Электронная библиотека » Джесси Келлерман » » онлайн чтение - страница 16

Текст книги "Философ"


  • Текст добавлен: 12 мая 2014, 17:27


Автор книги: Джесси Келлерман


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Так, теперь хозяйственный магазин. Ты покупаешь лопату. Стоит она двадцать четыре доллара девяносто семь центов плюс налог. Тебя охватывает искушение купить здесь и все остальное, но ты уже решил: покупки следует распределить по территории более обширной. Кассирша, хорошенькая девушка по имени Грета, говорит: похоже, снег пойдет. Ты улыбаешься, киваешь, но молчишь – не хочешь запасть ей в память. Однако тут тебе в голову приходит испуганная мысль, что, ведя себя, как малоприятный немой, ты западешь ей в память с куда большей верностью, и ты произносишь что-то вроде: каким это будет для всех сюрпризом. И хотя ты вовсе не имел в виду пошутить, она смеется, явно заигрывая с тобой. Ты следишь за ее глазами – нет, на твоих царапинах они не задерживаются, и тебе становится спокойнее. Может быть, ты выглядишь вполне нормально, нормальнее, чем думаешь; может быть, ты страдаешь деформацией самовосприятия, той, что заставляет больных анорексией видеть в себе толстяков, а подростка, у которого вырос на подбородке угорь размером не больше шляпки гвоздя, считать, что эта жуть закрывает все его лицо. А может быть, она просто воспитанная девушка: в конце концов, пялиться на чужие царапины – грубо. Может, ее глаза скользнули по ним, но она сразу отвела, как ее учили, взгляд; хотя если бы это произошло, если бы она заметила царапины и те заставили ее задуматься, разве стала бы она улыбаться, шутить с тобой самым невозмутимым образом, – ну и так далее, эмоциональные качели подобного рода тяжестью ложатся на сердце, а тебе следует действовать быстро, налегке, да еще и скорость набирать. Ты расплачиваешься, благодаришь кассиршу и уходишь.

Тебе не хочется разгуливать по Кембриджу с лопатой, в таком городе она выглядит сценическим реквизитом, и потому ты направляешься домой, останавливаясь всего один раз, чтобы купить тональный крем. Лопату ты оставляешь в библиотеке, оттуда идешь в ванную комнату и наносишь крем на щеку под правым глазом. Крем щиплется. Грим, конечно, не профессиональный, однако сойдет и такой.

Рядом с закусочной, где ты справлял день рождения, есть магазин, торгующий путеводителями и книгами о путешествиях. Звучит смешно, но в нем есть все. Ты заходил туда лишь раз – перед поездкой в Германию. И выбор, с которым ты там столкнулся, едва не поверг тебя в паралич: путеводители на любой вкус, для туристов любого демографического и социоэкономического пошиба. Предназначенные для пеших туристов, популярные ныне якобы повествовательные описания маршрутов. Руководства по ознакомлению с наилучшими модными ателье Восточного Берлина. Если с деньгами у вас туго, вы можете купить путеводитель, входящий в серию тех, что сочиняются здешними студентами и ежегодно подправляются на основе рассказов свежих полевых агентов, ничего об этой своей роли не подозревающих, но клянущихся никогда больше не заглядывать, скажем, в определенный хостел в Хорватии, где они подцепили нечто, по возвращении домой определенное их врачом как худший случай чесотки, какой он когда-либо наблюдал. Ты знаешь все это, потому что преподавал тем самым студентам и они тебе много чего понарассказали. Ты поддерживал с ними отношения открытые и прямые. Офисные часы проводил в кафе, и кто-нибудь из них появлялся там обязательно – если не с вопросами, то просто поболтать. Второкурсники – ребята бойкие. В течение трех лет ты, аспирант, читал им введение в логику и курс «Кант и Идеал Просвещения», а как-то раз представил заявку на ведение семинара по нерешительности. Так и предложил назвать его: «О нерешительности». Однако твоя так называемая научная руководительница заявку отвергла, сказав, по сути дела, что ты просто-напросто хочешь поплакаться впечатлительным студентам на свои неудачи. Карты Новой Англии висят здесь на проволочном стеллаже. Ты выбираешь большую, размерами с пикниковый стол, детально показывающую все дороги, какие ведут к канадской границе. Платишь тринадцать девяносто пять плюс налог, и, – да, спасибо, пакет мне не помешает.

В магазине канцелярских товаров продаются картонные коробки объемом в три кубических фута – два двадцать девять штука плюс налог. Ты прикидываешь, сколько таких влезет в кузов фургончика, и останавливаешься на шести. Тащить их – настоящая мука, все-таки шесть штук, пусть и сложенных; единственный способ таков: прижать коробки вытянутыми по швам руками к бокам и мелко перебирать ногами, волоча их, – иначе ладони не удержат скользкий картон, покрытый, похоже, подобием воска. Так что дорога до дома дается тебе нелегко. Еще же и карту нести приходится (в великолепном бумажном пакете с витыми бумажными ручками и отпечатанной на лицевой стороне эмблемой магазина). А поскольку платил ты наличными, карманы твои набиты металлической сдачей настолько, что бьют тебя по бедрам. В общем, домой ты возвращаешься в настроении самом скверном. Тем не менее нужно двигаться дальше.

Переехав на автобусе реку, ты входишь в магазин туристского снаряжения. Вдоль задней стены выстроились рядами бесчисленные ботинки. Долговязый юноша подходит к тебе, предлагает помочь советом. Круто, говорит он, когда ты сообщаешь, что собрался в пеший зимний поход. Он продает тебе третью за этот год пару новой обуви, а с нею – нейлоновые, набитые пухом штаны; изготовленные по последнему слову науки теплые перчатки; парку; крепкий рюкзак и упаковку пластиковых тепловых пакетиков, которые сами собой согреваются от сгибания. Их полагается в перчатки вставлять, поясняет юноша.

В общем, около тринадцати сотен. Ты протягиваешь ему свою кредитку и очень скоро получаешь ее обратно. Превышен допустимый предел кредита. А превысил ты его, когда покупал новые рубашки, новые брюки, запонки и кулон. Ты просишь юношу подержать пока твои покупки и отправляешься на поиски еще одного банкомата.

Банкомат-то ты находишь, да только снимать больше 500 долларов за раз он не позволяет. Ладно, пусть будет три раза. Но эта машинка опять тебя придерживает: ты исчерпал дневную норму. У тебя начинает неприятно покалывать кожу. Что она подразумевает, эта «дневная норма», – календарный день, который закончится в полночь, или суточный период, то есть необходимость ждать до утра? В любом случае ты таким временем не располагаешь. Придется нанести незапланированный визит в банк.

Женщина, сидящая в приемной маникюрного салона, сообщает тебе, что отделение банка находится в пяти кварталах отсюда. Прибежав туда со всех ног, ты обнаруживаешь что-то вроде надумавших поиграть в «паровозик» обитателей дома престарелых. В полном составе. Работает только одно окошко. Ты стоишь в очереди, давя в себе нетерпеливое мычание, а когда наконец оказываешься у окна, кассирша спрашивает, что ты желаешь получить – кассовый чек или наличные. Наличные, пожалуйста, и двадцатками. Последнее заставляет ее смерить тебя взглядом до того неприятным, что ты начинаешь гадать, позвонит ли она сию же минуту в полицию или просто нажмет на кнопку тревоги. Впрочем, ты мигом понимаешь: она всего-навсего недовольна тем, что ей придется пересчитывать такое количество денег. Недовольство, прямо скажем, неуместное – это же банк, он для того и существует, чтобы выдавать деньги. Будь ты в другом настроении да располагай временем, непременно потребовал бы позвать управляющего.

Вернувшись в туристический магазин, ты обнаруживаешь, что юноша уже упаковал все твои покупки, и это представляется тебе замечательным актом доверия. Ты говоришь, что, по здравому размышлению, решил нагревательные пакетики все же не брать. Они отлично работают, говорит юноша. Не сомневаюсь, и все-таки – нет, спасибо. Он пожимает плечами, выуживает со дна пакета упаковку, сберегая тебе шестнадцать долларов девяносто центов. Денежка к денежке – вот и капитал. Когда ты выкладываешь на прилавок пачку двадцаток, у юноши вылезают на лоб глаза.

Около дома, в котором ты недолгое время прожил бок о бок с нимфоманками, находится торгующий по оптовым ценам магазин бытовых товаров. Ты выбираешь легкие пуховые одеяла, и продавец рекомендует взять что-нибудь потяжелее. Эти тепла почти не держат, говорит он. Не страшно, отвечаешь ты.

Теперь остается еще раз зайти в аптеку – и все. Ты заполняешь корзинку следующим: бензин для зажигалки, спички, коробка тонких латексных перчаток, восемь рулонов клейкой ленты, мешки для мусора, здоровенная упаковка влажных салфеток для протирки младенцев и бутыль содовой с двойным содержанием кофеина. Ну и еще журнал для рыболовов – это чтобы людям глаза отводить. Всего шестьдесят один восемьдесят пять плюс налог. Ты с удовольствием расплатился бы накопившейся у тебя мелочью, однако заставлять кого-то пересчитывать ее – не лучший способ сохранения неприметности.

Снаружи пошел снег, мелкий, как нонпарель.

Войдя в дом, ты отряхиваешься. Потом закрываешь глаза и начинаешь прикидывать, что может случиться непредвиденного. Но быстро понимаешь: занятие это пустое, число непредвиденностей бесконечно. Придумывать их можно хоть целый день напролет. Всегда что-нибудь может пойти не так, смирись с этим, потому что, если ты не готов с этим смириться, значит, не готов и идти дальше. А ты обязан идти дальше. Сейчас четыре часа дня. Ты поднимаешься наверх, задергиваешь шторы и ставишь будильник на семь вечера. Потом, не раздеваясь, валишься на кровать и сразу же засыпаешь, и ничего тебе не снится.


Просыпаешься ты голодным как волк. У тебя с самого завтрака ничего во рту не было, да и завтракал ты пустым чаем. Зато теперь идешь на кухню и съедаешь все, что удается найти. Потом завариваешь еще чаю, дабы запастись силами для исполнения того, что тебе предстоит исполнить.

В библиотеке уже пованивает. (Возможно ли? Так быстро?) Для начала, вынуть все из их карманов. В его кармане обнаруживается единственный ключ от какой-то двери, сложенная вдвое открытка с рекламой рок-группы, удостоверение личности с адресом в Куинси, справка об условном освобождении из тюрьмы, сотовый телефон и немного денег. Сотовый у нее красный, обшарпанный. Ты кладешь телефон на ближайшую полку, добавляешь ее тридцать один доллар к его шестнадцати, складываешь их и суешь в задний карман своих брюк. Денежка к денежке – вот и капитал. В ее бумажнике лежат купоны, водительские права и, удивительное дело, библиотечный читательский билет. Хотя что же тут удивительного, почему бы ей книжки не читать? (Просто ты не можешь позволить себе видеть в ней что-то помимо неодушевленного предмета.) Живет же она, жила, в Роксбери. А ты и не знал. И ты желаешь себе поскорее забыть об этом.

Пока ты волочишь ее по полу, у нее задирается юбка. Бедра цвета нутряного сала, дешевые трусы, торчащая из-под них седоватая бахрома. Дотащив труп до места, ты возвращаешь ей пристойный вид.

И расстилаешь по полу одно из одеял. Он субтильней ее, так что тащить его легче, хотя при этом с него сползают мусорные мешки, выставляя напоказ то, что тебе все еще невыносимо видеть; и наступает момент, когда ты, обессиленный, волочить его дальше не можешь. Однако ты должен. Ты укладываешь труп вдоль короткой стороны одеяла, на расстоянии примерно в четыре пятых его длины. Опускаешься на корточки, отвернувшись и зажмурившись, накидываешь на труп одеяло. Перекати его. Это трудно. Он неподатлив, мертвый груз, ха-ха-ха. Запах описать невозможно, даже и не пытайся. Надо было хирургическую маску купить, идиот. Как закончишь, придется еще раз душ принять. Он поворачивается, поворачивается, но несколько вкось, и вместо аккуратного блинчика с мясом у тебя получается какой-то конус. Разверни и начни сначала. Потом еще раз. Ну ладно. Приемлемо.

Клейкая лента тоже идет вкривь и вкось, в результате ты сооружаешь подобие серебристого кокона, а точнее сказать, хризалиды.

Ты расстилаешь второе одеяло и повторяешь все то же самое с ней.

Вот только она гораздо больше. А несовершенство по части симметрии всегда внушало тебе досаду. И все же твои хризалиды кажутся тебе прекрасными. Тебя посещает видение: они вырываются наружу, два новых существа, родившихся из супчика, который был некогда им, и того, что был ею, – крылатые, великолепные, неземные, они плещут крыльями и возносятся в небо, унося все твои печали.

Пока ты предаешься грезам, ее сотовый начинает издавать могучие трубные звуки. Ты спускаешься с небес на землю, смотришь на экранчик: Андрей. Муж? Сын? Сутенер? Да кто ж его знает. Ты ждешь, пока телефон не перестает звонить, потом просматриваешь пропущенные вызовы.

Их шесть.

Это плохо. Называла она кому-нибудь имя человека, который платит ей шестьдесят долларов за уборку дома? (А она вообще его знала, имя-то?) Имеется у нее записанный график работ? И легко ли его найти? Ответить на эти вопросы ты не можешь, надеяться как-то изменить обстоятельства, которые проистекут из ответов на них, – тоже, поэтому выкинь их из головы и сосредоточься на том, что способен контролировать. И ты отключаешь телефон.

Десять тридцать две вечера, ты выбиваешься из графика. Хорошо хоть проспал только три часа, а не четыре и не пять. Тебе необходим запас времени. А постоянство усилий позволит тебе не думать о том, что ты сделал, – не обращать особого внимания на альтернативу, которая предстает перед тобой, когда ты приходишь на кухню, чтобы заняться сборкой картонных коробок: на телефон. Посмотри на него. Ты все еще можешь снять трубку и набрать номер. Можешь ли? Нет. Уже нет. Хотя не исключено, что они все поймут, если ты расскажешь, каким безумным было его лицо, как он ткнул тебе в горло пистолетом. Пистолет-то был не заряжен, но ведь он мог броситься на тебя сзади и задушить или… или… или – да, вот именно: он мог ударить тебя подставкой для книг. Или кочергой. Все же было возможно, а говорить ты умеешь, всегда умел; сними трубку; это будет так легко, верно? – и избавит тебя от стольких трудов, от таких усилий. Но если ты этого не делаешь, значит, ночь твоя только начинается.

Пошли дальше.

Собрав коробки, ты оттаскиваешь две в библиотеку, наполняешь каждую разодранными книгами – не доверху, книги наружу лезть не должны, но так, чтобы коробки не показались слишком легкими, если кто-нибудь примется их ворочать. Что вряд ли случится. С какой стати? Ты должен верить, что никто к ним и близко не подойдет. Запечатав их клейкой лентой, ты пишешь на одной маркером КНИГИ ИЗ ГОСТИНОЙ, а на другой КНИГИ ИЗ ХОЗЯЙСКОЙ СПАЛЬНИ.

И трусцой бежишь по улицам, под тихим снегом.

Фургончик стоит там, где ты его оставил, но сердце твое замирает: парковочная квитанция. Как это возможно? Ты ведь изучил все таблички на стоянке. Вот именно, изучил. И тут ты понимаешь – это не квитанция, это рекламная листовка ресторанчика, предлагающая две порции закусок по цене одной. Ты гневно рвешь ее в клочья, решив, что ноги твоей в этом ресторане никогда не будет.

Для женщины, зарабатывающей на жизнь уборкой, в машине ее царит черт знает какой бардак. Остановившись под козырьком заправочной станции, окруженный занавесками снега, ты избавляешься от ее барахла: так и не вскрытых банок содовой, заляпанных жирными пятнами газет. Чтобы откинуть задние сиденья, тебе приходится несколько раз подергать спинки, зато в результате ты получаешь грузовой кузов, пустой и ровный. Ты платишь за бензин и покупаешь два пластмассовых деревца – два освежителя воздуха «Королевская сосна».

Как ни образцово провел ты мумификацию, вонь в библиотеке, похоже, усилилась. Присев у ее тела на корточки, ты ощущаешь очередной рвотный позыв. Подсунь под нее руки. Черт, не ухватишься – лента слишком скользкая и натянута слишком туго. Сам виноват, уж больно ты старательный. Необходима ручка, и ты сооружаешь ее из той же ленты, черпая вдохновение в витых бумажных ручках пакета из книжного магазина. Потом осторожно тянешь за ручку – тело слегка прогибается, но меньше, чем ты ожидал, – на пробу подергиваешь ее. Держится.

Пошли дальше.

Вдохни поглубже, открой дверь библиотеки, вытащи ее в коридор, оттуда в гостиную, и по другому коридору, и через кухню к крыльцу для слуг, тут хоть линолеум помогает, ты выволакиваешь ее наружу, спускаешь по мерзлым ступеням, и она с глуховатым «ххуп» падает в снег. Негнущимися пальцами ты выкапываешь из кармана ключи от фургончика, отпираешь и поднимаешь дверцу багажника. Потом садишься на бампер, наклоняешься, ухватываешься за ручку и, точно гребец, откидываешься назад, изгибая тело и шею вбок, ты слишком высок, черт тебя подери, но тебе это почти удается, и, когда половина ее тела оказывается в кузове, ты осторожно выбираешься из фургончика через пассажирскую дверь, торопливо огибаешь его и заталкиваешь в кузов все остальное. Вот уж не думал, что это так трудно. Она далеко не так поворотлива, как тебе хотелось бы, тяжелая, закоченелая. Ты опускаешь дверцу багажника и, не закрыв ее полностью, отправляешься за второй порцией.

С ним все идет лучше некуда, пока на крыльце ручка не рвется и ты не летишь вверх тормашками в снег. Времени на изготовление новой нет, ты поднимаешься на крыльцо и стягиваешь сверток вниз, на землю, а там приседаешь на корточки, подсовываешь под него руки, холод обжигает твою оголившуюся спину, поясница запевает йодлем, но ты встаешь и разворачиваешься, пошатываясь. А дверца-то и закрыта. Какого… спрашивается, ты не оставил ее поднятой? Приходится снова бросить его. И, открыв багажник, снова присесть и снова поднять, не обращая внимания на боль. Ты укладываешь его в кузов, криво, но тебе сейчас не до эстетических тонкостей, ты на открытом месте, на виду, и потому обводишь взглядом окна соседей, вот оно, чудо, – все еще темные. Сбегай в библиотеку и принеси третье одеяло. Оно накрывает их обоих, хотя, на твой взгляд, что там под ним – совершенно очевидно. Чтобы разрешить эту проблему, ты снова идешь в дом и забираешь из нижней спальни подушки. Они отлично заполняют промежуток между телами, получается не два бугра, а ровная, сплошная масса, что-то вроде надувного матраса. Хотя зачем тебе везти в машине надутый матрас, ты и понятия не имеешь. Ладно, если полезут с вопросами, отговоришься тем, что тебе потребовалось мягкое основание для коробок с книгами, которые ты скоро водрузишь поверх трупов, – иначе коробки подпрыгивали бы на ходу, с риском для их содержимого. Ты мысленно проговариваешь это объяснение, для практики.

Первая коробка в кузов влезает, но впритык к потолку. Тебе приходится практически вбивать ее, и тут ты соображаешь, что, заполнив весь кузов, перекроешь зеркало заднего обзора. Это и при нормальных обстоятельствах плохо, а при твоих – смертельно опасно. Быстро прикинув нужный тебе объем, ты возвращаешься в дом и собираешь все пластиковые пакеты, какие накопились у тебя за день хождения по магазинам. Потом усаживаешься, скрестив ноги, на пол, вспарываешь кухонным ножом твои красивые коробки и перегружаешь книги в пакеты, завязывая их ручки двойными узлами, чтобы ничего не вывалилось. Все девятнадцать пакетов ушли – кроме бумажного, в котором карта. Ты уже разговариваешь сам с собой. Выглядит это как по-любительски организованный переезд на новое место, но ведь тебе именно такое впечатление и требуется. И ты мысленно хвалишь себя.

Да, нужно еще сделать что-то с пришедшим в полную негодность ковром.

Но это не сейчас. Кухонные часы показывают десять минут второго. Ты еще раз принимаешь душ, надеваешь новую зимнюю одежду, укладываешь в твой (ее) вещмешок перемену одежды и пару новых туфель, так пока и оставшихся в мягкой тряпичной сумке с завязками наверху.

Лопата. Пакет с картой, в который ты суешь ее бумажник, сотовый и документы обоих. Жидкость для зажигалки и спички. Мешки для мусора. Рюкзак. Содовая. Журнал рыболова. (Почему бы и нет?) Нож – да, это, пожалуй, мысль хорошая. Ты напяливаешь уже одиннадцатую за нынешний день пару латексных перчаток и переносишь все в машину. Ветер срывает снег с ветвей. Застегни молнию на парке. Лопата засовывается под край одеяла, мешки для мусора забрасываются в кузов, все остальное – на пол перед пассажирским сиденьем. Готовый к дальней дороге, ты усаживаешься за руль и едешь на север.


Почти в самом начале пути ты бросаешь взгляд на спидометр и с удивлением обнаруживаешь, что стрелка его подкрадывается к восьмидесяти. Идиотизм, особенно на такой дороге. Так с нее и слететь недолго. Ты строго, как полицейский (ха-ха-ха), выговариваешь себе и сбавляешь скорость – в результате поездка затягивается. Появляются и стихают радиостанции, все передают одно и то же – любимую музыку отпускников. Из магнитофончика машины торчит, наполовину высунувшись, кассета. Поколебавшись немного, ты вдвигаешь ее, однако при первых же полившихся из динамиков звуках волосы твои встают дыбом – это та самая мелодия, которую она напевала. Ты выщелкиваешь кассету и швыряешь в окно. Лучше уж жить в тишине. Тебе не привыкать.

Резиновое постукивание дворников по ветровому стеклу.

Крошечные снежные заряды.

Похоже, освежители воздуха только усиливают смрад, привлекая внимание к тому, что должны скрывать. Ты выбрасываешь и их. Однако в такой все нарастающей вонище машину вести невозможно, и ты опускаешь на дюйм стекло одного из задних окон. Холодный воздух врывается за твоей спиной в кузов, шум получается такой, точно за тобой торнадо гонится. Ладно, зато он не даст тебе заснуть, да и запах спадает до терпимого уровня.

По крайней мере, у этой машины привод на все четыре колеса – удобство, о котором ты заранее не подумал. Тут тебе удача на помощь пришла – или судьба.

Магистраль I-95 доходит до канадской провинции Нью-Брансуик, но ты так далеко не забираешься, а останавливаешься севернее Портленда, чтобы перекусить и заправиться горючим. Заправочная станция украшена поблескивающими гирляндами. Ты заходишь в уборную, извлекаешь из его сотового сим-карту и, выйдя оттуда, бросаешь трубку в мусорный бак. А сим-карту суешь в карман.

У служащего на голове обвислый колпак Санта-Клауса, а лицо выражает глубочайшее уныние. Ты покупаешь еще одну «грин-соду». Кофеин в таких количествах наверняка вреден для здоровья. Мутит тебя от него, это уж точно. Стараясь не выглядеть чрезмерно нервничающим, ты достаешь из кармана несколько двадцаток. Один только бензин обойдется тебе на этом пути в несколько сотен. Тебе вдруг приходит в голову, что недавний рост цен на заправках ударил, наверное, и по преступникам – так же, как по всем остальным. В тяжелые времена всем приходится туго, даже злодеям. И ты едва не начинаешь хихикать, прямо здесь, посреди мини-маркета, представив себе мафиози, жалующегося на уменьшение нормы прибыли.

Перед тем как покинуть город, ты бросаешь в каком-то проулке мусорные мешки.

Снова один на дороге, делать тебе нечего, только смотреть в налетающую белизну, и ты пытаешься отбросить, похоронить или хотя бы не подпустить близко к себе зудливую мысль о том, что и ты теперь тоже попал в злодеи.

Некоторое время ты держишься береговой линии, проезжая один за другим игрушечные городки, чьи украшенные резьбой деревянные дома навевают мысли о краснощеких ловцах лобстеров и их пухленьких, смешливых женах: семьи собираются у очагов, пьют горячее вино со взбитыми желтками и сливками, обмениваются подарками, и всем хорошо, всем весело. Потом ты сворачиваешь в глубь материка, проезжаешь щит «Округ Кеннебек, население 117 114». За последние два часа ты видел лишь три машины, и все три шли тебе навстречу. Ты выбрасываешь сим-карту в окно.

Снова на север по узкой, вьющейся по лесу дороге. Небо светлеет от первых лучей солнца, в лесу поблескивают замерзшие озера. И хорошо. На это ты и рассчитывал. Тебе требуется место достаточно глухое, такое, чтобы ты мог спокойно делать свое дело при свете дня. Справившись по карте, ты поворачиваешь на запад. Лес смыкается вокруг тебя, как ладонь. Останови фургончик, выйди наружу, постой на склоне горы. Ты светишь фонарем на стволы деревьев, выдыхаемый тобой воздух поднимается вверх большими белыми клубами.

Снег здесь глубокий, манящий.

Зря ты не раскошелился на обогреватели перчаток.

Привяжи лопату к новому рюкзаку, затяни шнурки на ботинках. Надень поверх латексных перчаток новые, высоконаучные. Подними заднюю дверцу, сдвинь в сторону книги.

Не внушает тебе доверия эта ручка. И ты с ходу решаешь, что сможешь использовать освободившееся одеяло как подобие носилок или плащ-палатки, на которой провезешь ее тело по снегу.

Идея с треском проваливается. После того как вы скатываетесь по откосу (более крутому, чем он казался сверху, да ты еще и приземляешься неудачно, прямо на ручку лопаты), тебе приходится выкапывать ее из снега, переваливать на одеяло. А она оставаться на нем не желает. Одеяло словно бы тяжелеет, начинает рваться. Ничего из этого не получится. Ты переоценил свои силы. Ты оттаскиваешь разодранное одеяло наверх, берешь нож.

Она ушла в снег. Ты опускаешься около нее на колени, делаешь в ленте прорези – достаточно широкие, чтобы в них влезли твои ставшие из-за перчаток толстыми пальцы. Откидываешься назад, тянешь ее на себя, пробуешь двигаться задом. Она подается. Медленно, но подается. Ладно. Хорошо. Уже результат. Пальцы ноют, спина тоже, но тебе хватает сил, чтобы тащиться между деревьями, прорывая след, по которому за тобой сможет пройти кто угодно. Пятьдесят футов. Нейлоновые штаны издают свистящий шелест. Сто футов. Совы заухали. Сто пятьдесят. Сложно переплетенные ветви обращают небо в огромную серую окно-розетку. Запах хвои, густой подрост восточной белой сосны. Куда лучше твоих освежителей. Срезать бы одного из этих высоких солдатиков и подвесить к зеркальцу заднего обзора. Снег здесь уже не такой глубокий, бо́льшая его часть налипла, точно ватные шарики, на иглы – на зеленые, те, что вверху. Это они тут, на земле, ржавые. Проплешины льда; ты поскальзываешься, но остаешься на ногах. Тянешь. Свиш, свиш. Двести футов. Потому-то штат Мэн так и прозвали, верно? «Сосновый штат». В пятом классе учительница обществоведения миссис Яки заставляла нас заучивать столицы штатов, символизирующие их цветы и так далее. И ты, чтобы не думать о том, как невыносимо трудна твоя задача, начинаешь перебирать их прозвища. Массачусетс: «Штат у залива». Вермонт: «Штат Зеленой горы». Три сотни футов; четыре. Единственный штат, в прозвище которого нет слова «штат», это Нью-Мексико: «Земля очарования». Ну-ка, давай поближе к югу. Флорида: «Солнечный штат». Калифорния: «Золотой штат». Гавайи: «Штат Алоха». Пять. После Аризоны, «Штата Большого каньона», ты отпускаешь ее, переводишь дыхание (резкое, чистое, отрывистое), отвязываешь лопату и начинаешь рыть яму.

Как бы не так, начинаешь. Земля-то промерзла. Ты ударяешь в нее, и кажется, что у тебя под ногами скала, и впервые за весь день, и ночь, и день на тебя наваливается разочарование, побороть которое ты не в силах. Взвыв, точно животное, ты вбиваешь лопату в землю и откалываешь несколько кусочков размером с покерные фишки. Ты бьешь снова и снова – и ничего этим не достигаешь. Чтобы углубиться хотя бы на фут, потребуется несколько часов. Тут необходима кирка, а поскольку кирки у тебя нет, придется либо бросить ее здесь, либо отволочь назад – через лес, по снегу, вверх по склону, – от одной мысли об этом у тебя возникает желание сдаться, махнуть на все рукой. Ты пытаешься придумать, что тебя может спасти, и спасение является тебе – буквальным образом в луче света. Упавшее дерево. Подойди к нему. Ты подходишь, падаешь на снег, наполовину заползаешь под ствол. Да, это сгодится. Ты подтаскиваешь ее к стволу, разрезаешь клейкую ленту, решая (без каких-либо на то оснований, интуитивно), что так разложение пойдет быстрее. Разворачиваешь одеяло, и она появляется на свет, не преобразившаяся и крылатая, но прежняя – разве что посерела немного.

Ты давно уже миновал грань, до которой тебе еще хотелось блевать, однако, когда ты просовываешь руки ей под мышки, тебе становится муторно. Ты тащишь ее к дереву, ощущая исходящий от нее запашок смерти, чувствуя сквозь перчатки ее плоть. На секунду тебя посещает мысль, что с рвотой ты все-таки еще не разделался. Ты засовываешь тело под дерево головой вперед, проталкиваешь его, налегая на ноги, мало-помалу, колени ее точно заржавели, но все-таки гнутся, господи, как же медленно все, как медленно, и наконец она улезает под ствол по пояс, ну и хватит, хватит уже, хватит, ты отдираешь кору, отламываешь сучья, собираешь сосновые шишки, камни, заваливаешь то, что осталось снаружи, и, молясь, чтобы какой-нибудь любитель падали обнаружил ее как можно скорее, бежишь назад, к машине.

Бежишь, спотыкаясь, проваливаясь в снег, желая лишь одного – убраться от нее как можно дальше. В носках у тебя лед, руки промерзли до самых подмышек, тебя трясет, но ты все же бежишь, бежишь, взбираешься, цепляясь руками, по откосу, вваливаешься, дрожа от ужаса и холода, в машину, успокойся. Все хорошо. Успокойся. У тебя жар, только и всего. Пальцы, когда ты пытаешься расстегнуть покрывшуюся пятнами – не то от земли, не то от трупа – куртку, не слушаются тебя, и пахнешь ты ее смертью. Она липнет к тебе, куртку придется снять. Сними ее. Сними. Успокойся. Футболка вся мокрая. Ты с трудом различаешь дорогу. Ветровое стекло запотело. Ни черта не видно. Успокойся. Успокойся. Посмотри на часы. Посмотри. Семь утра. А у тебя еще дел по горло. Успокойся же. Успокойся. Успокойся и включи двигатель. Включи. Ну, давай, включай. Сделай это. Вот сейчас и сделай, сию же секунду. Включи двигатель. И вперед. Поезжай. Пошевеливайся.

Пошевеливайся.

* * *

В девяноста милях от канадской границы ты замечаешь у дороги вывеску закусочной. На парковочной площадке теснятся грузовики с прицепами. При том, что выглядеть ты наверняка должен измызганным, тебя, когда ты входишь внутрь, окидывают лишь несколькими отнюдь не пристальными взглядами. Присмотревшись к посетителям, ты понимаешь причину: это либо жители гор, либо дальнобойщики. Женщина, если не считать официанток, тут всего одна – и очень крепкого для ее пола сложения. Ест она за стойкой, в одиночестве, напряженные плечи ее показывают: она сознает, что является предметом вялого любопытства, но и не более того. Ты в этом заведении единственный мужчина без растительности на лице. А кто-нибудь еще из присутствующих одолел полное собрание сочинений Платона? Ты с уверенностью заключаешь, что, кроме тебя, никто здесь похвастаться таким подвигом не может.

Меню отпечатано на двух языках, английском и французском. Ты делаешь заказ, раскрываешь перед собой на столе журнал для рыболовов, читаешь, прихлебывая кофе, статью о «семи секретах успешной ловли лосося». Съедаешь омлет с жареным хлебом и беконом, выпиваешь еще одну чашку кофе, после чего справляешь нужду в грязной, выстуженной уборной. А возвращаясь, извлекаешь из ее сотового сим-карту и роняешь трубку в корзину для мусора.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 | Следующая
  • 3.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации