Текст книги "Казан"

Глава IX
Трагедия солнечной скалы

Весь этот день Казан защищал вход в расщелину на Солнечной Скале. Что-то говорило ему, что он принадлежал теперь именно ей, а не избушке. Зов, который доносился до него с долины, уже не трогал его. В сумерки Серая волчица вышла из своего убежища, стала прижиматься к нему, визжать и тихонько покусывать его за лохматый затылок. А он, подчиняясь инстинкту своих предков, в свою очередь лизал её в морду языком. Затем Серая волчица широко раскрыла пасть и стала смеяться короткими, отрывистыми дыханиями, точно задыхаясь от быстрого бега. Она была счастлива, и, как только из глубины логова до них донёсся жалобный писк щенков, Казан тотчас же завилял хвостом, а Серая волчица бросилась к детёнышам.

Крик щенков и отношение к нему Серой волчицы преподали Казану первый урок, как должен вести себя отец. Инстинкт опять подсказал ему, что Серая волчица уже не могла больше отправляться с ним на охоту и должна была оставаться дома, на Солнечной Скале. Поэтому, как только взошла луна, он ушёл один и возвратился с зайцем в зубах. Он поступил как дикий зверь, и Серая волчица ела с наслаждением. И он понял, что с этой поры уже должен был каждую ночь отправляться на охоту, чтобы прокормить Серую волчицу и через неё маленькие визжавшие существа, где-то скрытые от него в расщелине между двумя скалами.

На следующий день, и ещё на следующий, и ещё на следующий он так и не подходил к избушке, хотя и слышал голоса мужчины и женщины, которые звали его к себе. А на пятый день он наконец соскучился и пошёл. Иоанна и ребёнок так обрадовались ему, что она стала обнимать его, а ребёнок запрыгал, засмеялся и стал взвизгивать, тогда как мужчина всё время стоял настороже, следя за каждым их движением, и показывал взглядом, как он был этим недоволен.

– Я всё-таки боюсь его, – уже в сотый раз повторял он Иоанне. – Что-то волчье у него в глазах. Он ведь предательской породы. Иногда мне хочется вовсе не видеть его в нашем доме.

– А если бы его не было у нас, – возражала Иоанна с дрожью в голосе, – то кто бы тогда спас нашего ребёнка?

– Правда, я всё забываю об этом… Казан, подлец ты этакий, ведь и я тоже привязался к тебе!

И он ласково потрепал Казана по голове.

– Интересно, как бы он ужился здесь с нами? – продолжал он. – Ведь он привык слоняться по лесам. Это могло бы показаться даже очень странным.

– И всё-таки он вот приходит ко мне, – ответила она, – хоть и привык слоняться по лесам. Вот потому-то я так и люблю Казана! Тебя, ребёнка и потом Казана. Казан! Дорогой мой Казан!

Всё это время Казан чувствовал и даже обонял ту таинственную перемену, которая происходила в избушке. Иоанна и её муж непрестанно говорили о своих планах всякий раз, как оставались вдвоём, а когда он уезжал, то она разговаривала о них с ребёнком и с Казаном. И каждый раз, как он в течение этой недели спускался к хижине, он испытывал всё большее и большее беспокойство, пока наконец и сам мужчина не заметил происходившую в нём перемену.

– Должно быть, Казан догадывается, – обратился он однажды вечером к Иоанне. – Вероятно, он уже чувствует, что мы собрались уехать. – А затем добавил: – Опять сегодня река вышла из берегов. Боюсь, что это задержит нас здесь ещё на неделю и даже более.

В эту самую ночь, когда луна осветила своим золотым светом самую вершину Солнечной Скалы, из своего логова вышла Серая волчица и вывела за собой троих ещё ковылявших на ногах волчат. Было что-то забавное в этих маленьких шариках, которые стали кататься около Казана и совать свои мордочки в его шерсть, – и это напоминало ему о ребёнке. По временам они точно так же повизгивали и старались встать на все четыре свои ноги, точно так же безнадёжно, как и маленькая Иоанна, когда пыталась пройтись на ножках. Он не ласкал их, как это делала Серая волчица, но прикосновение к ним и их детские повизгивания наполняли его радостью, которой он ещё не испытывал ни разу.

Луна стояла как раз над ними, и ночь почти нельзя было отличить от дня, когда он отправился на охоту для Серой волчицы. У подошвы кряжа проскакал перед ним крупный белый кролик, и он погнался за ним. Он оказался в целой миле расстояния от Солнечной Скалы, когда ему удалось поймать его.

Когда он возвратился к узенькой тропинке, которая вела на вершину Солнечной Скалы, то вдруг в удивлении остановился. На тропинке ещё держался тёплый запах чьих-то чужих ног. Кролик вывалился у него из зубов. Каждый волосок на всём его теле зашевелился, точно от электричества. То, что он обонял, вовсе не было запахом зайца, куницы или дикобраза. Вся тропинка была исцарапана когтями рыси. В ту же минуту, когда он быстро стал взбираться на вершину скалы, до него донёсся тяжкий, жалобный вой. Что-то подсказало ему, что там было неблагополучно. Казан стал подниматься всё выше и выше, готовый немедленно же вступить в бой, и с осторожностью внюхивался в воздух.

Серой волчицы уже не оказалось на лунном свете в том месте, где он её оставил. У входа в расщелину между двух скал валялись безжизненные, холодные трупики трёх щенят. Рысь растерзала их на куски. Завыв от горя, Казан приблизился к двум скалам и просунул между них голову. Серая волчица оказалась там и мучительным воем стала звать его к себе. Он вошёл и стал слизывать кровь с её плеч и головы. Весь остаток ночи она простонала от боли. А на заре она выползла из своего логова к окоченевшим уже трупикам, валявшимся на скале.

Здесь Казан увидел, как ужасна была работа рыси. Серая волчица была слепа не на один день и не на одну ночь, а навсегда. Мрак, который уже никакое солнце не смогло бы рассеять, стал для неё её вечным покрывалом. И, может быть, опять чисто животный инстинкт, который иногда бывает могучее и действительнее, чем разум у человека, подсказал Казану объяснение того, что случилось. Ибо он знал теперь, что она уже беспомощна, и даже более, чем те маленькие создания, которые только несколько часов тому назад ползали при лунном свете. И весь день он оставался около неё.

Напрасно потом Иоанна звала к себе Казана. Её голос долетал до Солнечной Скалы, и голова Серой волчицы ещё теснее прижималась к Казану, а он начинал зализывать ей раны, откинув уши назад. К вечеру Казан оставил Серую волчицу надолго одну, чтобы сбегать на равнину и поймать для неё кролика. Серая волчица потыкала носом в мех и в мясо кролика, но не ела. А ещё позже Казан всё-таки принудил её пробежаться с ним по долине. Больше уж он не хотел оставаться на вершине Солнечной Скалы и не желал, чтобы там оставалась и Серая волчица. Шаг за шагом он свёл её по извилистой тропинке вниз, подальше от её мёртвых волчат. Она могла двигаться, только когда он был близко к ней, так близко, что она могла бы касаться носом его усеянного рубцами бока.

Они добрались наконец до той точки, откуда нужно было уже сделать до земли прыжок в четыре фута, и тут только Казан понял вполне, как ужасно беспомощна стала теперь Серая волчица. Она скулила и съёживалась в комок двадцать раз, прежде чем отважиться на прыжок, и когда наконец прыгнула на все четыре ноги, то повалилась колодой прямо к ногам Казана. После этого Казан уже не распоряжался ею так строго, потому что это падение убедило его в том, что она могла быть в безопасности только тогда, когда действительно касалась носом бока своего проводника. Она следовала за ним покорно, когда они вышли на долину, всё время нащупывая своим плечом его бедро.

Казан бежал к зарослям на дне высохшего ручья, находившимся в полумиле расстояния от них, и на таком коротком расстоянии Серая волчица раз двадцать оступалась и падала.

Всякий раз, как она падала, Казан всё больше и больше понимал, что такое слепота. Один раз он бросился за кроликом, но не сделал и дюжины прыжков, как остановился и поглядел назад. Серая волчица не двинулась с места ни на дюйм. Она стояла как вкопанная, нюхала воздух и поджидала его возвращения. Целую минуту Казан, со своей стороны, поджидал её к себе. Но затем ему пришлось всё-таки вернуться к ней самому. Но и вернулся-то он именно к тому самому месту, где её и оставил, зная, что всё равно она не двинется без него ни на шаг.

Весь этот день они провели в зарослях. К вечеру он побежал к избушке. Иоанна и её муж всё ещё находились там. Целые полчаса Иоанна провозилась с ним, всё время разговаривая с ним и лаская его руками, и Казаном вдруг снова овладело прежнее беспокойное желание остаться с нею совсем и уже больше никогда не возвращаться в леса. Чуть не целый час он пролежал на подоле её платья, касаясь носом её ног, в то время как она шила какие-то предметы для ребёнка. Затем она встала, чтобы приготовить ужин, и Казан тоже поднялся вместе с нею, довольно неохотно, и направился к двери. Его уже звали к себе Серая волчица и мрак ночи, и он ответил на этот зов тем, что грустно передёрнул плечами и поник головой. А затем по его телу пробежал знакомый трепет; он улучил момент и выбежал из избушки. Когда он добежал до Серой волчицы, то всходила уже луна. Она приветствовала его возвращение радостным визгом и стала тыкать в него своею слепою мордой. И в своём несчастии она казалась более счастливой, чем Казан в полном расцвете своих сил.

С этих пор в течение нескольких дней продолжался поединок между этой слепой верной Серой волчицей и молодой женщиной. Если бы Иоанна знала о том, что происходило в зарослях, если бы только она могла видеть это бедное создание, для которого Казан составлял всю его жизнь, солнце, звёзды, луну и пропитание, то она только помогла бы Серой волчице удержать его. Но она этого не знала и потому всё чаще и чаще стала кликать к хижине Казана, и успех всегда оставался на её стороне.

Наконец наступил великий день – это был восьмой день после происшествия на Солнечной Скале. Ещё двумя днями раньше Казан завёл Серую волчицу в лесные пространства, тянувшиеся вдоль реки, и там её и оставил на ночь, а сам побежал к знакомой избушке. И вот тут-то крепкий ремень прикрепили к его ошейнику и привязали к кольцу, вбитому в стену. Иоанна с мужем поднялись на следующий день чуть свет. Солнце только ещё всходило, когда они отправились в путь. Мужчина нёс на руках ребёнка, а Иоанна вела на ремне Казана. Иоанна обернулась и в последний раз посмотрела на избушку, и Казан услышал, как она глубоко вздохнула. А затем они спустились к реке. Громадная лодка уже была вся нагружена их имуществом и ожидала их самих. Иоанна взошла в неё первая с ребёнком на руках. Затем, всё ещё не спуская Казана с привязи, она притянула его к себе, так что он всем своим телом должен был улечься у её ног.

Когда они отплыли, то солнце стало припекать спину Казану, и он закрыл глаза и так и оставил свою голову на руке у Иоанны. Затем он услышал вздох, которого не заметил её муж, когда они проезжали мимо группы деревьев. Иоанна замахала избушке рукой, и она тотчас же скрылась за этими деревьями.

– Прощай! – закричала она. – Прощай!

И затем опустила лицо к Казану и к ребёнку и заплакала.

Мужчина перестал грести.

– Тебе жаль, Иоанна? – спросил он.

Затем они поплыли мимо леса, и Казан вдруг почуял долетевший до него запах Серой волчицы и жалобно завыл.

– Тебе жаль, что мы уезжаем? – повторил муж.

Она замотала головой.

– Нет, нисколько, – ответила она. – Но только я всегда жила здесь, в лесах, привыкла к свободе, и здесь был мой дом!

Они проехали мимо белой песчаной косы, которая скоро осталась позади них. Казан вдруг встрепенулся, выпрямился и стал на неё смотреть. Мужчина окликнул его, и Иоанна подняла голову. Она тоже посмотрела на косу, и вдруг ремень выскользнул у неё из руки и странный блеск засветился у неё в голубых глазах. На конце этой песчаной косы она увидала какого-то зверя. Это была Серая волчица. Она следила за Казаном слепыми глазами. Наконец поняла и она, эта верная Серая волчица. Она по запаху догадалась о том, что не могли увидеть её глаза. Запах Казана и людей донёсся до неё одновременно. А они всё уплывали и уплывали.

– Смотри! – прошептала Иоанна.

Мужчина обернулся. Серая волчица уже стояла передними лапами в воде. И теперь, когда лодка отплывала всё дальше и дальше, она подалась от воды назад, села на задние лапы, подняла голову к солнцу, которого не могла уже больше видеть, и на прощанье жалобно и протяжно завыла.

Лодка вдруг накренилась. Бурое тело мелькнуло в воздухе, и Казан бросился в воду.

Мужчина схватился за ружьё. Иоанна остановила его рукою. Лицо её было бледно.

– Пусть он идёт к ней! – сказала она. – Не мешай ему, пусть идёт! Его место при ней.

Доплыв до берега, Казан стряхнул с себя воду и в последний раз посмотрел на молодую женщину. В это время лодка огибала излучину. Ещё момент – и всё уже скрылось. Серая волчица победила.

Глава X
В дни пожара

С той самой ночи, как на Солнечной Скале произошло событие с рысью, Казан всё менее и менее живо представлял себе те дни, когда он был ездовой собакой и бежал впереди запряжки. Ему не удавалось забыть о них вполне, и они вставали в его памяти, точно огни, светившиеся во мраке ночи. И подобно тому, как датами в жизни человека служат его рождение, день свадьбы, освобождение из плена или какой-нибудь значительный шаг в его карьере, так и Казану стало казаться, что вся жизнь его началась только с двух трагедий, одна за другой последовавших за рождением от Серой волчицы щенков.

Первую трагедию составляло ослепление рысью его подруги и то, что рысь растерзала её волчат на куски. Правда, он впоследствии загрыз эту рысь, но Серая волчица всё-таки навеки осталась слепой. Его месть не могла возвратить ей зрение обратно. Теперь уж она не могла больше отправляться вместе с ним на охоту, как это было раньше, когда они вместе со стаей волков выбегали на равнину или в дремучие леса. Поэтому при одной только мысли о той ночи он начинал скулить, и его губы приподнимались кверху и обнажали длинные белые клыки.

Второй трагедией был для него отъезд Иоанны, её ребёнка и мужа. Что-то более непогрешимое, чем простой рассудок, подсказывало ему, что они не вернутся сюда уже более никогда. Самое сильное впечатление на него произвело именно это яркое утро, когда отплывали от него на лодке женщина и её ребёнок, которых он так любил, и этот мужчина, которого он терпел только ради них. И часто затем он приходил на эту песчаную отмель и алчными глазами смотрел вдоль реки на то место, где он бросился в воду, чтобы возвратиться к своей слепой подруге.

Теперь вся жизнь Казана слагалась из трёх моментов: его ненависти ко всему, что носило на себе запах или следы рыси, его тоски по Иоанне и её ребёнку и Серой волчицы. Вполне было естественно, что самым сильным из этих трёх моментов была в нём ненависть к рыси, потому что именно роковое событие на Солнечной Скале повлекло за собою слепоту Серой волчицы, смерть её щенят и необходимость для него расстаться с женщиной и её ребёнком. С этого часа он стал самым смертным врагом для всей рысьей породы. Где бы он ни почуял запах этой громадной серой кошки, он превращался в ревущего демона, и по мере того, как он постепенно дичал, и его ненависть с каждым днём становилась всё сильнее и сильнее.

Он находил, что Серая волчица стала для него теперь ещё более необходимой, чем с того дня, когда она впервые покинула для него волчью стаю. Он был на три четверти собакой, и эта собачья кровь в нём постоянно требовала компании. А составить её могла для него теперь только одна Серая волчица. Они были только вдвоём. Цивилизация находилась от них за целых четыреста миль к югу. Ближайший к ним пост на Гудзоновом заливе находился от них в шестистах милях к западу. Часто в те дни, когда здесь жила ещё та женщина с ребёнком, Серая волчица целые ночи проводила одна, выходя из лесу, поджидая Казана и подзывая его к себе воем. Теперь, наоборот, одиночество испытывал сам Казан всякий раз, как ему необходимо было уйти от неё и оставить её одну.

Будучи слепой, Серая волчица уже не могла помогать ему в охоте. Но постепенно между ними стал вырабатываться новый способ понимания одним другого, и благодаря её слепоте они научились тому, чего раньше вовсе не знали. Ранним летом Серая волчица уже могла сопровождать Казана, если он бежал не так скоро. Тогда и она бежала сбоку его, касаясь его плечом или мордой, и благодаря этому Казан научился бежать рысью вместо прежнего галопа. Также он очень скоро понял, что должен был выбирать для Серой волчицы самые удобные места для бега. Когда они подбегали к таким местам, где нужно было сделать прыжок, то он толкал её мордой и скулил, и она сразу же останавливалась, настораживала уши и вслушивалась. Тогда Казан делал прыжок, и по его звукам она догадывалась о расстоянии, которое должна была покрыть. Она всегда прыгала при этом дальше, чем следовало, и это было для неё полезной ошибкой.

Со своей стороны, она стала для Казана ещё более полезной, чем была ранее. Слух и обоняние совершенно заменили ей недостававшее зрение. С каждым днём эти два чувства развивались в ней всё более и более, и в то же время устанавливался между ними новый, немой язык, благодаря которому она могла передать Казану всё, что ей удавалось обнаружить слухом или обонянием. И для Казана вошло в забавный обычай всякий раз, как они останавливались, чтобы прислушаться или понюхать, – непременно поглядеть вопросительно на Серую волчицу.

Тотчас же по отъезде Иоанны и её младенца Казан увёл свою подругу в еловые и можжевеловые заросли, где они и оставались до самого лета. Каждый день в течение целых недель Казан неизменно прибегал к избушке, в которой жили Иоанна, её ребёнок и муж. Долгое время он прибегал туда в надежде, что вот-вот, днём или ночью, он увидит хоть какой-нибудь признак их присутствия там, но дверь постоянно оставалась запертой. Те же кустики и молоденькие ёлки росли под окнами, но ни один раз не поднимался из трубы спиральный дымок. Трава и лопухи стали расти на дорожках, и всё слабее и слабее становился запах мужчины, женщины и ребёнка, который всё ещё различал около избушки Казан.

Однажды под запертым окошком он неожиданно нашёл детский башмак. Он был уже изношен, почернел от снега и дождя, но Казан улёгся рядом с ним и стал потом проводить около него долгие дни, пока наконец маленькая Иоанна не добралась до цивилизации и не заиграла в новые игрушки. Тогда он окончательно вернулся к Серой волчице в заросли из можжевельника и ёлок.

Избушка была единственным местом, куда вовсе не сопровождала его Серая волчица. Во всякое другое время она всегда была при нём. Теперь, когда она уже мало-помалу стала свыкаться со своею слепотой, она даже стала сопровождать его и на охоту до того момента, пока он не нападал наконец на след дичи и не начинал её выгонять. Тогда она поджидала его в стороне. Казан обыкновенно охотился на белых кроликов, но однажды ночью ему удалось загрызть молодую косулю. Он не смог дотащить её один и потому вернулся к тому месту, где поджидала его Серая волчица, и повёл её на обед. И ещё во многих других отношениях они не отделялись друг от друга в течение всего лета, пока наконец по всем тем диким местам их следы не стали отпечатываться рядом, а не врозь: они шли всё время парочкой и никогда в одиночку.

А затем случился великий пожар.

Серая волчица почуяла его, когда ещё он отстоял от них за двое суток к западу. В тот вечер солнце зашло в мрачное облако. Взошедшая на востоке луна была красна, как кровь. Весь воздух был пропитан предзнаменованиями.

Весь следующий день Серая волчица пробеспокоилась, и только к полудню Казан почуял в воздухе то предостережение, которое она ощутила на несколько часов раньше его. Запах становился всё сильнее и сильнее, и к середине дня солнце уже подёрнулось плёнкой из дыма.

Могло бы уже начаться бегство всякой дикой твари из занятого лесами треугольного пространства, образовавшегося благодаря слиянию рек Пайнсток и Индианы, но ветер вдруг переменился. Это была роковая перемена. Огонь распространялся с юго-запада. Теперь же ветер задул прямо на восток, увлекая за собою и дым, и вот благодаря этой-то перемене все живые существа, находившиеся в треугольнике между двух рек, и стали выжидать. Это дало огню время, чтобы окончательно захватить весь треугольник лесов, отрезав всякую возможность для бегства.

Затем ветер переменился опять, и огонь потянулся на север. Вершина треугольника превратилась в ловушку смерти. Всю долгую ночь небо на юге облизывали огненные языки, а к утру жара, дым и пепел стали невыносимы.

Объятый паникой, Казан тщетно искал средств к спасению. Ни на одну минуту он не покидал Серую волчицу. Для него не представляло бы ни малейшего труда переплыть через любую из рек, но едва только Серая волчица касалась передними лапами воды, как тотчас же и отпрыгивала назад. Как и вся её порода, она нисколько не боялась огня, но смертно трепетала перед водой. Казан подгонял её. Несколько раз он прыгал в реку и отплывал от берега, но Серая волчица не продвигалась дальше того, что она могла перейти вброд.

Теперь уж они могли слышать рёв огня, долетавший до них с далёкого расстояния. Перед ними бежали сломя голову всевозможные живые твари. Лоси, олени, северный олень бросился в воду на противоположном берегу. На белой песчаной отмели металась громадная чёрная медведица с парою медвежат, и даже эти два малыша вдруг бросились в воду и легко поплыли. Казан смотрел на них и сердился на Серую волчицу.

А затем на этой песчаной отмели стали собираться и другие животные, которые так же, как и Серая волчица, боялись воды: большой толстый дикобраз, тонкая, извивавшаяся куница, нюхавшая воздух и плакавшая, как ребёнок, лесная кошка. На каждых таких трёх существ, боявшихся или не желавших плыть, с каждой минутой прибавлялось по одному. Сотни горностаев бегали по берегу, точно крысы, и без умолку пищали; лисицы неслись во всю прыть по отмели, разыскивая дерево или какой-нибудь валежник, которые могли бы послужить для них в качестве плотов; рысь мурлыкала и то и дело оглядывалась на пожар; и целая стая родичей Серой волчицы, волков, подобно ей самой, не осмеливалась войти в воду поглубже.

Полный волнения и чуть не задыхаясь от жары и от дыма, Казан шёл рядом с Серой волчицей. Для них оставалось только единственное убежище поблизости – это песчаная отмель. Она постепенно уходила от берега на целые пятьдесят футов к глубине реки. Быстро он повёл свою подругу туда. Но когда они проходили через низкий кустарник к ложу реки, то вдруг их обоих что-то остановило. В них пахнуло запахом гораздо более ненавистного врага, чем огонь. Песчаной отмелью уже завладела рысь и металась на краю её. Три дикобраза бросились в воду и поплыли, точно шары, и иглы на них заходили взад и вперёд. Лесная кошка ворчала на рысь. А рысь, заложив назад уши, наблюдала за тем, как Казан и Серая волчица пробирались к песчаной отмели.

Верная Серая волчица приготовилась к борьбе и, оскалив зубы, тесно прижалась к Казану. Он гневно оттолкнул её назад и сам выступил вперёд, в то время как она, вся дрожа и жалобно подвывая, остановилась на месте. Как ни в чём не бывало, выставив свои остроконечные уши вперёд и ничем не проявляя угрозы или недовольства, он смело подходил к рыси. Цивилизованный человек сказал бы, что он приближался к ней с самыми дружественными намерениями. Но рысь сразу же поняла его уловку. Это была старая вражда многих поколений, ставшая ещё более смертельной благодаря тому, что Казан всё ещё никак не мог забыть о той ночи на вершине Солнечной Скалы.

Инстинкт подсказал лесной кошке, чего следовало ожидать, и она съёжилась и легла на живот; дикобразы, закапризничав перед врагами и клубами дыма так, как это делают маленькие дети, ощетинили свои иглы. Рысь, как кошка, развалилась на песке, выпустила когти и приготовилась сделать прыжок. Описывая вокруг неё круги, Казан, казалось, едва дотрагивался ногами до земли. Рысь завертелась вокруг себя, точно на оси, следя за его кругами, и вдруг вся превратилась в плотный шар и в один прыжок покрыла всё разделявшее их пространство в восемь футов.

Казан не отпрыгнул назад. Он не сделал ни малейшей попытки избегнуть её атаки, но встретил её открыто, плечом к плечу, как обыкновенно ездовая собака встречает для драки такую же ездовую. Он был на целые десять фунтов тяжелее рыси, и в один момент гибкая кошка с её двадцатью острыми, как ножи, когтями была сброшена им на бок. С быстротою молнии Казан использовал своё положение и схватил сзади кошку прямо за шею.

В тот же самый момент и слепая Серая волчица с ворчанием бросилась вперёд и, действуя из-под Казана, вцепилась зубами в заднюю ногу рыси. Послышался треск кости. Осиленная сразу двумя, рысь отскочила назад, потащив за собою и Казана вместе с Серой волчицей. Затем она упала прямо на спину, придавив собою одного из дикобразов, и сотни игл вонзились ей в тело. Ещё один прыжок – и она вырвалась на свободу и заковыляла прямо навстречу дыму. Казан не преследовал её. Серая волчица шла сбоку его и лизала ему раны, из которых ручьями струилась кровь и окрашивала собою его бурую шерсть. Лесная кошка притаилась, как мёртвая, следя за ними злобными чёрными глазками. Дикобразы продолжали свою болтовню, точно просили о пощаде. И вслед за тем клуб чёрного, плотного, удушливого дыма низко прокатился над песчаной отмелью, и одновременно с этим воздух сделался горячим, как из печи. На самом конце песчаной отмели Казан и Серая волчица свернулись клубочками и засунули носы под себя. Теперь уж огонь был очень близко. Его рёв походил на громадный водопад, и то и дело слышался треск обрушивавшихся деревьев. Воздух был наполнен пеплом и сверкавшими искрами, и два раза Казан поднимал голову, чтобы смахнуть с себя пылавшие головни, которые падали на него и жгли его, как горячее железо.

Вдоль берега реки рос густой зелёный кустарник, и когда огонь добрался и до него, то он стал гореть гораздо медленнее, и благодаря этому жара уменьшилась. Но всё-таки прошло ещё много времени, прежде чем Казан и Серая волчица смогли высунуть свои головы и вздохнуть свободно. Тогда они поняли, что именно эта песчаная коса, вдававшаяся в реку, и спасла их. В треугольнике же между двумя реками всё уже было обуглено и по земле горячо было ступать.

Дым рассеялся. Ветер опять переменился и задул уже прохладный и чистый с северо-запада. Водяной кот первый попробовал возвратиться к себе в лес, но дикобразы всё ещё катались по отмели, как шары, когда Серая волчица и Казан решили её покинуть. Они стали подниматься вверх по реке и ещё до наступления вечера едва могли ступать, так как обожгли себе ноги о горячую золу и тлевшие головешки.

В эту ночь луна была какая-то странная и что-то предвещавшая, точно кровавое пятно на небе, и в течение целых долгих молчаливых часов не крикнула даже сова, чтобы показать этим, что там, где ещё только вчера был для всех живых существ земной рай, теперь не оставалось ни малейшего признака жизни. Казан знал, что охотиться было уже не на кого, и продолжал идти всю ночь напролёт. На рассвете они пересекли узкое болото, тянувшееся вдоль берега реки. Здесь бобры соорудили свою плотину, и по ней Казан с Серой волчицей могли перебраться на другую сторону. Весь следующий день и всю следующую ночь они продолжали свой путь на запад и добрались наконец до глухого края болот и лесов, тянувшихся вдоль Уотерфонда.

В это время здесь путешествовал прибывший с Гудзонова залива полукровный француз по имени Анри Лоти, знаменитый охотник на рысей. Он искал здесь их следы и нашёл громадное количество их вдоль всего Уотерфонда. Это прямо был рай для хищника, так как здесь зайцы шныряли тысячами. Поэтому рысь здесь оказалась сытой, и Анри пришлось построить для себя хижину и возвратиться обратно к себе на пост к Гудзонову заливу и выждать там до тех пор, пока не выпадет первый снег и ему не представится возможность приехать сюда на собаках, захватив с собою в достаточном количестве съестных припасов и капканов.

В это же самое время сюда пробирался с юга то на лодке, то сухим путём и молодой университетский зоолог, собиравший материал для своей диссертации «Разум у диких животных». Его имя было Поль Вейман, и он имел в виду часть зимы провести здесь вместе с метисом Анри Лоти. Он привёз с собою достаточное количество бумаги, фотографический аппарат и портрет молодой женщины. Перочинный ножик составлял собою всё его оружие.

А тем временем Казан и Серая волчица подыскали для себя логовище на том же самом болоте, всего только в пяти или шести милях от хижины, которую приготовил для себя на зиму Анри Лоти.