это не останавливало.

Он отомстит за брата, чего бы это ни стоило.