Текст книги "Только за наличные"

2

Днем ко мне явился лейтенант полиции Билл Рискин. Если бы медсестра не сказала, что он лейтенант полиции, я бы не поверил. Это был маленький человечек лет пятидесяти, с грустным морщинистым лицом и светлыми глазками, которые он обратил на меня сквозь очки в роговой оправе. Он вошел на цыпочках, держа шляпу в руке, а когда заговорил, его голос оказался мягким и ласковым. К этому времени мои нервы были на взводе. Я был готов взвиться от каждого пустяка. Может, поэтому ко мне и прислали Рискина. Если бы ко мне пришел давешний толстый сержант, у меня сорвало бы крышу.

Он придвинул стул к моей кровати и сел, скрестив короткие ноги. Я видел, как из его ботинок торчат белые носки, обтягивая тонкие как спички лодыжки.

– Ну, парень, как голова? – спросил он.

Я ответил, что голова в порядке. Ухватившись за простыню, я обливался по́том, подозревая, что меня собираются объявить сумасшедшим.

– Док сказал, что ты расстроен, – продолжил он. – Но тебе нечего сокрушаться. Ты не первый парень с трещиной в голове, который перепутал одно с другим. Тебе надо успокоиться, а мы займемся твоими проблемами. Единственное, что мы хотим сделать, – это все исправить. Девушка умерла. Если кто-то задел твою машину и не остановился, это значит, что мы имеем дело с дорожным происшествием, виновник которого скрылся. Наше дело найти того парня и наказать, чтобы он не сделал этого снова. Мы найдем его быстрей, если ты нам поможешь. Ты ведь хочешь, чтобы мы его нашли?

Это звучало достаточно разумно, но меня было не обмануть. Перед тем как отключился, я сам видел, что встречная машина перевернулась и врезалась в дерево. Если полицейские нашли меня через пять минут после аварии, как сказал доктор, они должны были найти и того парня.

Однако я сделал вид, что верю Рискину, и сказал, что хочу, чтобы они его нашли. Рискин кивнул.

– Это верно, что вы путешествовали автостопом?

– Да.

– И девушка позволила тебе вести машину?

Я ничего не ответил. Я не мог понять, почему полицейские так хотели, чтобы я признался, будто сам сидел за рулем. Может, они собирались повесить на меня смерть Деллы? Я снова начал волноваться.

Он повторил вопрос мягким голосом и даже обнадеживающе улыбнулся.

– Я не вел машину! – воскликнул я, повышая голос. – За рулем была девушка. Я сидел рядом с ней, а ее муж сидел сзади! Сколько еще раз я должен вам повторять, ребята?

Я ожидал, что полицейский начнет на меня кричать, но он не стал этого делать. Он снова кивнул и немного погрустнел:

– Прости, дружище. И не кипятись. Тебе нечего заводиться. Похоже, произошло недоразумение по поводу того, кто был за рулем.

– Конечно недоразумение, черт возьми! – подтвердил я. – Тот ваш сержант…

– Забудь о сержанте. Его учили кричать на людей. Это система. Я сам никогда подобного не одобрял, – произнес он и улыбнулся.

Я все еще относился к нему немного подозрительно, однако, несмотря на это, он начинал мне нравиться.

– Где она тебя подобрала, парень? – продолжил он. – Ты шел по какой-то дороге, она тебя обогнала и ты проголосовал, стоя на обочине? Так?

– Нет, вы все неправильно поняли. Послушайте, вы позволите мне рассказать, что произошло, с самого начала?

– Это именно то, зачем я пришел, – сказал он и достал блокнот. – Не возражаешь, если я сделаю несколько заметок? Я не так молод, как раньше, и память меня подводит, – проговорил он и подмигнул, желая показать, что шутит.

Я выложил ему все, рассказав о Питсбурге, о том, как хотел получить большие деньги, как добрался автостопом до Пелотты, как сломал челюсть Маккриди и обманул Петелли. Рассказал, как Делла предложила мне помощь, как Пепи и Бенно нас преследовали и как в наш автомобиль врезалась встречная машина.

Рассказ отнял немало времени, и когда я закончил, то едва мог говорить. Но я был так рад снять со своей души камень, что не обращал на это внимания.

Пока я говорил, Рискин не проронил ни слова. Он делал заметки, время от времени чесал ухо, но не перебивал.

– Это очень замысловатая история, – заметил он, убедившись, что мне больше нечего ему рассказать. – А теперь расслабься, дружище. Тебе не о чем беспокоиться. Может, тебе лучше вздремнуть. Ты выглядишь усталым, как и я. Меня часто мучает усталость, но шеф никогда не дает мне поспать. – Он встал. – Что ж, до свидания. Зайду через день или два. Если еще что-нибудь вспомнишь, дай мне знать.

– Больше вспоминать нечего, – сообщил я. – Это все.

– Вот и хорошо. Ну а теперь можешь вздремнуть. Пока!

И он тихонько вышел из палаты. До сих пор я не ждал от копов ничего хорошего, но этот маленький человечек был совсем другим. Я решил, что он лучший полицейский на свете.

Прошло два дня. Я чувствовал себя вполне сносно. У меня был определенный прогресс. И доктор был мною очень доволен.

– Продолжайте в том же духе, – советовал он мне, – и через пару дней будете на ногах. У вас телосложение слона и голова как гранит.

Я улыбнулся ему в ответ, но все было не так просто. Меня интересовало, что задумал Рискин и собирается ли он прийти.

– Я хотел бы осмотреть город, – сказал я. – Мне доводилось много слышать про Линкольн-Бич, но я никогда его не видел.

Доктор удивился:

– Это не Линкольн-Бич. Что навело вас на подобную мысль? Вы в Майами.

– В Майами? – уставился на него я. – Но в Линкольн-Бич тоже есть больница, верно?

– Конечно. Там замечательная больница, – улыбнулся доктор. – Почти такая же хорошая, как наша.

– Тогда почему меня не отвезли туда? Зачем было везти меня за двести миль в Майами?

– Вас везли сюда не двести миль, – терпеливо пояснил врач, – а примерно семьдесят. Поскольку вы были ближе к Майами, вас сюда и доставили.

Я снова начал волноваться.

– Но ведь я даже не доехал до Линкольн-Бич, – возразил я. – Когда произошла авария, мы были всего в нескольких милях от Пелотты по направлению к нему!

– Не думайте об этом, – посоветовал врач, вновь прибегая к дежурной улыбке. – Все прояснится через несколько дней.

Когда он отошел от меня, я лежал, чувствуя озноб и размышляя, не повлиял ли пришедшийся по голове удар на мой мозг. Я уж было подумал, не схожу ли с ума. Дошел до того, что начал тосковать по Рискину. Мне хотелось, чтобы он пришел навестить меня. Мое сердце колотилось всякий раз, когда открывалась дверь в палату. Я поднимал голову и нетерпеливо смотрел, не он ли это.

На следующее утро меня вывезли из палаты.

– В чем дело? – спросил я у медсестер, толкавших мою кровать по коридору. – Куда вы меня катите?

– Доктор решил, что вам будет лучше в отдельной палате, – объяснила толстая медсестра. – Он хочет, чтобы вы там как следует отдохнули.

Это не может быть настоящей причиной, сказал я себе. Может, они решили, что я свихнулся и другим небезопасно находиться со мной рядом?

– Я не хочу оставаться один! – закричал я. – Верните меня обратно! Мне было хорошо и там. Мне отдельная палата не нужна!

Доктор появился словно из ниоткуда.

– Не из-за чего так переживать, – проговорил он. – Вам понравится в новой палате. Оттуда открывается замечательный вид.

Я решил, что, если стану поднимать слишком много шума, на меня наденут смирительную рубашку. Вот до чего я дошел.

Палата оказалась хорошей, но я сразу возненавидел ее, несмотря на действительно шикарный вид из окна. У меня было чувство, что меня поместили туда с какой-то целью, и я хотел знать, с какой именно.

Вечером, около шести, когда я лежал там один, глядя в окно на океан, прогулочные катера и людей, занимающихся серфингом, дверь распахнулась и вошел Рискин.

– Привет, дружище, – поздоровался он, закрывая дверь. – Как дела?

– Почему меня перевели сюда? – спросил я, пытаясь сесть. – Зачем это понадобилось?

Он на цыпочках пересек палату и подошел к кровати:

– Эй, какая муха тебя укусила? Тебе известно, что такая палата стоит уйму денег?

– И все же зачем?

Он придвинул стул и присел.

– Не думаю, что доку нравится, когда другие пациенты видят, как я сюда прихожу, – сказал он. – Может быть, дело в этом. Он хороший парень, этот док. А может, ему пришло в голову, что тебе неловко, когда полицейские задают вопросы, а все в палате подслушивают.

Я ответил ему долгим взглядом, потом сделал глубокий вдох и провел пальцами по лицу, чувствуя, какое оно влажное и горячее.

– Под таким углом я на это не смотрел. Знаете, я уже начал думать, что схожу с ума и поэтому меня перевели из общей палаты в отдельную.

Полицейский вытащил пачку сигарет.

– Хочешь закурить, парень? – спросил он. – И выкинь подобные мысли из головы. – Он чиркнул спичкой, прикурил мне сигарету, а затем закурил сам. – Бьюсь об заклад: если медсестра поймает нас, она поднимет ужасный вой, – продолжил он. – Однако медсестры для того и существуют, разве не так?

Я ухмыльнулся и почувствовал себя намного, намного лучше.

– Жаль, что вы не пришли раньше. Я уже начал волноваться.

– У меня было много работы. – Он посмотрел на кончик сигареты, а потом перевел на меня острый взгляд своих блеклых глаз. – То, что я скажу, вызовет у тебя небольшой шок. Думаешь, ты с этим справишься?

Я затянулся сигаретой. Мое сердце начало колотиться.

– Думаю, да. А в чем дело?

– Во время аварии ты был не в «бентли». Это был «бьюик-кабриолет». Черный, с красной кожаной обивкой, дисковыми колесами и встроенными фарами, главными и противотуманными. Тебя нашли на водительском месте, а ее – застрявшей сзади. Пришлось срезать передние сиденья, чтобы ее вытащить. Третьего человека не нашли. Другой машины тоже не было. Я сам побывал на месте происшествия. Просмотрел все фотографии. Видел «бьюик». Говорил с копом, который тебя обнаружил.

Я лежал неподвижно и смотрел на него. Мне хотелось сказать, что он лжет, но я не мог произнести ни слова. Я чувствовал, как кровь отлила у меня от лица. Сигарета выскользнула из пальцев и упала на пол.

Он нагнулся и поднял ее.

– Успокойся, парень, – посоветовал он. – Я предупреждал, что это станет для тебя шоком. Но беспокоиться не о чем.

– Это ложь! – произнес я чужим голосом.

– Вот, возьми сигарету, – предложил он. – И расслабься. Давай попробуем еще раз вместе все обсудить и посмотрим, нет ли во всем этом какого-нибудь смысла.

От сигареты я отказался. Меня подташнивало. Возникло внезапное желание подняться с кровати и убежать, прежде чем меня поместят в обитую войлоком палату для буйнопомешанных. Я не думал, что он лжет, и все-таки хотел в это поверить.

– Ты говорил, что встречная машина врезалась в твою вечером двадцать девятого июля, – произнес он мягко. – Тогда как авария, в которую попал ты, случилась вечером шестого сентября. Я видел блокнот знакомого тебе копа. Больничные записи говорят то же самое. Ну а теперь что ты думаешь об этом?

– Я ничего не понимаю. Единственное, что я знаю, – это то, что мы врезались во встречную машину после моего боя с Майами-Кидом, а он состоялся двадцать девятого июля. Я говорю правду!

– Ты думаешь, что говоришь правду. Я в этом не сомневаюсь, но все произошло иначе. Я уже сказал тебе, что у меня было много работы. Это действительно так. Думаю, я докопался до сути. Я обсудил с доком мою догадку, и он считает, что она верна. Возможно, тебе будет трудно ее принять, но позволь объяснить. Доктор сказал, тебе могут потребоваться недели, чтобы вернулась память. У тебя была черепно-мозговая травма, и, пока ее последствия не пройдут, тебе в голову, вероятно, будут приходить странные мысли. Тебя это не должно беспокоить. Так утверждает доктор, а он свое дело знает. Теперь ты попытаешься принять то, что я тебе скажу. Настройся на позитивную волну, если сможешь. Это облегчит жизнь нам обоим. Думаешь, тебе удастся это сделать?

Я облизнул сухие губы:

– Валяйте.

– Вечером двадцать девятого июля в нескольких милях от Пелотты произошла автокатастрофа. Две машины, двигавшиеся в противоположных направлениях на большой скорости, врезались друг в дружку и перевернулись. Одной из них был черный «бентли», который загорелся. Водителем этого автомобиля был парень по имени Джонни Фаррар, боксер. Он погиб.

Это действительно меня ошарашило. Я напрягся изо всех сил.

– Вы что, тронулись? – закричал я. – Это я Фаррар! Я Джонни Фаррар! Чего вы хотите? Чтобы я окончательно свихнулся или чего-то еще?

Он похлопал меня по руке:

– Успокойся, дружище. Мы с тобой должны решить вместе эту головоломку. Дай мне шанс, хорошо? Ты поймешь, куда я клоню, если выслушаешь не волнуясь.

Я упал на подушку, покрытый испариной. Меня трясло.

– Эта авария получила освещение в местных газетах, – продолжил Рискин. – Там были описаны все детали. Я покажу тебе отчет, напечатанный в одной из них. Для меня очевидно, что ты прочитал об этом в газете. Это произвело на тебя впечатление. Через пять недель ты сам попадаешь в аварию. У тебя сотрясение мозга. Бессознательно ты отождествляешь себя с Фарраром. А когда приходишь в сознание, то уверен, что ты Фаррар. Как тебе такая идея? Конечно, понадобится несколько недель, чтобы преодолеть это заблуждение, но ты справишься. Доктор так говорит, а он должен знать. Все, что тебе нужно сделать, – это успокоиться и отдохнуть. Память вернется, если ты не будешь волноваться. Но что́ тебе нужно выкинуть из головы, так это то, что ты Фаррар. Ты не он. Ты пострадал в другой аварии. И ты не боксер и никогда не дрался с Майами-Кидом. Вбей себе это в голову, и на три четверти ты уже дома.

– И вы могли подумать, что я хоть на секунду поверю в подобную чушь? – сказал я сквозь стиснутые зубы. – Я знаю, что я Фаррар! Я действительно дрался с Кидом! И у меня есть друзья, которые могут это подтвердить! В Пелотте есть парень, который со мной знаком. Приведите его сюда и дайте ему меня опознать. Его зовут Том Рош. Он владелец кафе.

– Правильно, – сказал Рискин. – Я с ним разговаривал. Его имя было в газетах. Он и его жена Элис, а также парень по имени Солли Брэнт опознали тело. Ты прочитал о них и теперь воображаешь, что они твои друзья.

Я ухватился за его руку:

– Опознали какое тело?

– Тело Фаррара. Вот, взгляни на это. Ты найдешь здесь все, о чем я тебе сообщил.

Он достал из кармана газету и отдал ее мне. Там описывалось все им сказанное, но он упустил одну вещь. В газете говорилось, что я украл «бентли», но его владелец не явился заявить о пропаже.

Я бросил газету на пол и почувствовал, что задыхаюсь.

– Я пытался навести справки о «бентли», – продолжил Рискин, – но его номерные знаки оказались фальшивыми. Зато я выяснил, кому принадлежал «бьюик».

– Вы это сделали? И чей же он? – спросил я глухим голосом.

– Он твой, парень. Тебя зовут Джон Рикка, и твой адрес: Линкольн-Бич, бульвар Франклина, три тысячи девятьсот сорок пять, квартира четыре.

– Вы лжете!

– Попробуй успокоиться, – посоветовал он. – Как я уже говорил, потребуется немного времени, чтобы ты смог принять то, что я сообщил. Тебя опознали.

Не хватало только этого.

– Кто меня опознал?

– Твой двоюродный брат. Вот почему ты в платной палате. Узнав о случившемся, он сделал все, чтобы для тебя были созданы самые лучшие условия.

– У меня нет брата, и меня зовут не Рикка! – воскликнул я, ударяя по простыне кулаком. – Понятия не имею, о ком вы говорите.

– Он твой брат, можешь не сомневаться. Он видел тебя прошлым вечером, когда ты спал. Он узнал тебя сразу. И машина была на тебя оформлена.

– Я не верю ни единому слову! У меня нет братьев, я вам говорю! Вы слышите? Я Фаррар!

Он почесал за ухом и посмотрел на меня. У него на лице появилось выражение смирения, какое бывает у людей, разговаривающих с сумасшедшими.

– Постарайся успокоиться. Может, тебе лучше его увидеть. Кто знает, вдруг ты узнаешь его при личной встрече?

Мое сердце екнуло, а потом бешено забилось.

– Его? О чем вы вообще говорите? Кого вы имеете в виду?

– Твоего двоюродного брата. Он ждет в коридоре.

3

Он вошел в комнату тихо, как призрак: невысокий тучный человек с большим животом и короткими толстыми ножками. Его лицо было круглым и жирным, а маленькие фиолетовые вены, проступающие под кожей, образовали на нем уродливую сетку. Змеиные глазки поблескивали и были безжизненными, как стекло. У него была лысина, по которой он старательно распределил редеющие черные прядки – впрочем, без особого успеха. Толстые красные губы застыли в бессмысленной улыбке.

В одном я был уверен точно: я никогда в жизни его не видел.

Весь его облик красноречиво говорил о деньгах: костюм, белье, драгоценности были лучшими из тех, что можно купить. В довершение на мизинце красовалось кольцо с бриллиантом размером с голубиное яйцо.

Он беззвучно прошел по палате, словно не касаясь ногами паркетного пола. В правой руке он держал большой букет кроваво-красных гвоздик, аккуратно завернутых в тонкую оберточную бумагу.

Подойдя к изножью кровати, он остановился, глядя на меня. Рискин отошел в сторону, и выражение его морщинистого лица стало добродушным.

– Привет, Джонни, – проговорил толстяк.

У него был мягкий медовый голос, как будто исходящий из горла, обильно смазанного жиром.

Я ничего не ответил. Не мог. Я чувствовал себя так, словно меня подняли на вилы и бросили в какой-то ужасный ночной кошмар.

– Он хорошо выглядит, правда? – продолжил толстяк, улыбаясь Рискину. – Господи, Джонни, ты меня напугал. Я искал тебя повсюду. Как ты себя чувствуешь?

– Я вас не знаю, – ответил я хриплым голосом. – Уходите!

– Успокойся, парень, – мягко сказал Рискин. – Дай ему шанс с тобой поговорить. Ты ведь хочешь поправиться, верно? Мы должны заставить твою голову снова работать.

– Я говорю, что не знаю его!

Толстяк положил гвоздики на тумбочку.

– Ты сильно ударился головой, Джонни, – сказал он. – Доктор думает, я могу тебе помочь. Я очень хочу помочь тебе. Ты это знаешь.

Я его боялся. Несмотря на улыбку, в его глазах было что-то пугающее, как у гремучей змеи.

– Я не хочу с вами говорить.

Он вздохнул, и его бриллиант вспыхнул в солнечных лучах, проникавших в палату через открытое окно.

– Будет тебе, Джонни. Мы должны с этим справиться, – сказал он. – Подумай о Джинни. Ты не забыл Джинни? Можешь себе представить, каково ей. Она хочет тебя видеть, Джонни.

Неужели конца этому не будет? Я снова ухватился за простыню.

– Я не понимаю, о чем вы говорите! Я не хочу, чтобы вы здесь находились. Уходите!

– Ты не помнишь Джинни, свою невесту? – Он посмотрел на Рискина и пожал толстыми плечами. – Я не могу в это поверить. Ты действительно не хочешь ее увидеть? Не хочешь?

Я лежал и смотрел на него, чувствуя глухой гул в голове.

– Вам двоим есть о чем поговорить, – рассудил Рискин. – А мне надо идти. Успокойся, парень. Все будет хорошо, только тебе надо пойти нам навстречу.

Я хотел попросить его остаться. Хотел сказать ему, чтобы он убрал от меня этот ходячий ужас, но у меня не нашлось слов. Он ушел, почесывая ухо и покачивая головой.

После того как он удалился, наступила долгая пауза. Толстяк тихо вздыхал, улыбался застывшей улыбкой и смотрел на меня неподвижными змеиными глазками.

– Тоже уходите, – велел я.

Вместо этого он пододвинул стул и сел.

– Знаешь, как называют этого парня из полиции? – спросил он. – Его кличка Лис Рискин. Он ведь ловко подобрался к тебе с его «парень» то, «дружище» это, верно? Ты думаешь, он пытается тебе помочь, да? Отнюдь. Он хочет одного: завоевать твое доверие, и когда ему это удастся, когда ты размякнешь и перестанешь быть начеку, он повесит на тебя убийство и тебе будет не отвертеться.

Я совсем потерял голову и не знал, как реагировать. Меня бросало то в жар, то в холод.

– Если бы не я, – продолжил толстяк, положив пухлые руки на толстые колени и уставившись на меня, – ты бы сейчас сидел в тюрьме. Все, что ему нужно, – это мотив, и я мог бы ему подсказать, в чем дело, но я держу рот на замке, поскольку мы с тобой заключим сделку.

– Я не хочу вас слушать, – возразил я. – Убирайтесь!

– Полицейские не знают, кто она. Я мог бы им это открыть, и, когда это произойдет, тебе крышка, – продолжил толстяк. – Мне вовсе не выгодно, чтобы они это узнали, но если правда должна выйти наружу, я справлюсь с этим, как справляюсь с большинством неприятных ситуаций.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Вы не мой двоюродный брат! Я никогда в жизни не видел вас!

Его улыбка стала еще шире.

– Конечно, я не твой двоюродный брат, но не хочешь же ты, чтобы я сказал об этом Рискину? Тогда он повесит на тебя три убийства, к чему тебе это? Разве одного не достаточно?

Я взял себя в руки и постарался сосредоточиться.

– Вы путаете меня с кем-то другим, – сказал я, пытаясь унять дрожь в голосе. – Меня зовут Джон Фаррар. Я не Рикка, и я не ваш двоюродный брат. А теперь, пожалуйста, уходите.

– Я знаю, что ты Фаррар. Ты тот парень, который убил Уэртама и Рейснера. Конечно, я знаю тебя, и ты убил ее. Если бы не пистолет, полицейские могли бы подумать, что это был несчастный случай, но они нашли пистолет. На нем остались ее отпечатки.

– Вы знаете, что я Фаррар? – удивился я и наклонился вперед, чтобы лучше его видеть. – Тогда к чему все эти разговоры о том, что я Рикка?

– Рискин думает, что ты Рикка, – объяснил толстяк. – И пока он так думает, я в силах тебе помочь. Стоит ему узнать, что ты Фаррар, и тебе конец.

Я обхватил голову руками, чувствуя, что схожу с ума.

– Предлагаю прекратить эту комедию, – продолжил толстяк, и улыбка соскочила с его лица, как живой карп с прилавка торговца рыбой. – Ты будешь играть на моей стороне, а я на твоей. Я научу, как перехитрить Рискина. С моей поддержкой ты сможешь выйти сухим из воды. – Он вытянул шею, положил руки на колени и стал похож на прикрывшую веки черепаху, сидящую наклонив голову вперед. – Где ты спрятал деньги?

Я ничего не ответил. Даже не взглянул на него. Я продолжал лежать, обхватив голову руками. Но у меня открылось второе дыхание. Я уже начал понемногу понимать, что к чему.

– Послушай, – сказал он, – тебя загнали в угол и тебе не справиться одному. Но если ты пойдешь мне навстречу, я все улажу. У меня есть Хейм, он с этим разберется. Ему стоит лишь поговорить с Рискином. Скажи мне, где спрятаны деньги, и тебе ничто не будет грозить. Выйдешь отсюда свободным как ветер. Что ты на это скажешь?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – ответил я и удивился тому, как твердо теперь звучал мой голос.

Он посмотрел на меня испытующим взглядом:

– Включи голову, Фаррар. Ты ведь не рассчитываешь смотаться со всеми этими деньгами? Я отдам тебе твою долю. Отстегну пять штук и возьму на себя Рискина. Это справедливо, верно?

– Если вы думаете, что Рискин может что-то повесить на меня, пусть попробует. Вы путаете меня с кем-то другим. Я не знаю ни о каких деньгах.

– Не горячись, – сказал он, и его толстые пальцы забарабанили по моим коленям. – Ты не доверяешь мне, верно? Но спроси себя: какое мне до тебя дело? Ты можешь уйти отсюда и делать то, что тебе нравится, черт побери. Почему это должно меня волновать? Она была единственной, кого это беспокоило. Я не такой. Отдай мне бабки, и я не подведу. А теперь говори, где они лежат.

– Я не знаю, – отрезал я. – А если бы знал, то все равно не сказал бы. А теперь убирайтесь!

Его жирное лицо скривилось от ярости.

– Дурак! – воскликнул он, и его голос задрожал. – Ты думаешь, я поверил в историю с потерей памяти? Где ты их спрятал? Если не скажешь, то пожалеешь, что родился. Где они?

– Вон!

Толстяк овладел собой. Когда он встал, бессмысленная улыбка снова заиграла на его губах.

– Хорошо, если ты затеял такую игру, пусть будет по-твоему, – сказал он. – Делай как знаешь. Я поговорю с Рискином. Через пару часов ты будешь в тюрьме. По-видимому, ты рассчитываешь отвертеться от обвинения в одном убийстве, но я уверен, что отвертеться от трех тебе не удастся. – Он тихо подошел к двери. – Может, передумаешь? – спросил он, обернувшись.

– Вон! – повторил я.

Он вышел, как и вошел: беззвучно, словно призрак.