Текст книги "Сегун. Книга 3"
Автор книги: Джеймс Клавелл
Жанр: Зарубежные приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– А, Нага-сан! В чем дело?
– Не знаю, господин, но всем приказано идти в зал для собраний. Прошу меня извинить, но вы должны оставить мне свои мечи.
Ябу вспыхнул, возмущенный таким неслыханным нарушением этикета, но тут же поостыл, почувствовав холодную напряженность юноши и нервозность стоящей рядом охраны.
– А чей это приказ, Нага-сан?
– Моего отца, господин. Так что извините. Если не хотите идти на собрание – воля ваша, но я обязан сказать, что вам приказано явиться без мечей, и, простите, вы должны подчиниться приказу. Прошу меня простить, но я не могу иначе.
Ябу заметил, что у караульной будки, сбоку от огромных главных ворот, уже сложено много мечей. Он взвесил, чем ему грозит отказ, и, решив не искушать судьбу, неохотно оставил свои клинки в общей куче. Нага вежливо поклонился, и сбитый с толку Ябу вошел в огромную залу с окнами-амбразурами, каменным полом и деревянными перекрытиями.
Вскоре собрались все – пятьдесят старших военачальников и семь дружественно настроенных даймё из мелких северных провинций. Все были встревожены и нервно ерзали на своих местах.
– О чем пойдет разговор? – мрачно спросил Ябу, заняв свое место.
Один из военачальников пожал плечами:
– Возможно, о походе на Осаку.
Другой изучающе посмотрел по сторонам:
– Или планы изменились, а? Он собирается объявить «малиновое»…
– Извините, но вы витаете в облаках. Наш господин решил: он едет в Осаку, и все! А вы, Ябу-сама, когда прибыли?
– Вчера. Больше двух недель торчал со своими самураями в маленькой грязной деревне, Иокогаме, чуть южнее ее. Порт прекрасный, но клопы! Ужасные москиты и клопы – в Идзу таких злых сроду не водилось.
– Вы уже знаете новости?
– Вы имеете в виду – плохие? Выезжаем через шесть дней, да?
– Да. Ужасно! Позор!
– Конечно, но то, что произошло сегодня вечером, еще хуже, – мрачно изрек старый вояка. – От меня никогда не требовали оставлять мечи, никогда!
– Это оскорбление! – не без умысла добавил Ябу.
Все посмотрели на него.
– Я тоже так думаю, – нарушил общее молчание седой и суровый Сэрата Кёсио, командующий Седьмой армией. – Я еще ни разу не появлялся на людях без мечей. Я похож на какого-то вонючего торговца! Я думаю… Э-э-э… приказ есть приказ, но некоторые приказы лучше бы не отдавать.
– Совершенно верно, – поддакнул кто-то. – Что бы сделал Железный Кулак, если бы был здесь?
– Он вспорол бы себе живот, прежде чем оставить мечи! Сделал бы это сегодня же вечером на переднем дворе! – предположил молодой Сэрата Томо, старший сын Кёсио, помощник командующего Четвертой армией. – Хотел бы я, чтобы здесь был Железный Кулак! Он сразу бы смекнул, что к чему, и первым вскрыл бы себе живот!
– Я думал над этим. – Кёсио хрипло откашлялся. – Кто-то должен нести ответственность – выполнять свой долг! Кто-то должен сказать, что сюзерен – это ответственность и долг!
– Простите, но вам лучше придержать язык, – посоветовал Ябу.
– Какая польза в языке для самурая, если ему запрещено быть самураем?
– Никакой, – подтвердил Исаму, старый советник. – Я согласен: лучше умереть.
– Простите, Исаму-сан, но в любом случае это наше ближайшее будущее, – выразил свое мнение Сэрата Томо. – Мы подсадные голуби для какого-то подлого ястреба!
– Пожалуйста, придержите все же языки, – повторил Ябу, пряча свое торжество, и осторожно добавил: – Он наш сюзерен, и, пока господин Судара или совет открыто не возьмут на себя полноту власти, мы обязаны ему повиноваться.
В ответ на это Кёсио посмотрел на него, невольно пытаясь нащупать рукоятку меча:
– Что вы слышали, Ябу-сама?
– Ничего.
– Бунтаро-сан сказал, что… – начал советник.
Кёсио вежливо прервал его:
– Простите меня, пожалуйста, Исаму-сан, но что сказал или чего не сказал господин Бунтаро, не важно. Верно то, что говорит Ябу-сама. Сюзерен есть сюзерен. При всем том у самурая есть свои права, и у вассала есть свои права. Даже у даймё, не так ли?
Ябу оглянулся на него, определяя серьезность вызова.
– Идзу – владение господина Торанаги. Я больше не даймё Идзу – только управитель. – Он осмотрел огромное помещение: – Все здесь, да?
– Кроме господина Нобору, – уточнил Кёсио – речь шла о старшем сыне Торанаги, которого все не любили.
– Да, так и есть. Ничего, Кёсио-сан, китайская болезнь скоро прикончит его, и мы навсегда распрощаемся с его грязными шутками, – заметил кто-то.
– И этой вонью.
– Когда он возвращается обратно?
– Кто знает? Мы даже не знаем, почему Торанага-сама отправил его на север. Лучше бы он там и оставался.
– Если бы вы страдали подобной болезнью, то не шутили бы так.
– Да, Ябу-сан. Жаль, что он болен сифилисом. Он хороший военачальник – лучше, чем Холодная Рыба, – признал Кёсио, назвав тайную кличку Судары.
– Э-э-э, – присвистнул советник. – Это ками заставили вас распустить языки. Или саке?
– А может, китайская болезнь? – съязвил Кёсио с горьким смешком.
– Спаси меня Будда от этого! – поостерегся Ябу. – Если бы только господин Торанага передумал насчет Осаки!
– Я бы покончил с собой, если бы это его убедило, – заявил молодой человек.
– Не обижайся, сынок, но ты витаешь в облаках. Он никогда не передумает.
– Да, отец. Но я совершенно не понимаю его…
– Мы все поедем с ним? Те, кто присутствует? – осведомился Ябу немного погодя.
Исаму, старый советник, внес полную ясность:
– Да. Мы поедем как сопровождающие. И две тысячи человек в полном парадном снаряжении. Чтобы добраться туда, нам потребуется тридцать дней. Выезд через шесть дней.
– Времени не много. Не так ли, Ябу-сама? – спросил Кёсио.
Ябу не ответил. В этом не было необходимости – командующий и не ждал ответа. Все примолкли и погрузились в размышления. Открылась боковая дверь, вошел Торанага, сопровождаемый Сударой. Все принужденно поклонились, Торанага поклонился в ответ и сел лицом к присутствующим. Судара, как предполагаемый наследник, устроился немного впереди него, также лицом к остальным. Нага вошел через главную дверь и закрыл ее.
Мечи были только у Торанаги.
– Мне сообщили, что кое-кто из вас говорит об измене, думает об измене, замышляет измену, – холодно обронил он.
Никто не ответил и не двинулся с места. Медленно, неумолимо Торанага переводил взгляд с одного на другого. Все сидели без движения. Потом Кёсио заговорил:
– Могу ли я почтительно спросить у вас, господин, что имеется в виду под изменой?
– Любой, кто ставит под сомнение приказ или решение своего сюзерена, повинен в измене, – бросил ему Торанага.
Спина военачальника напряглась:
– Тогда я виновен в измене.
– Приказываю вам выйти и совершить сэппуку – сразу же.
– Я это сделаю, господин, – гордо отвечал старый солдат, – но сначала публично напомню о своем праве произнести речь перед вашими преданными вассалами, военачальниками и…
– Вы лишаетесь всех прав!
– Очень хорошо. Тогда я, как хатамото, заявляю о своей последней воле. У меня за плечами двадцать восемь лет безупречной службы!
– Говорите, но покороче.
– Я скажу, господин. – В голосе Кёсио звучал холод. – Прошу разрешения заявить следующее. Первое: поездка в Осаку на поклон к этому крестьянину Исидо – измена вашей чести, чести вашего клана, чести ваших преданных вассалов, нашим традициям и вообще бусидо. Второе: я обвиняю вас в измене и утверждаю, что вы лишаетесь права быть нашим сюзереном. Третье: я требую, чтобы вы немедленно отреклись в пользу господина Судары и достойно ушли из жизни или обрили голову и удалились в монастырь – это как вам будет угодно. – Военачальник чопорно поклонился и снова сел на землю.
Все ждали, затаив дыхание: невероятное вдруг стало реальностью. Торанага резко бросил:
– Так чего вы ждете?
Кёсио внимательно посмотрел на него.
– Ничего, господин. Прошу извинить меня.
Его сын собрался встать.
– Нет! Я приказываю тебе оставаться здесь! – отчеканил старик. Он в последний раз поклонился Торанаге, встал и с большим достоинством покинул зал. Многие нервно задвигались, но всеобщее волнение и шум снова были перекрыты хриплым голосом Торанаги:
– Может, кто-то еще хочет обвинить меня в измене? Кто осмеливается нарушить бусидо? Кто решится пойти против сюзерена?
– Прошу простить меня, господин. – Исаму, старый советник, произнес это совершенно спокойно. – Но я вынужден сказать, что, собираясь в Осаку, вы изменяете вашим предкам.
– В тот день, когда я поеду в Осаку, вы покинете эту землю.
Седой человек вежливо поклонился:
– Да, господин.
Торанага безжалостно оглядел всех присутствующих. Кое-кто заерзал под его пронизывающим взглядом и поднял на него глаза. Самурай, который много лет назад утратил желание воевать, обрил голову, ушел в буддийские монахи и теперь был гражданским чином, безмолвствовал во власти страха, который он отчаянно пытался скрыть.
– Чего вы боитесь, Нумата-сан?
– Ничего, господин. – Тот опустил глаза.
– Хорошо. Тогда пойдите и совершите сэппуку: вы – лжец, и ваш страх отравляет здесь воздух.
Нумата всхлипнул и спотыкаясь побрел к дверям. Ужас охватил присутствующих. Торанага смотрел и ждал. Воздух стал плотным, слабое потрескивание факелов в наступившей тишине казалось неестественно громким. Судара повернулся к отцу и поклонился – он знал, что это его долг, что на нем лежит ответственность.
– Пожалуйста, господин, можно мне почтительно сделать заявление?
– Какое заявление?
– Господин, я считаю, что нет… что здесь больше нет изменников и что больше не будет из…
– Я не разделяю твоего мнения.
– Пожалуйста, простите меня, господин, вы знаете, я повинуюсь вам. Мы все повинуемся вам. Мы стремимся только к лучшему.
– Что лучше – мне решать. Что я решу, то и есть самое лучшее.
Судара беспомощно поклонился в знак согласия и умолк. Торанага, казалось, забыл о нем, его речь, как и его взгляд, была непреклонна:
– Ты больше не будешь моим наследником.
Судара побледнел. Торанага ослабил напряжение, повисшее в воздухе, словами:
– Я здесь сюзерен. – Он выждал минуту, затем в полной тишине встал и с надменным видом покинул залу собраний, дверь за ним закрылась. Каждый беспомощно пытался нащупать несуществующую рукоятку меча, но никто не покинул своего места.
– Сегодня… Сегодня утром я слышал от нашего главнокомандующего, – заговорил наконец Судара, – что господин Хиромацу будет здесь через несколько дней. Я хочу… Я буду говорить с ним. Молчите, будьте терпеливы, храните верность нашему сюзерену. А сейчас давайте пойдем и отдадим последние почести господину Сэрате Кёсио.
Торанага поднимался по лестнице. Одиночество поглотило его. На самом верху он остановился и на мгновение припал к стене, тяжело дыша. В груди его разливалась боль, он попытался растереть грудину, чтобы хоть немножко ослабить резь.
– Это только нехватка физических упражнений, – пробормотал он, – только слабость, вот и все.
Отдохнув, он тронулся дальше.
Он ясно и безжалостно сознавал: опасность велика. Измена и страх заразительны, и то и другое следует искоренять в зародыше без всякой жалости. И все равно ты не можешь быть уверен, что вырвал крамолу с корнем. Да, игра, которую он затеял, не детская забава. Слабый – пища для сильного, сильный – добыча для очень сильного. Если бы Судара публично заявил, что берет власть в свои руки, он, Торанага, был бы бессилен что-либо сделать. Пока не ответит Дзатаки, ему остается только ждать.
Он закрыл и запер дверь, подошел к окну: внизу его военачальники и советники расходились по домам. Город за стенами крепости лежал почти в полной темноте, луна едва проглядывала сквозь облака и туман, ночь была спокойная, глухая. Ему казалось, что с небес на него опускается его судьба.
Глава пятидесятая
Блэкторн в одиночестве грелся на утреннем солнышке в углу сада перед гостевым домиком, строил воздушные замки, позабыв о словаре, который держал в руках. День был прекрасный, безоблачный – первый такой за много недель – и пятый с тех пор, как он последний раз видел Торанагу. Все это время капитан провел в стенах замка, не имея возможности видеть Марико, навестить свой корабль или команду, посмотреть город, поохотиться, проехаться на лошади. Раз в день он плавал в одном из крепостных рвов вместе с самураями и убивал время, обучая плаванию и нырянию тех, кто этого не умел. Но ожидание не становилось легче.
– Простите, Андзин-сан, но сейчас все в том же положении, – успокоила его Марико вчера, когда он случайно встретил ее в замке. – Даже господин Хиромацу вынужден ждать. Вот уже два дня как он приехал, а все еще не видел господина Торанагу. К нему никого не допускают.
– Но это важно, Марико-сан. Я думал, он понимает, что дорог каждый день. А нельзя ли передать ему письмо?
– О да, Андзин-сан, это как раз просто. Вы только напишите. Если скажете мне, что хотите передать, я напишу для вас. Все, кто хочет получить аудиенцию, вынуждены писать ему – таков теперь порядок. Пожалуйста, потерпите – ничего другого не остается.
– Тогда, пожалуйста, попросите его о встрече. Я буду признателен…
– Не беспокойтесь, я сделаю это с удовольствием.
– Где вы сейчас? Уже четыре дня, как я вас не видел.
– Пожалуйста, извините меня, но я должна столько всего переделать. Это… Я уже с ног валюсь: столько приготовлений…
– Что происходит? Весь замок вот уже целую неделю гудит словно потревоженный улей.
– Ох, простите, все прекрасно, Андзин-сан.
– Да? Извините, но командующий одной из армий и важный сановник совершили сэппуку во дворе перед главной башней. Это нормально? Господин Торанага затворился от всех, заставляя приближенных ждать без видимых причин. Это в порядке вещей? А что с господином Хиромацу?
– Господин Торанага – наш повелитель. Все, что он делает, правильно.
– А вы, Марико-сан? Почему я не вижу вас?
– Прошу извинить меня, но господин Торанага приказал мне предоставить вас вашим занятиям. Я сегодня навещу вашу наложницу, Андзин-сан, но не должна навещать вас.
– Почему он возражает против наших встреч?
– По одной причине, мне кажется: чтобы заставить вас говорить только на нашем языке. Это продлится всего несколько дней, не так ли?
– Когда вы едете в Осаку?
– Не знаю. Я думала выехать три дня назад, но господин Торанага еще не подписал мой пропуск. Я уже договорилась о носильщиках и лошадях и ежедневно отдаю подорожную на подпись письмоводителю, но ее всегда возвращают со словами: «Принесите завтра».
– Думаю, я отправлюсь в Осаку морем. Он не говорил, чтобы я взял вас с собой?
– Да-да, говорил, но… Ну, вы, должно быть, уже поняли, Андзин-сан, с нашим сюзереном никогда ничего не знаешь заранее. Он меняет свои планы.
– Он всегда был такой?
– И да, и нет. После Ёкосэ он охвачен… как бы это сказать?.. меланхолией, что ли? Да, меланхолией. И стал совсем другим. Да, он теперь другой.
– С тех пор как мы пересекли Первый мост, вы тоже во власти меланхолии и совсем другая. Я вижу: вы теперь совсем другая.
– Первый мост был концом и началом, Андзин-сан. Помните наш уговор?
– Да. Пожалуйста, извините меня.
Она печально поклонилась и пошла, а потом, отойдя на безопасное расстояние, не поворачиваясь, прошептала: «Ты…» Эхо этого слова еще долго витало в коридоре вместе с запахом ее духов…
За вечерней едой Блэкторн попытался расспросить Фудзико. Но она также не сообщила ничего интересного – то ли не знала, то ли не могла, то ли не хотела объяснить, что творится в крепости.
– Додзо гомэн насай, Андзин-сан.
Спать он отправился раздраженным: его бесила проволочка и невозможность проводить ночи с Марико. Досада усугублялась сознанием того, что она рядом, а Бунтаро уехал из города. И это «ты…» говорило, что ею владеет столь же сильное желание. Несколько дней назад он отправился к ее дому под предлогом, что нуждается в помощи с японским. Самурай из охраны выразил сожаление: Марико-сан нет дома. Он поблагодарил и вяло побрел к главным южным воротам в надежде увидеть океан. Но земля была такая плоская, что ему не удалось разглядеть пристани, хотя, казалось, он различал вдалеке высокие мачты своего судна…
Океан притягивал его. Величавая вода, дальний горизонт, таинственная глубина… Так хотелось вновь почувствовать кожей дыхание попутного ветра, который омывает тебя, вынуждает щуриться, оставляет привкус соли на языке. Под ногами кренится палуба. Рангоут и снасти потрескивают и стонут под давлением парусов, которые время от времени издают радостный хлопок, когда крепкий бриз меняет направление на румб или два.
И свобода… Она куда важнее всего остального. Свобода идти куда хочешь при любой погоде и при первом желании. Свобода стоять на юте и быть вершителем судеб, как Торанага здесь.
Блэкторн взглянул на верхушку замковой башни: солнце отражалось в причудливо изогнутых карнизах черепичной кровли. Он не заметил наверху никакого движения, хотя и знал, что каждое окно ниже самого верхнего этажа тщательно охраняется.
Колокола пробили, отмерив очередной час. Середина часа лошади, самый полдень.
Он засунул словарь в рукав, радуясь, что наступило время первой настоящей еды. Сегодня это был рис со слегка обжаренными креветками, рыбный суп и маринованные овощи.
– Не хотите ли еще, Андзин-сан?
– Спасибо, Фудзико-сан. Да, пожалуйста, рису. И немного рыбы. Хорошо, очень… – Он поискал в памяти японское слово со значением «восхитительно» и произнес его несколько раз, чтобы запомнить: – Да, восхитительно, восхитительно.
Фудзико была обрадована:
– Спасибо. Эта рыба – с севера. На севере вода холоднее, понимаете? Она называется курима-эби.
Блэкторн повторил название и постарался удержать его в памяти. Когда он кончил есть, Фудзико налила чаю и вынула из рукава сверток.
– Здесь деньги, Андзин-сан. – Она показала ему золотые монеты. – Пятьдесят кобанов. Это сто пятьдесят коку. Они вам не потребуются? На моряков. Простите, вы меня понимаете?
– Да, спасибо.
– Пожалуйста. Достаточно?
– Да, думаю, что да. Где вы их взяли?
– Главный… у Торанага-сама… – Фудзико пыталась найти способ объяснить проще. – Я пошла к важному человеку у Торанага-сама. Главному. Как Мура, понимаете? Не самураю – просто казначею. Расписалась за вас.
– Ах, понятно. Спасибо. Мои деньги? Мои коку?
– О да.
– Этот дом, еда, слуги… Кто платит?
– О, я плачу. Из ваших… из ваших коку за один год.
– А этого достаточно? Достаточно коку?
– О да. Да, думаю, что хватит, – уверила она.
– А почему беспокойство? Вы выглядите обеспокоенной.
– О, прошу меня простить, Андзин-сан. Я не обеспокоена. Не беспокоюсь…
– Болит? Ожоги?
– Не болит. Смотрите… – Фудзико осторожно поднялась с толстой подушки, которую приказал принести для нее Блэкторн. Она встала на колени прямо на татами, не выказывая никакого неудобства, потом опять опустилась на пятки и устроилась на подушке поудобнее. – Вот, все хорошо.
– Э-э-э, очень хорошо, – порадовался он за нее, – покажите-ка, ну?
Она осторожно встала и подняла подол, обнажив ноги сзади: рубцовая ткань не лопалась, нагноений не было.
– Очень хорошо, скоро будет похоже на кожу новорожденного, правда?
– Спасибо, да. Мягкая. Благодарю вас, Андзин-сан.
Он обратил внимание, что ее голос слегка изменился, но ничего не сказал. Этой ночью он не отпустил ее…
Она была ничего себе – не более того. У него не осталось приятных воспоминаний, радостной усталости. «Плохо, – подумал он, – но не так чтобы очень…»
Прежде чем уйти, она встала на колени и поклонилась, потом положила руки ему на лоб.
– Я благодарю вас от всей души. А теперь, пожалуйста, усните, Андзин-сан.
– Спасибо, Фудзико-сан. Я посплю позже.
– Пожалуйста, усните сейчас. Это мой долг и доставит мне большую радость.
Прикосновение ее руки было горячим и сухим и не доставило ему никакого удовольствия. Тем не менее он сделал вид, что заснул. Она ласкала его неумело, хотя и с большим терпением, потом тихонько ушла в свою комнату. Оставшись один и радуясь этому, Блэкторн подпер голову руками и лежал так, глядя в темноту и вспоминая…
Он принял решение насчет Фудзико по дороге из Ёкосэ в Эдо.
– Это ваш долг, – внушала ему Марико, лежа в его объятиях.
– Я думаю, это было бы неправильно. Вдруг у нее родится ребенок? А я поплыву домой и вернусь обратно через четыре года. Бог знает, что может случиться за это время. – Он помнил, как вздрогнула при этом Марико.
– Ох, Андзин-сан, это так долго.
– Ну, три года. Но ты поедешь со мной. Я возьму тебя с собой.
– Ты обещаешь, милый? Ничего такого не произойдет, правда?
– Ты права. Но с Фудзико может приключиться столько неприятностей. Я не думаю, чтобы она хотела от меня ребенка.
– Вы этого не знаете. Я не понимаю вас, Андзин-сан. Это ваш долг. Она может не доводить дела до беременности, правда? Не забывайте: она ваша наложница. Вы покроете себя позором, если не будете спать с ней. В конце концов, Торанага лично приказал ей прийти в ваш дом.
– Почему он это сделал?
– Я не знаю. Не важно. Он приказал. Значит, и для нее, и для вас это самое лучшее. Это хорошо, правда? Она с честью выполняет свой долг. Прошу меня извинить, вам не кажется, что и вы должны выполнить свой?
– Хватит читать наставления. Просто любите меня, и все.
– Как мне любить тебя? Как сегодня учила Кику-сан?
– Как это?
– Вот так…
– Это очень хорошо, даже очень хорошо…
– Ох, я забыла, пожалуйста, зажгите лампу, Андзин-сан. Я хочу кое-что показать вам.
– Потом, сейчас я…
– Ох, пожалуйста, извините меня, это надо сейчас… Я купила для вас… Это книга об искусстве любви. Картинки очень смешные…
– Я не хочу сейчас смотреть книгу!
– Простите меня, Андзин-сан, но, может быть, одна из картинок возбудит вас. Как можно научиться делить изголовье без книги по этому делу?
– Я уже возбужден…
– Но Кику-сан сказала, что нет лучшего способа выбрать позу. Их всего сорок семь. Некоторые кажутся удивительными и очень трудными, но она утверждает, что важно попробовать все… Почему вы смеетесь?
– Вы смеетесь – почему бы мне тоже не посмеяться?
– Но я смеюсь потому, что вы хихикаете и я чувствую, как трясется ваш живот, а вы не даете мне встать. Пожалуйста, позвольте мне встать, Андзин-сан!
– Ах, но вы не сможете так сесть, Марико, моя любимая. Нет такой женщины в мире, которая могла бы так сесть.
– Но Андзин-сан, пожалуйста, вы должны дать мне встать. Я хочу показать вам.
– Хорошо. Но если это…
– Ох, нет, Андзин-сан, я не хотела… Вы не должны… Вы не можете просто оставить меня… Пожалуйста, пока не надо… Ох, пожалуйста, не оставляй меня… Ох, как я люблю тебя так…
Блэкторну пришло в голову, что Марико во время любви возбуждала его больше, чем Кику, а Фудзико не с кем и сравнивать. А Фелисити?..
«Ах, Фелисити, – подумал он, сосредоточившись на этой своей заботе. – Я, должно быть, сошел с ума, что любил Марико и Кику. И все-таки… Если быть честным, она не может сравниться даже с Фудзико. Та хоть была чистой. Бедная Фелисити… Я никогда не посмею сказать ей этого, но у меня мурашки идут по спине, когда я вспоминаю, как мы совокуплялись, словно пара горностаев, в сене или под грязными одеялами. Теперь я многое знаю лучше. Теперь я могу научить ее. Но захочет ли она учиться? И как мы сможем стать чистыми, оставаться чистыми и жить в чистоте? Мой дом – это грязь на грязи, но там моя жена и мои дети, и я им принадлежу».
– Не думайте о том доме, Андзин-сан, – прошептала Марико сразу же, как только над ним опустились сумерки воспоминаний. – Настоящий дом здесь, другой далеко. Реальность здесь. Вы сойдете с ума, если будете искать ва в таком невозможном положении. Слушайте, если вы хотите мира, то должны научиться пить чай из пустой чашки. – Она показала ему как. – Вы думаете, что в чашке реальность, вы думаете, что там чай – бледно-зеленый напиток богов. Если вы предельно сосредоточитесь… О, учителя дзен могут вам это показать, Андзин-сан. Это так трудно – труднее всего, и так легко. Как бы мне хотелось показать вам… Тогда все в мире давалось бы вам, чего ни попросишь. Даже самые недостижимые дары. Такие, как совершенное спокойствие.
Он пробовал много раз, но никогда не мог вкусить жидкости, которой нет.
– Ничего, Андзин-сан. Потребуется очень много времени, чтобы научиться, но когда-нибудь вы сможете.
– А вы можете?
– Редко. Только в часы печали или одиночества. Но вкус несуществующего чая, кажется, придает смысл жизни. Это трудно объяснить. У меня получалось раз или два. Иногда вы достигаете ва с одной попытки.
…Сейчас, лежа без сна в темноте, он зажег свечу и сосредоточился на маленькой фарфоровой чашке, которую дала ему Марико и которую он теперь все время держал у своей постели. Он бился целый час, но так и не смог очистить сознание. Неизменно одна за другой начинали появляться все те же мысли: «Я хочу уехать и хочу остаться. Я боюсь возвращения и боюсь не вернуться. Я ненавижу и желаю. А еще есть эта… Если бы дело касалось меня одного, я бы не уехал, пока… Но здесь замешаны и другие, а они не эта, и я давал клятву капитана: „Перед лицом Господа нашего обязуюсь вести корабли и с Божьей помощью привести их обратно“. Я хочу Марико. Я хочу увидеть земли, которые мне дал Торанага. Мне нужно остаться здесь и насладиться плодами моего везения еще некоторое время. Да, но есть еще долг, и он превыше всего…»
На рассвете Блэкторн знал, что, хотя решение вроде бы снова отложено, на самом деле он все решил. Окончательно.
«Помоги мне Бог, в первую и последнюю очередь я все же капитан!»
Торанага развернул клочок бумаги, который получил через два часа после рассвета. Послание от его матери было очень простым:
«Ваш брат согласен, сын мой. Его письмо, подтверждающее это, будет выслано сегодня с гонцом. Господин Судара и его семейство должны прибыть в течение десяти дней».
Торанага сел, вдруг ослабнув. Голуби вспархивали со своих насестов, потом снова усаживались. На голубятню проникало ласковое утреннее солнышко, хотя ветер снова нагонял дождевые облака. Собрав все силы, даймё заторопился вниз по ступенькам в свои покои.
– Нага-сан!
– Да, отец?
– Пошли за Хиромацу. После него приведи моего письмоводителя.
– Да, отец.
Старый военачальник явился сразу же. Суставы его ныли после долгого восхождения по лестнице, тем не менее он низко поклонился, по обыкновению держа меч в руках. Лицо его казалось свирепее, старее и решительнее, чем когда-либо.
– Добро пожаловать, старый дружище!
– Спасибо, господин. – Хиромацу поднял на него глаза. – Я опечален, увидев на вашем лице отпечаток всех тягот мира.
– А я опечален тем, что видел и слышал вокруг одну измену.
– Да, измена – ужасная вещь.
Торанага заметил, как всматриваются в него непримиримые глаза старика.
– Ты можешь говорить свободно, друг мой.
– Вы знали, что я здесь? – Хиромацу был мрачен.
– Прошу простить, что заставил тебя подождать.
– Извините, что я беспокою вас. Чему вы радуетесь, господин? Пожалуйста, сообщите мне, какое будущее ожидает ваш дом. Это ваше окончательное решение – ехать в Осаку, склониться перед навозной кучей?
– А ты знаешь за мной привычку принимать окончательные и бесповоротные решения?
Хиромацу нахмурился, осторожно выпрямил спину, чтобы облегчить боль в плечах.
– Я знаю, что вы терпеливы, решительны и всегда выигрываете. Вот поэтому и не могу понять того, что происходит сейчас. Не похоже, чтобы вы сдались.
– Разве судьба государства не важнее моего будущего?
– Нет.
– Исидо и другие регенты все еще законные правители страны согласно завещанию тайко.
– Я вассал Ёси Торанага-но Миновара и не признаю иных правителей.
– Хорошо. Послезавтра – день, выбранный мною для отъезда в Осаку.
– Да, я слышал.
– Ты будешь командовать эскортом, Бунтаро – тебе помогать.
Старый военачальник вздохнул:
– И это мне известно, господин. Но, вернувшись сюда, господин, я поговорил со старшими советниками и командующими.
– Да, ну и каково же их мнение?
– Что вам не следует оставлять Эдо. Что ваши приказы необходимо временно отменить.
– Кому?
– Мне. Моими приказами.
– Это то, чего они хотят? Или это то, что ты решил?
Хиромацу положил меч на пол, поближе к Торанаге, и, оставшись беззащитным, прямо посмотрел на него:
– Пожалуйста, извините меня, господин, я хотел спросить вас, как мне следует поступить. Долг, казалось бы, велит мне взять на себя командование и не допустить вашего отъезда. Это вынудит Исидо сразу же двинуться на нас. Мы, конечно же, проиграем, но это, видимо, единственный достойный путь.
– Но глупый, правда?
Серо-стальные брови Хиромацу сошлись к переносице:
– Нет. Мы умрем в бою, с почетом. Мы выиграем ва. Канто проиграет войну, но у нас в этой жизни не будет другого господина. Сиката га най.
– Я никогда не радовался бессмысленной гибели моих людей. Я не проиграл ни одной битвы и не вижу причин изменять своим привычкам.
– Потерпеть поражение в бою не позор, господин. Разве сдаться лучше?
– Так вы все сговорились?
– Господин, прошу меня извинить, я разговаривал только с отдельными людьми и рассматривал дело исключительно с военной точки зрения. Нет никакой измены или сговора.
– И все-таки ты прислушался к заговорщикам.
– Прошу меня извинить, но, если я дам свое согласие как ваш главнокомандующий, тогда это будет уже не изменой, а законной государственной политикой.
– Принимать решения без вашего сюзерена – измена.
– Господин, известно много случаев, когда сюзерена смещали. Это делали вы, Города, тайко – мы все творили вещи и похуже. Победителей не судят.
– Вы решили свергнуть меня?
– Я прошу вас помочь мне принять решение.
– И это говорит единственный человек, которому я верил!
– Клянусь всеми богами, я просто хотел оставаться самым преданным вашим вассалом. Я только воин и желал бы выполнить свой долг перед вами. Я думаю только о вас. Я заслужил ваше доверие. Если это поможет вам – возьмите мою жизнь. Если это склонит вас к бою, я с радостью отдам мою жизнь, жизнь моего рода, сегодня, при всех или в уединении, как вы пожелаете. Разве не так поступил наш друг Кёсио? Простите, но я не понимаю, почему должен позволить вам одним махом перечеркнуть всю жизнь.
– Так ты отказываешься выполнять мои приказы и возглавить эскорт, который послезавтра отправится в Осаку?
Облако закрыло солнце, и оба они взглянули в окно.
– Скоро опять будет дождь, – заметил Торанага.
– Да, этот год выдался дождливым. Если дожди вскоре не прекратятся, весь урожай погибнет.
Они посмотрели друг на друга.
– Ну?
Железный Кулак спокойно произнес:
– Я прошу вас, господин, отдать мне приказ сопровождать вас послезавтра в Осаку.
– Поскольку это противоречит мнению всех моих советников, я принимаю их и твой совет и откладываю свой выезд.
Хиромацу опешил:
– Так вы не уезжаете, господин?
Торанага рассмеялся. Теперь можно было сбросить маску – он снова стал самим собой:
– Я никогда и не собирался ехать в Осаку. Не так уж я глуп.
– Что?
– Согласие, изъявленное мной в Ёкосэ, было уловкой, чтобы выиграть время, – дружелюбно объяснил Торанага. – Этот дурак Исидо клюнул на приманку: он ожидает меня в Осаке через несколько недель. Заглотнул ее и Дзатаки. И ты, и мои храбрые недоверчивые вассалы – все поймались. Без особых усилий я выиграл время – целый месяц, – поверг Исидо и его грязных прихвостней в смятение. Я слышал, они уже передрались между собой за Канто. Его обещали и Кияме, и Дзатаки.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?