Текст книги "Земля мечты. Последний сребреник"

– Мой тебе совет, – сказал Скизикс, с умным видом кивнув Джеку, – открой этот – как он у тебя называется? – пузырек, который ты прячешь, и дай нам всем попробовать.

Джек помотал головой. Эта идея показалась ему слишком рискованной по причинам, которые он не мог полностью понять. В конечном счете яда в пузырьке определенно не было, иначе зачем вообще он оказался у него? И зачем тогда доктор Браун прилагал столько усилий, чтобы его выкрасть? И не тем ли целиком и полностью объясняется тот факт, что Джек принес пузырек с собой, дабы предотвратить его похищение? Он мог легко спрятать его в лесу. Там бы он был в большей безопасности, чем в его кармане, несмотря на то что Джек пытался убедить себя в противном сегодня утром. Он принес пузырек с собой, потому что где-то в его голове созрела идея сделать именно то, что предложил сделать Скизикс.

Он огляделся, испуганный тем, что вдруг оказался в окружении толпы людей.

– Не знаю… – сказал он Скизиксу, и Хелен кивнула, словно говоря, что и она не знает. Скизикс в ответ поспешил к человеку, продававшему сидр, купил стаканчик и вернулся с улыбкой, обращенной к Джеку.

– Не рискуешь – не выигрываешь, – сказал он, кивнув на стакан.

– Не надо, – сказала Хелен. – Это опасно. Доктор Дженсен посоветовал бы тебе слить это в канаву.

– Доктор Дженсен выпил бы весь пузырек и отправился в плавание в своем ботинке, – сказал Скизикс. – Мы не просим тебя участвовать. Сначала проведем разведку, и, если это безопасно, мы тебе скажем. – Скизикс добродушно улыбнулся Хелен и по-отечески похлопал ее по плечу. Хелен немедленно ударила его по руке и сказала, что он идиот. Она так или иначе не собиралась в этом участвовать, что бы он ей ни говорил. Скизикс давил на то, что не хочет ее участия. Она была для него как младшая сестренка, которую нужно беречь. Тут есть аттракцион – катание на пони, сказал он, ей это, вероятно, понравится, и с этими словами дал ей монетку в десять центов и две по пять, подмигнул и снова кивнул, показывая на Джека со стаканчиком. Хелен бросила три монетки в сидр и сказала, что все равно пойдет со всеми. Она не собиралась пить никаких эликсиров Джека, она останется трезвой и будет своего рода якорем, когда Джек и Скизикс потеряют разум.

Джек отвинтил крышку с пузырька, капнул немного жидкости в сидр, виновато поглядывая при этом по сторонам. Ни Пиблса, ни доктора Брауна поблизости не было видно. Скизикса не устраивало столь малое количество эликсира в стаканчике, хотя и такое количество придало коричневатому сидру зеленоватый оттенок морских водорослей, но Джек больше не желал добавлять ни капли. Ему казалось, что уж лучше недобрать, чем перебрать. А на самом деле он просто не хотел потерять без всякого толку жидкость, которая была в пузырьке. Он понятия не имел, что это, и как он намерен ее использовать, или вообще можно ли с ней что-нибудь сделать. Джек и Скизикс разделили сидр между собой.

Под скрежет и скрип колеса обозрения за его спиной, под треск маховика, останавливавшего маленькие кабинки одну за другой на посадочном трапе, Джек начал чувствовать головокружение. Он ненавидел высоту, и ему вовсе не нравилось ощущение падения. Да и в самом воздухе луна-парка присутствовало какое-то колдовство, заряжавшее атмосферу необъяснимым предчувствием чего-то, словно Джек и его друзья, стоя в опилках и передавая друг другу стаканчик, неслись навстречу чему-то, или, может быть, словно что-то – поезд, или морская волна, или осенний ветер, подхвативший опавшие листья, – неслось на них. Они стояли в очереди на посадку в колесо, и ни Джек, ни Скизикс ничего, кроме этого, не чувствовали.

Джеку показалось, что колесу обозрения для совершения одного поворота потребовалось около трех четвертей часа. Колесо дергалось, зависало, потом дергалось снова. Маленькая кабинка, казалось, раскачивалась и подпрыгивала с каждым порывом морского ветра. Скизикса раскачивание и вращение изрядно веселили, и он сел в кабинку с желанием получить максимум от этого развлечения, он откидывался назад, нагибался вперед, улюлюкал и заходился в смехе, пока Джеку не стало казаться, что со следующим рывком колеса он непременно упадет на людей-муравьишек внизу чуть ли не в миле от них. Их колени зафиксировали на месте металлическим стержнем, и оператор колеса подергал за этот стержень и кивнул, словно удовлетворенный тем, что все в порядке, безопасность гарантирована. Насколько о том мог судить Джек, стержень этот ничуть не повышал безопасность, разве что в каком-то туманно-шутливом смысле, а потому правой рукой ухватился за какую-то планку в структуре колеса, а левую руку вытянул вдоль спинки сиденья над плечами Хелен. Он улыбнулся ей слабой улыбкой в попытке выставить дело таким образом, будто он просто пытается сделать так, чтобы ей было удобнее.

При обстоятельствах получше он бы не пожелал себе ничего другого, только сидеть, обняв Хелен. Но он знал, что выглядит бледно. Он и чувствовал себя бледно, если только такое возможно. Он щелкнул Скизикса в ухо средним пальцем, а потом, когда тот посмотрел на него грозным взглядом, скорчил ему рожу за спиной Хелен. Скизикс усмехнулся, качнул кабинку еще раз и посмотрел на Джека, высоко подняв брови, словно удивленный тем, что Джеку хочется покачаться сильнее.

– Эй! – вскрикнула Хелен и ударила Скизикса в грудь, после чего тот успокоился, довольствуясь только тем, что корчил жуткое лицо каждый раз, когда кабинка кренилась вперед.

Хелен вскрикнула еще раз. Когда Скизикс начал сетовать, твердить, что он, мол, ничего не сделал, она велела ему заткнуться и показала на океан. Они поднялись достаточно высоко, чтобы видеть, что происходит за кронами дубов и ольх, растущих на высоком берегу. Океан имел цвет сочной, прозрачной зелени, напоминающей бутылочное стекло. С низеньких бурунов срывалась морская пена и прилетала на ветре, а волны прибоя горбились внизу, накатывались и разрушались непрерывно вдоль бухт и крутых обрывов со звуком, напоминающим грохочущий бег скорого поезда.

Далеко от берега, подпрыгивая на волнах прибоя, плыла яхта-ботинок доктора Дженсена. Она то возносилась вверх, то падала, волны разрушались, ударяясь в носок и шнурки, иногда грозили поглотить это судно целиком и отправить на морское дно. Доктор Дженсен вычерпывал воду, держась одной рукой за шкот, ветер трепал волосы на его голове, вырывал шкот из его руки, и поначалу казалось, что его вполне может выбросить за борт, но этого не случилось. Он перестал заниматься парусом, который трепыхался и плясал в самом глазу шторма, словно одержимый жаждой свободы.

Теперь он вычерпывал воду двумя руками, а его судно сильно просело. Ветер и течение влекли его на юго-восток, к бухте, где Скизикс и нашел этот ботинок двумя ночами ранее. Трое в кабинке колеса обозрения с тревогой наблюдали за ним. Помочь доктору никто из них не мог. Только он сам. По крайней мере, он умел плавать, а от берега его отделяли не более чем три сотни ярдов, ну и поскольку течение направлялось в бухту… Джека в этот момент судьба доктора Дженсена заботила куда как меньше, чем его собственная. Он знал, что это немилосердно с его стороны, но знание ничуть не изменяло его чувств, а именно такое чувство и овладело им, когда их кабинка преодолела верхнюю точку; именно оно и определяло все.

Теперь они устремились вниз, к зеленой траве луга. Желудок Джека с головокружительным напором подпрыгнул в грудную клетку, а сам Джек прижался к спинке сиденья и заскрежетал зубами, уверенный, что кабинка в любой момент может слишком сильно наклониться вперед, и тогда он, Джек, выпадет из нее. Он прижался спиной к кожаным подушкам и затаил дыхание, а кабинка тем временем проскользнула мимо ухмыляющегося оператора и под треск храповика стала снова рывками набирать высоту, устремляясь к вершине. Джек расслабился. Он выдавил улыбку на лице, обращая ее к Хелен и радуясь против собственного желания тому, что улыбка на ее лице тоже вымученная. Только Скизикс, казалось, наслаждается происходящим, хотя и он явно утратил желание наклонить кабинку так, чтобы они все вылетели из нее.

Они качнулись в сторону небес и снова увидели доктора Дженсена – теперь он был еще ближе к берегу и продолжал вычерпывать воду. Он попал в зону морских водорослей. Ветер перестал дуть беспорядочными порывами, и ветровые волны накатывались на берег широким маслянистым потоком, а это означало, что доктор справится. Джек порадовался этому, но его ничуть не радовала тщетность путешествия доктора. Он до последней минуты надеялся, что доктор Дженсен найдет то, что ищет.

Скизикс протянул руку мимо Хелен и постучал Джека в грудь, показав затем на северо-восток, в сторону Мунвейлских холмов. Сумеречное небо казалось водянистым и глубоким, как море, и светилось точечными звездочками, которые моргали и подмигивали, словно глаза на темном дереве. Джеку казалось, что он прежде никогда толком не видел Мунвейлских холмов – никогда с такой высоты, как сейчас. Ферма Уиллоуби и в самом деле стояла на возвышенности, на некотором отшибе от деревни, которая и сама находилась на несколько сотен футов выше, чем отвесный океанский берег. Если добавить к этому высоту сарая с чердаком, то можно было предположить, что он, вероятно, обозревал эти холмы тысячу раз даже с большей высоты. Может быть, все дело было в необычном ракурсе, с которого он смотрел сейчас, а может быть, – в морском ветре, который полностью очистил небо, и Джек теперь просто впервые ясно видел этот пейзаж.

Ему опять показалось, что он видит тени города – того же города, что искал прошлым вечером Макуилт. Теперь он видел шпиль церковной колокольни, покатые крыши и вертикальные стены, гостиницы и проулки. Все это было лишь темнотой на холмистом горизонте, словно дым витал там фантомными облаками. Хелен тоже увидела то, что видел он. И вовсе не благодаря эликсиру. Все обретало резкость и словно осаждалось, дымчатые тени превращались в камень, дранку и листья, вытравившие себя на серой материи занавеса.

Колесо обозрения перевалило через вершину, и Джек держался, закрыв глаза, когда их кабинка опять пошла вниз. Остановок, чтобы посадить новых пассажиров, больше не было. Они быстро – головы у них еще не перестали кружиться – опустились в финиковый и опилочный запах обрывистого берега. Джек открыл глаза. Нехорошо было выглядеть таким явно испуганным. Он взглянул на Хелен, которая смотрела прямо перед собой, словно изучала какую-то точку ландшафта вдалеке. Скизикс же с ужасом смотрел куда-то мимо них обоих, нижняя челюсть у него отвисла. Джек развернулся в том направлении, куда смотрел Скизикс. Он увидел оператора колеса обозрения, держащего руку на металлическом рычаге. Оператор ухмылялся им ртом с опущенными деснами. Его волосы висели на плечах, как морские водоросли, а кожа лица была стянутая и задубевшая, как у мумифицированного трупа. Оператор подмигнул им. Джек услышал слова, оброненные Хелен, «Ну и ну», словно ее оскорбила такая фамильярность, а когда они взлетели вверх, она сказала:

– Не нравится мне, что он так на меня смотрит. Ненавижу такое.

– И я тоже, – искренне сказал Джек, поняв, что на сей раз Хелен не видела того, что видели они со Скизиксом.

А видели они опять город, только теперь более резко – город с его улицами и проулками, распахнутыми окнами, открытыми, чтобы уловить слабое утреннее солнце, призрачные тени того, что, вероятно, было людьми, что шли своими маршрутами по извилистым улицам. Джек почти что узнал рисунок проулков, дорог и улиц, короткую пристань, которая тянулась в море небес. В холмах вроде бы появился какой-то срез, лощина, которая открывалась к дубам, растущим в предгорьях, уходящих в море и в Рио-Делл. Теперь этот срез превратился в мощеную дорогу.

– Вы только представьте себе дорогу здесь, в лесу, – сказал Скизикс с удивленным выражением лица.

– Какую дорогу? – спросила Хелен.

– Вон там, на лугу, дорогу, уходящую в холмы. Ты что – слепая?

– Я не вижу никакой дороги, – сказала Хелен.

– Зато я вижу, – сказал Джек. – Но я не понимаю, куда она ведет. Может быть, нам стоит пройтись по ней, пока она видна. Давайте заберем доктора Дженсена с берега. Он пойдет с нами.

Но колесо обозрения понесло их на новый круг. Доктор Дженсен скрылся из виду за обрывом. Музыка десятка далеких звуков играла в голове Джека. Он ждал, когда город появится еще раз, и тот появился. Он казался таким ужасно далеким, словно вообще находился не на Мунвейлских холмах, а на каком-то месте в пространстве гораздо дальше, словно Джек видел его через мощную подзорную трубу, и это в сочетании с громадным размером приближало его, но не на самом деле, а лишь создавало иллюзию, будто переход по мощеной дороге до городских ворот не труднее вечерней прогулки.

Звуки луна-парка почти смолкли, теперь Джек слышал только приглушенное эхо каллиопы и далекий скрежет, создаваемый торможением металла о металл. У него возникло такое чувство, будто они мчатся навстречу чему-то, а может быть, что-то мчится навстречу им – тень во сне, волк в лесу. Ему казалось, что он родился и преследователем, и преследуемым, и ему вдруг пришла в голову дикая мысль, будто он гонится за смертью, догоняет ее, разворачивается лицом к ней в своей кабинке колеса обозрения, снова воспарявшей вверх, чтобы открыть вид на верхнюю часть маленькой дуги морского воздуха, вокруг которого они и крутились. Ощущение грядущего столкновения усиливалось, и он слышал свист спускаемого пара, стук и лязг металлических колес, ирреальный вопль паровозного гудка, создававшего впечатление, будто он мчится на Джека по далекому, поросшему лесом склону холма.

Потом снова появился вращающийся луг и тысячи людей на нем, словно мазки краски на полотне. Джек искал взглядом оператора колеса в надежде не увидеть то, что он уже видел прежде, но настолько охваченный любопытством, настолько погруженный в свое путешествие, что был не в силах хотя бы повернуть голову в другую сторону. Оператор исчез. На его месте теперь стоял доктор Браун, державший в руке пустой стаканчик из-под сидра. Он, казалось, принюхивался, его глаза были крепко закрыты. Он открыл глаза и кивнул Джеку, когда их кабинка проезжала мимо него.

Они резко остановились на расстоянии одной кабинки до платформы. Звуки утреннего луга резко вернулись. Джек тряхнул головой, пытаясь вытрясти из нее туман. Колесо обозрения крутанулось на один зубчик маховика, потом снова остановилось. Доктор Браун высаживал пассажиров. Он замер на мгновение, провел пальцем по донышку стаканчика, медленно слизнул жидкость, смакуя, изучая его. Он перевел рычаг в другое положение, и они сделали рывок вверх. Потом еще один.

Город на холмах слегка подернулся дымкой. Дорога перестала быть дорогой, превратившись в речное русло, выложенное полированными камнями. Вода из этой реки словно испарилась вся и в один миг, а камни отливали на солнце белизной. А потом они превратились в прах, выцветший до степени зелени на зимних склонах холмов. Колесо остановилось, когда их кабинка оказалась в самом верхнем положении, и теперь неторопливо покачивалась. Скизикс, судя по его виду, и подумать не мог ни о том, чтобы раскачивать кабину, ни о каких-либо других дурачествах.

Снизу до них донесся крик, и в одно мгновение, прежде чем кто-то из них троих успел сообразить, что происходит, масса людей, что толклась в луна-парке, пришла в движение и двинулась к утесу. Те, кто находился впереди толпы, перешли на бег. Люди толкались и кричали. Некоторые застыли на месте и лишь покачивали головами. Джек услышал, как кто-то из толпы требовал веревку, и с полдюжины людей исчезли за кромкой обрыва, спускаясь к морю.

Доктор Браун опустил их на еще один щелчок храповика. Джек видел макушку его маслянистой головы и кое-как перевязанную бинтом руку. Он тоже наблюдал за краем обрыва. Пассажиры выбирались из кабинок колеса и отправлялись вслед за толпой к берегу. Принесли веревку. Какой-то человек привязал ее к дереву, а другой ее конец сбросили вниз. Кто-то забрался снизу наверх. Колесо опустилось еще. Джеку хотелось подтянуть под себя ноги, словно он сидел на морском причале, опустив их в воду лагуны, в которой плавали акулы. Он вообразил иссушенные руки, схватившие его за ноги. Ему представилось бледное лицо доктора Брауна, оказавшееся на одном уровне с его лицом, а потом возвышающееся над ним, сидящим и прикованным к месту с помощью стержня, который зафиксировал его колени.

Доктор Браун поставил стаканчик. Его рука упала с рычага, и он сделал несколько шагов к обрыву, словно в раздумье. Люди в кабинке ниже Джека принялись кричать доктору, требуя, чтобы он и их выпустил, но доктор, казалось, их не слышал.

– Смотрите! – воскликнула Хелен, показывая на берег. Там, устало бредя к аркообразным воротам карнавала, по пыльной Прибрежной дороге шел доктор Дженсен.

Джек вскрикнул от радости. Скизикс легонько ударил его по руке, он тоже был рад не меньше Джека по причинам, которые сам не мог толком объяснить. Доктор Браун резко повернулся и посмотрел на них, словно подозревал, что они могут исчезнуть; потом он снова повернулся и посмотрел на Прибрежную дорогу мимо брезентовых палаток и фанерных кабинок. Он, казалось, немного ссутулился, потом ударил кулаком по ладони, после чего направился к своей палатке, оставив колесо обозрения с кабинками, наполненными кричащими, недовольными людьми.

Следующие десять минут прошли в переполохе хаотичной активности. Джек выбрался из кабинки вниз. Скизикс остался, заявив, что лучше подождет внутри. Но Джека влекло относительно надежное основание колеса, к этому времени он уже был сыт по горло беспорядочным раскачиванием. Он помахал Хелен с земли, словно говоря, что все в порядке, он поможет им спуститься по одному. Она махнула ему в ответ, а Скизикс скорчил гримасу – сморщил лицо и надавил большим пальцем на нос. Джек потянул на себя рычаг, с удивлением увидев целый дождь ржавых хлопьев, полетевших на его ботинки. Первая кабинка остановилась, из нее выпрыгнули две девицы и мигом бросились к обрывистому берегу. Он снова потянул на себя рычаг. Казалось, механизму не хватает смазки, а рычаг был погнут и неудобен. Луна-парк и его аттракционы не были такими свежими и аккуратными, как предполагал Джек; карнавал был старым и усталым, а атмосфера веселья и цвета фикцией – иллюзией, создаваемой музыкой каллиопы, краской и людскими толпами.

Через мгновение его друзья стояли рядом с ним. Скизикс упал на колени и театрально поцеловал землю. Доктор Дженсен помахал им и пошел через луг к толпе, стоящей вдоль обрыва. Людская масса раздалась. Веревку, похожую на толстенную рыболовную лесу, вытащили наверх. К ее концу было под мышки привязано чье-то тело, его протащили по кромке обрыва и дальше по траве и диким цветам. Доктор Дженсен бегом пустился в ту сторону. Джек бросился за ним вместе с Хелен, а Скизикс побежал следом.

– Это Ланц! – крикнула Хелен.

Джек знал, что так оно и есть. Гудение толпы стало стихать. Они догнали доктора Дженсена. На лугу воцарилась тишина, если не считать звуков каллиопы и печи, похожих на звуки крови, струящейся по венам пустого луна-парка. Откуда-то сверху доносилось карканье ворона, Джек поднял голову и увидел вдали над ними в небесах черную птицу, она покружила над морем, а потом, сделав петлю, полетела на восток и растаяла в воздухе.

– Вчера вечером случился оползень, – сказал один из толпы, покачивая головой. Это был виноторговец Даусон, он говорил, не вынимая трубку изо рта. – Там много всяких ребячьих игрушек, застряли между камнями и в кустарнике. Набивные птички и всякое такое. Он был среди них. Наверно, упал вместе со своим домом-развалюхой. Его, видать, смыло по склону холма, пока он спал. Стыд и позор, вот что я скажу. Гол как сокол, но при этом нормальный парень. Лучше, чем многие из тех, кого я знаю.

С помощью еще двух человек, неизвестных Джеку, Даусон положил тело Ланца под дубом. Виноторговец первым подошел к телу, опутанному корнями и ветками растений со склона. Одной рукой он вытащил трубку изо рта, другой отряхнул брюки и, покачав головой, сказал:

– Белый, как рыба, правда? – Послышалось согласное бормотание.

Однако это утверждение и вполовину не способно было описать белизну кожи Ланца. Она стала почти прозрачной, и Джеку, который вместе с доктором Дженсеном протиснулся в первый ряд, показалось, что он через пленку серебристой кожи видит желто-белые очертания скелета Ланца. Доктор Дженсен поднял голову Ланца, разгладил волосы на пробор, потом покачал головой. Рубашка на мертвеце была порвана, хотя никаких выводов из этого сделать было нельзя, поскольку Ланц вроде бы предпочитал порванную, тонкую, как кружево, одежду и брюки, а не ту одежду поновей, что оставляла для него миссис Дженсен. Все его тело после падения с утеса покрывали царапины и порезы, но на его белой, как бумага, коже, хотя и в ушибах, разрывах и грязи, не было видно крови. В некоторых местах, главным образом на его пальцах и на лбу, кожа казалась серой, словно плоть под ней слегка подгорела.

– Это вряд ли можно назвать естественным, да? – спросил виноторговец тихим голосом. – Дождь смыл с него всю кровь, а грязь оставил.

Доктор Дженсен посмотрел на него и снова, не произнеся ни звука, отрицательно покачал головой. Люди в толпе поднимались на цыпочки, вытягивали шеи, пытаясь определить, насколько ужасной была трагедия, чтобы потом не переврать, рассказывая об этом случае. Большинство людей сзади, которые устали подпрыгивать и тщетно задавать вопросы, вернулись в луна-парк, а когда доктор Дженсен набросил на тело свою куртку, а виноторговец Даусон поспешил за своим фургоном, люди начали расходиться по двое, по трое, пока не осталось всего с полдюжины. Пиблс тоже остался. Джек не видел его в толпе, но он определенно все это время был здесь, наблюдал. Он продолжал разглядывать труп, словно мог видеть через куртку. Он нервно потирал руки, пока не заметил, что Скизикс с ужасом смотрит на его недавно прорезавшийся палец.

Он смерил Скизикса испепеляющим взглядом и начал было говорить.

– Убирайся отсюда, – сказал Скизикс.

– Я… – начал было Пиблс.

Скизикс метнулся к нему, ударил его ладонью по плечу, ухватил за лацканы пиджака. Пиблс пошатнулся, потом резко выпрямился, видя, что Скизикс завел назад свою сложенную в кулак руку.

К ним подскочил доктор Дженсен, ухватил Скизикса за плечи и оттащил в сторону. Пиблс последовал за ними, потому что Скизикс все еще держал в кулаке лацканы Пиблсова пиджака. Пиблс размахивал руками, в его глазах появилось выражение испуга. Он произвел какой-то хныкающий звук, вызвавший у Джека отвращение – не звук честного испуга, но чего-то треснувшего, сломанного, безумного. Джек с удовольствием посмотрел бы, как Скизикс бьет Пиблса. В отношении Пиблса к телу Ланца было что-то такое, чего не должно быть. У Джека и самого руки чесались – он бы с удовольствием ударил по чему-нибудь, а Пиблс был ближайшим к нему достойным побоев предметом. В глазах Пиблса было что-то, наводящее на мысль о том, что он приложил руку к смерти Ланца. Тот ни с какого берега не падал ночью. Его, вероятно, столкнули – не сам он упал. Он был в городке и в луна-парке. Это знали доктор Дженсен и Пиблс. Джек не сомневался: Пиблс неплохо осведомлен о том, что касается смерти Ланца.

Скизикс отпустил лацканы пиджака и теперь стоял, со злостью глядя на Пиблса, сжимая и разжимая кулаки. Доктор Дженсен вклинился между ними, чтобы оттеснить Скизикса. Пиблс со злобной поспешностью плюнул сначала на доктора Дженсена, потом развернулся и плюнул на Скизикса и понесся прочь по Прибрежной дороге, прежде чем Скизикс проскользнул мимо доктора и побежал следом. Джек хотел было броситься за Скизиксом, который несся вдогонку за Пиблсом, но доктор Дженсен ухватил его за руку и удержал.

– Пусть бегут, – сказал он.

Джек взглянул на Хелен, которая сидела на упавшем дереве у тела Ланца, потом посмотрел в лицо доктору Дженсену. Доктор ответил ему взглядом, который предполагал гораздо большее, чем просто посмотреть друг другу в глаза – это был заговорщицкий взгляд.

Раздался грохот подъезжающего фургона. Даусон затормозил, вылез из кабины, и они вчетвером положили тело Ланца внутрь. Скизикс устало плелся им навстречу по Прибрежной дороге, Пиблс от него ушел. Джек мог бы догнать Пиблса, но какой от этого был бы толк? Что бы они сделали с ним только за то, что выражение его глаз таило вину? Не стоило оно того. Они подобрали Скизикса, забыв на время о луна-парке.

* * *

Даусон нервно потрогал подбородок и встал не менее чем в двух футах от стола, на котором лежало тело Ланца, наполовину укрытое простыней. Казалось, ему решительно не нравится то, что он видит. Он попал в переделку, в которой был бессилен, сказал он доктору Дженсену. Медицинское искусство было для него таинством, закрытой книгой. Он один раз сам зашивал себе предплечье, когда порезался ножом для разделки рыбы, то был предел его возможностей. Но его, как и всех, одолевало любопытство, и возможно, пройдя все эти круги, он имел право знать.

Никаких признаков насильственной смерти на теле Ланца на обнаружилось. Его не застрелили и не зарезали, он не разбил себе череп, пока летел вниз с обрыва. Скизикс мог бы сказать, что Ланц был целехонек, как невинная девушка, если бы хоть кто-то из них был в настроении слушать такие шутки.

– Это напоминает мне то, что в моем бизнесе называют «последнее прессование», – сказал Даусон, словно, будучи не в силах понять смысл медицинской терминологии, решил подойти к вопросу с точки зрения виноторговца.

– Я не знаком с виноделием, – мрачно произнес доктор Дженсен. – Что за «последнее прессование»?

– Это выжимание – как ее называют? – эссенции, можно сказать. Остатков. Выжимание шкурки, когда кажется, что в ней уже ничего не осталось. А когда вы заканчиваете, там и в самом деле ничего не остается. Этот мальчик выглядит, как выжатый лимон. Но, повторюсь, я не доктор. А с его кровью что-то сделали, вы так не думаете?

– Более того. – Доктор Дженсен принялся разглядывать линию волос Ланца через сильное увеличительное стекло. – Похоже, его нервы раскалили. Я уверен, его подожгли изнутри, если только такое возможно, чего, впрочем, совершенно быть не может.

Даусон широко распахнул глаза и пожал плечами, словно намекая, что в мире есть вещи, которые не должны быть возможны, но все равно стали возможными.

– Ланц вчера вечером несколько часов катался на колесе обозрения, – сказал Джек, чувствуя себя отчасти идиотом. Катание Ланца на колесе не могло убедительно объяснить его нынешнее состояние, но в то же время Джеку казалось, что эти вещи должны быть взаимосвязаны. И время скрывать какие-то вещи сейчас было самое неподходящее, какие бы чувства они у него ни вызывали. По крайней мере, время было неподходящее для того, чтобы скрывать важное. Он, конечно, прятал пузырек с эликсиром. Он был готов показать его доктору Дженсену, если бы решил, что у доктора может возникнуть желание попробовать его содержимое, но он был практически абсолютно уверен, что доктор предложил бы вылить содержимое пузырька в помойное ведро.

– Откуда ты знаешь? – спросил доктор Дженсен, подозревая, вероятно, что Джек и сам провел вчера некоторое время в луна-парке, и не очень одобрял такой выбор.

– Я его видел из чердачного окна. Может, это был и не он, но я думаю, что он. Он пошел в этом направлении после истории с вороном. Мы вам об этом рассказывали. Я видел его в подзорную трубу несколько часов спустя, уже в начале утра.

Доктор Дженсен кивнул, словно рассказ Джека его убедил, даже с учетом всего происходящего. Затем он резко набросил простыню на лицо Ланца и принялся мыть руки в тазу.

– Я не знаю, что здесь происходит, – сказал он, ни на кого не глядя, – но скажу, что случившееся с нашим другом Ланцем произошло и с человеком, которого я нашел вчера в приливной заводи. – Он повернулся и в упор посмотрел на Джека. – И вот у нас здесь солнцеворот, луна-парк и все остальное – вы, ребята, знаете об этом столько же, сколько и я, а может быть, и больше. Все это не может быть совпадением. Вот что я твержу. Вы поосторожнее с этим луна-парком. Поосторожнее с доктором Брауном. И, бога ради, поосторожнее с вóронами. У солнцеворота пик через два дня. На вашем месте я бы залег, чтобы меня никто не видел. Читал. В библиотеке. Если собираетесь в деревню, идите все вместе. В одиночестве вы подвергаетесь опасности. И забудьте ваши дурацкие идеи про историю миссис Лэнгли. Иначе вам не поздоровится.

С этими словами он подтянул на себе брюки, манжеты которых были все еще мокры от морской воды, на них засохли белые разводы от соленых брызг, а ботинки потемнели от влаги. Его волосы растрепал ветер, отчего возникало впечатление, будто кто-то прошелся по ним граблями. Он, вероятно, устал до изнеможения, и оно и неудивительно, подумал Джек, внезапно проникаясь сочувствием к доктору. Он отправился в плавание утром, держа в голове определенный пункт назначения, а не блошиный рынок на углу. Это был немыслимо громадный, и красочный, и таинственный пункт назначения, с берегами, не нанесенными на карту, и один бог знает, с какими мечтами, ожидающими своего воплощения. А он вместо этого оказался здесь, продрогший и мокрый, в одежде, покрытой пятнами высохшей соли, дьявольски усталый и по колено погрязший в болоте чужих забот.

И тем не менее миссис Дженсен обрадовалась его возвращению. Она не могла скрыть своих чувств – ее выдали глаза, когда она увидела, как они подъехали в фургоне, и только вид мертвого Ланца внутри стер это выражение. Ведь в фургоне вполне мог оказаться и мертвый доктор. Он ведь отправился в плавание, преследуя те же цели, что и Ланц, разве нет? А разве Джек не шел той же дорогой, дорогой, которую позолотило своими лучами солнце, дорогой, которая пересекала заросший травой луг и уходила к подножиям холмов? Он и Скизикс видели это, и он и Скизикс будут идти той же дорогой, пока это так или иначе не кончится. И Хелен разделит с ними их судьбу.

Все выстроились за дверью, провожая Даусона и оставляя Джека наедине с Ланцем. Он протянул руку, чтобы снять простыню с Ланца и в последний раз увидеть его лицо, сожалея обо всех упущенных им возможностях хоть немного облегчить жизнь другу. Он всегда откладывал на завтра, разве не так? Он потер пальцами кромку простыни, но снимать ее не стал. В этом не было никакого прока. Под ней лежал уже не Ланц. То, что было Ланцем, проникло в воздух над крутым берегом, было впитано затихающим луна-парком. Он отрицательно покачал головой. Чепуха какая-то, правда? Не имело смысла изобретать ужасы, когда мир и без того полнился ими.