Текст книги "Казан"

Засветила опять яркая луна, и Казан снова вышел на охоту. Он приглашал с собою и Серую волчицу, скуля ей снаружи, и даже два раза возвращался к ней, но она не слушала его и отказалась двинуться с места. Температура упала теперь до шестидесяти пяти и даже до семидесяти градусов ниже нуля, и задул резкий северный ветер, сделавший невозможной жизнь человека в этих местах даже и в течение одного часа. В полночь Казан опять вернулся ни с чем под валежник. Ветер всё крепчал. К утру он превратился в целый шторм, яростно задувший с севера, и Серая волчица и Казан лежали, прижавшись один к другому, и дрожали, прислушиваясь к доносившемуся под их валежник рёву непогоды. Один раз Казан высунул было плечи и голову из своего убежища под упавшими деревьями, но шторм тотчас же загнал его назад. Все живые существа искали для себя защиты соответственно своим способностям и инстинктам. Животные пушные, вроде куницы и горностая, находились в лучшем состоянии, потому что за тёплое время припасли для себя пищу. Волки же и лисицы должны были обшаривать кучи валежника и камни. Крылатые существа, за исключением сов, у которых десятую часть всей фигуры составляет тело, а девять десятых – оперение, находили спасение под сугробами снега или же забивались в самую чащу хвойных порослей. Для копытных же животных и для рогатых этот шторм оказался сущим бедствием. Олени, карибу и лоси не могли подползать под валежник или протискиваться между камней. Всё, что им оставалось делать, это лечь в сугроб и предоставить ветру засыпать их снегом целиком. Но и там они не могли долго оставаться, так как им нужно было есть. Потому что восемнадцать часов из двадцати четырёх лосю полагается есть, чтобы остаться живым в зимнее время. Его громадный желудок требует именно количества пищи, а не качества, и ему всегда требуется много времени, чтобы отгрызть с верхних веток кустов необходимые ему для дневного пропитания три или четыре меры почек. Карибу требует почти столько же, а олень, во всяком случае, не менее трёх.

Шторм пробушевал весь этот день, следующий и ещё следующий – три дня и три ночи, а весь третий день и всю третью ночь шёл сухой, стегавший, точно плетью, снег, которого навалило на целых два фута на ровных местах и из которого намело сугробы вышиною до десяти футов. Это был «тяжёлый снег», как говорят индейцы, который ложится на землю, как свинец, и под которым куропатки и кролики погибают десятками тысяч.

На четвёртый день от начала бури Казан и Серая волчица попробовали вылезти из-под своего валежника. Ветра уже не было, но снег всё ещё шёл. Всё было погребено под белым непрерывным ковром, и было невыносимо холодно.

А эпидемия в это время продолжала свою работу над людьми. Затем наступили дни голода и смерти и для диких зверей.

Глава XIII
Шествие голодных

Казан и Серая волчица сто сорок часов оставались без пищи. Для Серой волчицы это было простой неприятностью, увеличивавшей её слабость, для Казана же – невыносимыми мучениями. За шесть дней и шесть ночей поста бока у них втянулись и ближе к задним ногам так подвело животы, что вместо них оказались целые провалы. Глаза у Казана покраснели ещё больше, и он стал смотреть теперь только через щёлочки. Теперь уж за ним следовала и Серая волчица, когда он брёл по твёрдому снегу. Полные надежды и с нетерпением вышли они на охоту. Первым делом они принялись за обследование куч хвороста, под которыми раньше всегда скрывались кролики. Но вокруг них теперь не было ни следов, ни запаха. Они побежали к обгорелому пространству, затем опять вернулись обратно и принялись за противоположную сторону болота. На этой стороне возвышался скалистый кряж. Они взобрались на него и с высоты его обозрели всё безжизненное пространство. Всё время Серая волчица нюхала воздух, но уже не давала сигналов Казану. На вершине кряжа Казан еле держался на ногах. Его выносливость уже оставила его. На обратном пути через болото он на что-то наткнулся, хотел перепрыгнуть и упал. К себе под валежник они вернулись ещё более голодные и более слабые. Следующая ночь была звёздная и ясная. Они опять отправились на охоту. Им не встретилось ни малейшего живого существа, за исключением одной только лисицы. Инстинкт подсказал им, что они всё равно её не поймали бы.

И Казан вспомнил наконец об избушке. Две вещи всегда привлекали его к себе, когда он жил в избушке, – это тепло и еда. А там, далеко, по ту сторону кряжа находилась избушка Отто, где когда-то он и Серая волчица выли, почуяв запах смерти. Но он уже не думал теперь об Отто или о той тайне, по поводу которой он тогда так выл. Он думал только об избушке, а избушка всегда заключала в себе еду. И он помчался напрямик к кряжу, и Серая волчица последовала за ним. Они пересекли кряж и горелые места и вступили в другое болото. Казан охотился теперь совершенно равнодушно. Голова его падала вниз, лохматый хвост волочился прямо по снегу. Единственной его мыслью была избушка и только избушка. Она составляла его единственную надежду. Но Серая волчица была всё ещё бодра, нюхала воздух и поднимала голову всякий раз, как Казан останавливался, чтобы обследовать своим озябшим носом снег. И вдруг – в воздухе чем-то запахло! Казан бежал вперёд, но тотчас же и остановился, как только увидел, что Серая волчица не стала за ним следовать. Она твёрдо упёрлась передними лапами в сторону востока; её узкая серая голова уже постигла этот запах; всё тело её задрожало.

Затем до них долетел уже и звук, и с радостными повизгиваниями Казан бросился по его направлению, ведя с собою и Серую волчицу. Запах в ноздрях у Серой волчицы становился всё сильнее и сильнее, а немного спустя его почуял уже и Казан. Это не было запахом кролика или куропатки. Это была какая-то крупная дичь. Они стали к ней осторожно приближаться, всё время держась против ветра. Болото становилось всё менее и менее проходимым от ставших почти сплошными зарослей, и вдруг всего только в ста ярдах от них раздалось громыханье ударявшихся друг о друга рогов. Ещё десять секунд – и они стали подкрадываться уже в совершенном затишье от ветра. Потом Казан вдруг остановился и лёг на живот. Серая волчица крепко прижалась к нему и подняла свои слепые глаза на то, чего не могла видеть, а только обоняла.

В пятидесяти ярдах от них стояло несколько лосей, нашедших себе убежище именно в этих зарослях. Они объели уже всё это пространство на целый акр в окружности: все кустарники и деревья были обгрызены до высоты их роста, и весь снег был утоптан под их ногами. Всего было шесть лосей, два из них были самцы, которые дрались между собою, а три коровы и телёнок стояли в стороне и следили за исходом дуэли. Весь снег был залит кровью бойцов, и её-то запах и почуяли издали Серая волчица и Казан. Казан задыхался от голода. Серая волчица издавала ворчание и лизала себе губы.

К этому времени острота боя между двумя самцами достигла своего высшего напряжения, и Казан и Серая волчица вдруг услышали такой резкий треск, какой издаёт палка, если на неё наступить и переломить пополам. Это было в феврале, когда парнокопытные животные уже начинают менять свои рога, и в особенности старые самцы, у которых раньше, чем у других, начинают сваливаться их ветвистые рога. Это предоставило молодому бойцу победу. У старого самца вдруг отлетел со страшным треском его громадный ветвистый рог, отделившись прямо от лунки на самом его черепе. В один момент его оставили вся его надежда и храбрость, и он стал отступать, ярд за ярдом, в то время как молодой самец, ни на минуту не переставая, продолжал колотить его по шее и по плечам, пока наконец кровь не хлынула из старика ручьями. Отделавшись наконец от своего врага, старик вырвался на свободу и помчался к лесу.

Молодой самец уже больше не преследовал его. Он поднял голову и некоторое время простоял, тяжело дыша и раздувая ноздри, и смотрел, как убегал от него его побеждённый враг. Затем он повернулся к нему спиной и побрёл ко всё ещё неподвижно ожидавшим его коровам и телёнку.

Казан и Серая волчица дрожали. Серая волчица вдруг резко повернула назад от лосиного стойбища, и Казан последовал за ней. Их больше уже не интересовали ни коровы, ни телёнок. Они видели, как от этого места убегала в лес их добыча, которая потерпела поражение и теперь истекала кровью. Каждый инстинкт, присущий всей волчьей стае, проснулся в Серой волчице, а в Казане заработало его безумное желание поскорее отведать крови, которую он обонял. Поэтому они тотчас же и бросились вслед за старым самцом по его кровавому следу. Казан бежал, как стрела, в увлечении совершенно позабыв о Серой волчице. Но она более уже не нуждалась в его руководстве. Держа нос у самого следа, она теперь бежала так, как когда-то бегала, когда была ещё зрячей. Они настигли старого самца в полумиле расстояния от места боя. Потерпевший поражение в открытом бою с противником из своей же собственной породы и атакованный ещё более злыми врагами, старый лось постарался отступать. Но когда он стал пятиться от них задом, то оказалось, что на каждом шагу ему приходилось теперь припадать: на его левой ноге Серая волчица уже успела перегрызть сухожилие.

Не будучи в состоянии видеть, Серая волчица старалась представить себе всё то, что происходило. В ней вновь заговорили инстинкты её расы – вся её волчья стратегия. Два раза отброшенный в сторону уцелевшим рогом лося, Казан понял теперь, что значила открытая атака. Поэтому Серая волчица стала описывать вокруг лося медленные круги, держась от него на расстоянии около двадцати ярдов. Казан не отставал от неё ни на шаг.

Они описали такой круг раз, другой, затем целых двадцать раз, и всё время, с каждым таким кругом, заставляли несчастного, раненого, истекавшего кровью лося держаться к ним передом и вертеться вокруг самого себя, отчего его дыхание становилось всё тяжелее и голова стала опускаться всё ниже и ниже. Наступил полдень, и во вторую часть дня мороз сделался ещё злее. Двадцать кругов превратились в сто, в двести и более. Под ногами у Серой волчицы и у Казана снег утоптался так, точно был на торной дороге. А там, где вокруг себя вертелся на копытах лось, снег уже потерял свою белизну и был теперь сплошь красным от крови. Затем настал наконец момент, когда, утомившись от этих упорных, настойчивых, доводящих до смерти кругов Серой волчицы и Казана, старый лось уже не смог более повернуться вокруг самого себя, не смог затем и во второй раз, и в третий, и в четвёртый, – и тогда Серая волчица, казалось, поняла, что пришла уже пора. Вместе с Казаном она сошла с утоптанной тропинки, они оба легли потом на животы под карликовую сосну и стали поджидать. Несколько минут лось простоял без движения, и его зад с перегрызенными поджилками стал опускаться всё ниже и ниже. А затем, глубоко вздохнув и с кровавой пеной у рта, он наконец повалился на снег. Ещё долгое время Казан и Серая волчица держались от него в стороне, и когда вернулись наконец опять на протоптанную круговую тропинку, то тяжёлая голова лося уже лежала, вытянувшись, на снегу. Опять они принялись описывать круги, но теперь эти круги всё сокращались и сокращались, пока наконец всего только девять или десять футов не стали отделять их от добычи. Лось попытался было подняться, но не смог. Серая волчица услышала это его усилие. Она услыхала также, как он вдруг повалился назад, и молча, быстрым движением прыгнула на него сзади. Её острые клыки вонзились ему в ноздри, а Казан с инстинктом ездовой собаки тотчас же ухватил его за горло.

Серая волчица первая разжала свои челюсти. Она отскочила назад, понюхала воздух и стала вслушиваться. Затем не спеша она подняла голову, и по морозному воздуху через всю голодную равнину пронёсся её протяжный, торжествующий вой – призыв к добыче.

Дни голода для них миновали.

Глава XIV
Право сильного

Смерть старого лося-самца пришлась как раз кстати, чтобы спасти Казана. От голода он уже не мог держаться на ногах, как всё ещё держалась его подруга. Долгий пост при температуре от пятидесяти до семидесяти градусов ниже нуля превратил его в одну только тень от прежнего сильного, храброго Казана.

Последние проблески северного дня быстро перешли в ночь, когда они уже возвращались назад с отвислыми от объедения животами и с оттопырившимися боками. Ослабевший уже ветер затих совсем. Висевшие на небе в течение всего дня тяжёлые облака ушли на восток, и взошла яркая, светлая луна. За какой-нибудь один час ночь стала совершенно прозрачной. К яркому свету луны и звёзд прибавилось ещё и северное сияние, двигавшееся и отливавшее вспышками на полюсе.

Его шипящий и вместе с тем хрустящий звук, точно скрип стальных полозьев по мёрзлому снегу, дошёл до слуха Серой волчицы и Казана.

Они не пробежали ещё и ста ярдов от мёртвого лося, как звук этого странного таинственного явления северной природы остановил их, и они стали вслушиваться в него, полные подозрительности и тревоги. Затем они свесили уши и медленно возвратились к своей жертве. Инстинкт подсказал им, что этот труп лося принадлежал только им одним по праву сильного. Они сражались и убили. Это был закон природы, состоявший в том, что каждый мог владеть только тем, что сам же для себя и добыл. В добрые старые дни охоты они побежали бы далее и стали бродить в других местах при свете луны и звёзд. Но долгие ночи и дни голода научили их относиться ко всему иначе.

В эту ясную и тихую ночь, последовавшую за заразой и голодом, сотни тысяч голодных существ выползли из своих закоулков, чтобы приняться за добывание пищи. Повсюду на пространстве тысячи восьмисот миль с запада на восток и тысячи миль с севера на юг, воспользовавшись тихой, яркой ночью, все живые существа, отощавшие и с подведёнными животами, вышли на охоту. Что-то говорило Казану и Серой волчице, что эта охота уже началась, и ни на одну минуту они не переставали оставаться настороже. Под конец они улеглись у опушки сосновых зарослей и стали ждать. Серая волчица ласково стала тереться своей мордой о Казана. Её беспокойное ворчание предостерегало его. Затем она понюхала воздух и прислушалась – и так и продолжала всё время нюхать воздух и прислушиваться.

Как вдруг каждый мускул в теле и того, и другой напрягся.

Издалека, за целую милю от них, донёсся единичный заунывный, протяжный вой.

Это был вопль настоящего хозяина пустыни – волка. Это была тоска по пище. Это был крик, от которого холодеет кровь у человека, который заставляет лося и оленя вскочить сразу на ноги и задрожать всем телом, вой, который разносится по лесам, горам и долам, как песня смерти, и который эхо повторяет в звёздные ночи на тысячи миль вокруг.

Затем наступило молчание, и в его торжественной тишине Казан и Серая волчица стояли плечом к плечу, мордами в сторону доносившегося до них воя, и в ответ на этот вой в них вдруг заработало внутри что-то странное и таинственное, потому что в том, что они услышали, не было ни угрозы, ни предостережения, а заключался братский призыв. Там, далеко, значит, были какие-то представители их собственной породы, – может быть, целая стая. И, сев на задние лапы, Серая волчица послала ответ на этот вой, жалобный и в то же время торжествующий, который говорил её голодным братьям, что именно здесь их ожидала богатая тризна.

И между двумя такими криками рысь, точно змея, проскользнула в глубокие, освещённые луною лесные пространства.

Усевшись на задние лапы, Серая волчица и Казан стали поджидать. Прошло пять минут, десять, пятнадцать – и Серая волчица стала беспокоиться. На её призыв не последовало никакого ответа. Она опять завыла, причём Казан, дрожа всем телом, вслушивался в пространство, – и опять последовало в ответ мёртвое молчание ночи. Так не могла бы вести себя стая волков. Она знала, что стая никогда не убежала бы дальше, чем мог долететь до неё её голос, и это молчание удивляло её. А затем с быстротою молнии к ним обоим вдруг пришла мысль, что эта стая или единичный волк, крик которого они услышали, могли быть от них уже где-нибудь поблизости. Да, запахло чем-то знакомым. И действительно, минуту спустя Казан уже заметил двигавшийся на лунном свете какой-то предмет. За ним вдруг появился ещё и другой, и третий, пока наконец ярдах в семидесяти от них не обрисовались вдруг пять фигур, сидевших полукругом. Затем все они растянулись на снегу и улеглись без движения.

Ворчание Серой волчицы обратило на себя внимание Казана. Его слепая подруга вдруг попятилась. При лунном свете её белые клыки блеснули угрозой. Она заложила назад уши. Всё это удивило Казана. Почему она сигнализировала этим ему опасность, когда там, на снегу, волки, а не рысь? И почему эти волки не подходят ближе и не приступают к трапезе? Он не спеша отправился к ним сам, а Серая волчица в это время стала отговаривать его повизгиваниями. Но он не обратил на это внимания и смело выступил вперёд, подняв высоко голову и ощетинив спину.

В запахе чужестранцев Казан отличил что-то новое, что всё-таки было ему раньше известно. Этот запах заставил его ускорить шаги, и когда наконец он остановился в двадцати ярдах от того места, где лежала на снегу эта небольшая группа, то шерсть на нём слегка зашевелилась. Один из пришельцев вскочил и пошёл к нему навстречу. Другие за ним последовали – и в следующий за тем момент Казан уже был окружён со всех сторон, вилял хвостом, обнюхивал их, и они его обнюхивали. Это оказались собаки, а не волки.

Где-то в уединённой избушке среди пустыни умер от заразы их хозяин, и они убежали от него в лес. Они ещё носили на себе следы запряжки. На них ещё были ошейники из лосиной кожи, волосы на боках были повытерты, а одна из этих собак ещё волочила за собою ремень в три фута длиною. Глаза у них были красны и при свете луны и звёзд сверкали голодом. Они были худы, подтянуты и истощены, и Казан тотчас же повернул назад и повёл их к мёртвому лосю. Затем он вернулся к Серой волчице, и гордо уселся на задние лапы рядом с нею, и стал вслушиваться в то, как голодная компания стучала зубами и раздирала на куски мясо.

Серая волчица тесно прижалась к Казану. Она тёрлась мордой об его шею, и он, отвечая на её ласку, быстро по-собачьи облизывал её языком, стараясь убедить её, что всё обстояло благополучно. Она лежала на снегу врастяжку, когда собаки окончили свой праздник и со своими обычными манерами явились к ней обнюхаться и поближе познакомиться с Казаном. Казан держал себя с ними как её телохранитель. Громадный красноглазый пёс, который волочил за собою ремень, задержался около Серой волчицы на десятую часть секунды дольше, чем следовало, и Казан предупредил его яростным рычанием. Пёс отскочил назад, и клыки их обоих сверкнули над лежавшей Серой волчицей. Это было турниром их расы.

Громадный пёс был вожаком в своей запряжке, и если бы какая-нибудь из его ездовых собак осмелилась зарычать на него так, как зарычал сейчас Казан, то он перегрыз бы ей горло. Но Казан, почти совсем одичавший около Серой волчицы и осмелевший до крайности, уже не мог бы никогда подчиниться какой-то ездовой собаке. Он взглянул на пса свысока; к тому же он был мужем Серой волчицы. И он перепрыгнул через неё, чтобы немедленно же вступить в бой, и именно за неё, а не за то, что и сам когда-то тоже был в санях вожаком. Но громадный пёс подался назад, угрюмо заворчав и даже, пожалуй, завыв, и сорвал свою злость на стоявшей рядом с ним ездовой собаке, больно укусив её за бок.

Серая волчица, хотя и не могла видеть всей этой сцены, сразу же сообразила, что должно было случиться. Она подскочила к Казану. Она знала, что при звёздах и при луне всегда происходит то, что обыкновенно кончается смертью, а именно – поединок за право быть мужем. С чисто женской застенчивостью, поскуливая и тихонько подталкивая его мордой в плечо и шею, она старалась вывести Казана из того утоптанного круга, в центре которого лежал лось. Его ответом было зловещее ворчание, точно гром, перекатывавшееся у него в горле. Он лёг рядом с нею и стал быстро лизать ей слепую морду и поглядывать на чужих собак.

Луна спускалась всё ниже и ниже и наконец зашла за стоявшие на западе леса. Звёзды стали бледнеть. Одна за другой они стали исчезать с неба, а затем засветилась холодная серая северная заря. На рассвете громадный пёс-вожак выскочил из ямы, которую выкопал для себя на ночь в снегу, и побежал опять к лосю. Всё время наблюдавший за ним Казан тотчас же вскочил на ноги и стал у самого лося. Оба зловеще стали кружиться вокруг трупа, опустив головы и ощетинив спины. Ездовой пёс отошёл на два или три шага в сторону, и Казан вскочил на лося и стал отдирать от него замёрзшее мясо. Он вовсе не был голоден, но этим он хотел доказать своё право на мясо и презрение к притязаниям ездового пса.

Затем он забыл о Серой волчице. Ездовой пёс тем временем, как тень, вернулся обратно, снова стал над Серой волчицей и принялся обнюхивать её шею и тело. Потом он заскулил. В этом его плаче звучали страсть, приглашение, желание дикаря, но так быстро, что глаз не успел бы уловить этого движения, верная Серая волчица вонзила ему в плечо свои острые клыки.

Что-то серое, – иначе, благодаря быстроте движения, и нельзя было назвать, как что-то серое, – молча и угрожающе вдруг прыгнуло из полумрака. Это был Казан. Он подскочил без ворчания, без лая, и в один момент он и ездовой пёс сцепились в ужасной схватке.

Четыре остальные собаки сбежались сюда же и в ожидании остановились в двенадцати шагах от дуэлянтов. Серая волчица всё ещё лежала на животе. Гигант ездовой пёс и на три четверти собака-волк сражались не так, как ездовая собака или волк. Они дрались, как полукровки, с присущими им ненавистью и злобой. Оба делали мёртвые хватки. То один уступал, то другой, и так быстро они менялись ролями, что четыре ожидавших зрителя в удивлении стояли без движения. При других условиях они давно бы уже бросились на первого из бойцов, сбросили бы его на спину и разорвали бы его на части. Таков был обычай и у волков, и у собак с примесью волчьей крови. Но теперь они стояли в стороне и в страхе ожидали исхода.

Громадный ездовой пёс ещё ни разу не испытывал поражения в драке. Его крупные предки датской породы дали ему гигантский рост и челюсти, которыми он в один приём мог разгрызть череп обыкновенной собаки. Но в Казане он встретил не только собаку и волка, но и всё лучшее, что принадлежало этим двум породам. Казан имел перед ним преимущество уже в том, что уже несколько часов отдохнул и был совершенно сыт. К тому же он дрался из-за Серой волчицы. Его клыки глубоко вонзились ездовому псу в плечо, и они оба стали медленно кружиться, а наблюдавшие за поединком собаки придвинулись к ним на шаг или на два поближе, и челюсти у них уже нервно задрожали, и их красные глаза в ожидании рокового момента засверкали. Пять раз Казан описал круг вокруг ездового пса и затем с быстротою выстрела ринулся на него и всею своею тяжестью навалился ему на бок. Это было с его стороны самым смертоносным нападением. Громадный пёс был сбит им с ног. Пока он барахтался по снегу, чтобы вскочить снова, его четыре товарища в мгновение ока набросились на него. И вся их ненависть, накопившаяся в них за целые недели и месяцы, в течение которых их зубастый вожак то и дело задавал им трёпку, теперь сосредоточилась на нём, и они буквально разорвали его в клочки.

Казан с гордостью подошёл к Серой волчице и стал рядом с ней, и она с радостным визгом положила голову ему на шею. Два раза он выдержал из-за неё смертный бой. И оба раза он остался победителем. В душевном восторге, если только у Серой волчицы была душа, она стала поднимать морду к серому небу и прижиматься всем телом к плечу Казана, в то время как до неё доносились хруст пожираемого мяса и лязг зубов ездовых собак о кости врага, которого осилил её друг и повелитель.