Текст книги "Гром"

Глава 46

Капельки дождя падали с полей шляпы, видимо, Гласс надевал ее, когда хотел остаться в памяти возможных свидетелей как кто-то другой. Зонтик из его секретного шкафа был закрыт, его стальной наконечник упирался в пол.

Гласс уставился на телефон:

– Что ты делаешь?

За его спиной Джон видел закрытую дверь кафе.

– Полагаю, мне не понадобится этот четвертак, – ответил Джон.

– Думаю, нет. – Гласс улыбнулся. – Ты выглядишь так, как будто увидел привидение.

– Это была адская неделя.

Гласс указал рукой в перчатке на столик у стены:

– Ты сидел там.

На белой скатерти стола лежала пятидесятидолларовая купюра рядом с высыхающим багровым озером.

– Отличное местечко, – сказал Гласс. – Давай присядем. Успокоишься. Расскажешь обо всем.

Не отдавай ему инициативу! Не иди в его силки!

– Я сидел здесь слишком долго. Окружающие начинают обращать внимание.

Логично. Профессионально. Удерживай инициативу.

– Ладно, – согласился Гласс, – правда, снаружи мокро.

Он приглашающе указал на дверь.

Джон кивнул, пропуская его вперед. Подождал.

Улыбнувшись бульдожьей улыбкой, Гласс направился к выходу. Завсегдатай в бабочке не обратил на них никакого внимания. Трое мужчин, веселящихся за своим столиком, радостно улыбнулись Джону. Белокурая официантка читала журнал, расположившись за стойкой бара. Барменша протирала стаканы. Maitre d' уже успел выудить купюру из лужи вина.

Гласс взялся за ручку двери…

Отошел в сторону, пропуская Джона.

Запаркованные машины выстроились по обе стороны улицы.

Кажется, все окна в них закрыты.

Шаг в дождь.

Maitre d' пробормотал им вслед:

– Желаю хорошо провести вечер.

Ветер набросился на двух мужчин, едва они оказались на тротуаре.

– Вы не собираетесь воспользоваться своим зонтиком? – поинтересовался Джон.

Гласс поднял сложенный зонт, как меч.

– Совсем забыл, что он у меня есть. – Он раскрыл зонт. – Куда направимся?

– Полагаю, мы немного погуляем, – сказал Джон.

– А-а. Давай.

Он поднял зонтик. Придвинулся к Джону, деля с ним убежище.

Необходимо быть как можно ближе, чтобы сохранить хоть какой-то шанс.

Плечом к плечу два шпиона, окруженные пеленой дождя, зашагали вверх по улице.

– Как вы добрались сюда? – поинтересовался Джон.

– Не беспокойся, – сказал Гласс. – За мной чисто. Машина стоит в подземном гараже в нескольких кварталах отсюда, потом поймал такси у отеля и добрался до кафе. Сказал водителю, что я из Миссури. Никогда не любил Миссури, – добавил он.

– Никаких следов, – заметил Джон.

– Мы оба профессионалы.

Мимо них промчался автобус.

– Ты задействовал резервные системы? – спросил Гласс. – Пути отступления? Двойную систему безопасности?

Дождь смывал их следы.

– Надеюсь, мы увидим, насколько я был хорош.

– Ты не мог сделать слишком много. Не хватило времени, возможностей. У тебя был я. Ты больше никому не доверял. И никто не доверял тебе. Вудруфта послали в Аргентину. Оставили тебя с Корном, который не доверяет тебе после Китая. Все факты были против тебя. Так что ты должен быть в полном замешательстве. По существу, даже сейчас нет никого, кто безоговорочно верил бы тебе. Эта Фонг, она знает все?

Не самый лучший ответ:

– Пока – да.

– Ты доверяешь ей?

На противоположной стороне улицы в занавешенном окне горела розовая неоновая реклама, расхваливавшая таланты гадалки.

– Да.

– А она доверяет тебе? Она захочет работать на тебя?

– Она ни на кого не работает.

– А могла бы.

– Да, это был бы удачный ход.

Автомобиль просигналил: мужчины отпрянули в сторону.

«Мы оба не ожидали этого, – подумал Джон. – Не ожидали…» Кто-то другой.

– Откуда взялся мокрушник? – спросил Джон. Вопрос на грани фола.

– Всегда можно купить «плохих парней». – Чисто умозрительный ответ Гласса оставлял его по эту сторону преступления. – Если знаешь, где искать.

– Полагая, что все продается.

– Продается. Захватывается.

Они остановились у перекрестка. Светофор переключился с красного на зеленый.

Впереди Висконсент-авеню с ее ярко освещенными кварталами баров и круглосуточных аптек, оживленным движением.

Налево булыжные мостовые, ведущие к студенческим общежитиям Джорджтаунского университета. Студенты, снующие в библиотеку и обратно, подвальные комнаты с эротическими открытиями.

Справа от них узкие улочки жилых кварталов, ведущие к тому месту, откуда пришел Джон. Темные дороги и спичечные коробки домов. Джон понял, что Гласс выбрал направление – с каждым шагом он двигался все увереннее.

По существу, стремиться к этим залитым светом фонарей улицам было естественно, логично для человека, опасающегося за свою жизнь. Гласс тоже должен это понимать.

Видение ужасающей красоты вспыхнуло перед глазами Джона.

Исчезло, и он вновь оказался под дождем.

Джон подтолкнул Гласса направо, в темный переулок. Прочь от безопасности и логики.

Бульдог нахмурился, не понимая, почему они повернули на эту дорогу, но Джон чувствовал, что бывалый разведчик на ходу уже просчитал варианты такого поворота событий, обрел прежнюю уверенность.

– Взрыв Коркоран-центра, по-видимому, был блестящей идеей, – сказал Джон, когда хорошо освещенная центральная улица осталась далеко позади. – Это была ваша идея или Аллена?

Зонт над головой Джона качнулся.

Сделай шаг. Другой.

Два человека, вышагивающие в ночи.

Гласс, помолчав, произнес:

– Фактически сейчас важна только твоя цена.

«Ложь, – подумал Джон. – Хочешь выиграть время. Притворство. На самом деле в твоих глазах я уже труп, ищущий место, где упасть».

Ну что ж, притворство за притворство:

– Аллен большой начальник, Аллену стоит поговорить со мной.

– Аллен? – Человек с бульдожьим лицом наступил в лужу. – Роджер Аллен – человек, который хочет заполучить корону империи, время которой безвозвратно ушло в прошлое?

Гласс сунул свободную руку в карман пальто.

Джон сказал:

– Значит, именно вы хотите заключить со мной сделку.

Из мглы и потоков дождя вынырнул полицейский автомобиль и направился к ним.

– Только я, – улыбнулся Гласс.

Патрульная машина проехала мимо. Джон ничего не предпринял. Гласс вздохнул.

Каждый шаг все дальше уводил Джона от яркого света. Гласс говорил о чем-то, используя слова как сигнальные огни, чтобы увлечь Джона дальше в безлюдную темноту.

– Ты достаточно умен, чтобы найти свое место в этой истории, – сказал Гласс.

Правда, ложь – сейчас уже не важно: всего лишь слова.

Джон сказал:

– Мое место рядом с вами. С вашей командой.

– Я всегда относился к процессу вербовки с большим вниманием. Мне нужны ловкие, амбициозные люди – такие, как ты. Парни с грандиозными планами. Парни, готовые идти до конца, как ты тогда в Гонконге. Бунтовщики.

«Слишком много фонарей, – думал Джон. – И еще довольно далеко до того места».

Устал. Нога ноет. Голова горит. Сердце…

Пусть Гласс говорит. Идти вперед.

– Бунт – не ваш стиль.

– Зато твой, не так ли? – фыркнул Гласс. – Тебя просто использовали последние несколько лет. Аккуратная, тихая работа. Небольшие операции то там, то здесь. Создание новой структуры. Горсть посвященных профессионалов, скрытые статьи доходов, несколько сенаторов и конгрессменов, на которых во время предвыборной кампании «неожиданно» свалились деньги моей жены. Это гарантировало, что в нужный момент мои идеи получат одобрение.

Другие же… Сенатор Фаерстоун получил это чертово письмо, запустил его в систему. Тогда одной проститутке, которой грозила тюрьма, предложили свободу в обмен на маленькую услугу. С одним условием – если она ляпнет что-нибудь не то, из нее сделают бифштекс с кровью. Ей надо было всего лишь зайти в бар, завлечь клиента и пригласить его прокатиться. Бабах! Машина какого-то, вполне безобидного, горожанина врезается в них. Вызывают копов. Стая репортеров, сексуальный скандал. И вот Фаерстоуну уже совсем не до письма.

Из-за угла им навстречу вышла пожилая пара с огромной овчаркой на поводке.

Свидетели. Случайная помеха.

– Как…

– А почему нет? – сказал Гласс. – Если ты родился с глазами, способными видеть, то почему нет? Слепота – вот единственный грех. И для родившегося голодным… власть – единственная настоящая пища в Вашингтоне. Эдгар Гувер, будь у него в голове мозги, а не опилки, мог бы сделать все это еще в то время.

Пожилая пара перешла на другую сторону улицы.

– Коркоран-центр, – сказал Джон. – Если бы операция удалась…

– Она принесла свои плоды, – сказал Гласс. – Или еще принесет. Конечно, все было бы гораздо проще, если бы не принесло этих ненормальных… По крайней мере, в этот раз, – оборвав предыдущую фразу на полуслове, продолжил Гласс, – когда операция была на грани срыва, мне не пришлось тащить на себе труп человека, угрожавшего мне разоблачением, через зону боевых действий.

– Бейрут, – прошептал Джон. – Джерри Барбер… Вы же получили медаль за это!

– Ты однажды тоже получил медаль.

Тем временем они все дальше углублялись в темноту.

– Чего вы хотели добиться, взрывая Коркоран-центр…

– Оседлать историю, творить ее своими руками. Крупный террористический инцидент. Старое ЦРУ, ведомое оперативным отделом, Алленом, Вудруфтом и… инерцией; ФБР; Пентагон – никто не может распутать его. И когда все бы уже потеряли надежду…

– Центр по борьбе с терроризмом под руководством Харлана Гласса «вытаскивает кролика из цилиндра», – закончил за него Джон. – Харлан Гласс – герой, гений. Человек, покончивший с Ахмедом Наралом. Ахмед Нарал работал на управление?

– Аллен был «хозяином» Нарала после Бейрута – у него были какие-то свидетельства того, что у великого палестинского воина в прошлом была любовная связь с еврейкой. Убрав Нарала, я, во-первых, лишил Аллена его лучшей статьи дохода, а во-вторых, победил злодея, и все это одним ловким ударом! И еще, как премию, заполучил твою шкуру. Они отправили Вудруфта в Бейрут разнюхать насчет смерти Нарала и замести следы того, что он был их человеком. Из-за этого ты остался в одиночестве, без поддержки твоего раввина. Теперь я могу добавить к этой премии начатое Фрэнком и продолженное тобой секретное расследование, которое доказывает, что Аллен скрывал «ужасную правду» о том, что влиятельные круги в ЦРУ доверяли Наралу, превратившемуся в монстра, подобного Франкенштейну, и взорвавшему Коркоран-центр. Я пока еще не решил, представить ли Фрэнка героем-мучеником, который обнаружил, что Аллен «поддерживал» мошенника и террориста, или отвести ему роль прикрытия Аллена. Существует столько возможностей, когда все реальности призрачны, засекречены и лживы.

– Тогда как же представить меня? – спросил Джон.

– Действительно, как мы поступим с тобой?

– Что вы извлечете из этого?

Овчарка пожилой четы обнюхивала пожарный гидрант.

– Борьба с терроризмом – вот с чем мы должны идти в завтрашний день. Если необходимость доказана и есть новая, ничем не запятнавшая себя, команда, ожидающая возможности приняться за дело, огромные средства из бюджета…

– Все это было ради денег?

– Деньги – это власть, власть – это все, – сказал Гласс. – Вчерашний день – это мертвая история, основа прежней власти рушится. Ресурсы скудеют. Действуй быстро, действуй эффектно… В годы Великой депрессии Гувер реализовал этот принцип, борясь с красными и грабителями банков, создав при этом более надежный престол, чем если бы был занят войной с мафией или наркотиками.

Пожилая пара повела собаку домой.

Дальше, заставь его рассказывать дальше…

– Мартин Синклер выполнял ваши приказы!

– Он допустил ошибку, сдав анализ крови для оформления документов на медицинскую страховку, который пришел из лаборатории с пометкой «положительная реакция на ВИЧ». Последствия одной бурной ночи в Каире. Если бы он признался в госдепартаменте, что у него СПИД, там решили бы, что он гомик и что он лгал, заполняя секретные формы. Достаточно, чтобы ему дали пинка под зад. Его дочь и жена потеряли бы все, включая мифы, которыми они жили. Сначала он сделал свою работу, потом, начав сомневаться, он все равно держал рот на замке, так как это было единственной надеждой для его семьи. Но ты сказал, что он был надломлен. Видишь? – сказал Гласс. – Ты уже принес для меня кровь, время приносить прибыль.

– Я не убийца!

Темная улица. Брусчатая мостовая. Переулки.

– Ты убил мокрушника, – возразил Гласс.

– Это…

– Решать, что такое зло, – прерогатива победителя. Политика – это любое взаимодействие людей, порождающее силу. Как миллион усердно-целующих-задницы и тех, кто готов ими стать, ты выбираешь этот город, и это – политика. Главное, иметь голову на плечах и желание оседлать фортуну.

– Как вы?

– Как тот, кем ты хочешь быть.

– Фрэнк…

– Ты спас меня от него. Теперь я знаю, насколько далеко он продвинулся, теперь я могу просчитать любые поползновения скалы, которую он свернул. Фрэнк был очень ловок и настойчив. Обнаружив, что в системе, которой он служил, появились непонятные искривления, он затеял свою собственную игру. Добрался почти до меня. Я не мог позволить ему связаться с Филом, этим долбаным глистом. Фрэнка предполагалось нейтрализовать чисто, но… мокрушник никогда не мог противостоять умному танцу. Фрэнк был хорош. Но он доверял системе. А ты, – сказал Гласс, – ты доверял только себе.

– Этот город, – прошептал Джон, – этот город не позволит вам…

– Этот город для меня мертв, – оборвал Гласс.

Джон ударил Гласса ребром ладони по уху. Тот отшатнулся, обрушив свой зонтик на Джона, Джону не удалось захватить свободную руку Гласса, в которой моментально оказался револьвер, и Джон бросился на Гласса.

Гласс был, конечно, старше, но ему не досталось этой ночью так, как Джону. Выслеженному. Преследуемому. Выносливый, тренированный «бульдог», чьи твердые мускулы не были избиты и порваны.

Перехватить руку с пистолетом…

Отобрать его! Вывернуть руку! Захватить…

Грохот револьверного выстрела. Пламя вспыхнуло у ребер Джона, но он мертвой хваткой продолжал удерживать вырывающееся запястье, руку в перчатке… Звук разбитого пулей окна. Завыла сигнализация.

Скользкие кирпичи. Увертываясь, удерживая равновесие, толкая, борясь за… Джон выворачивал руку с пистолетом до тех пор, пока револьвер не уставился дулом в небо, роняющее капли дождя на напряженные лица борющихся.

Гласс пнул его коленом, метя в пах, но попал в живот, задетые пулей ребра отозвались резкой болью.

Не закричать, дыхание…

Пистолет, палец Гласса на спусковом крючке, курносый бочонок рвался назад и вперед между ними. Джон нажал кнопку, блокирующую барабан револьвера. Барабан открылся. Шесть патронов выпали на тротуар, подобно золотым каплям дождя.

Гласс запустил разряженный револьвер прямо в глаза Джону. Ослепленный, кричащий, Джон выстрелил ребром ладони прямо перед тобой…

Пошевеливайся!

Отпрыгнул в сторону, моргнул.

Гласс сложил зонт, повернул ручку, стальной наконечник… Зонтик с секретом нацелился в защищающуюся руку Джона. Не стоит беспокоиться о защите жизненно важных органов. Яд. Старый трюк КГБ. Правда, быть может, новый состав яда. Мокрый узкий стальной клинок, как змея, проскочил мимо глаз Джона. Джон метнул в Гласса пустым мусорным ведром, о которое запнулся, пятясь по тротуару. Гласс увернулся, раздался грохот алюминия о кирпич.

Бежать! Хромота, он видел, что я хромаю… Переулок, почти рядом, только нырнуть вправо…

Дождь. Вой сигнализации и полицейских сирен в ответ. Топот Гласса все ближе. Черные пластиковые мешки для мусора.

Впереди белый дощатый забор. Изогнутая арка высоких ворот – закрыто.

Как на учениях. В школе спецподразделений. Беги быстрее, используй здоровую ногу

оттолкнулся

прыгнул, ухватился за верхний край забора, подтянулся, край врезается в оцарапанные пулей ребра, и с воплем Джон перевалился, шлепнувшись по другую сторону…

Перевернулся на другой бок, ноги упираются в дорожку внутреннего дворика…

Черный ротвейлер, разъяренный, лающий, скалящий клыки…

Из последних сил бегом обратно к высоким тяжелым деревянным воротам, нащупал металлический засов, отодвинул его…

Ворота распахнулись и вытолкнули Джона обратно в переулок, когда до нападавшей собаки оставалось каких-то несколько дюймов. Инерция бросила стотридцатифунтовое животное на грудь Глассу. Столкновение отбросило человека назад. Он пошатнулся, собака сделала стойку и зарычала.

Джон влетел за ограду, во двор, захлопнул за собой ворота и задвинул засов.

Невидимое рычание, лай.

Захромал вдоль внутреннего дворика, в окнах дома зажегся свет. Взобрался на скользкую поленницу.

Собачий вой.

Перемахнул через забор в соседний двор. Захромал к низким декоративным воротам, открывающим путь в проезд между домами.

Проезд вывел на улицу, находившуюся в целом квартале от Гласса.

Бежать, нога волочится, нога не должна волочиться – бежать.

Поскальзываясь, спотыкаясь, ударяясь о стоящие машины – бежать.

Добраться туда. Добраться туда первым.

Один квартал. Второй.

Парень в костюме, галстуке и пальто нараспашку, шедший по улице, пристально посмотрел на еще одного, бегущего среди ночи под дождем, ненормального, которому не сидится дома.

Чего только не встретишь в столице.

Джон споткнулся о зазубренный булыжник, растянулся на тротуаре.

Ползти.

Через какой-то безымянный парк, на границе Парк-вэй.

Грязь. Мокрая прошлогодняя трава. Кустарник. Деревья, безжизненные силуэты которых притаились в ночи.

Песчаный ров. Упал в него, обернувшись, посмотрел на квартал домов в Джорджтауне, на ряд машин у обочины.

Вот она, «тойота» несуществующей дочери Гласса, «учащейся в колледже».

Сердце колотится, дыхание замедляется – нельзя дышать слишком часто и тяжело, нельзя, чтобы были видны поднимающиеся клубы пара.

Прислушаться.

Торопливые шаги. Не бегущие, которые могут привлечь копов или жильцов близлежащих домов, имеющих под рукой телефон.

Пустынная ночная улица, только человек в шляпе, идущий под дождем с закрытым зонтом, озирающийся по сторонам…

Ищет машину, ясно, что ищет свою машину.

Нога затекла.

Не шевелись! Ни звука!

Наконец нашел свою машину, в багажнике которой, как Джон рассказал Глассу, лежат единственные существующие доказательства.

Фонг, выживи, пожалуйста, выживи…

Пока еще жива. Гласс это тоже подтвердил. Сейчас Гласс направится к центру. Возможно, в штаб-квартиру, чтобы предотвратить попытки Джона попасть в управление, чтобы связаться по секретным каналам со своими наемниками. Там у него будет время выстроить замок из лжи и безумия и выдать за хозяина этого замка Джона Лэнга. Растратчика Джона Лэнга. Один, или два, или даже три раза подозреваемого в убийстве Джона Лэнга. Грязные деньги. Мертвый напарник, замешанный в грязных делах. Фонг – невольная соучастница, мертвая жертва…

Гласс открыл левую дверь «тойоты».

Наверное, в уме он сейчас уже плел тысячи новых паутин.

В одну из них я попался. Ты скользишь по этой паутине слишком быстро…

Вытереть кровавый дождь.

«Тойота» откатилась от обочины.

Свет от фар пытался прорваться сквозь пелену дождя… Машина заскользила прочь по мокрому асфальту. Повернул на Р-стрит в том месте, где она граничила с парком, в котором залег Джон. Джон наконец поднял голову из канавы и следил за машиной, проезжающей по мосту, по которому ему пришлось пройти за эту ночь дважды. Гласс включил сигнал поворота, никаких, даже малейших нарушений правил, чтобы не осталось записей. Остановился перед знаком «STOP». «Тойота» повернула направо и двинулась вниз, направляясь к выезду на Рок-Крейк-Парк-вэй.

Уехала «тойота», которую Гласс навязал Джону. Машина, на которой был установлен маячок задолго до того, как Джон с благодарностью принял ее.

Поднимайся, посмотри, так будет лучше видно…

«Тойота», которую мокрушнику не приходилось искать в потоке машин, чтобы следовать за ней. Машина, которую он закрыл после того, как Джон поставил ее у обочины и убежал, убежал, не увидев, кто же сидит за рулем мотоцикла, остановившегося за углом. Мокрушник знал, что Джон был там, видел, как он пробирался к мосту, к подземке, где надеялся исчезнуть.

Пошел, пошатываясь, к аллее деревьев вдоль Парк-вэй…

Уезжающую сейчас машину Джон непременно должен был попытаться вернуть себе, если бы ему удалось исчезнуть в метро.

Фары, теперь одни только фары, удаляющиеся по пустынной Парк-вэй…

Уезжающую сейчас машину, пассажирская дверь которой была опрометчиво закрыта мокрушником, после того как он побывал внутри. Но зачем он туда забирался? Там не было ничего, что могло бы его заинтересовать. Мокрушник, убивший Клифа Джонсона, не стал бы утруждать себя тем, чтобы без определенной цели рыться в брошенной Джоном машине, – к чему это беспокойство? Особенно когда его ждала «творческая работа». Если он торопился, если у него была всего минута, от силы две, не для того же, чтобы подбросить радиомаячок, который уже был установлен в машине.

Дождь колотил по нейлону альпинистской куртки Джона. Поезда. Бой барабанов сиу.

Уезжающая машина скрылась за поворотом. Творческий и профессиональный, всегда сохраняющий хладнокровие, желающий знать наверняка, тренированный и имевший большую практику мокрушник, танцующий поединок, измазанный грязью зеленый плащ, подземка, эскалатор, его удавка – оранжево-зеленый шнур с желтыми полосками напомнил занятия в спецподразделении и Париж, у нас всегда будет Париж…

Яркая оранжевая вспышка за деревьями на Парк-вэй. Порыв горячего ветра, зловоние вулканирующего бензина и горящего металла и грохот,

волна грохота,

поглотившая Джона,

затем все стихло.