Текст книги "Охотник"

13

Рой выжидал удобного случая, чтобы предложить товарищам отправиться в обратный путь. Наступил февраль, и скоро пора было прекращать всякую охоту. Он разобрал все свои меха и упаковал их, сознавая, что больше ему не поднять ни одной шкурки. С едой было туго, припасы были на исходе, и они питались почти исключительно мясом. К тому же вокруг них в заповеднике стало явственно ощущаться опасное присутствие других людей. Уже несколько раз прямо над головой у них появлялся маленький гидроплан. Все, казалось, было подготовлено для решающего сигнала Роя к выступлению, но удобного случая не представлялось.

Мэррей опять куда-то скрылся, а к Зелу невозможно было подступиться. Этот человечишко узнал, что для Роя не секрет его подвиги отравителя. К тому же Рой подозревал, что Зел предполагает довести свой пушной тайник до таких размеров, чтобы ему можно было частями выдаивать его в течение будущего лета и осени. Зел был так поглощен созданием этого потайного склада, что теперь и не заикался о том, чтобы спешить с уходом из заповедника. Он поборол даже свой страх перед присутствием посторонних в заповеднике и угрюмо пользовался неповторимой возможностью разом отыграться за многие годы неудач. Рой не находил в себе силы ни порицать, ни торопить Зела. Он не мог мешать человеку, который яростно боролся с силой обстоятельств.

И все же тревога Роя все усиливалась.

Он знал, что рано или поздно, как только поблизости окажутся пушные обходчики или лесники, их присутствие будет обнаружено. И Мэррей только способствовал этому. В его отсутствие крупнокалиберная винтовка давала о себе знать громко и часто, и Рой начинал уже думать, что лес навсегда поглотил Сохатого. Рой решил, если Сохатый вскоре не вернется, уходить без него, даже без них обоих, если понадобится.

Но вышло так, что именно Зел и заставил их сняться с места.

В отсутствие Мэррея Рой, вдобавок к облову бобров, обычно обходил теперь и его западни на звериных тропах, и на одной из таких троп настиг его Зел. Стоял сильный, режущий мороз, и продрогший Рой присел, чтобы кое-как закусить куском холодной лосятины, сдобренной остатками маринованных помидоров из банки Джин.

– Рой! – задыхаясь прошептал Зел. – Рой, иди скорей, взгляни сам. Лопни мои глаза, если сейчас двое каких-то чертей не прокладывают тропу по склону. Идем на вершину. Иди скорей!

Дожевывая лосятину, Рой шел за Зелом к ближайшей вершине, обрывистому пику с площадкой наверху. Зел осторожно вполз на площадку и показал Рою на освещенный солнцем пологий склон, на котором, по его словам, он видел не то две, не то три человеческие фигуры.

– Послушай, Зел, – сказал Рой. – Ну как ты мог что-нибудь разглядеть на таком расстоянии? А может быть, это была просто олениха с детенышем?

– Двуногая олениха! – съязвил Зел.

– На таком расстоянии что угодно могло показаться!

– Потерпи, сам увидишь, – сказал Зел. – Если они действительно прокладывают тропу, они появятся на том же склоне, но повыше. Подожди, погляди…

Рой покончил с лосятиной и стал следить за далеким склоном. На нем была сотня открытых полос между купами сосен, и на каждой из них могли появиться люди, пробивавшие тропу. Если они появятся на этом склоне, в пяти милях отсюда, значит, они уходят на юг, но Рой пока еще не очень доверял сообщению Зела.

– Смотри, – прошептал Зел и чуть было не подпрыгнул от возбуждения. – Смотри вон на ту открытую полоску между сухими кленами. Смотри!

– А ведь ты прав, – сказал Рой, потому что он ясно различил две крошечные черные фигурки: определенно это были люди. Они шли гуськом, высоко поднимая ноги, и по этому даже на таком расстоянии можно было безошибочно сказать, что они человечьей породы.

– И ни тот, ни другой не Мэррей, – сказал Зел. – Слишком малы оба.

– Может быть, это как раз те браконьеры, – вслух предположил Рой, но он знал, что это не так.

– Обходчики! – взвизгнул Зел и пригнулся к земле. Одна из фигур подняла руки, словно поднося бинокль к глазам. – Обходчики или лесники! – повторил Зел. – Нам надо сматываться.

– Надо посмотреть, что они будут делать, – быстро возразил Рой и удержал Зела. – Посмотрим, куда они пойдут. Может быть, уйдут на юг.

Пока они говорили, человечки поднялись на вершину и стали осматриваться, потом повернули на сорок пять градусов и пошли назад, на северо-запад. Рой мгновенно обернулся, стал вглядываться в северные хребты и скоро увидел то, что и ожидал увидеть.

– Вон там еще двое, – сказал он Зелу и показал на севере еще две фигурки, которые на мгновение появились на хребте. – Видишь, что они делают? – спросил он Зела. – Четверо их проходят всю местность зигзагами. Они прочесывают участок за участком не хуже лесников. Да, Зел, пора сматывать удочки. Идем в хижину – и ходу.

– Как же Сохатый? – спросил Зел.

– А ты знаешь, где он сейчас?

– Нет, но надо попытаться найти его. И как быть с капканами?

– Бросить. Нам некогда мешкать, если они пойдут в нашу сторону. Идем отсюда, и скорей. – Рой уже притаптывал снег своими короткими резиновыми сапогами, выбрасывая вперед руки, чтобы их вес увлекал его вперед.

– Если мы уйдем без Сохатого, – вприпрыжку поспевая за Роем, говорил Зел, – он того и гляди влопается. Надо поискать его или как-нибудь предупредить.

– Если ты вздумаешь предупреждать его выстрелами, – сказал Рой, – вся эта свора мигом навалится на нас. Сохатый, должно быть, уже сам заметил этих законников. Идем… Скорее!

– А, по-моему, все-таки надо дать несколько выстрелов.

При Рое был его винчестер, но он решительно повторил свое «нет».

– Подожди, вот выберемся из хижины в лес – тогда другое дело, – сказал он. – Будем на тропе, тогда стреляй сколько вздумается.

Рой прибавил шагу, стараясь идти по низинам и не дожидаясь Зела. За собой он оставлял протоптанную тропу, по которой Зелу легко было идти следом.

– И куда девался этот Сохатый? – спрашивал себя Рой, подходя наконец к хижине и зная, что не покинет ее, не сделав какой-нибудь попытки найти Мэррея или предупредить его. – И куда пропал этот бродяга?

А бродяга тем временем был в хижине, смахивал с полок пустые банки, срывал со стен шкуры, одежду и разное снаряжение. Он уже почти закончил этот разгром и занят был дележкой остатков хлеба, чая и сахара.

– Я так и думал, что вы скоро явитесь, – спокойно сказал он Рою. – А где Зел?

– Идет. Ты видел этих молодчиков?

– Само собой. Я их два дня выслеживал. Сегодня утром я проскочил прямо у них под носом. Ну, вы собрались? – Мэррей набивал свой мешок кое-какой одеждой. – Помоги мне спустить весь этот хлам в озерко, – сказал он.

Рой помог ему отнести к проруби замерзшего озерка целый ворох пустых жестянок, ведро, бутылки, котелок, горшки, испорченные капканы, пустые патронные коробки. Они связали веревкой все эти предательские улики их присутствия и, затопив в проруби, вернулись в хижину, где уже собирался в путь подоспевший, наконец Зел.

– Когда же ты соизволил вернуться? – спросил он у Мэррея.

– Не так давно, – сказал Мэррей.

– Почему же ты раньше не пришел за нами? – допытывался Зел.

– О черт! – сказал Мэррей. – Это что, очередная порция уксуса? Придержи ее про себя, не то стукну по голове прикладом. Я очищал хижину. Я знал, вы и сами заметите, что эти следопыты слоняются по лесу.

Мэррей был раздосадован, но он вовсе не так досадовал и спешил, как стремился это показать. Он преспокойно уселся и принялся менять носки, пока его спутники быстро кончали укладку одежды, бритвенных принадлежностей, одеял, провизии и мехов.

– Знаете, что можно было бы сделать? – сказал Мэррей, неторопливо и со знанием дела свертывая папироску. – Можно было бы найти здесь в лесах надежное местечко и залечь там, пока не уберутся отсюда эти законопослушные холуи.

– Залегай на здоровье! – отрезал Рой.

– А какой смысл покидать заповедник, пока мы не исчерпали всех его возможностей, – сказал Мэррей. – В лесу этим молодчикам нас не найти. Они и мимо этой хижины, вероятно, пройдут и не заметят.

– Может быть, – сказал Зел. – Но с меня хватит, Мэррей. С меня хватит!

У Роя все было собрано и готово. Мэррей помог ему взвалить на спину тяжелый груз. Помогая Зелу, он захохотал, когда тот зашатался под непомерной ношей.

– Малость пожадничал, – сказал он Зелу.

– Что ты говоришь? – подозрительно вскинулся Зел, но ответа не последовало.

Потом Рой помог взвалить мешок Мэррею.

– Можешь оставаться, если тебе угодно, – сказал Рой, – но я сейчас чувствую себя, как загнанная лисица. Мне надо оставить между собой и обходчиками как можно больше пространства. Так что в путь. Идем!

Мэррей тщательно притворил за собою дверь, а Рой проверил наружную кладовку, нет ли там провизии. Ее осталось у них очень мало, по расчетам Роя – на три дня, не больше.

– В какую сторону мы пойдем? – в последний момент спросил Зел.

– Можно пройти этот лес, а потом податься на север, – сказал Мэррей.

– На север? – спросил Рой. – С какой стати на север?

– Туда путь свободен, Рой.

– Свободный путь в никуда, – отозвался Рой. – Я иду на юг.

– Нет смысла выходить из лесу на юг, – возражал Мэррей. – Там нас поджидает половина всех обходчиков заповедника, и они сядут нам на шею, как только мы появимся.

– Он прав, Рой, – сказал Зел, – не упрямься. Мы можем оторваться от этих обходчиков, если сразу же пойдем на север. Там найдется сотня пунктов, в которых мы можем выйти из леса и оставить их в дураках.

– Ну, выйдешь ты из леса, – сказал Рой, – а дальше что? Как ты рассчитываешь тогда попасть в Сент-Эллен? Они же загородят все дороги.

– Сент-Эллен? – сказал Мэррей. – А какого черта нам возвращаться в Сент-Эллен?

– Ты с ума сошел, возвращаться туда сейчас! – поддержал его Зел.

– Может быть, – сказал Рой и не стал объяснять им, что север означает для него новую угрозу одиночества. Его спутники были уже отлучены от Муск-о-ги, им терять было нечего. Но Рой знал, что для него единственная надежда – это вернуться на свой участок и затем в Сент-Эллен так, чтобы никто и не заподозрил, что он был в заповеднике. Уйди он на север, и ему понадобятся месяцы отсиживания и всяких уверток, чтобы пробраться обратно в Сент-Эллен, а за это время наверняка обнаружится его преступление. К Мэррею и Зелу это не относится, они и без того уже только тени людей. Но если он, Рой, сейчас же не вернется в Сент-Эллен, инспектор, конечно, догадается, что дело неладно. Значит, это был вопрос безопасности – но не только. Решение его было твердо. Надо идти на юг, опасно это или нет, все равно. Он должен вернуться к своему собственному существованию. Должен. Он должен жить в собственной хижине, с ее привычным укладом, с твердой уверенностью, которую она ему давала, с общественным долгом, который она возлагала на него. За рекой рядом должны быть Скотти и Самсон, а там, за лесом, должен быть Сент-Эллен. Он должен вернуться и встретиться с Энди. Он знал и это, даже когда, стиснув зубы, шел на риск быть пойманным, прорываясь на юг. Но он должен был выбрать этот путь и прорваться мимо подстерегающих его обходчиков.

– Идите на север, если вам угодно, – повторил он. – А я иду домой.

Они снова принялись его убеждать, но становилось слишком опасно застревать в лесу, который уже начали прочесывать два патруля. Мэррей не понимал решения Роя, но это его не касалось. Зел пригляделся к Рою и, казалось, на мгновение что-то понял. Была у него самого даже минута колебания, а потом возникло смутное, но явное сожаление, что он не может идти с Роем.

– Если доберешься, – сказал он Рою, – как-нибудь дай знать моей старухе, что я тоже подамся домой, как только разделаюсь с этим мехом. Скажи ей, что на это понадобится мне несколько месяцев.

– Хорошо, Зел, – сказал Рой.

– А на будущий год вернешься сюда? – спросил Мэррей.

– Трудно сказать, Сохатый, – неуверенно ответил Рой, – но с тобой-то я, безусловно, повидаюсь.

– Может быть, – засмеялся Мэррей. – Может быть.

Рой махнул им рукой, и его ружье при этом звякнуло затвором. Потом он пустился вниз по склону пробивать свою последнюю тропу по белой каемке озера Фей. Он предполагал, что пока еще никого из них не заметили. Это означало преимущество во времени перед возможными преследователями. Он глянул в ясное небо в тщетной надежде на снежок, который припорошил бы его следы, но при такой погоде, – а она могла простоять еще много дней, – он знал, что оставит за собой отчетливый след, след двух человеческих ног, который трудно скрыть в этой свежезанесенной снегом стране. Он уже принял решение идти на запад, к Серебряной реке, вместо того, чтобы взять сразу прямо на юг, к угодьям Скотти. Он рассчитывал, что если до Серебряной реки его не настигнут, он может спокойно идти вдоль ее русла до самого Муск-о-ги. Поэтому он повернул на запад.

– Хотят поймать, так половить придется, – проворчал он, прилаживая на лбу головной ремень, и с этими словами начал поход, который должен был стать последним испытанием для его крепких ног, последним вызовом запутанным обстоятельствам и человеческому закону, словом, – его итоговым вызовом судьбе.

Он чувствовал себя в относительной безопасности, пока держался лесистых долин, но скоро ему пришлось выйти на открытое место, чтобы пересечь один хребет, а потом и следующий. Он все время старался идти, заслоняясь от преследователей очередным гребнем, и был уверен в том, что не упустит ни одной возможности, которую давали ему его сметка и сноровка, как вдруг его потрясло появление еще двух людей. Они появились с совершенно неожиданного направления и шли по противоположному склону долины. Он припал к снегу в тени скалы, но мешок его высоко выдавался над снегом, и Рой, наблюдая за ними, чувствовал себя словно парализованный страхом тетерев. Они были так близко, что он различал их лица, и, без всякого сомнения, это были пушные обходчики. У них были форменные брюки, кожаные куртки и все снаряжение обходчиков. Они его еще не заметили, но ему нельзя было двинуться с места раньше, чем они отойдут хотя бы на полмили. Осторожно поворачивая голову, он осматривался по сторонам, пока не увидел другую пару того же патруля. Идя зигзагами, они вместе с товарищами густо прочесывали всю местность, как это делал и первый патруль.

Вторая пара была так далеко, что Рой едва мог их различить, но все же в одном из них он угадал пушного инспектора из Сент-Эллена. Тот же объемистый живот, та же тяжелая, но уверенная и быстрая походка – все это очень напоминало инспектора из Сент-Эллена. Рой не был вполне уверен, но и от того, что он увидел, кровь молотком застучала ему в виски. Он все еще не мог двинуться с места, потому что первая, ближняя пара не сходила с гребня, но когда она, наконец, стала спускаться, заходя ему за спину, он потихоньку перебрался через гребень и начал быстрый спуск, используя и свой вес и вес своего груза, с отчаянной яростью приминая снег и зная, что вот-вот патруль пересечет его следы – и тогда-то и начнется настоящая погоня.

14

Низко нагнув голову и выпрямив спину, он набирал скорость, как медленно нарастающий шторм, добиваясь максимума, неизменного и на склонах, и по долинам, и через лес, и вдоль хребтов. Он знал, что никто не сможет померяться с ним в одиночку, но ему приходилось соревноваться с техническим превосходством преследователей: они были лучше снаряжены для преследования, чем он для бегства. Прежде всего, четверо на одного, а это было почти решающим обстоятельством, когда надо было пробивать тропу. Рою приходилось, не сбавляя хода, самому протаптывать себе тропу, по большей части лыжами. А четверо преследователей могли делать это по очереди, давая отдых трем остальным. Уже это преимущество лишало Роя надежды продержаться больше двух-трех дней: после этого, если только не начнется снегопад, они наверняка настигнут его.

– Да что же ты, снег! – сказал он, на мгновение поднимая к небу натруженную лямкой голову.

Но в небе не было ни облачка, и Рой включил и погоду в число своих врагов, презирая и ясное небо, и застывшую морозную безмятежность.

Рой ни разу не остановился, не оглянулся. Он взял на строгий учет медленно текущий поток своего времени. Чтобы не уступить ни шага преследователям, ему надо было выжать из каждой минуты все укладывающееся в нее пространство, каждый шаг, слежавшийся снег, строго рассчитанный головокружительный спуск по крутому обрыву. Никто бы не мог настичь его в одиночку, и он хотел использовать это единственное свое преимущество как единственный шанс на спасение.

До высокого водораздельного хребта между озером Фей и Серебряной рекой он еще тешил себя надеждой, что оба патруля не заметили его следов и, может быть, даже вовсе и не гонятся за ним. Но те несколько минут, которые он позволил себе пробыть на гребне, чтобы отдышаться и осмотреться, показали ему с полной очевидностью, что след его обнаружен и погоня началась.

Он знал и другое их преимущество. У них были полевые бинокли, а ему приходилось напрягать зрение на непосильные для глаза дистанции, и не только чтобы найти их, но и чтобы еще раз проверить, гонится ли за ним его друг и недруг – инспектор, или это только случайное сходство, не более. И опять он не мог решить наверняка, и снова шел вперед, угнетенный самой неясностью положения. Если среди них не было инспектора – это была просто отчаянная гонка с представителями закона. Но если это был действительно инспектор из Сент-Эллена – тогда Рой соперничал не только с законом. Это была прямая схватка с единственной силой, которая могла отнять у него все – не только по закону, но и как ставку двадцатилетней борьбы, из которой Рой до сих пор выходил победителем. «Когда это кончится?» – спрашивал себя Рой. Он только что преодолел опасность оторваться от людей в этом заповеднике, а теперь оказалось, что он избежал ее лишь для того, чтобы вести новую битву все в той же войне. Когда это кончится? Тогда, когда он вернется? Когда укроется в своей охотничьей хижине или дома в Сент-Эллене? Или там все начнется снова? Неужели Энди в конце концов одержит над ним победу? Его ум работал так же быстро, как его короткие крепкие ноги, делая один тяжелый шаг за другим и передвигаясь вперед, но без какой-то определенной конечной цели.

– Где же ты, снег, где ты, полярная вьюга? – взывал он.

Но погода стояла по-прежнему ясная, и к ночи он узнал наверняка, что они идут по его следу. К этому времени он был слишком измотан, чтобы укрываться, и лег в своем спальном мешке на первом же свободном от снега местечке среди скал. Он жадно поел холодного горошка прямо из банки, запив его зеленой гороховой жижицей. Всю провизию он уложил в мешке сверху, но часть провалилась на дно, и сейчас он попытался прикинуть, на сколько ему хватит еды.

При величайшей экономии – дня на три, решил он. Три дня величайшей экономии и постоянный голод.

Еще не совсем рассвело, а он уже был в пути и к полудню переправился через Серебряную реку. Дважды он видел позади себя людей, но они были далеко и отставали все больше. За ночь их преимущество свелось на нет, потому что с наступлением темноты им, так же как и ему, пришлось остановиться. Кроме того, они не могли срезать расстояния, потому что, не зная в точности, куда направляется Рой, не могли ни угадать, ни рассчитать его маршрута. Им просто приходилось идти по его следу и, может быть, ждать прибытия самолета.

Небо могло принести Рою и величайшую опасность и величайшее облегчение, и он неустанно следил за ним. Во-первых, в предвидении самолета, который мог обнаружить его и сразу погубить. Во-вторых, в надежде на снегопад, который прикрыл бы его следы и дал бы возможность повернуть на юг и добраться домой. Пока не начался снегопад, он не смел поворачивать на юг и тем самым открыть им свою конечную цель. Ему приходилось держать на запад, на запад от Серебряной реки, даже на северо-запад от нее; делая огромный круг, он надеялся убедить преследователей, что хочет достичь стоянок лесорубов, которые были разбросаны в районе лесоразработок на северо-западе отсюда, в соседнем округе.

Переправившись через Серебряную реку, он покинул границы заповедника, но это не спасало его от опасности. Более того, это создавало добавочную опасность: теперь он был в совершенно незнакомой ему стране, среди хребтов и гор, долин и лесных массивов, где никогда не бывал. Держать правильное направление ему теперь помогал только маленький компас в петличке, а ориентироваться – только собственное чувство местности. Вся надежда была на то, что если они знали этот край и обычные маршруты, то он, Рой, понимал местность. Он понимал ее, как человек, который всю жизнь накапливал случайные наблюдения над неровностями земной коры. Мимоходом поглядывая по сторонам, он мог представить себе, какие подъемы и спуски ожидают его впереди, на еще не известном ему участке. Он мог догадываться о направлении складок и хребтов и неожиданных глубоких долин, и на это накладывалась странная картина земли под землей, представление о дикой силе, скрытой под этими гранитными склонами, о корчах и судорогах, в которых рождалась эта страна и которые, насколько это представлял себе Рой, еще могут повториться и переродить ее. Диковинная это была временами страна, снеговая постель спящих гигантов, страна, которой Рой готов был восхищаться, пока она не обратится против него.

Он ушел далеко, слишком далеко на запад, и решил рискнуть и поохотиться. Ему нужна была еда, потому что запасов осталось всего на два дня. Преследователи все равно знали, где его искать. Звук выстрела им не поможет и не подстегнет их. Рой застрелил двух зайцев и куропатку, и вечером, под укрытием большой сосны, развел костер. Он поджарил всю добычу, съел сколько мог, а остальное спрятал на завтра. Потом растопил немного снега в котелке и вскипятил чай. Подкрепившись, он был готов к испытаниям следующего дня.

А снег все не шел.

Рою теперь казалось, что вся природа против него. Он знал, что дальше на запад идти нельзя, оттуда ему уже не пробиться к своей хижине, потому что преследователи будут и впереди и сзади. Он выискивал на хребте обнаженные склоны, где бы пропал его след, где он мог бы повернуть к югу; но ветра было недостаточно, чтобы сдуть снег с хребтов, и самое большое, что он мог сделать, – это волочить за собой пихтовую ветку, чтобы хоть немного сгладить следы. Он пробовал и другие уловки, хотя они отнимали у него время: например, петлять, а потом тщательно заметать следы метров на пятьдесят. Он жертвовал на эти уловки драгоценное время, но в своем отчаянном стремлении уйти от погони хватался за любое средство.

В том, насколько бесполезны его уловки, он убедился, когда, выйдя на открытое место, сейчас же услышал выстрел и увидел, как пуля ударилась о скалу немного ниже его. Он видел и человека, который дал этот предупредительный выстрел. Это был тот, дородный: сам инспектор или его двойник, человек, которого Рой теперь страшился более всего остального.

– Ну где же снег?! – кричал Рой небу.

Небо было серое, но морозное, и мороз весь день крепчал. Рой чувствовал это потому, что был изнурен и постоянная испарина охлаждала его тело, замерзая в белье. Только двигаясь, он развивал в теле достаточно тепла, но как только останавливался, его трясло, знобило, он терял последние силы, и, видимо, приближалось время, когда преследователи его настигнут.

Его охватило острое чувство ненависти к морозу, и окружающей тишине, и к глубокому снегу, который хватал его за ноги и предавал врагу. Он ненавидел каждый подъем, который требовал добавочных усилий, и каждый лес, который преграждал ему относительно легкий путь по равнине. Он все чаще подумывал, не бросить ли ему все добытые им меха, не облегчить ли свой груз до предела. Но то же, что заставляло его двигаться вперед, приковывало этот груз к его спине. В этом грузе мехов было оправдание всего, и бросить хоть часть его именно теперь – значило слишком во многом признаться, хотя бы себе самому. Разум подсказывал ему спрятать меха, а потом вернуться за ними летом. Но что бы ни говорил ему разум, он знал, что, оставив здесь эти меха, он никогда за ними не вернется, что он потеряет один из стимулов к бегству. Меха в мешке за спиной были не просто деньгами – это было напряжение всех сил и победа над насмешкой природы, которая, обратившись против него, равнодушной рукой придерживала снегопад и потворствовала его врагам. Он ненавидел небо, скалы, деревья, озера, оленей, каждый день перебегавших ему дорогу, дикобраза под деревьями, скунса на его звериной тропе, лису и ее следы на снегу, рысь, волка и рыжую болтушку белку. Вся страна стала его врагом, и в смертельном изнеможении он готов был ненавидеть ее до конца.

А потом он едва не заплакал от гнева, когда услышал и увидел голубой гидроплан. Гидроплан не был похож на малиновку, как самолет Лосона, нет, это была тяжеловесная утка, с противным гудящим звуком, мощная машина, которая то спускалась совсем низко, то взмывала ввысь, выискивая его, так что он старался идти только лесом в тщетной надежде спрятаться, тщетной потому, что все равно для ориентировки ему приходилось выбираться на открытые места. Она легко обнаруживала его и со свистом кружила над ним, но уже начинало смеркаться, и Рой снова нырял в лес и отрывался надолго, так что ей пришлось улететь на ночевку до темноты, и Рой выиграл еще один день для победы или поражения.

– Ну вот, наконец, и одолел меня друг-инспектор! – горько усмехнулся Рой.

Он посмеялся над другом-инспектором и сделал то, на что инспектор никогда бы не решился. Когда стемнело, Рой продолжал свой путь. Это был риск, на который не пошел бы в здравом уме ни один лесовик. Ходьба по такой местности в темноте была опасна не только сама по себе (оступившись, тут на каждом шагу можно было сорваться и свернуть себе шею), она была опасна тем, что, раз за разом забирая все влево, можно было легко прийти именно туда, где угрожала наибольшая опасность. Это была ходьба вслепую, без всяких ориентиров, напролом, через все хребты и долины. Это была ходьба на ощупь, когда полагаешься только на инстинкт и на компас – на это безнадежное сочетание противоречивых импульсов. Рой так устал за этот ночной переход, что сон казался ему единственным, чего мог пожелать человек. Ноги у него подкашивались, и он дорогой ценой платил за сомнительное преимущество оторваться от погони максимум на пять-шесть миль. Но сейчас это был для него единственный шанс, и он скользил и падал в темноте, упорно идя на запад, все еще не решаясь свернуть на юг, все еще ожидая снегопада, который должен ведь когда-нибудь начаться.

Четыре мили оказались ему не по силам, и, не пройдя и трех миль, он уже свалил свой тюк на снег и потянул из него спальный мешок, решив, что утром не сделает ни шагу. Пусть его приходит, инспектор. Будь что будет. Побарахтался и хватит. Легко желать убежища Сент-Эллена, когда оно достижимо, но теперь он на это уже неспособен. Слишком дорогая плата за позор, который его ожидает. Нет, хватит! И он разрешил себе великую роскошь: больше не надо будет думать о Сент-Эллене, встречаться с Энди, не придется претерпеть все то горькое и мучительное, что уготовано ему в конце этого пути. Завтра инспектор может пожаловать и взять его; завтра он готов принять все: бремя жизни, поражение, которое ее облегчает, и ее конец.

Последним усилием он развернул спальный мешок и, едва забравшись в него, уже спал в предельном изнеможении.