Текст книги "Шансы. Том 2"

СТИВЕН. 1967

Зизи любила пойти куда-нибудь потанцевать – Стивен предпочитал остаться дома и

послушать музыку. Он знал толк в джазе, не был против рока, но особенно ценил соул. Часами он мог сидеть, включив стереоколонки на полную громкость, полностью отдавая себя стихии звуков. Айзек Хэйес, Марвин Гей, Арета Фрэнклип.

Зизи больше нравилась ритмичная музыка диско и латиноамериканские мелодии. Супруги вечно спорили о том, чья очередь ставить на вертушку новую пластинку.

– Терпеть не могу дерьма, которое ты слушаешь, – жаловалась Зизи. – Где ритм, где огонь? Давай-ка лучше двинем куда-нибудь и затанцуем это дело.

Любимый ее дансинг находился в испанском квартале Гарлема. Крошечный, всегда переполненный, с грохочущей музыкой. Зизи неизбежно оказывалась в центре внимания. Глядя на то, как она извивается и кружится на небольшом пятачке со своим партнером, а то и с несколькими сразу, Стивен начинал медленно закипать. Вот уже год они были мужем и женой, однако ревность его ничуть не ослабевала.

Зизи это нравилось. Она всячески дразнила его, наслаждаясь тем, как выдержка начинала изменять Стивену, и приходила в восторг, когда он, бывало, выбрасывал ее незадачливого партнера за дверь.

– Ты совершенно не умеешь ладить с людьми, – сказал ему как-то за обедом Джерри. – Подумай, ну что это за юрист, если он то и дело затевает драки? Кончится все это тем, что кто-нибудь вызовет тебя повесткой в твой собственный суд. Как ты думаешь, что скажет на это судья?

– Ты прав, но что я еще могу поделать? Она ведь растворена в каждой клеточке моего тела, Джерри. Я люблю ее.

– Любишь! Да ты смеешься. Она же веревки из тебя вьет.

Стивен в рассеянности ковырял вилкой в салате.

– Ты говорил с моей матерью.

– Конечно говорил. А ты представляешь себе, какие чувства она испытывает?

– Проблема с матерью заключается в том, что слишком уж она любит натягивать вожжи. Ее бы воля – и я был бы сейчас женат на черной старой деве лет двадцати пяти, из безукоризненной семьи, с университетским дипломом в сумочке и мастерице готовить.

– Неужели среди выпускниц университета можно найти девственницу?

Стивен аккуратными кусочками нарезал свой бифштекс.

– Мне бы хотелось, чтобы ты поговорил с пей еще раз, – может, тебе удастся убедить ее, что мы должны встретиться, она и я.

– Попробую.

Джерри знал, что затея эта обречена на провал, что с каждой проходящей неделей Кэрри исполнялась все большей решимости не иметь с сыном никаких дел до тех пор, пока он не избавится от «этого мусора», как она определила для себя Зизи.

– Я был бы очень признателен тебе, – сказал Стивен. – Знаешь, порой кажется, что у меня уже не осталось друзей.

– А я кто? Бутерброд с цыпленком? Стивен рассмеялся.

– Нет, ты и вправду друг – единственный. Произнеся эту фразу, Стивен неожиданно для себя понял, что это так и есть. У него была работа. Была Зизи и все.

– А о предложении моем ты не забыл? – мимоходом поинтересовался Джерри, когда принесли кофе.

– Я много думал о нем, и должен сказать, что оно изрядно льстит моему самолюбию. Но все-таки частная практика – не для меня.

– Не зарекайся до тех пор, пока не попробуешь.

– Я и не зарекаюсь, я говорю только, что это не для меня.

– Может, ты еще изменишь свое мнение. – Джерри сделал знак официанту.

– За обед плачу я, – быстро проговорил Стивен.

– Не пори чепухи. – И Джерри полез в бумажник за кредитной карточкой. – Потом сочтемся.

– У меня, конечно, нет частной практики, – с некоторым вызовом произнес Стивен, – но расплатиться за обед денег хватит.

– Нравится?

Расставив ноги, Зизи стояла перед рабочим столом Стивена, занимавшим едва ли не половину их маленькой квартирки.

Стивен с головой ушел в бумаги, выстраивая в голове аргументы, необходимые для предстоящего завтра слушания очередного дела. Отсутствующим взглядом он посмотрел на жену.

Зизи была одета в переливающееся люрексом платье, у которого спереди шел разрез чуть ли не до пупа.

– Чудесно, да?

Более отвратительного туалета Стивену еще не приходилось видеть. Кричащая, вульгарная дешевка.

– Я видеть его не могу.

На лице Зизи появилось выражение скуки.

– А было бы лучше, если бы оно тебе поправилось, поскольку твой кошелек полегчал на сто двадцать долларов. – Она сплюнула.

Вновь погрузившись в изучение документов, Стивен рассеянно проговорил:

– Отнеси его назад, и они вернут тебе деньги. Он оказался абсолютно не готов к вспышке ее дикой ярости. Дернувшись, как от удара током, Зизи подскочила к столу, скомкала лежавшие перед мужем бумаги, а затем своими длинными и отточенными ногтями вцепилась ему в лицо.

– Что бы я ни делала, тебе все не так! – истошным голосом завопила она. – Я по горло сыта твоими вечными придирками, ты, сукин сын! Тоже мне умник выискался!

Стивен успел перехватить эти хищные руки и с силой прижал их к се телу.

– Что это с тобой? – начал он, и в этот момент на него накатило – так, как это бывало всякий раз, как только он касался ее тела. Молния на брюках встопорщилась, казалось, еще одно мгновение – и она не выдержит давления распиравшей ее изнутри плоти. Во всяком случае, ощущение у него было именно таким.

Он принялся срывать с нее расшитую золотой нитью ткань, не обращая ни малейшего внимания на то, что под его сильными пальцами та рвется. Зизи же только распаляла его своими низкими стонами и вздохами. Джерри оказался прав. Зизи и в самом деле могла веревки из него вить, и она сама знала это.

– Вот так, миссис Беркли. Замечательно! Великолепно! Покажите ваши зубки – чуть-чуть. Отлично!

Фотограф продолжал счастливо ворковать, пока Кэрри автоматически меняла позы и выражение лица. Это было для нее привычным – сколько раз ей приходилось делать это прежде.

Смешно, не правда ли? Так легко стать знаменитостью, именем, не ударив даже пальцем о палец. Ненужным оказывался и талант. Важны только деньги, немножко вкуса и правильно выбранный муж.

Она была замужем за двумя такими, только Бернард помнился ей нежным и щедрым, а Эллиот – сноб, начисто лишенный чувства юмора. Временами она даже удивлялась тому, что он решил жениться на ней. Она же черная, а черных он на дух не переносил. Для него они представлялись людьми второго сорта. Он просто никогда не замечал цвета ее кожи – только ее вкус и манеры. Он считал себя владельцем собственной Африканской Принцессы. О Боже! Если бы Эллиот когда-нибудь узнал о ней всю правду, он, наверное, убил бы себя и ее.

Она не любила Эллиота, но безусловно получала удовольствие от своего образа жизни.

– Последняя пленка, – радостным голосом сообщил фотограф. – Может, вам стоит сменить туалет на что-нибудь от Ива Сен-Лорана? Если вы, конечно, не против.

Нет, она вовсе не против. В сопровождении парикмахера, косметолога и двух девушек-костюмерш Кэрри прошла в соседнее помещение фотостудии. Поднялась обычная суета. Кэрри переоделась.

Посмотрев на себя в зеркало, она изумилась тому, что увидела. Когда же произошло это превращение ничтожной чернокожей проститутки в изысканно-элегантное создание, смотревшее на нее из зеркала?

С приходом в ее жизнь Бернарда, естественно. Это он сделал ее такой.

– Вы выглядите божественно, милочка, – пропел парикмахер.

Кэрри не могла не признать это правдой. Однако каким трудным оказался ее путь к горным высям.

ЛАКИ. 1966

Прошло четыре недели. Вилла на юге Франции превратилась в смутное воспоминание. Реальность представляла собой особняк в Бель Эйр. Точнее сказать, тюрьму в Бель Эйр. С момента возвращения свобода Лаки подверглась жестким ограничениям. На сцене появилась домоправительница мисс Дрю. Она глаз не спускала с Лаки.

И все-таки в памяти ее иногда всплывала та, пропитанная дождем, ночь. Потрясение, испытанное при виде Джино, его мрачного, злого лица. Он цепко схватил тогда ее за плечи, так, что пальцы, казалось, вонзались в тело. Не произнеся ни слова, он затряс дочь с таким ожесточением, что у Лаки в буквальном смысле застучали зубы.

Это был какой-то кошмар. Из машины появился отец Олимпии.

– Я так и знал! Я знал, что они здесь!

Втроем они так и стояли под потоками воды, и Лаки с отчаянием думала, как бы ей предупредить Олимпию, которая, скорее всего, лежит сейчас в постели с Уоррисом – большую часть времени эти двое проводили именно там.

Все вместе они направились в дом. Джино крепко держал ее за руку, как бы боясь, что она вырвется и убежит, а Димитрий потрясение вздыхал:

– Боже мой! Во что они превратили дом сестры! Проливной дождь в этот момент перешел в ужасающую по силе грозу. Ослепительные вспышки молний, чудовищные раскаты грома.

В то самое время, когда Джино прокричал ей в ухо вопрос о том, каким образом с ними оказалась Пиппа Санчес, Димитрий потянул на себя обе створки двери спальни, и взглядам их предстала Олимпия, вернее, ее круглая попка, обращенная к потолку, а сама она, подобно прилежной прихожанке, стоя на коленях меж расставленных ног Уорриса, неистово и со знанием дела работала губами и языком, доставляя своему партнеру наслаждение, которого тому еще не приходилось испытывать.

В спальне стояла полная тишина, нарушаемая лишь чмокающими и чавкающими звуками, издаваемыми Олимпией.

Без всяких колебаний Димитрий шагнул к постели и со всего маху обрушил свою ладонь на пухлые ягодицы. К сожалению, вышло так, что именно в это мгновение Уоррис кончил, и когда Олимпия с криком «В чем дело?» повалилась от отцовского ударе на бок, сгусток спермы, описав в воздухе безукоризненную дугу, шлепнулся на руку мистера Станислопулоса.

– Боже! – вскричал Димитрий.

– Боже – вскричал Уоррис.

Известие о смерти Пиппы набросило на происходящее вуаль некоторой печали. Уоррис скорчился в кресле, закрыв лицо руками.

– О Господи! Я не могу в это поверить.

– Что она здесь делала? – требовательно спросил Джино.

– Ее здесь в не было, – пробормотал Уоррис. – Она просто моя хорошая знакомая, она всего лишь попросила машину, и все.

Ярость двух мужчин не имела пределов.

– Вы превратили дом в помойку! – ревел Димитрий. – Воя отсюда!

– И побыстрее, – вставил Джино, – все, разом! Все остальное вспоминалось как поток бессвязных раздраженных криков, истерики Олимпии, взаимных обвинений всех я вся. Уорриса заставили собрать свои вещи и вышвырнули из дома прямо под дождь, в ночь, с двумя его новенькими кожаными чемоданами от Гуччи. А потом полный молчания полет домой, полет, в течение которого с лица отца не сходило каменное выражение. Самолет в Лос-Анджелес. Самолет в Бель Эйр. И ни слова. Почему же он не пытался даже заговорить с ней? Почему они не могли ничего сказать друг другу?

Ее даже не стали наказывать. Но наказанием стало уже то, что Лаки осталась в одиночестве – на следующий же по возвращении день Джино снова куда-то уехал, и она оказалась в обществе мисс Дрю, всего лишь мисс. Дрю, атлетического телосложения дамы лет тридцати, которая даже и не пробовала хоть как-то с ней сблизиться.

«Интересно, как там Олимпия? Наверное, ее сослали в другой город, в другую школу. Ничего, когда-нибудь они сами за ней побегут». Лаки пыталась дозвониться до подруги по нескольким адресам, но обнаружила, что телефонные номера повсюду сменились.

– Твой отец против того, чтобы ты общалась с мисс Станислопулос, – прямо сообщила ей мисс Дрю.

Очевидно, так оно и было.

Проснувшись утром в день своего шестнадцатилетия, Лаки обнаружила, что отец вернулся. Спускаясь вниз к завтраку, она увидела его сидящим во внутреннем дворике у бассейна с чашкой кофе в руке и улыбающимся. Вот так.

Ей очень о многом хотелось расспросить его. Как он умудрился отыскать ее во Франции? Что он думал? Рад ли тому, что она опять дома?

– Привет, папа. – Она испытующе посмотрела на пего.

Улыбка отца стала еще шире.

– Я решил паши проблемы, малышка.

«Наши проблемы? Что это еще за наши проблемы? Другая школа?» Если так, то ей вновь придется удариться в бега.

– У тебя есть приличное платье? Вот так хорошо он ее знает. Платья она ненавидела и никогда их не носила.

– А что такое? – с подозрением в голосе спросила Лаки.

– А то, что я хочу отправиться с тобой в небольшое путешествие, познакомить тебя со своими друзьями.

– Путешествие куда?

– В Вегас. Миссис Петер Ричмонд устраивает в моем отеле грандиозный благотворительный вечер.

– Вегас?

Лицо Лаки прояснилось. Лас-Вегас был таким местом, которое ей всегда хотелось увидеть собственными глазами.

– Ты серьезно?

– Абсолютно. Вылетим где-то около часа. Пойди собери вещи.

Она не могла поверить такой удаче.

– Честное слово? Джино расхохотался.

– Честное слово. И упакуй, пожалуйста, в свою сумку что-нибудь действительно приличное. Мне надоели твои дырявые джинсы и старая майка, из которых ты не вылезаешь.

– Само собой.

Лаки бросилась в свою комнату и начала суетливо копаться в гардеробе. В Вегасе жил Марко. Необходимо найти какой-нибудь сногсшибательный туалет.

В дверях встала мисс Дрю, ее топкие губы раздвинулись в улыбке.

– Как я понимаю, ты пробудешь там несколько дней. Несколько дней! Ура! Настроение у Лаки продолжало подниматься.

– Да, – ответила она. – Джино э-э… Папа берет меня с собой.

– Замечательно.

– Еще бы!

– С днем рождения, малышка.

Джино чокнулся с ней бокалом шампанского, вручил дочери маленькую коробочку.

У Лаки было такое ощущение, что в жизни ее вдруг все удивительным образом наладилось. Ей шестнадцать. Вот она, сидит рядом со своим отцом в отеле «Мираж» в Лас-Вегасе. Напротив – Марко, загорелый и серьезный, ставший даже еще более привлекательным по сравнению с тем, каким она его помнила. Правда, ее собственный внешний вид шел вразрез с ее уже сложившимся вкусом. Но если Джино он нравился…

Сразу по прибытии в Лас-Вегас отец настоял на том, чтобы Лаки отправилась в салон красоты при отеле. Парикмахерша в салоне получила от Джино строжайшие инструкции относительно того, как должна выглядеть его дочь. Аккуратно уложен каждый локон. Просто ужас какой-то! Джино сказал, что выглядит она неотразимо.

И платье он ей выбрал сам. Розовое. С кружевами вокруг шеи и по подолу. Трудно представить себе нечто более отвратительное. Уф! Джино сказал, что в нем она очаровательна.

Нетерпеливым движением Лаки вскрыла коробочку и едва не вскрикнула от восторга. На бархатной подушечке лежали бриллиантовые сережки. Руками она обвила шею отца, крепко прижалась.

Джино со смехом оттолкнул дочь от себя.

Похоже, наступило время, когда все ее мечты начали осуществляться в действительности. Ощущение счастья переполняло ее.

– Это и в самом деле нечто! – сказал ей Марко. С горделиво-кокетливым видом Лаки поднесла сережки к ушам.

– Пойди и надень их, там, в дамской комнате, есть зеркало, – велел ей Джино, улыбаясь. Она сорвалась с места.

– Ты уже сказал ей? – спросил Марко, провожая взглядом стройную фигурку.

– Нет еще. Только подбираюсь к этому.

– Какова, по-твоему, будет ее реакция? Джино откинулся на спинку стула, черные его глаза внезапно затуманились.

– Собственно говоря, меня это не очень-то волнует. Я поступаю так для ее же пользы. Когда-нибудь она меня поблагодарит за это.

Марко неуверенно кивнул головой.

– Пожалуй.

– Наверняка.

Голос Джино был тверд.

Бетти Ричмонд уже была готова идти, полностью закончив свой туалет. Петер, ее муж, все еще крутился перед зеркалом.

– Поторопись, – бросила она. – Ты же знаешь, что я терпеть не могу опаздывать. Тем более на свой собственный вечер.

– Джино Сантанджело, ты хотела сказать.

– Мой.

Завязывая галстук, Петер скорчил гримасу.

– Когда человек сам лезет в грязь, она неизбежно покроет его с головы до ног, как говорится в старой пословице. Именно это ждет и нас, дорогая.

– Но, Петер, ведь это ты всю свою жизнь копаешься в грязи, – ядовито заметила Бетти. – Будь это не так, мы бы не оказались сейчас в таком положении.

– О, ради Бога…

– Пошли. Я отказываюсь опаздывать.

Стоя перед зеркалом, Лаки внимательным взглядом изучала свой подарок. Серьги ослепляли. Взяв с полочки щетку, она принялась лохматить ею свои волосы, стараясь сделать так, чтобы они не выглядели такими прилизанными. К великой ее жалости придумать что-нибудь с платьем оказалось куда сложнее. Лаки скорчила рожицу своему отражению, вызывающе улыбнулась и высунула кончик языка. Ну и что? Ведь Марко наверняка сможет понять, что кроется под этим дурацким нарядом?

Она поспешила вернуться к столу, гостей вокруг которого все прибавлялось. Марко куда-то исчез. Проскользнув на свое место рядом с Джино, Лаки заметила здесь и там несколько известных лиц. Присутствовали также и супружеские пары, уже в возрасте и весьма состоятельные – дамы увешаны бриллиантами и жемчугом, мужчины лениво перекатывают из угла в угол рта сигары. В противоположном конце зала она, как ей показалось, узнала Элвиса Пресли, Тома Джонса, Тину Тернер и Рэлея Уэлч. Это уж было чересчур.

– Не может быть! – прошептала она Джино.

– Может, – легко отозвался он. – Я рад, что тебе здесь нравится.

В этот момент в зал вошли сенатор Ричмонд и его супруга. Лаки много раз приходилось видеть их фотографии в журналах. Сенатор на них постоянно изображался занимающимся спортом: поло, каноэ, гонки на скутерах. Выглядел он загорелым и пышущим здоровьем. Так же, впрочем, как и его жена.

Когда супруги приблизились, Джино поднялся и представил им свою дочь.

– Познакомьтесь. Это Лаки, – с гордостью сказал он.

Сенатор крепко пожал ей руку, миссис Ричмонд смерила Лаки внимательным женским взглядом с головы до пят. Из-за спины ее возникла какая-то нескладная длинная личность.

– А это Крейвен Ричмонд, – добавил Джино. – Он немного поухаживает за тобой сегодня.

Прежде чем Лаки успела понять, что происходит, Джино уже вышел из-за стола, а его место занял молодой отпрыск четы Ричмондов.

– Ты разве не будешь сидеть здесь, папочка? – невольно вырвалось у Лаки, и она тут же пожалела об этом – вопрос прозвучал совершенно по-детски.

– Мы увидимся позже, малышка. Развлекайся. Так она и знала. Слишком уж хорошо все было, чтобы оказаться правдой.

Вечер оборачивался совершеннейшей тоской. Приходилось сидеть в окружении целого стада престарелых знаменитостей, не спуская одного глаза с Джино, помещавшегося в центре стола среди действительно важных персон, а другим постоянно кося На двери, в которые должен был, как она с нетерпением ожидала, войти, но никак не входил Марко. И кто стал бы его винить? Шоу представляло собой нечто жалкое. Ни одной рок-звезды, ни приличной музыки, всего лишь заслуженные ветераны, до которых Лаки не было ровным счетом никакого дела, заставлявшие тем не менее присутствовавших гостей биться в пароксизмах аплодисментов.

Плюс ко всему еще этот сидевший рядом Крейвен Ричмонд. Внимательный, вежливый, скучный! Он принадлежал к тому типу молодых людей, для которого у нее с Олимпией была целая куча кличек: дрочильщик, урод, зануда.

Но вот шоу закончилось, и можно было бы, казалось, просто пообщаться. Однако Лаки никак не могла стряхнуть с себя этого прилипалу, не могла подойти к Джино, а когда она наконец увидела Марко, тот оказался занятым беседой с девушкой, которую следовало бы убить на месте. Теперь Лаки хотелось одного – выбраться отсюда.

– Я устала, – сказала она Крейвену.

– Я тоже, – с готовностью согласился он.

– Отправлюсь-ка я спать.

– Позвольте мне проводить вас до лифта. Позвольте мне проводить вас до лифта! От отвращения хотелось кричать. Он дошел с ней до холла.

– Как насчет партии в теннис завтра утром? – вежливо осведомился Крейвен.

– Я еще не знаю, во сколько проснусь.

– Я позвоню вам в десять, тогда и договоримся.

– Мне… м-м… – Лаки никак не удавалось придумать какой-нибудь предлог.

Чуть склонившись, Крейвен запечатлел на ее щеке невинный, бесполый поцелуй.

Да, он был высок. Настоящий зануда.

– До завтра, – сказал он. – И не беспокойтесь, все будет отлично.

Лаки ступила в кабину лифта и быстро нажала на кнопку закрытия дверей. Ну и уродина! И что, интересно, он хотел этим сказать – не беспокойтесь, все будет отлично? Идиот. Оставалось только надеяться, что больше ей в жизни не придется сидеть ни на одном вечере рядом с ним.

Войдя в свою комнату номера-люкс, который занимал Джино, Лаки судорожными движениями начала высвобождаться из мерзкого розового туалета. Швырнула его в угол ванной и вышла из нее в одних узеньких трусиках-бикини. Она никогда не утруждала себя ношением лифчика. Во-первых, потому, что грудь ее вовсе не ошеломляла размерами, а во-вторых, он просто стеснял движения. Уставившись на собственное отражение в огромном зеркале, вделанном в стойку бара, Лаки танцующим шагом прошлась по комнате, подражая телодвижениям девиц из шоу, выступавших на вечере. Развеселилась, хихикнула. Зарабатывать на жизнь, тряся своими телесами, а? Что же они будут делать, когда эти телеса покроются морщинами?

Она покопалась в своей сумке и извлекла из нее пару когда-то бывших белыми джинсов и старую спортивную майку, быстро надела их на себя. Было всего половина первого. Это же ее первая ночь в Лас-Вегасе, и к тому же – ее день рождения. Нет, она вовсе не собиралась ложиться в постель, во всяком случае, не сейчас.

Взяв из стола в комнате Джино двадцатидолларовую банкноту, Лаки вернулась к себе, сунула под одеяло на постели пару подушек, так, чтобы с первого взгляда могло показаться, будто она мирно спит, положила в карман ключ от номера и была такова.

В пятнадцать минут третьего Джино расцеловал Бетти Ричмонд в обе щеки, обменялся рукопожатием с Петером и сказал:

– Иду спать.

– Вечер получился просто замечательный. Замечательный! – Бетти все еще была полна энергии.

– Безусловно, – согласился с женой Петер, похлопывая Джино по плечу. – Выше всяких ожиданий.

– Пожалуй, – скромно кивнул Джино. – По-моему, все остались довольны.

Поднявшись в номер, он снял пиджак, ослабил узел галстука, плеснул в стакан бренди и уселся в широкой лоджии, выходившей на сияющий неоновыми огнями бульвар. Вечер и в самом деле удался. Все прошло в соответствии с планами.

Несколько огорчало только то, что Лаки ушла так рано и даже не пожелала ему спокойной ночи. Занятная малышка. Наверное, просто устала от впечатлений. Он заметил, как она уходила в сопровождении Крейвена, и когда тот через несколько «минут вернулся к гостям, подошел к нему и спросил:

– С Лаки все в порядке?

– О да, сэр, она всего лишь немного утомилась.

– Не нужно называть меня сэром, я еще не столетний старик.

– Извините, сэр… э-э… мистер Сантанджело.

– Джино.

– Да, сэр.

Джино бесшумно приблизился к двери со спальни, посмотрел в узкую щелочку. Спит. Неплохое все-таки здесь место.

Он прошел в свою комнату, разделся и упал на кровать. Не прошло и пяти минут, как он уже спал. Тоже.

– Ах ты, маленькая членососка! – Голос мужчины был полон ярости. – Или ты сейчас сама все сделаешь, или я заставлю тебя. Поняла?

Он прижал ее к кирпичной стене, окружавшей автостоянку рядом с «Миражем». Она сама виновата. Встретились они в какой-то переполненной забегаловке, а потом пару часов шлялись по заведениям с игральными автоматами, дешевым барам, где стояли игорные столы. Лаки умудрилась выиграть двести долларов. А когда мужчина предложил довезти ее до отеля, они уже стали старыми друзьями. Загнав свою машину в самый конец стоянки, мужчина полез к ней с ласками. Лаки не возражала – чем-то он похож на Марко. С ним было весело. К тому же ей казалось, что прошли уже годы с того времени, когда она в последний раз занималась почти.

Но когда дело стало заходить слишком уж далеко, Лаки проворно выбралась из машины. Мужчина резво последовал за ней. Тут-то вот он и прижал ее к кирпичной стене.

Брюки были уже расстегнуты и приспущены, и он пихал свой набухший пенис куда-то ей в ногу. Одна рука грубо шарила под ее майкой, другая пыталась справиться с кнопкой на поясе джинсов.

– Да прекратишь ты или нет? – процедила Лаки сквозь стиснутые зубы. Она не испугалась, только кипела от бешенства.

– Слушай, ты, дыра, сначала ты меня распалила, а теперь пытаешься отвалить, да? Бросить меня, когда у меня такой стояк?! К чертям долбимым! Ничего у тебя не выйдет!

Обеими руками он потянул с нее джинсы. Пальцы скользнули меж ног, требовательно и неостановимо.

Она чуточку опоздала – слишком много было выпито дешевого вина. Нужно было бы отшить его раньше. Не оставалось ничего иного, как, собрав все силы, нанести старому другу знаменитый удар Сантанджело – удар коленом в пах. Что Лаки и сделала.

От боли мужчина испустил сдавленный вопль и разжал руки.

Она бросилась прочь, поддерживая на бегу спадающие джинсы, лавируя между машинами. Безмозглый онанист. Будь он поласковее и повнимательнее, она бы сама у него отсосала, и позволила бы ему сделать то же.

Было четыре часа утра, но когда Лаки свернула за угол и оказалась у главного входа в отель, то увидела, что празднество все еще продолжалось: машины подъезжали и отъезжали, кто-то из гостей пьяной походкой выползал глотнуть свежего воздуха, кто-то хвастался своими победами, кто-то проклинал поражения.

Она привела в порядок джинсы. Молния была в порядке, а вот верхняя кнопка на поясе отсутствовала. Быстрым движением Лаки одернула вниз майку, чтобы прикрыть зияющую дырку, и нырнула внутрь. Стараясь не обращать на себя внимания, она прошла сквозь казино и вдоль стен направилась к заднему лифтовому холлу.

– Лаки?

Oна не остановилась, даже шага но замедлила.

– Лаки! – Голос раздался ближе, на плечо легла чья-то рука.

Она обернулась с широко раскрытыми, по-детски невинными глазами. Рядом стоял Марко. Настоящий Марко, а не какая-нибудь жалкая его копия.

– О! – со вздохом облегчения вырвалось у нее. – Это ты!

Марко смотрел на нес странным взглядом.

– Что это ты тут делаешь?

– Я… не могла заснуть. Вышла прогуляться.

– Где же это ты гуляла?

От Лаки волнами исходил крепкий винный дух.

Она неопределенно пожала плечами.

– Так. Тут неподалеку.

– А Джино знает, что ты вышла?

– Он спит. – Лаки решила рискнуть – вдруг и правда? – Мне не хотелось тревожить его.

– Девочка, если бы он узнал, что ты вышла па улицу, он и в самом деле встревожился бы, будь уверена.

Топ, которым произносились эти слова, заставил Лаки вздрогнуть.

– Я проголодалась, – кротко сказала она. – Тут где-нибудь можно раздобыть сандвич?

– Я распоряжусь, чтобы тебе принесли в номер. Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Мне еще не хочется возвращаться в номер. В задумчивости Марко почесал щеку, соображая, что предпринять. Если Джино проснется и обнаружит, что дочери в номере нет, он сокрушит стены. Где же она все-таки шлялась? Вид у нее такой, будто она стала непосредственной участницей собачьих боев.

– О'кей, сейчас мы раздобудем тебе сандвич. Пошли. Марко отвел ее в небольшую кофейню, усадил в кабинку, подозвал официантку и сказал Лаки, что отлучится ровно на минуту.

А затем он сделал совершенно правильную вещь. Он позвонил Джино, чтобы поставить его в известность.

– Сукина дочь, – прозвучало в трубке. – И где же она была?

– Не знаю, – ответил Марко. – Попытаюсь выяснить, а затем приведу ее наверх.

Лаки довольная сидела в кабинке, жевала изобретенный Синатрой сандвич, запивая его кока-колой. Марко уселся рядом.

– Это просто шик! – с подъемом воскликнула Лаки. – Нам с тобой нужно общаться вот так почаще.

Накинув на себя купальный халат, Джино прошел в спальню дочери, обнаружив там засунутые под одеяло подушки, и едва слышно выругался. Похоже, что приручить Лаки совершенно невозможно. Ее нужно защитить от нее самой. Значит, он принял правильное решение. Теперь в этом можно быть полностью уверенным.

Марко проводил Лаки до дверей номера.

– Тс-с, – шепнула она, хихикая, вытащила ключ и покачала им в воздухе. – Папочку нельзя будить.

Марко почувствовал нечто похожее па угрызения совести. Некрасиво, конечно, закладывать девочку, по она сама виновата, это для ее же блага.

– Я бы пригласила тебя зайти, – Лаки вновь хихикнула, открывая дверь, – но ему это не понравится. Конечно, ты мог бы позвать меня в свою комнату…

И все в таком роде, так что это даже стало доставать Марко. Джино хватил бы удар, услышь он это.

– Спокойной ночи, Лаки, – быстро проговорил Марко, легонько подтолкнув ее в спину.

– Эй, а поцелуя я что, так и не получу?

Не успел Марко сделать и шагу, как она обвила его шею руками, ее влажные раскрытые губы оказались напротив его рта.

Отстранившись, он быстрым шагом направился к лифту.

За спиной его послышался тяжелый голос Джино.

– Входи, Лаки, нам нужно кое о чем поговорить. Отец и дочь стояли лицом к лицу. Вдвоем. Больше никого.

Глаза Джино скользили по фигуре дочери вверх и вниз, не упуская ничего: грязные порванные джинсы, мятая майка, сбитые в беспорядке волосы.

– Где же ты была, малышка? Лежала под кем-нибудь?

Лаки вспыхнула.

– Что?

– Ты думаешь, я только вчера появился на свет, девочка? Ты считаешь, что если я не так молод, как ты, то, значит, не понимаю, что вокруг происходит?

– Прости… – начала Лаки.

– Мне не нужны твои сраные «прости»! – взорвался он. – Такого дерьма и в моей собственной заднице хватает. С кем это, по-твоему, ты валяешь дурака?

Лаки поразилась не столько крепостью отцовских выражений, сколько тем, что адресованы они были ей.

– Я только вышла пройтись, – смутившись, сказала она.

– Пройтись, да? Вот, значит, почему у тебя такой вид? Одежда – рванье, руки в царапинах. Джинсы сваливаются. Пройтись, да?

– На меня напал мужчина. – В ее голосе послышался вызов. – Я подходила к стоянке, и он напрыгнул на меня.

– Ах вот как? Так же, как тот парень в Швейцарии, правда? Просто получилось так, что он оказался в твоей комнате, снял свою одежду, снял твою одежду и забрался к тебе в постель. В то самое время, как с твоей подругой, спавшей у противоположной стены, происходило то же самое. А что же никто из вас не закричал, но позвал па помощь, а? Ответь же!

Лаки уставилась в пол.

– И Франция, – продолжал Джино. – Чья-то вилла и ты – опять в компании своей гулящей подружки. Сколько же у тебя было там мальчиков, а? Сколько? Или ты вместе с этой дурой делила того прыща, что жил там вместе с вами?

– Нет! – не выдержала Лаки. – Этого не было!

– Хватит с меня твоей лжи, слышишь? – Джино был вне себя от злости, черные глаза его опасно сверкали, пальцы тряслись от волнения. – Теперь я знаю, что мне с тобой делать, – знаю это очень хорошо, – и ты должна на коленях благодарить меня за мою доброту!

– И что же это? – с внутренним страхом прошептала она. Что бы ее ни ждало, она сумеет выкарабкаться.

– У тебя же трусы промокли. Тебе но терпится трахнуться с кем попало… Лаки побагровела.

– Но ты – моя дочь, дочь Джино Сантанджело. Я такого не потерплю.

– Я не… трахаюсь с кем попало. – Ей едва удалось стоя перед отцом выговорить это слово. – Нет! Честно, папа.