Текст книги "Империя вампиров"

VI. Алый цех

– Двумя неделями позднее мы вернулись в Сан-Мишон, к его могучим, восстающим из закатной дымки столпам. По правде, я не знал, что и думать: на первой же своей охоте я потерпел неудачу и опозорился. Поддался нетерпению, подверг риску невинные жизни. Собственными руками убил человека, а ведь отнять жизнь в этом мире – не пустяк. Мир беднеет, а если ты беспечен, то беднеешь сам.

Однако я не испытывал сожалений. Напротив, мне казалось, что восстановилась справедливость: я защитил рабов Божьих от зла, которое им досаждало. Свершил правое дело, а самое главное – в одиночку победил высококровного. Признаю, самодовольство я испытывал отнюдь не слабое: гордо восседал в седле и знай себе лыбился.

И Клод де Бланше, и Вивьен ля Кур лежали, связанные серебряными цепями, на спине у лошади наставника. Рука у мальчишки все еще не восстановилась после ран, которые я ему нанес, и пришлось Сероруку заткнуть ему рот кляпом – он постоянно выл. Однако вопросы о том, что же я такого сделал – а главное, как я это сделал, – так и остались без ответов.

Хоть я и ослушался приказа, Серорук нехотя проникся ко мне уважением: то, как я справлялся в схватке, когда пришел мальчишка, его явно впечатлило. А вот де Косте смотрел на меня глазами, полными ненависти: ему же из-за меня раскроил череп вампир-птенец, а потом его создателя я побил голыми руками, в одиночку. Аарона превзошли, и я знал: за спиной у Серорука он попытается со мной поквитаться.

Мы спешились перед воротами конюшни; Аарон и Серорук остались снимать плененных холоднокровок, а я пошел внутрь за конюхами. Окликнул Каспара, подождал, пока глаза привыкнут к свету химических шариков под потолком… и в тени разглядел двух человек. Они испуганно уставились на меня в ответ. Это были Кавэ, немой брат Каспара, и помощница серифима Талона, сестра Ифе, слегка побледневшая при виде меня.

– Светлой зари, инициат, – запинаясь, проговорила она и низко поклонилась.

– Божьего утра, добрая сестра. – Я медленно кивнул. – Кавэ.

Парень, как всегда, молча опустил взгляд.

– Ты вернулся с охоты? – спросила Ифе. – Мне передали, что все прошло хорошо. Неделю назад с вестями о вашем грузе прилетел Лучник.

Я склонил голову набок и присмотрелся к Ифе. Не каждый день застанешь серебряную сестру без сопровождения да еще в компании конюха. Кавэ так и не поднял взгляда, но я в конце концов решил, что это не мое дело.

– Oui. – Я кивнул сестре. – Два высококровных птенца. Оба крови Восс.

– Чудесно, – улыбнулась Ифе, оправляя одеяние. – Я сопровожу тебя.

Добрая сестра последовала за мной наружу, тогда как Кавэ поспешил завести лошадей с холода в тепло. Аарон с Сероруком поклонились, приветствуя Ифе, и все вместе мы поднялись к головокружительным высотам Сан-Мишона. Я нес на себе мальчишку де Бланше, Аарон – ля Кур. Все время, что платформа поднималась, я искоса поглядывал на сестру, но та сохраняла каменное выражение лица. Над нами, радуясь возвращению хозяина и клекоча на ветру, кружил Лучник. Наставник вскинул руку, и когда сокол сел ему на предплечье, губы Серорука изогнулись в бледном подобии улыбки.

Я-то думал, мы сразу пойдем к настоятелю Халиду или же хотя бы наполним животы, но Ифе повела нас в оружейную. Окна, как обычно, подсвечивались изнутри огнями горнов, а трубы изрыгали черный дым – все, кроме одной, над которой вилась тонкая алая струйка. На крыльце нас дожидался сам серафим Талон: воротник пальто затянут болезненно туго, в руках – ясеневая трость.

– Светлой зари, брат Серорук, – холодным голосом высокородного произнес Талон. – Де Косте.

– Божьего утра, серафим, – ответили те.

Затем серафим посмотрел на меня, оглаживая длинные черные усы, как шестилетний ребенок гладит любимого котенка.

– Светлой зари, мой маленький дерьмокровка.

– Божьего утра, серафим, – со вздохом ответил я.

Талон слегка мотнул головой, приглашая следовать за ним, и мы прошли в оружейную. Хорошо было войти в жаркую кузню после дороги; под потолком звездами сияли химические шары. Вдоль стен тянулись стеллажи со сребросталью, а между их рядами я заметил Батиста Са-Исмаэля, юного чернопалого, сковавшего мой меч. Его темная кожа влажно поблескивала от пота, а мускулы бугрились, пока он катил бочку сырого кокса для печей. При виде нас он задержался и вытер лоб.

– Светлой зари, серафим, – произнес он своим теплым баритоном. – Сестра Ифе.

Талон кивнул, а Ифе поклонилась.

– Божьего утра, Са-Исмаэль.

Остальным кузнец искренне улыбнулся.

– И вам светлой зари, братья. Смотрю, вернулись с победой? – Он взглянул на меч у моего пояса. – Львиный Коготь проявил себя в первый выезд, де Леон? Убил им за меня какое-нибудь чудище?

– Один оскверненный священник выбросил его в окно, брат, поэтому боюсь, что нет.

Батист с улыбкой взглянул на Ифе.

– Зато ты ее наконец выгулял. Дамы это очень любят. – Он хлопнул меня по плечу теплой рукой. – Не переживай, Львенок, Бог еще предоставит тебе шанс исполнить Его волю.

Дьявол подери, как же мне нравился Батист. И не мне одному: в обществе чернопалого де Косте растерял все свое высокомерие. Даже Серорук будто готов был отбросить свою обычную сварливость. Когда Батист улыбался, то казалось, улыбается он именно тебе, и смеялся он от всей своей доброй души. Но вот серафим откашлялся, и Батист обернулся к нему.

– Вижу, что у вас дело, братья. Не стану отрывать от священного Божьего промысла. Подéлитесь своей историей сегодня вечером в трапезной за чашкой вина.

– Если не бутылкой, – подсказал Аарон.

Кузнец рассмеялся, сверкнув темными глазами.

– Во имя крови. До вечера, mes amis [19]19
  Друзья мои (фр.).


[Закрыть].

Кивнув ему на прощание, мы двинулись дальше следом за серафимом и сестрой Ифе в ту часть оружейной, где мне еще бывать не доводилось. Путь нам преградили массивные, окованные серебром двери, отпиравшиеся серебряным же ключом на шее у Талона. За ними нас ждала просторная комната со стенами из темного камня. В воздухе витал запах старой крови. Высокий сводчатый потолок освещали все те же химические шарики, а стены покрывали изображения с анатомией холоднокровок, фей и прочих чудовищ. Однако центральное место в комнате занимал гигантский аппарат, подобных которому я и вообразить не мог.

Помещение напоминало некий цех, измысленный нездоровым умом: ряд крупных каменных плит, опутанных, как змеями, трубками, а в плитах – желоба в форме семиконечной звезды. С полдесятка таких лож занимали изможденные вампиры в серебряных оковах. Многие из них были порченые, но по меньшей мере один – высококровный, симпатичный господин с длинной рыжей шевелюрой оссийца. Их безжизненно-серая кожа напоминала шкурку высохших и сморщенных плодов. Из груди у тварей тянулись серебряные трубки, по которым в стеклянные сосуды – кап-кап-кап – стекала кровь.

Глянув на стоявшую рядом Ифе, я шепотом спросил:

– Что это за место, сестра?

– Алый цех, – ответила та. – Понимаешь, сердца холоднокровок толком не бьются, и кровь у них течет туда, куда они сами пожелают. Самый верный способ сцедить ее – этот цех, поэтому тут мы производим больше всего санктуса.

Я осматривался, раскрыв рот и ощущая странный трепет. Аппарат казался мне плодом союза науки и колдовства.

– Де Косте, – сказал Серорук. – Де Леон. Разместите наших гостей.

Мы с Аароном послушно сгрузили пленных холоднокровок на плиты. Обоим мы заткнули кляпами рты и завязали глаза, но когда Ифе защелкнула на запястьях и лодыжках Вивьен ля Кур серебряные оковы, та тихо застонала от боли. Ее плоть зашипела, и пришлось снова напомнить себе, что эти твари – лишь пиявки в человеческой шкуре.

– Судя по тому, как они держатся, они точно крови Восс, – сказал Серорук.

Талон мотнул головой в сторону мальчишки.

– Первый из выводка?

– Oui, – кивнул Серорук. – Вроде птенец, но страшный, гаденыш.

– Бедная душа, – тихо проговорила Ифе. – Он же еще совсем ребенок.

– Который так и не станет мужчиной, – сердито произнес Серорук.

– Мы тщательно его изучим, – пообещал Талон с таким смаком, что мне стало не по себе. – Пламя раскроет нам все, что творит его кровь, а потом он отправится в ад.

Ифе осенила себя колесным знамением. Серафим же взглянул на опаленное моим прикосновением запястье твари в облике мальчика. Затем переглянулся с моим наставником.

– Вы двое, – обратился к нам с Аароном Серорук. – Ступайте, отмойтесь и поешьте. Возможно, мы снова выйдем на охоту раньше, чем вы думаете. Де Леон, а для тебя у меня перед отъездом из Сан-Мишона будут дополнительные задания.

– Задания, наставник?

– С завтрашнего дня ты перед каждой утренней службой будешь приходить на конюшню и вычищать ее до блеска. Сегодня вечером я все передам Каспару и Кавэ. Уверен, нашим юным конюхам лишний час сна, который подарят твои труды, придется по душе.

Я недоуменно моргнул, а Аарон еле сдержал победную улыбку.

– Мне каждое утро выгребать навоз? Я же эту тварь в одиночку положил.

– За непослушание надо платить. Считаешь, что я с тобой несправедлив?

Униженный, я ощетинился, но потом все же заставил себя поклониться.

– Нет, наставник.

– Славно. А теперь ступайте. Я скоро последую за вами.

– Во имя крови, брат Серорук. – Де Косте поклонился. – Серафим, сестра.

На прощание Ифе улыбнулась нам. Талон с отсутствующим видом кивнул, по-прежнему разглядывая руку маленького Клода. Мы же с Аароном вышли в морозный вечер. Оказавшись на ступенях крыльца, я заскрипел зубами, еле сдерживая гнев. Да, я ослушался приказа Серорука, безусловно, и пусть я даже изловил мальчишку де Бланше, наказания заслуживал. Но такого ли?

Де Косте пригладил превратившиеся в грязную мочалку белокурые пряди.

– Каждое утро по колено в дерьме, а, пейзан? Совсем как у тебя дома.

– Кстати о доме… как там твоя мама? Передашь, что я скучаю по ней, ладно?

Де Косте развернулся ко мне. Стоило ему подойти ближе, и я заметил, что мы почти сравнялись в росте. Хоть он и был старше, я более не смотрел на него снизу вверх.

– Закрой глаза, – велел он.

Слова Аарона проникли мне в уши, словно нож в умелой руке. Это было несравнимо с пулей, обернутой бархатом, подобно которой меня ударил приказ темного мальчишки из Скайфолла. Де Косте воздействовал тоньше и страшнее. Бледнокровкам использовать свои дары на товарищах запрещалось, и часть меня вскипела от гнева – да как Аарон посмел! – но в то же время это показалось мне самым разумным поступком в мире. «Аарон – твой друг, – зашептало у меня в голове. – Ты ему доверяешь. Он тебе нравится».

И я закрыл глаза.

Он ударил меня под дых, выбив весь дух. Хватаясь за ноющий живот, я опустился на ступени крыльца.

– Б-бьешь как л-лорд, – выдавил я.

– Ты мне не нравишься, ублюдок неотесанный.

– Т-так это… не п-предложение руки и сердца?

Аарон навис надо мной, обнажив клыки.

– Ты выставил меня идиотом перед Сероруком. За мной, сука, кровавый долг. Нашему наставнику, может, и хватило отправить тебя разгребать дерьмо, а вот мне уж точно нет. Теперь, когда он не приглядывает за тобой, лучше тебе спать вполглаза, слабокровка.

Аарон сплюнул на ступени рядом со мной и отправился в казарму. Применив ко мне свой дар крови, он нарушил законы Сан-Мишона, и я едва сдержался и не подколол его напоследок по поводу трусости. Правду сказать, я был только рад, что он, сука, оставил меня одного. Я видел, как переглянулись Серорук с Талоном: уж не знал ли серафим нечто о том, как я нанес увечье мальчишке де Бланше?

Я задался целью выяснить это. И вот, когда Аарон наконец отвернулся, я показал ему в спину папаш и, хватаясь за ушибленное брюхо, проскользнул обратно в оружейную.

Сердце в груди бешено колотилось, но мне пришел на помощь юношеский опыт: разом вспомнились ночи, когда я тайком наведывался в спальню к Ильзе. Даже если меня не ждали горячие поцелуи, я все еще при желании мог сделаться чертовски скрытным. В приглушенном медовом свете потолочных огней я крался вдоль рядов арсенала и вскоре вновь затаился у дверей Алого цеха.

Заглянул внутрь. Серорук с Талоном стояли над телом маленького Клода, а сестра Ифе отошла в другой конец комнаты и занималась там цеховыми делами.

– …если учесть, сколько у этой личинки было времени на охоту, обратить он успел много народу, – рассуждал серафим. – Говоришь, сам он обратился всего два месяца назад?

– Почти три. – Серорук кивнул. – Но, oui, кровь у него сильная.

– Занятно, что породившая его пиявка убежала.

– Она могла не знать, что мальчик обратился. Возможно, покидала город в спешке.

– Гм-м-м… – Талон ввел мальчишке в грудь серебряную трубку, и тот завизжал сквозь кляп. – А этот ожог у него на руке… В послании, которое доставил Лучник, говорилось, что это боевая рана.

Оглянувшись на Ифе, Серорук понизил голос до заговорщицкого шепота.

– Мой мальчик сотворил с ним это голыми руками.

– Де Косте?

– Де Леон.

Талон фыркнул:

– Этот мелкий жидкокровный членосос?

– Рану нанесли две недели назад, – напомнил Серорук. – Ей следовало затянуться к рассвету, и тем не менее она держится. Когда я ворвался в комнату, где сцепились этот холоднокровка с де Леоном, я успел заметить, как кипела кровь у вампира том в месте, где его хватал де Леон.

– …Кипела?! Ты уверен?

– Собственными глазами видел. Чуял запах. Талон, ты ведь знаешь, что это.

– Ничего подобного мне неизвестно.

– Дьявол подери, раскрой глаза, друг. Это сангвимантия.

Съежившись у двери, я напрягся всем телом. Что значит это слово, я не понимал, но от того, каким тоном его произнес Серорук, у меня в отбитом животе похолодело. В голосе наставника слышалось изумление. Изумление и страх.

– Невозможно, – прошипел Талон. – Этот род истребили. Века назад.

– Века для этих тварей – ничто. Вдруг рассказы ошибочны, Талон? А то и лживы? – Снова оглянувшись на Ифе, Серорук еще сильней понизил голос. – Все этапы испытания крови де Леон провалил, но на это мы его не проверяли. Что, если пиявка, оплодотворившая его ма…

– Тогда его немедленно надо отвести к Небесному мосту, – прорычал Талон. – Перерезать глотку и отдать водам реки.

У меня внутри снова затрепетало. Ведь нас учили, что есть всего четыре клана: Восс, Честейн, Илон и Дивок. Но я же не ослышался?

Речь шла о некоем пятом роде?

И я что… происходил из него?

Я привалился к двери спиной. Было непонятно, то ли сердце опустилось в живот, то ли желудок поднялся в грудь. Наставник солгал, сказав, будто не знает, что я сотворил с мальчишкой де Бланше, а Талон призывал убить меня. Может, надо было бежать, спасаться? Вернуться в конюшню, оседлать Справедливого и скакать прочь?

– Не будем торопиться, сперва поговорим с Халидом, – шепнул Серорук. – Я наставник этого мальчишки. Он нетерпелив, заносчив, слишком жаждет славы, но при том один из лучших фехтовальщиков, которые были у меня в учениках. А еще он в одиночку уложил этого холоднокровку, хотя его по самые уши накачали rêvre [20]20
  Сон (искаженное французское).


[Закрыть]. Если то, что я думаю о его роде, верно… он может стать величайшим из нас, Талон.

– Или ужаснейшим.

– Разве не Богу это решать?

– Бог помогает тому, кто помогает себе сам, мой старый друг. – Талон оперся на плиту и вздохнул. – Ты наставник мальчишки, и с тобой я спорить не стану. Но один приказ Халида, и мы его прикончим…

Серорук мрачно кивнул.

– Быть по сему. Поговорим с аббатом после вечерней мессы.

Во рту ощущался сильный привкус металла и адреналина. Пока Серорук не застукал меня, я шмыгнул прочь – снова тайком пробрался через арсенал, выбежал в двери и метнулся по веревочному мосту к казарме. От подслушанного голова шла кругом.

Скрытый дар под названием сангвимантия.

Пятый вампирский род.

Что все это значило? Почему Серорук так боялся? И правда ли я рожден от крови этого загадочного клана, а не слабокровкой, каким назвал меня Талон?

Жан-Франсуа, не отрывая шоколадных глаз от книги, обмакнул перо в чернильницу.

– Нельзя было просто спросить у настоятеля Халида?

– Нет, сука, – зло ответил Габриэль. – Я же все подслушал. В Скайфолле Серорук мне солгал, а Талон – Господи Всемогущий! – собирался отвести меня к Мосту. К тому же не в моей привычке было жаловаться взрослым на невзгоды. С отчимом вроде моего быстро учишься разгребать свои беды сам.

Габриэль провел большим пальцем по выступающему контуру семиконечной звезды на ладони.

– Вот я и решил разбираться самостоятельно.

VII. Библиотека призраков

– Тем вечером я сделал нечто, о чем и не думал с тех пор, как приехал в Сан-Мишон.

– И что же? – спросил Жан-Франсуа.

– Нарушил правила.

Вампир в тревоге округлил глаза.

– Какой скандал.

– Ёрничай, если хочешь.

– Merci, пожалуй, так и сделаю.

– Иди в жопу, – сердито ответил Габриэль. – Ты, хер бескровный, понятия не имеешь, на что это было похоже. Всю жизнь меня растили в Единой вере, и мне соврать – как петлю на шею накинуть. Сан-Мишон был священен, и за семь месяцев, проведенных в его стенах, порядки Ордена стали для меня подобны заповедям Вседержителя. Нарушая их, я словно шел против Самого Господа, а ведь моя, бледнокровки, душа и так пребывала в вечной опасности. Однако больше мне ничего не оставалось, к тому же в моих жилах текла не кровь агнца.

Габриэль вздохнул и сделал большой глоток вина.

– Еду я всегда запивал только водой, памятуя о том, что сотворило вино с моим отчимом. А вот Аарон, как и условился, раздавил с Батистом бутылку вина: когда я ложился, он уже вовсю пускал слюни в подушку. Его приятель де Северин лежал на спине и размеренно дышал, вернувшись недавно с охоты близ Авелин. Тео Пети храпел так, что дрожали половицы, но я сам не спал из-за натянутых нервов.

Рядом под одеялом я спрятал Львиный Коготь, держа одну руку на эфесе. Сердце громыхало в груди, во рту пересохло. Я так и ждал, что сейчас в казарму войдут Талон с Сероруком и потащат меня на Небесный мост. Я знал: мне с ними не справиться, но поклялся биться до последнего, если они все же, сука, за мной явятся. Однако часы шли, а я не слышал тяжелой поступи, и смерть не подошла к изножью моей койки. Наконец я понял, что настоятель Халид, должно быть, решил оставить меня в живых: какой бы ни была правда о моем происхождении, она не стоила моей смерти.

Я позволил себе вздохнуть с облегчением. Узел в животе постепенно ослаб и развязался, но хоть я и получил отсрочку, покой все не наступал. Серорук меня обманул, Талон ненавидел, и моей жизни, возможно, все еще грозила опасность, а мне хотелось докопаться до истины. Я знал лишь одно место, куда мог за ней обратиться.

Жан-Франсуа выгнул бровь в молчаливом вопросе.

– Большая библиотека. Запретная секция. Нас, инициатов, неспроста туда не пускали, но если где в Сан-Мишоне и можно было отыскать упоминание о пятом роде вампиров, то ждало оно меня там.

С наступлением ночи казарма запиралась, но я уже придумал, как улизнуть из этой конуры. Дрожа, я встал с кровати и тихо-тихо пробрался в нужник.

От отходов в Сан-Мишон избавлялись просто: одна стена казармы была устроена так, что выступала за край массивного каменного столпа, на котором и располагалась. Вдоль этой стены тянулась скамья с десятком отверстий, а внизу, в пяти сотнях футов, ждали воды реки Мер.

– Какая прелесть, – пробормотал Жан-Франсуа.

– Уж лучше так, чем вываливать все в окно, – пожал плечами Габриэль. – Я приподнял крышку нужника и посмотрел вниз, на серебристую ленту Мер внизу, спрашивая себя: не сошел ли я с ума, раз иду на такое? Я ходил по тонкому льду после Скайфолла, и если бы меня поймали после отбоя вне казармы, Талон мог бы убедить Серорука вывести меня на Небесный мост и прикончить. Однако терзало меня не праздное любопытство. Я чувствовал угрозу и не знал иного способа выяснить правду о себе. К тому же, победив вампира голыми руками, все еще чувствовал себя в некоторой мере неуязвимым. И вот, сделав глубокий вдох, я скользнул в желоб нужника.

Габриэль молча и пристально посмотрел на холоднокровку.

– Ну и?

– Что – ну и?

– Жду саркастичных замечаний о человеческих отходах и моем отношении к ним.

– Я тебя умоляю, де Леон, я эти замашки двенадцатилетнего оставил еще десятки лет назад.

– Что, никаких шуточек про то, как я спустил свое ученичество в отхожее место?

– Если бы я решил сострить, то придумал бы что-нибудь посмешнее.

Габриэль хмыкнул.

– Порывы ветра секли, как ножи, трепали волосы, и от холода у меня посинели ногти. Я спрыгнул на леса внизу и присел, выпростав руки для равновесия. Обычный муж после такого прыжка переломал бы себе ноги, но мужем я еще не был, как не был и обычным. Я прошелся по деревянным мосткам, затем взобрался по скале и оказался на узком карнизе, огибающем казарму по периметру. Стараясь не смотреть вниз, шажок за шажком прошел по нему и наконец, преодолевая легкое головокружение, достиг внутреннего двора.

– Стражи не было? Ночных дозорных?

– Возле склепа кто-то стоял с химическим фонарем. Должно быть, привратник Логан. А так – ни одной живой души я не заметил. Проходя под карнизами собора, я осенил себя колесным знамением и мысленно попросил Бога простить за ослушание. Минуя очередной мост, я думал, не решит ли Он сейчас оборвать его, чтобы я полетел вниз и разбился насмерть? Однако вскоре я уже стоял у входа в Большую библиотеку.

Двери, эти окованные медью плиты, украшенные барочным рельефом с образами мучеников – Клиланд с ключами от преисподней и Мишон с серебряной чашей, – конечно же, были закрыты. Я уже приготовился вломиться внутрь силой, но, как ни странно, двери оказались не заперты. И затаив дыхание, чувствуя грохот сердца в груди, я прокрался в огромный зал библиотеки Сан-Мишона.

Он представлял собой единую комнату, в которой от пола до потолка тянулись ряды книг. В тусклом свете поблескивало латунное убранство, а потолок украшали фрески с ангелами небесного воинства. К самым верхним рядам книг тянулись лестницы на бегунках. Вглядевшись во мрак глазами бледнокровки, я увидел знакомые корешки кожаных переплетов, пыльные свитки, прекрасные тома. И все это было омыто радужными тонами проходящего через витражи лунного света.

Однако интереснее всего мне казался пол с огромной картой империи и пяти королевств, из которых она состояла. На северо-востоке – ледяные земли Тальгоста, ныне под пятой Вечного Короля, на востоке – ставка императора Александра, великий Элидэн, а между ними – неизменный Нордлунд, а вдоль его западной границы – могучий хребет Годсенд; также Оссвей и Зюдхейм на юге. Нигде я не чувствовал себя так странно, как в стенах Большой библиотеки: вокруг меня на стенах были собраны знания со всей империи, а сама страна раскинулась у меня под ногами.

Я крался в тени длинных книжных полок, мимо бесчисленных томов, каждый из которых готов был поведать свои истории, и вот наконец оказался у тяжелых кованых ворот, преграждающих путь в запретную секцию. За толстыми прутьями я разглядел лабиринт нескончаемых полок и, как ни странно, ощутил запах свечного дыма, а еще слабенький, мягкий аромат…

– Крови, – шепнул я.

Волосы у меня на загривке встали дыбом, рот наполнился слюной. Во время вечерней мессы я причастился, но зверь во мне всегда был голоден и вот сейчас зашевелился. Я вспомнил, как в первый же вечер, когда я прибыл в Сан-Мишон, во время Красного обряда перерезали горло брату Яннику. Та же судьба ждала каждого бледнокровку.

И если Талон добьется своего, меня она постигнет раньше прочих.

Я напомнил себе о цели и взялся за ограду. Думал сперва, не пустить ли в ход свои темные силы, чтобы разогнуть прутья и протиснуться между них, но вот створки сами разошлись, подобно водам Вечного моря – от молитв святого Антуана.

Их кто-то отпер до меня…

Петли даже не скрипнули. Я скользнул внутрь и, по мере того как пробирался лабиринтом заваленных книгами, свитками и страннейшими диковинками пыльных стеллажей, запах крови становился сильнее. Тут хранились черепа людей со звериными зубами, семиконечные звезды из человеческих костей, металлические, покрытые загадочными глифами шкатулки-головоломки… Когда я проходил мимо одной стеклянной банки, заспиртованное в нем скелетообразное создание – клянусь! – моргнуло. Книги здесь хранились всех форм и размеров, обтянутые светлой кожей, поблекшей от времени. Не книги даже, а скорее их трупы. Чувство было, что я брожу по библиотеке призраков.

Впереди теплился слабый свет, и вместе с запахом крови усиливалась моя тревога. Обогнув очередной стеллаж, полный поблекших и молчаливых тайн, я застал картину, страннее которой в библиотеке еще не видал.

– Боже Всемогущий… – прошептал я.

Крепкий дубовый стол, заваленный книгами и окруженный кожаными креслами, освещала единственная свеча. На нем развалилась девушка в светлом облачении новиции; ее лицо прикрывали темные волосы, а под щекой натекла густая лужа крови.

Благая Дева-Матерь, аромат стоял просто райский…

Похоже было, что кто-то проломил девчонке череп, пока она сидела тут за чтением. Я подкрался и, чувствуя, как грохочет сердце, протянул руку, хотел было убрать волосы у нее с лица, а она возьми да и очнись. Взглянула на меня в упор и как, сука, завизжала.

Я с криком отскочил назад, а она встала и, перемазанная в крови, схватилась за подсвечник – с намерением проломить череп уже мне. Но потом, осмотревшись дикими темными глазами, прижала к груди бледную ладонь и поставленным аристократическим тоном прошептала:

– Ах ты ж сволочь…

– Прошу прощения.

Девушка провела дрожащей рукой по длинным темным волосам и вздохнула.

– Говори, чего хочешь, мальчик. У меня из-за тебя чуть сердце к херам не лопнуло.

– Ты ведь та новиция, что нанесла мне эгиду, – сообразил я. – Это тебя при мне высекли на конюшне.

– А ты – пейзан, забравший мою лошадь.

– Я не пейзан, – сердито отозвался я. – Инициат Серебряного ордена.

– Одно другому не мешает.

– Как ты?

Она пожала плечами.

– Так, дала роздых глазам, если тебе, конечно, есть до этого дело.

– Лицом в луже крови?

Новиция удивленно моргнула, сообразив наконец, что половина лица у нее липкая от крови и еще больше ее натекло на стол.

– Ох ты ж падла, – проворчала она, доставая из складок одежды платок в красных пятнах. – Извини. Все не так худо, как может показаться.

Чувствуя, как кровь стучит в висках, я уставился на испачканные губы новиции. Я впервые с того дня, когда чуть не погубил Ильзу, оказался наедине с девушкой. Вспомнил, как мне в рот лился теплый красный поток, а Ильза со стонами извивалась…

– Я уж было решил, что тебе пробили череп, – выдавил я.

– Нос, – ответила она, утирая лицо. – Сильно кровоточит в последнее время. Думаю, все дело в высоте, на которой торчит этот Богом забытый свинарник.

Голова пошла кругом. Что, во имя семерых, эта девушка тут делала? Одна, посреди ночи, против правил? Но главное, несмотря на кровь – а может, и из-за нее, – я невольно отметил про себя, какая она красивая. Кожа – как молоко, над нежным изгибом окровавленных губ – родинка. Глаза точно у темного ангела.

Габриэль улыбнулся.

– И речи, как у дьяволицы во время месячных.

– Я о тебе думала, – заявила она, движением головы откидывая со лба волосы. – Исколола тебя вдоль и поперек, а ведь нас так толком и не представили друг другу. Меня зовут Астрид Реннье.

– Габриэль де Леон, – ответил я, все еще сильно взволнованный.

– Oui, де Леон. – Она окинула меня взглядом темных глаз. – Не больно-то ты на льва похож. С другой стороны, отзвонили отбой, а ты не в постели, значит, мужества в тебе больше, чем в остальных мальчишках, грубиянах неотесанных.

Она очень медленно протянула мне руку.

– Думаю, мы с тобой славно поладим.

Я уставился на ее руку, словно на свернувшуюся перед броском змею. В конце концов, эта девица видела меня полуголым, касалась там, где меня редко кто трогал. Аромат ее крови взволновал мою память – да и мою собственную кровь тоже. Однако она была новицией Серебряного сестринства, которой вскоре предстояло стать Божьей супружницей, а я – инициатом Серебряного ордена, слугой того же Отца Небесного. Мне не стоило даже говорить с ней, не то что…

– Придворные манеры требуют, чтобы благовоспитанный мужчина поцеловал даме ручку, – подсказала Астрид, пошевелив пальчиками.

– Кажется, я не хочу ее целовать.

– Ну, значит, ты – невоспитанный пейзан, за которого я тебя поначалу и приняла. – Астрид одарила меня невинной улыбкой, но я видел, что за ловушку она передо мной расставила: либо подчинись ей, либо останься грубияном. Да вот беда: ни того ни другого мне не хотелось. Если не считать священных обетов и Божьих законов, эта девица напоминала мне Аарона де Косте и прочих инициатов – с их аристократическим произношением и высокомерными рожами, – превращавших мою жизнь в ад. Сколь ни была она прекрасной, каким бы невероятным ни казался ее аромат, Астрид Реннье вела себя как стерва.

И все же при помощи чернил и иголок она сотворила у меня на груди шедевр. К тому же мама всегда учила обращаться с девушками так, как я бы хотел, чтобы они обращались со мной.

– Мужчины по-разному относятся к женщинам, Габриэль. Одни видят в нас врагов, которых надо победить; другие – приз, который надо завоевать; третьи – людей. Советую выбрать третий путь, милый, если не хочешь, чтобы женщины избрали по отношению к тебе первый.

Вот я и взял Астрид Ренье за руку.

После холода снаружи ее ладонь показалась мне восхитительно теплой. Я слышал аромат ее волос – розовая вода и ландыш, – который мешался с головокружительным запахом крови. Я постарался не вздрогнуть, вспомнив прикосновение ее пальцев к моей голой груди, боль от игл. Решив, что целомудренный поцелуй сильно Бога не прогневает, я коснулся губами костяшек ее кулака и как можно церемоннее произнес:

– Очарован, мадемуазель.

– Пока еще нет, – пообещала она.

– Что вы тут делаете?

– Могу спросить вас о том же, добрый брат.

– Я пока еще не брат Ордена. По правилам меня следует именовать инициатом.

– О, вот кого мы из себя строим? – Она вскинула темную бровь. – Правильного?

Я присмотрелся к книгам, которые Астрид читала. Почти все они были написаны на языках совершенно мне не знакомых, а прочие показались странной подборкой. Их страницы украшали безумные каракули, странные геометрические фигуры и загадочные символы. Я погладил один бледный корешок, пробормотав:

– «Полный и окончательный отчет об опасности, которой люди Божьи дали имя ереси Аавсенкта. Изложено в семи частях, из которых сия книга третья».

– Не самый изобретательный заголовок, правда?

– «О знамениях астрологических и предсказаниях ужасающих. Полная история».

– А ты, мать твою, что-то против имеешь? – спросила Астрид, покровительственно накрывая книги.

– О чем ты таком здесь читаешь? И почему ночью?

– Твое ли дело?

– Нет, но чужие дела – мои любимые.

Она слабо улыбнулась.

– И все же, с какой стати мне с тобой делиться?