Текст книги "Гнев и радость"

Глава двадцать третья

Если уж ей предстоит быть мишенью, она должна вести себя соответственно. Вот это уже была рациональная Джулия. Возможно, это было не самое мудрое решение, но она уже устала от мыслей, устала от ожидания того, что произойдет в следующий момент, и страха, что будет не в состоянии что-либо изменить. Но больше всего ее раздражало, что всеми ее действиями руководил гнев, гнев от мысли, что кто-то может посягнуть на то, что принадлежит ей, использовать ее собственность в своих интересах и остаться безнаказанным. Кроме гнева, она ощущала жалость, но предпочитала не думать об этом.

Она позвонила в мотель в Гонзалесе вскоре после того, как вернулась в дом тети Тин. Позвонив, она долго сидела, пытаясь сочинить письмо о том, что она делает, но которое одновременно не спугнуло бы дичь. Она долго размышляла, кому его адресовать, но особого выбора не было. Существовал только один человек, который наверняка сделал бы все, что необходимо. Она запечатала письмо в конверт и написала на нем имя тети Тин.

Юбка-хаки и блузка, которые были на ней, не годились. Она быстро разделась и, бросив одежду на кровать, вытащила свой темно-серый чемодан. Достав джинсы и футболку в бело-синюю полоску, она натянула их, потом надела носки и спортивные тапочки. В последнюю минуту она повязала вокруг талии вязаный хлопчатобумажный свитер – в тот вечер в воздухе ощущалась какая-то неподвижность, предвещавшая дождь.

Саммер вернулась домой вместе с Донной, поскольку Аннет, после разговора в больнице, решила добровольно пройти обследование по антинаркотической программе. Она сказала, что хочет изменить свою жизнь ради дочери, и это казалось лучшим действием для начала. Позже Донна отправилась домой проведать своих детей. Джулия слышала, как бубнит телевизор в спальне тети Тин, и решила, что это, наверное, Саммер смотрит его. Тетя Тин, как обычно, была на кухне. Рей еще не вернулся после дневных съемок и никому не сказал, куда собирается.

Джулия не желала делать никаких поспешных действий. Она прошла в павильон, а через него – в спальню. Саммер лежала на кровати в пижаме и выцветшем домашнем халате, очень смахивающим на халат тети Тин, и смотрела какое-то шоу. Ее носик все еще был красным, а глаза припухли от слез, но сейчас она казалась вполне успокоившейся.

Джулия несколько секунд понаблюдала за ней, размышляя о том, как все обернулось и как мало можно что-то изменить. Наконец, она вошла в комнату.

– Саммер?

Девочка подняла голову и слабо улыбнулась.

– Ты не могла бы кое-что сделать для меня?

– Думаю, да.

– Выжди около часа, потом передай тете Тин вот это. Можешь сделать так?

– Конечно. – Девочка взяла конверт, посмотрев на него с легким любопытством.

– Убедись, что она получила его. Это важно.

– Ладно.

Джулия замешкалась, раздумывая, нужно ли сказать что-нибудь еще. Но это могло испугать девочку. Она повернулась, чтобы выйти из комнаты, и улыбнулась через плечо.

– Спасибо, милая.

– Куда ты? – окликнула ее Саммер.

– На ловлю змей, – вырвалось у Джулии, но она тут же поправилась: – Не обращай внимания, это шутка. Просто немного поработаю.

Она уже дошла до лестницы на задней галерее, когда услышала шлепанье босых ног за спиной.

– Джулия! Подожди!

Джулия резко обернулась. Понизив голос, она спросила:

– В чем дело?

– Ты на съемочную площадку? – Глаза девочки казались слишком большими на ее маленьком личике.

– Вроде того.

– Но ведь уже почти стемнело.

– Я знаю, но я ненадолго.

– Но ты ведь только что вышла из больницы, и не из игрушечной.

– Со мной все в порядке. Не беспокойся.

– Разве ты не боишься?

Выражение обеспокоенности на лице Саммер было трогательным. Джулия поднялась к ней по ступенькам и обняла ее одной рукой. Она призналась:

– Да, немного, но все будет хорошо. Я буду осторожна. Только не забудь отдать конверт тете Тин.

Девочка согласилась, хотя в глазах ее все еще было сомнение. Она побежала обратно в дом, а халат тети Тин волочился за ней по полу. Джулия посмотрела ей вслед. Когда дверь за Саммер закрылось, она быстро вышла к своей машине.

Проезжая в ворота на съемочную площадку, Джулия помахала охраннику. Припарковавшись у вагончика, она повернула ключ в замке зажигания и выключила фары. Она сидела в темноте и смотрела на большой, какой-то нескладный автомобиль, стоящий перед ней. Он казался темным и пустым, как и три другие, запаркованные по соседству, после участия в сегодняшних съемках возле больницы.

Все ушли. Лодочный клуб был закрыт, только над входом горела желтая лампочка. Офис и грузовик с гардеробом были пусты. У лодочного пирса на привязи стояли два катера с каютами, а ялик тихо постукивал о сваю, к которой был привязан. Больше ничего не шевелилось. Единственной живой душой здесь, кроме нее, был охранник, вернувшийся в будку читать газету, как только Джулия проехала за ворота.

Джулия вышла из машины, легонько хлопнув дверью. По пути к вагончику она перебирала ключи, отыскивая подходящий к замку. Сунув ключ в замочную скважину, она повернула его и распахнула дверь. Она помедлила, заглянула внутрь, но там было тихо и темно. Перешагнув через железный порожек, она вошла в помещение и зажгла свет.

Никого.

Вздохнув, она двинулась к обеденному столу, чтобы положить на него свой заплечный мешок. Потом вернулась, закрыла дверь и заперлась изнутри. Как всегда, дневная жара нагрела металлический вагончик. Она включила кондиционер и стала стаскивать с себя свитер.

Когда она наклонилась вперед, волосы упали ей на лицо. Она откинула их со лба. Этот жест вызвал приступ пульсирующей боли в том месте, где пальцы коснулись бинта. Оставив свитер в покое, она вышла в, маленькую спаленку в поисках резинки, чтобы подобрать волосы. Найдя одну, она собрала волосы в пучок и закрепила его на затылке. Поправив торчащие пряди, Джулия вернулась на кухню.

Вино, решила она, и немного сыра с крекерами. Достав продукты из холодильника, она положила их на стол, поставила два бокала и разложила пару салфеток. Наполнив свой бокал из охлажденной бутылки, она села обратно на скамейку. Неторопливо потягивая вино, она принялась ждать.

Бокал почти опустел, когда свет фар подъехавшей машины осветил парковку и послышался хлопок двери. Мгновение спустя в домик постучали.

– Джулия? Ты там?

Джулия встала и открыла дверь.

– Бог мой, поверить не могу, что ты здесь одна после всего того, что произошло, – сказала Офелия, входя. – Должно быть, ты ждешь смерти или вроде того.

– Я думаю, все будет тихо, – произнесла Джулия, возвращаясь на свое место.

Офелия недобро засмеялась:

– Ты правильно считаешь. Так в чем же дело?

– Присядь, – Джулия наполнила второй бокал. – Я хотела обсудить график съемок на предстоящие несколько дней. Надо внести кое-какие поправки, раз уж мы с Буллом переделали концовку.

– Я не могу долго оставаться, меня ждет эта большая игра. – Офелия присела на краешек скамьи напротив. – В любом случае, не лучше ли тебе поговорить об этом с Буллом? Ведь он сейчас за главного, а ты – его первый ассистент. Я к этому не имею особого отношения, только слежу за тем, чтобы все, что говорят твои ребята, доходило до нужных ушей.

Джулия подняла брови:

– Как это понимать? Булл по-прежнему прислушивается к твоим идеям. По правде говоря, я хотела, чтобы он присоединился к нам, но, кажется, он почему-то немного здесь нервничает, сказал, что слышал шорох в стенах или шкафах, или в вентиляции. Не знаю, что это может быть, если только крысы.

– Мужчины иногда словно дети, – пожала плечами Офелия. – Но о чем ты хотела поговорить?

– Я думала, может, ты включишь кое-что в сцену похищения Саммер, например взрыв, когда она чуть было не погибла. У нас это заснято на пленку, помнишь? Камеры стрекотали, когда Рей подхватил ее на руки и прыгнул в воду. Это было изумительно, жалко было бы не использовать этот эпизод.

– Понимаю, – кивнула Офелия, – что еще?

– Я также думала переснять последнюю часть сцены погони до взрыва. Рей должен будет – на месте Вэнса, конечно, – прыгнуть с ялика в катер, идущий на полной скорости, сразиться с двумя бандитами, похитившими Саммер, выбросить их за борт, вроде местного Джеймса Бонда. В этом месте мы смонтируем пленку с Реем и Саммер, уже отснятую. После этого… – Джулия замолчала. Она подняла подбородок, повернув голову в сторону.

– Ты слышала?

– Что? – Офелия быстро обвела взглядом вагончик.

– Не знаю, какое-то шипение.

– Ничего не слышала.

– Нет? Наверное, нервозность Булла передалась мне. О чем я говорила? Ах, да, о сцене с Саммер. Мы можем снять Вэнса выходящим из воды с бесчувственной Саммер на руках. И немножко артистического грима на обоих, якобы они ранены, и будет потрясающий эффект!

– Не вижу причин, почему это сработает.

– Вся прелесть этой пленки заключается, в том, что она была отснята без нарушения законов о детском труде, просто несчастный случай. Я счастлива, что она у нас есть, но ни один здравомыслящий человек не посадил бы Саммер в лодку, готовую взорваться.

Офелия посмотрела на Джулию горящим взглядом. Но почти сразу же улыбнулась и сказала:

– Да, это абсолютная правда. Что касается этой сцены, не знаю, что я могу добавить. Кажется, у тебя все выглядит завершенным.

– Интересно, что ты скажешь о реакции Вэнса, когда он с Саммер оказывается на суше, так сказать. Мы видели, в каком она была состоянии, едва не утонув. Должен ли он быть просто потрясен, решив, что она погибла, потом благодарить Бога, увидев, что она еще жива? Должен ли он быть разгневан? Жаждать мести? Что?

– Я думаю, – медленно произнесла Офелия, – что, возможно, лучшей явилась бы реакция Рея.

– Какая? – Джулия подвинула стул и вытянула ногу под столом.

– Тревога, озабоченность и одновременно гнев и чувство мести, пока он не понял, что Саммер жива.

– Хорошо, – Джулия подняла бокал и откинулась на спинку, протянув другую ногу к тому месту, где сидела Офелия.

– Мне это нравится, правда, нравится.

Она неожиданно вскрикнула, отскочила и уронила свой бокал.

Офелия тоже вскочила со своего места. Она бросилась на кухню, зацепив по пути раковину.

– Убей ее, – закричала она. – Убей ее!

Джулия замерла. Она посмотрела на свою подругу и помощника режиссера, стоявшую в противоположном конце вагончика, увидела ужас, исказивший ее круглое лицо.

Мягким голосом Джулия спросила:

– Кого убить, Офелия?

Страх неузнаваемо изменил Офелию. Осознание того, что она наделала, стерло все эмоции с ее лица, прежде чем Джулия договорила. Она быстро заморгала, потом ее губы скривились больше в гримасе, нежели в улыбке.

– Бог мой, Джулия, ты меня напугала. Я уж решила, что крыса прыгнула тебе на ногу.

– Я так не считаю, Офелия, – сказала Джулия, выпрямляясь в полный рост. – Я думаю, ты ожидала гремучую змею. Я думаю, что ты уже много дней ждешь, когда она появится.

– Нет, я правда…

– Да. Только все дело в том, что змея уже обнаружена. Давно. Мной.

Офелия попыталась засмеяться, но смех вышел натянутым и отрывистым.

– Боже, Джулия, ты говоришь так, словно это я сунула ее сюда.

– Разве я говорила, что она была здесь?

– Видимо, ты намекала.

– Нет. Никто другой не имеет причин опасаться приходить сюда, только тот человек, который пытался убить меня. Только убийца на этой съемочной площадке. Только ты, Офелия.

Офелия уставилась на Джулию, а черты ее круглого, как луна, лица расплывались от сознания, как она себя выдала, ее зрачки сузились в маленькие точечки от ненависти. Бескровные, плотно сжатые губы чуть приоткрылись.

– Сука, – прошептала она хрипло. – Везучая сука.

– Да, хотя бы везучая, – просто согласилась Джулия.

– Я хотела, чтобы ты умерла, я этого очень хотела.

Джулия села на свое место, потому что ноги ее неожиданно подогнулись.

– Почему? – спросила она, нахмурившись, а в голосе звучало неподдельное изумление. – О, кажется, я начинаю понимать, хотя бы ту часть, что касается Аллена. Ты ведь любишь его много лет?

– Люблю? – Офелия произнесла это слово словно на иностранном языке. Она засмеялась смехом, граничащим с истерикой. – Я преклоняюсь перед ним. Глупо, а? Что он может найти в такой женщине, как я? Он любит утонченных, красивых, умеющих прибавить что-то к его имиджу, например известного отца. Итак, я играла ему на руку, докладывала ему обо всем, надеясь, что он обратит на меня внимание. Да и какая разница. Я не могу не преклоняться перед ним.

– Настолько, что ты пришла в бешенство от мысли, что я могу бросить его. Настолько, что попыталась уговорить меня остаться, чтобы не дать ему потерять меня?

– Может быть, я не знаю. Но если ты уйдешь, то у меня ничего не останется, никакой причины находиться поблизости. Пока ты остаешься и пока я работаю с тобой, у меня, по крайней мере, есть возможность видеть его.

– Но рисковала всем этим, ввязавшись в распространение наркотиков. Это не имеет никакого смысла.

Рот Офелии скривился в гримасе:

– Я скажу тебе, что имеет смысл: деньги! Не могу поверить, что ты не видела, как они мне были нужны все время, что я работаю с тобой. Боже, Джулия, мне была нужна твоя работа, твои доходы даже больше, чем Аллен. Мне до безумия хотелось обладать всем тем, что есть у тебя, и особенно возможностью делать фильмы.

– Почему же ты не занимаешься этим?

– Потому что у меня нет известного папочки, вот почему! А кроме того, я – женщина, если ты еще не заметила, а женщины-режиссеры не получают запросто деньги в Лос-Анджелесе. У них должны быть поддержка, наставники, любовники. Взгляни на меня! Кто будет спать со мной за пять-шесть миллионов баксов? Мне необходимы деньги, целая куча, для поддержки моих первых двух-трех картин, чтобы показать киностудиям, на что я способна, или создать шедевр, чтобы быть независимой.

– Я начала с малого, и ты так можешь.

– Грошовые ставки? Нет, благодарю.

– Тут как везде, Офелия. Тебе необходимо расплатиться со своими долгами, сделать, несколько учебных фильмов. Я, бы сделала все возможное, чтобы помочь тебе, если бы знала, что это для тебя так много значит.

– Но ведь ты не знала. Меня прямо из себя выводило, что ты не замечаешь этого. Ты считала себя единственной представительницей женского пола в округе, способной снимать фильмы. Ты считала, что я с радостью следовала приказам, и временами доверяла мне снимать уличные сцены. Да меня тошнит от этого!

В голосе женщины было столько ненависти и обиды, что Джулии стало стыдно, что она так долго жила с нею рядом и не чувствовала этого.

– Я думала, ты занимаешься тем, что тебе нравится. Работать над фильмом днем и посещать дискотеки с ребятами по ночам. Кажется, там ты стала заниматься наркотиками?

– Тебе, наверное, до смерти хочется узнать всю правду? Спорю, тебе приятно слышать, как низко я пала. Но ты лишь отчасти права. Я начала еще в Лос-Анджелесе, в барах на окраине. Приехав сюда, я включилась в местную сеть распространения. Было мило, правда, пока Пол Лислет не стал крутиться поблизости.

– Итак, ты убила его, а Стэн начал подозревать…

– Стэн стал жадничать, это если тебе интересно, почему я избавилась от него. Он знал, что с тем неудачным трюком что-то не так, но и я не собиралась никого убивать. Я узнала, что Пол – «нарк», потом я просто считала, что он слишком любопытен и нарывается на небольшую поездку в больницу; затем все это произошло. Но тут к съемочной группе присоединился Булл, и Стэн не захотел работать со своим старым боссом. Он фактически собирался уйти на покой, оставить эти шоу-«игры» и хотел получить свою долю, чтобы жить безбедно в Мексике. Но проблема заключалась в Саммер. Кроме того, я думаю, он заметил, что я не питаю к тебе сестринских чувств, увидел, что я ненавижу тебя. Ты ведь это не знала, но это так, раз уж ты сделала из меня толстого клоуна, барахтающегося в океане твоей картины. Стэн тоже стал тебя бояться. Он угрожал мне. Мне! И я взяла нож. Он удивился, что я такая сильная, не знаю почему.

Джулия подумала, что та жаждет аплодисментов за свою ловкость. Она поняла, что Офелией руководил точный расчет, включавший только то, что она хочет. Джулия покачала головой.

– Это самое худшее для меня. Я не понимаю, как ты могла сделать такое с ребенком, этот взрыв, пожар. Ты же сама сказала, что ты – женщина!

– Думаешь, я хотела сделать это? Но девочка видела, как я выносила змею из своего вагончика, и подошла ко мне прежде, чем я заметила ее. Я тогда наплела ей что-то про домашнюю любимицу; эти дети из Лос-Анджелеса, что они знают о змеях, видя их только в зоомагазине! Но я знала, что она вспомнит об этом, как только услышит, что тебя укусила змея. Но змея исчезла. Ничего не произошло.

– Я убила ее.

Офелия засмеялась:

– Кто бы мог подумать?

– Например, ты, зная по опыту, на что способны некоторые женщины.

– Но ты молчала об этом; я никогда бы не догадалась.

Офелии не понравилась мысль, что она не единственная, кто способен хитрить. Так подумала Джулия, вслух она произнесла:

– Я поняла, что это твоих рук дело, когда заметила, что ты больше не заходишь сюда. Ты сказала, что Булл вышвырнул тебя, но это не так, потому что он жаловался, что ты таскаешь его импортное пиво в вагончик Вэнса и что ты вполне могла бы остаться и помочь ему выпить его. Отсюда следовало, что если ты знала о змее, то была замешана и в остальном.

– Умно, но не слишком, раз уж ты пришла сюда одна и вечером.

Глаза Офелии были непроницаемы. Она стояла, облокотившись на раковину и перекрестив ноги в коричневых кожаных сандалиях. Ее руки опирались на шкафчик, и вся она была наклонена вперед, словно готовясь к прыжку.

– Думаю, что нет, – ответила Джулия. – Но у меня была мысль, что я могу ошибаться. Я очень хотела бы ошибиться, Офелия.

Джулия готовилась к этой встрече. Но все сделанные ею приготовления куда-то запропастились. Оставалось надеяться, что они всего лишь задерживаются.

– Правда? – сказала Офелия с холодным сарказмом. – А если нет, тогда что? Ты думала, сможешь уговорить меня пойти в полицию и что я сделаю все по твоей указке?

– Вроде того. Потому что это факт, что я здесь в одиночестве, не означает, что я – единственная, кто тебя вычислил. Рей тоже занимался этим делом. Ты знаешь, что одно время он был внештатным агентом управления по борьбе с наркотиками?

Офелия фыркнула:

– Правильно, одно время. Он тоже в деле, Джулия, дорогая, и это со времени смерти Пола. Как еще он мог поддерживать свой жизненный уровень? Он попросил заменить Пола, чтобы никто из окружения шерифа не смог занять это место. Вот так-то.

Ликование на лице женщины вызывало отвращение. Джулия старалась не поддаваться на провокацию. Она сказала:

– Да, возможно. Так вот почему он отчаянно пытался держать Саммер подальше от тебя после взрыва. Он сделал так, чтобы с ней постоянно кто-нибудь находился рядом. Он даже отвез ее к себе домой, когда догадался, что ты обрабатываешь Аннет, бесплатно снабжая ее наркотиками; я нашла ту пачку, что ты оставила здесь, в вагончике.

Они обе подошли достаточно близко к разгадкам и выкладывали свои козыри один, за другим. Джулия была почти уверена, что она права. Почти.

– Итак, он пожалел девчонку. Но он и не давал ей начать болтать, так ведь? И он мог бы добраться до меня, когда тебя подстрелили, если бы занимался каким-то расследованием. Он не сделал этого.

– Он беспокоился за меня, мне нужна была медицинская помощь.

– Проклятие, Джулия, ты слишком наивная, чтобы жить. Это и так долго продолжалось. Вставай. Пошли.

Офелия вытащила пистолет из заднего кармана джинсов и направила его в грудь Джулии. Джулии показалось, что его круглое дуло похоже на маленькое черное горло. Она вздрогнула. Вена на виске запульсировала. На мгновение голова у нее закружилась, потом все стало ясным.

Она медленно поднялась.

– Куда мы идем?

– На реку, куда мне следовало отвести тебя в первый раз. Тебе кто-нибудь говорил, что это – свалка для плохих мальчиков из Нового Орлеана? Аллигаторы. Они не нападают на живых людей, но не откажутся от мертвечины.

– Я слышала об этом, – сухо произнесла Джулия.

– Я так и думала. Выходи за дверь. Мы прогуляемся через парковку словно две подружки, веселые и дружелюбные, пока не скроемся из вида охранника. А потом совершим тихую и милую прогулку на лодке.

Джулия подчинилась. Пройдя до середины парковки, Офелия сказала:

– Никаких проблем. Когда я вернусь, начну кружить вокруг да около, как перед тем выстрелом в тебя, и, убедившись, что охранник не видит меня, возможно, зайду в вагончик. Через некоторое время я уйду, громко шумя и прощаясь и, может быть, по пути пожалуюсь охраннику, что ты совсем заработалась. Если повезет, никто не заметит твоего отсутствия до полудня.

– А как ты объяснишь нашу прогулку по реке ночью?

– Тем, что хотели посмотреть натуру для съемок. Полюбоваться ночной рекой. Разве ты сама никогда этого не делала?

В словах Офелии было столько лукавого коварства, что Джулия предпочла не задумываться.

– У меня есть идея получше. Если ты пойдешь со мной в полицию и расскажешь об операциях с наркотиками, они могу отнестись к тебе снисходительно.

– Хорошая попытка, но в Луизиане убийство карается смертью, и я предпочитаю не рисковать. Не говоря уже о том, что болтовня не сделает меня богаче.

Охранник в своей будке поднял глаза, когда они проходили открытое место в. мутном свете фар «меркурия». Джулия ощутила, как пистолет в руках Офелии ткнулся ей под ребра. Офелия помахала свободной рукой. Охранник, узнав их обеих, поднял руку в ответ. Он еще не-много посмотрел на них, потом снова уткнулся в книгу.

– Мы возьмем ялик, – сказала Офелия, когда они приблизились к доку. – Нам ведь не нужно привлекать особого внимания по пути?

То, что они делали, выглядело таким неубедительным, думала Джулия, таким нереальным, словно происходило перед камерами, где кто-нибудь вот-вот крикнет «снято» и хлопнет хлопушкой. Она остановилась, отказываясь идти дальше, когда Офелия подтолкнула ее вперед..

– Это какое-то сумасшествие, – проговорила она.

– Ты считаешь меня свихнувшейся? У меня есть новости для тебя: я такая же нормальная, как другие. Убийство похоже на постановку трюков. В первый раз – жутко, второй – так себе, после третьего или четвертого ты уже говоришь: а, какого черта.

– А ты выполняла трюки?

– Вообще-то нет, но ты понимаешь, о чем я говорю. Убить тебя будет несложно. Так что давай, садись в лодку.

– Жалко будет заставить тебя пристрелить меня здесь и нарушить все твои тщательно подготовленные планы.

– Но ты и так уже почти мертвая.

Ее логика была убийственной. Под нажимом Офелии Джулии пришлось двинуться вперед.

Женщина толкнула Джулию на сиденье на корме лодки. Она отвязала ялик и шагнула в него, чтобы сесть на носу, лицом к Джулии, где она могла дотянуться до мотора. Она развернула лодку так, что Джулия ехала спиной вперед. Спустя мгновение они уже легко скользили по реке.

Ночное небо было затянуто облаками, только временами поблескивала выглянувшая из-за облаков звездочка. Вода немного отражала свет, но на реке было уже темно. Несмотря на это, Офелия не зажгла огней. Она направила лодку вдоль правого берега.

Темнота пела цикадами и хорами лягушек, время от времени пролетала летучая мышь или сова, проносясь над деревьями, словно по шоссе. Ночные создания шевелили тенями, отбрасываемыми либо на воду и исчезавшими там, либо замирающими при их приближении и не шевелившимися, пока они не проплывут мимо. Туман, поднимающийся от воды, пах болотом, сыростью и удушливым рыбьим жиром. Была в этом запахе и примесь разложения, словно напоминание о смерти.

Джулия подумала о двигателе в моторе; они с Реем пользовались им во время своих ночных прогулок по реке. Конечно, он должен быть в порядке, чтобы не подвел в пути. Они проплывали мимо ответвлений в каналы и протоки, мимо рыбацких и охотничьих стоянок, мимо темного корпуса деревянного «ковчега», известного как «Наша леди на Блайд-ривер».

«Ковчег» напомнил Джулии о тете Тин. Думая о ней, она вспомнила историю, которую ей рассказала тетя Рея. Она пронеслась в ее мозгу вместе с воспоминанием о другой поездке по реке. Тогда там был Рей, летящий по болотам, и пенящийся след его катера напоминал серебряный хвост. Смуглый, сильный и немного загадочный, он был по-прежнему готов вытащить ее из воды и отнести домой и даже посмеяться над этим. И было еще много раз, когда они проносились по реке, ветер развевал их волосы, а солнце светило в лицо. Теперь все это походило на сон. Неужели она сама все это придумала из собственных потребностей и желаний, наделяя время, проведенное ими вместе, никогда не существовавшими теплотой и значимостью?

Нет, она не станет думать об этом. Это не поможет.

Она должна сосредоточиться. Изгнать туман, воспоминания и боль из головы. Она должна думать.

Рей и Пол. Два мальчика в пироге на реке. Не на Блайд-ривер, а на могучей Миссисипи. Что-то в этом есть, за что можно ухватиться. Да.

Речная сырость пропитала ее футболку и джинсы, сделав их влажными. Видимо, из-за этого у нее застучали зубы. Вокруг талии у нее по-прежнему был свитер; почему-то она не оставила его в вагончике. Она вцепилась в узел.

– Что ты делаешь? – резко спросила Офелия со своего места с пистолетом в одной руке, а другой держась за румпель двигателя.

– Мне холодно. Я собираюсь одеть свитер.

Женщина коротко рассмеялась:

– Пожалуйста, какая разница.

Саркастический ответ готов был сорваться с губ Джулии, но она прикусила язык. Пусть лучше Офелия считает ее напуганной, боящейся ее. Возможно, она и должна бояться. Возможно, так и есть.

Она развязала свитер и набросила его на плечи, но не одела руки в рукава. Одну руку она положила на планшир рядом с Офелией и обернулась посмотреть, куда они едут.

– Что ты хочешь увидеть? Никого нет. Я об этом позаботилась.

Что-то кольнуло у Джулии в мозгу. Она резко произнесла:

– О чем ты говоришь?

– Я заглянула к тете Тин по пути сюда, думала перехватить тебя там, мне не особенно хотелось ехать до вагончика. Ты понимаешь. Сегодня старушка играет в «бинго», спорим, ты забыла об этом. Донна была там со своими двумя щенками, приглядывала за Саммер, как обычно, а та спала на кушетке. На полу валялось вот это письмо. Я узнала твой почерк. Я забрала его.

Послышался хруст бумаги, когда Офелия похлопала по нагрудному карману своей рубашки. Джулия перевела дух. На мгновение она испугалась, что тетя Тин и Саммер могли, но нет, все было в порядке. Пока. По крайней мере, с ними все было в порядке.

А с ней – нет.

Она продрогла до костей и тряслась от неожиданно нахлынувшего на нее ужаса. Никого не было видно, ни шерифа с помощниками, ни Рея, никого. Только она и Офелия на реке.